Читать книгу Праздники - Роман Михайлов - Страница 2

Мне было семь лет. Отец разбудил рано утром и сказал, что мы едем в зоопарк «смотреть животных». Я встал, оделся, что-то съел, мы вышли, сели в автобус.

Отец довольно поглядывал то на меня, то на сидящих в автобусе. Казалось, он хотел рассказать, куда мы едем.

Приехали на железнодорожную станцию. Зашли в электричку. Час до города. Доехали, сели еще в один автобус. Оказалось, перепутали маршрут: в городе слишком много всякого транспорта, и просто так нельзя сесть и доехать куда надо. Вернулись, снова сели, снова поехали. Всего дорога заняла часа три с половиной. А когда подошли к зоопарку, он оказался закрыт. Был какой-то хозяйственный день, дворник у ворот объяснил, что в такие дни никого не пускают. Отец подошел к закрытому окну рядом с воротами, постучал кулаком. Никто не отозвался. Мы простояли там минут десять, после чего из внутренней будки вылез недовольный человек, подошел к воротам с той стороны и сказал, чтобы мы уходили. Отец попросил нас пустить: в виде исключения. Человек рассмеялся и пригрозил, что вызовет милицию, если еще раз услышит, что кто-то стучится.

Мы пошли обратно – к автобусной остановке. Видно было, что отец сильно расстроился. Я попытался как-то его успокоить, сказал, что не особо и хотел в зоопарк, что лучше вернуться домой. Когда подъехал автобус, отец не пошевелился, остался стоять и смотреть в воздух. Мне даже стало не по себе. Говорил ему что-то, а он не реагировал. Мне этот зоопарк вообще не нужен. Мы уже ездили в прошлом году – там скучно, неинтересно. Стоят измученные животные, глядят через решетки, надо ходить мимо них и кивать типа «это пеликан», «это аист», «это еноты».

Сколько мы так простояли… Затем отец молча взял меня за руку и решительно повел обратно. Мы пошли вдоль высокого забора к трехэтажным желтым домикам. В одном из окон был курящий человек. Отец сказал, чтобы я попробовал пролезть под забором. Я без труда это сделал, лег спиной на асфальт и, как перемещающийся боком червяк, проник в заветное место. А когда отец попробовал сделать то же самое, он застрял. Я схватил его за руку, потащил к себе. Человек в окне заулыбался. Видимо, нечасто он наблюдал такое. Я потянул еще сильнее, наклоняясь всем весом назад. Отец сказал, что всё-всё-всё, не тащи, никак, надо снять куртку. После этого все получилось – мы оказались в зоопарке. В запачканной одежде. Ехали и приехали. Можно ходить и смотреть.

К отцу вернулось прежнее настроение, он принялся водить по рядам, показывать пальцем на разных животных, хохотать. Вот этот опасный, такой вцепится в руку, и все – нет руки. Этот опасный, а тот нет, этот откусит руку, а тот – ногу. Тот похож на коллегу по работе – стоит с открытым ртом, смотрит, а изо рта течет слюна. Этого облепили мухи, они стали для него как подвижная кожа, то отделяющаяся от тела, то снова возвращающаяся на место.

Я тоже сделал вид, что это радостно и интересно, – не хотелось его расстраивать. Все эти дрожащие хорьки, облезлые грустные лошадки, вылезающие из мутной воды головы, выпученные в никуда глаза. Какое же это бессмысленное и нелепое занятие – «смотреть животных».

Начался дождь, видимость потемнела. Похоже на то, как смотришь через грязное стекло или пленку от диафильма. Животных и до этого было мало, а из-за дождя и остальные спрятались. Показалось, что я это где-то видел, может, и во сне: мы приходим в пустой зоопарк, разглядываем клетки без животных. Ходим, показываем пальцем на пустые места и хохочем от радости.

Было крайне неуютно: не знал, как сказать, как предложить пойти обратно. Уже посмотрели животных, сами грязные и мокрые, лучше поехать домой. Пойдем снова пролезем под забором, сядем на автобус, затем на электричку, еще раз на автобус, окажемся дома? Я не успел ничего сказать. На одной из дальних дорожек появился человек – видимо, работник зоопарка. Отец присел под деревом и махнул мне, чтобы я сделал то же самое. Человек прошел мимо, нас не заметив. Мы встали и пошли, оглядываясь. Вдруг появились другие люди, тоже по виду рабочие. Они нас точно заметили и крикнули что-то в нашу сторону. Отец схватил меня за руку, и мы побежали. Отец перепрыгнул через небольшой заборчик, протянул руки, перенес меня. Мы оказались за заграждением. Кто там обитал – непонятно. Явно не кто-то хищный, если можно было так просто туда забраться. Мы подбежали к деревянной постройке, зашли внутрь. Отец поглядел через вырезанное окно на дорожку, сказал, чтобы я спрятался, что они сейчас начнут нас искать.

Не припомню, когда видел отца таким счастливым. У него блестели глаза, он смеялся, поглядывал на меня, указывая видом, что наступает настоящее интересное приключение. А я прекрасно понимал, что сейчас будет. Приедет милиция, а потом уже непонятно. Нас заберут и посадят в тюрьму – или только его, а меня куда-нибудь отвезут. При том что мы ничего плохого не сделали, просто пришли смотреть животных. А зачем забрались сюда? Спрятались от людей.

Отец сказал, что скоро нас окружат, нужно будет выходить из окружения по одному, у него с собой пара автоматов и гранаты, он возьмет огонь на себя, а я должен буду бежать в другую сторону. Если бы мне было лет пять, я бы, наверное, обрадовался такой игре, но тогда я уже четко понимал, что отец говорит что-то не то. Попросил его пойти обратно, пока не приехала милиция. Отец недовольно посмотрел и ответил, что просто так не сдастся, пусть попробуют нас отсюда выкурить, пусть применяют слезоточивый газ, мы сможем оказать сопротивление. И еще мы им скажем, что проход к нам заминирован.

Мне стало страшно. Не из-за возможных последствий, а из-за того, что с отцом что-то случилось. Когда ехали сюда, планировали просто погулять по зоопарку, а теперь мы – мокрые и грязные, в конуре каких-то животных, сидим и ждем, когда нас окружат. Я плюхнулся на землю и заплакал. Отец, увидев мое состояние, подошел, взял за руки и сказал, что… я даже не понял, что он сказал. Он говорил про ощущение момента, про обстоятельства, про судьбу, про предсказуемость жизни. Только я ничего не понял.

Мы попали в оцепление. Здесь пески, вертушки, минами отрывает ноги, в воздухе хлесткий свист – звук пролетающих пуль. Надо дождаться ночи: когда они уснут, мы сможем выйти. Надо понять, где расставлены снайперы. Хотя редко кто погибает от прямой пули, чаще от осколков. А еще мы заняли чье-то жилье. Даже не знаем, какой породы этот зверь и как он отреагирует на нас, когда вернется. Может, это большая птица: она придет, засунет нос в свой дом, увидит нас и удивится. Мы ее сделаем разведчиком, пошлем следить за обстановкой, объясним, что лучше с нами, чем с ними.

Здесь холодно и сыро. У отца глаза тоже мокрые, и не понять отчего – то ли от дождя, то ли от радости.

Нас заметили, начали нам кричать. Отец выкрикнул в ответ, что мы так просто не сдадимся, что мы вооружены. Дальше все было как в больном сне. Отец смеялся, что-то объяснял, я плакал. Прибежали люди в форме – даже не понял, милиция ли это, – повалили отца. Один из них резко взял меня за руку и вывел наружу.

Там, за жилым кварталом, начинается сплошной лес. А за лесом ничего нет – так кажется. Проезжаешь местность и оказываешься в пустоте. Ходишь на ощупь. Там могли бы построить новый город или завод, занять место деятельностью. А ничего не сделали. Все осталось как есть. Как есть – это дышащая тихая природа, без людей.

Автобус туда ходит раза четыре в день. Запрыгивают сжавшиеся, как зимние утки, пассажиры, прилипают к окнам и качаются час-полтора.

Там интересно ночью. Темная лесная дорога. Дождь без ветра и шелестящие деревья – густые и плотные, сквозь них не пройти. Если там оказаться, сразу можно сгинуть – никто не найдет. Эта плотность дремлет, как гигантское живое существо с мокрой кожей. И дорога пустая, сырая, скрытая.

Дальше круглый поворот, и то, что за ним, – не видно.

Что там произошло?

Сначала высветилась дальняя сторона, а затем мягко и почти бесшумно, следуя за своими лучами, возникла машина. Она остановилась на повороте. Наверное, в этих местах никто никогда не останавливался и вообще не предполагалось человеческое присутствие. Вышел человек, встал в дожде. Начал шептать и мокнуть.

У меня вполне цивильная машина, дорогая и ухоженная. В багажнике лежит все, что надо. Я все приготовил.

Интересное состояние. Могу стоять там и мокнуть, а могу смотреть на себя со стороны, рассказывать: «вышел человек».

Утром я приеду в пустую местность. Там ворота, дальше мелкие домики, рассыпанные как клюква. Пять лет назад приезжал туда и думал, что больше не вернусь. Они называют это место «психиатрическим пансионатом» – реально же это какая-то духовка. Ходишь, смотришь, и внутри все сдавливается, будто выкачивают внутренний воздух. Ты был надут, как резиновая кукла, походил там и сморщился.

Будет утро, я приду. Вчера созвонился с врачом, он разрешил его забрать покататься. Мы поедем куда-нибудь. Конечно, он будет молчать, а я буду говорить и за себя, и за него. Ну, как дела? Да ничего. У тебя как? У меня тоже. Как на работе? На какой работе? Ну ты же где-то работаешь? Где-то, да. Нигде. Здесь на повороте что-то не так: кажется, можно выйти и раствориться – никто не найдет. Будем стоять, мокнуть, уменьшаться. Тело растопится дождем. Останется пустая машина с зажженными фарами посреди шипящего леса. Будут искать в лесу с фонариками, а мы туда и не заходили, растворились прямо на дороге. А почему не приезжал так долго? А что, вот я приеду, вот мы сядем, я это проговорю, уеду, затем еще раз приеду, что-то скажу, уеду. И буду снова и снова без толку приезжать, что-то рассказывать, показывать фотографии. Или что?

Утром я приехал, мне помогли запихнуть его инвалидную коляску на заднее сиденье, самого завели и посадили рядом. Мы поехали. Ну что, как дела? Куда едем? Так, покатаемся, посмотрим природу. Сегодня выходной, отвезу тебя в одно место.

Я специально выбрал этот день: знал, что зоопарк будет закрыт. Мы подъехали со стороны трехэтажных домов. Достал сумку из багажника, протолкнул под забором, сложил коляску, но она не прошла – тогда перекинул ее рядом, в той части, где забор пониже. Она со звоном упала на землю, покосилась, как подбитая лошадь. Ну давай, снимай куртку, полезли. Вот мы и в зоопарке, сейчас пойдем смотреть животных.

Коляска не разбилась, осталась вполне рабочей. Я его посадил, покатил по местам, стал показывать на животных, называть их. Он запрокинул голову назад, посмотрел на меня. А что смотреть: мы приехали, погуляем, отдохнем. Здесь никого нет, сегодня все закрыто, хозяйственный день. Здесь тихо и хорошо, почти как на кладбище. Ходишь, смотришь животных.

Подошли к клеткам с тиграми. Такой за руку как схватит – и нет руки. Зубы белые, лицо злое. Можно его подразнить, просунуть руку, посмотреть, успеет ли наброситься.

Появился человек: видимо, рабочий. Внимательно посмотрел на нас, затем подошел, спросил, кто мы такие. Ответил ему, что специальная программа по работе с инвалидами, нам разрешили в хозяйственные дни здесь гулять, с администрацией все согласовано. Человек послушно покивал, пошагал дальше.

Подошли к дальним загородкам. Тем самым. Он резко дернул головой, его глаза заиграли. Ну а что ты думал? Просто будем здесь гулять и смотреть животных? Нет, полезли. Давай, прыгай туда, не бойся – чего нам бояться. Оставили коляску, я потащил его к дальнему домику. Вместе с сумкой.

Сели у окна. За двадцать лет ничего там толком не изменилось. Я раскрыл сумку, достал два калаша и лимонки. По мирным не будем стрелять, только в воздух, война есть война, не мы ее начали, это обстоятельства. Нам нужно продержаться сутки, потом придет подмога, наши уже на подходе, в штабе всё знают. Выйдем из оцепления – начнется новая жизнь. Давай радоваться и предвкушать. Как думаешь, где они расставят снайперов? Скорее всего, в тех дальних клетках, за деревьями. А там опасная высота, когда прибудут наши, надо ее занять. Хорошо, что есть забор, это будет граница нашего города. Главное – сутки. Дальше все пойдет. Спасибо. Хорошо.