Читать книгу Это просто эхо - Роман Олегович Бобза - Страница 3

В понедельник, не выспавшись, я приехал в университет к первой паре. Показал охраннику у парадного входа студенческий билет, попал в фойе, по ступеням поднялся на третий этаж. У стенда с расписанием пар стояла толпа. Студенты гудели, как потревоженный улей. До звонка оставалось три минуты. Я протиснулся сквозь толпу, нашёл свою группу и запомнил, в какой кабинет нужно идти.

Прошёл по коридору к кафедре. Дверь триста четвёртого кабинета была распахнута. За длинными партами сидел восемь студентов. У окна я заметил Роба. Тот что-то рисовал в большом блокноте. Мистер Пибоди, так Роб называл этот блокнот. Бог его знает, почему. Стол преподавателя был пуст.

Я вошёл в кабинет, сел за парту, где сидел Роб. Кивнул ему. Он кивнул мне и вернулся к рисованию. По плечу меня кто-то похлопал. Я обернулся и удивился: за мной сидел Ремизов. И видеть его на первой паре было непривычно. Он никогда не приезжал так рано.

– Слушай, у тебя конспекты за пятницу есть?

– Есть.

– Дай списать. Я заплачу.

– Сколько? – спросил я.

– По сотне за конспект каждого предмета. По рукам?

Он был с деньгами. Это было видно по его одежде и отношению к жизни. Он думал, что всё можно купить. Мне нужны были деньги.

– По рукам, – сказал я.

Прозвенел звонок. Прошла минута, две. В кабинет вбежала Ленка, в спешке окинула взглядом аудиторию и рухнула на стул рядом со мной.

– Привет, – сказала она с улыбкой.

– Привет.

Она была в белом сарафане с маленькими синими цветами. Похоже, синий цвет она обожала.

В этой аудитории мы пробыли три пары. Когда началась большая перемена, мы с Ленкой собрались в столовую. Позвали Роба, но он сказал, что не может, и ушёл. В столовой выстроилась огромная очередь. Можно было пойти в ещё две торговые точки в университете, торгующие едой. Но мы решили подышать свежим воздухом и купить еды в закусочной.

У ларька мы остановились, купили четыре слойки с грибами и два маленьких пакетика с томатным соком. Сесть было негде. Мы вернулись на территорию университета, свернули влево и попали в курилку – небольшую площадку под липами, где стояли скамейки. Одна скамья была не занята. Мы сели. Рядом толпились другие студенты, ели, курили, слушали музыку.

Я был очень голоден и, только съев полторы слойки, посмотрел на Лену.

– Ну как ты? – спросил я.

Она улыбнулась, пожала плечами.

– Вроде бы хорошо. А ты?

– Нормально. Что делала в воскресенье?

– К родителям уже не успела. Просто спала, – она поправила волосы.

– На этих выходных поедешь к родителям?

– Да. Нужно постирать одежду. Ты хочешь снова позвать меня в гости?

– Сегодня – нет. А в среду – да. Очень.

– Ты хитрец.

Я засмеялся.

– Есть немного. Слушай, ты можешь постирать у меня. Без дураков. Постираешь, высушишь вещи. Можешь даже переночевать у меня.

Ленка насторожилась.

– Ты снова хочешь секса. – сказала она.

– Поверь мне. Просто в общежитии… не очень. Можем чего-нибудь приготовить.

– Без секса?

– Без.

– Я не согласна.

Она сбила меня с толку. На мгновение я даже забыл, что ем.

– Мне послышалось…

– Нет, не послышалось.

Лена перешла на шёпот.

– Я снова хочу.

Я не врал. Я действительно хотел помочь и не хотел секса.

После того, как пары закончились, мы с Леной поднялись в её комнату в общежитии. Она собрала вещи для стирки и как можно скорее мы покинули общежитие. Заскочили в канцелярский магазинчик, где я сделал ксерокопию лекций для Ремизова. Ремизов ждал меня у автобусной остановки в чёрном «BMW». Отдав лекции, я получил деньги. Ремизов уехал.

Не знаю, что так удивило её. Когда мы приехали ко мне, то заправили вещи в стиральную машину.

– Что будем готовить? Может, макароны с сыром? – спросил я.

– Почему бы и нет.

Мы приготовили макароны и поужинали. Вещи постирались, и мы повесили их сушиться.

Сидели в комнате, пили чай. В углу комнаты стояла стопка книг. Ленка наклонила голову, прочитала названия на корешках книг.

– Так любишь читать? – спросила она.

– Иногда.

Лена поднялась с дивана.

– Пойдём со мной.

Я поставил чашку на пол, поднялся и пошёл следом. На пороге туалета Ленка остановилась.

– Хочешь посмотреть?

– Что?

– Как я… хожу по-маленькому.

Я опешил.

– Не хочу.

– Почему? – спросила она, приподняв ногу и кокетливо согнув её в колене. Её розовая пятка почти коснулась попы. В глазах плясали искры.

– Боюсь, тоже захочу. По маленькой, – засмеялся я.

– Вот дурак! Ну, хочешь?

– Правда этого хочешь? – спросил я. Её уловки я уже научился понимать и знал, что когда она спрашивает человека, на самом деле хочет сама. – Я ведь не извращенец.

– Зато я извращенка.

– Смотри: я себя в штанах держать не собираюсь, – усмехнулся я.

Мы вошли в туалет. Она спустила трусики и села на унитаз.

– Возьми меня за грудь.

Упираться было бесполезно. Смеясь, я положил ладонь на её грудь.

– Можешь побыстрее, – сказал я.

– А что такое? – спросила она тем же игривым тоном. – Уже встал?

– В туалет хочу.

Она с досадой хлопнула меня по животу, поднялась и натянула трусики.

– Романтики от тебя не дождёшься, – буркнула она.

– Завязывай с порно, тебя говорю, – засмеялся я. – Уморила.

Она, притворно сердясь, вытолкнула меня из туалета и закрыла дверь.

Дел никаких не было. Чтобы не тратить время впустую, я достал конспект по фонетике и принялся читать. Лена напевала какую-то мелодию.

В дверь постучали. Я отложил книгу, встал и подошёл к двери. Услышал, как в ванной Лена перестала петь.

– Кто? – спросил я.

– Дима, – ответил знакомый голос.

Я распахнул дверь и поздоровался с соседом.

– Здоров, – он пожал мне руку. – Что на выходных делаешь?

– Вроде ничего. Учиться, наверное, буду. Самообразованием заниматься. А что?

– Мы собираемся в пятницу вечером в поход. Давай с нами. Ночуем в лесу. Места я знаю.

– У меня только рюкзак есть, – сказал я. Подумал, что дел на выходных нет. – А что нужно?

– Спальники, «пенки», палатки есть. Обувь есть крепкая?

Я кивнул.

– Хорошо. А одежда? – спросил Дима.

– Думаю, найдётся. Что с едой?

– Бери, что хочешь. Каждый несёт для себя. Мы обычно берём тушёнку, сухую рыбу, крупы, макароны, чай, сало. Дашка берёт орешки и сухофрукты.

– Давай в четверг пересечёмся и уже определимся со временем отъезда.

– Хорошо, – ответил Дима. Развернулся и пошёл к своей двери.

Всё лучше, подумал я, закрыв дверь. Лучше, чем сидеть и смотреть в пустоту.

Дверь ванной был открыта, и на её пороге стояла Ленка.

– Что-то случилось? – спросила она. У неё был обеспокоенный вид. Похоже, нашего разговора она не слышала.

– Всё в порядке. В горы собираемся. Что будешь делать на выходных?

Ленка поджала нижнюю губу:

– Не знаю. К родителям поеду, скорее всего. Соскучилась по ним.

– Хочешь, можем пройтись.

– Не стоит, – ответила она. Сложила крест-накрест руки на груди, потёрла плечи.

– Замёрзла? Давай сварю тебе бульон.

Она улыбнулась.

– Лучше включи музыку. Иначе я умру от скуки.

Я засмеялся. Вошёл в комнату, включил ноутбук.

– Есть у меня песня для тебя, – сказал я и включил «O Children» Ника Кейва и Bad Seeds.

Ленка зашла в комнату, положила полотенце на диван и подошла ко мне. Протянула руку, и я сжал её ладонь и поднялся со стула.

– Грустная песня. Иди сюда. – сказала она. Мы отошли от стола. Лена положила руки мне на плечи. Я взял её за талию. Мы покачивались в такт музыке, смотрели друг на друга.

– Знаешь, я не хочу уезжать сегодня, – сказала она.

– Оставайся. Не хочу, чтобы ты уезжала. – прошептал я.

– Спасибо.

Она прикоснулась губами к моей щеке. Мне хочется её чем-то порадовать, чем-то удивить, вдруг понял я. На улице солнце ползло к вечеру.

Когда песня закончилась, я сказал ей идти за мной и надеть куртку.

– Зачем? – спросила она. В голосе промелькнули нотки радостного удивления.

– Увидишь.

Мы вышли в коридор. Я запер квартиру, взял Лену за руку. Мы пошли к лифту. Вызвали, и он поднял нас на двенадцатый этаж. Мы вышли и свернули на лестничный пролёт. Поднялись к решётке, пресекающей доступ на чердак.

– Мы что, на крышу? – удивилась Ленка.

– Да. Держи, будешь светить, – я дал ей телефон. Она направила луч света на замок. Вскрыл замок проволочкой, вытащил из петель. Отворив решётку, мы стали подниматься.

– Ты только не пугайся, – сказал я. – Там могут быть голуби или коты. Хорошо?

– Хорошо, – прошептала она.

Преодолев два пролёта, мы подошли к небольшой двери, которая выходила на крышу. Дверь была не заперта.

– Аккуратно иди за мной. Ничего не бойся.

Я отворил тяжёлую железную дверь и вышел на крышу. Солнце коснулось брюшком розового горизонта. До края крыши – четыре метра. Я вышел из надстройки. Лена пошла за мной. Мы обогнули надстройку и остановились в центре площадки, покрытой серым шершавым рубероидом. Бросив на него балахон, я сказал Лене:

– Садись.

Мы сели лицом к солнцу и долго смотрели, как пунцовый закат тает в небе, будто малиновое мороженое.

Когда стемнело, мы спустились на двенадцатый этаж. Заперли решётку тем же хитрым способом и на лифте спустились на мой этаж.

Мы молчали. Слова были лишними сейчас. Я вымыл руки, ушёл на кухню. Достал из холодильника тушку цыплёнка, разрезал на кусочки. Болгарские перцы разрезал на лепестки. Сложил всё это на противень и отправил запекаться. Лена пришла на кухню.

– Давай посмотрим что-нибудь весёлое.

– Давай.

– Есть хочу.

– Придётся подождать минут сорок.

– Хорошо.

Пока готовился ужин, мы посмотрели несколько серия «Блудливой Калифорнии». Потом поели и легли спать.

Обычно среди ночи я просыпался редко. Позже, после этого странного происшествия, я думал, что просто что-то почувствовал подсознанием. Сколько времени было, когда я проснулся среди ночи, не знаю. Знаю, что Ленка заснула сразу же, как мы легли, а я некоторое время ворочался. А произошло вот что.

Я раскрыл глаза и увидел, как возле дивана, на котором я спал, в тёмной комнате стоит Ленка в трусах и ливчике. В её руке – длинный кухонный нож, и смотрит она на меня пустыми чёрными глазами.

От страха я не мог двигаться. Мысль «Она меня убьёт» – единственная мысль в ту секунду. И в голову мне пришло только одно: приказать ей лечь спать.

– Ложись спать, – сказал я генеральским тоном. Настолько приказным, насколько вообще можно сказать, когда яйца подкатили к подбородку от страха.

Она, глядя перед собой, легла в постель. Нож выскользнул из пальцев и со звоном упал на пол. Я поднялся и забрал его. Меня трусило. Закрыв дверь в комнату, я ушёл на кухню и спрятал нож в ящик стола. Сердце стучало так сильно, что мир, впитываемый моими глазами, сотрясался в такт.

Я распахнул форточку и закурил. Пальцы, держащие сигарету, тряслись. Чтобы не было ещё одного такого инцидента, спрятал все ножи в духовку. Не заметил, как сигарета дотлела до фильтра, обжёгся и швырнул окурок в распахнутое окно. Закурил ещё одну, постарался сосредоточить мысли на дыхании. Но они не слушались, тревожили меня.

Позже я лёг, постарался уснуть. И не мог. Лежал с закрытыми глазами, а воображение рисовало жуткие картины из ужастиков.

Спустя минут сорок Ленка стала дёргать руками и ногами и сдавленно выть. Я попытался её разбудить. Она не просыпалась и продолжала дёргаться и выть. Тогда я чуть слышно свистнул, и она замолчала ненадолго.

На улице стало светать, а я всё лежал и иногда посвистывал. Когда Лена проснулась, я дремал. Она поднялась с дивана чуть слышно, чтобы меня не разбудить, но я почувствовал и вскочил.

– Господи! – воскликнула она и приложила ладонь к груди. – Как ты меня напугал.

– Извини, – сказал я. – Который час?

– Без двадцати девять. Мы опаздываем.

– Угу. Уже встаю.

Она пошла в ванную. Я же пошёл на кухню: сил умываться и чистить зубы у меня не было. Приготовил бутерброды и включил чайник.

Мы сидели на кухне и завтракали, когда я вдруг вспомнил ночное происшествие.

– Слушай, ты помнишь, что вытворяла ночью?

– Нет, – сказала она. Её лицо было спокойным, заспанным. И она действительно не поняла, о чём я говорю.

– Я проснулся среди ночи, а ты стояла возле меня с ножом. И глаза у тебя были чёрными и пустыми.

Лена перестала жевать.

– Неужели снова началось? – сказала она вполголоса, словно сама себе. – Ты в порядке? Я не задела тебя?

– Нет. Но это было жутко. А потом ты выла и дёргалась. Как будто кто-то дёргал тебя за нити, привязанные к рукам и ногам. Что это с тобой?

Лена коснулась моей руки:

– Извини. Я не могу объяснить. Нужно спешить.

Мы оделись, взяли рюкзак и сумку и пошли к автобусной остановке. Молчали: у меня было дерьмовое настроение и недосып, Ленка думала о чём-то своём.

До пятницы я дотащился, как бедняга, заблудившийся в пустыне. Это неделя далась мне слишком уж тяжело. Не было сил анализировать своё состояние. Я добрёл до своего подъезда, поднялся на этаж, ввалился в квартиру и, не сняв ботинок, припал к крану в ванной. Втягивал холодную воду. Вдыхал воздух и снова пил.

В дверь постучали. Я выключил воду и открыл дверь. Передо мной стоял сосед Дима и улыбался. В его руках был свёрнутый синий туристический коврик и спальник.

– Здоров. Готов?

– Я только пришёл.

– Не закупал ещё ничего?

Говорить не было сил. Я помотал головой.

– За час успеешь? – спросил Дима. – Мы в пять уже хотим выезжать.

– Успею.

Не представляю, от чего я мог так устать. Всё тело болело, но я был готов бежать с рюкзаком куда угодно и сколько угодно, лишь бы покинуть на время этот опостылевший город.

– Как соберёшь рюкзак, заходи к нам. Это тебе.

Я принял снаряжение и закрыл дверь.

Скинул спальник и туристический коврик в комнате, взял чистое бельё и принял душ. После без аппетита съел вчера поджаренное филе пангасиуса. Сварил и выпил кофе. Потом надел спортивные штаны, балахон, взял пакет и деньги и пошёл в магазин.

Я признался себе, что с удовольствием провёл бы дня три в глубоком лесу. Три, не больше. Потому что после трёх суток турист перестаёт быть гостем и становится жителем леса. В таком случае с него иной спрос.

Моё отношение к лесу с недавнего времени стало трепетным. Удивительным образом лес и недолгая жизнь в нём превращали меня в другого человека. Я закрывал глаза и видел неординарную жизнь разных людей. А спустя время я понимал, что все эти люди – это я. И шерпа, который идёт по ледяному склону Эвереста. И английский охотник за слоновой костью. И немецкий офицер в идущей на дно подводной лодке. Всё это был я.

Магазин за соседним домом оказался закрыт. Я свернул направо, обошёл двухэтажное здание, прошёл по двум дворам и детской площадке и вышел к футбольному полю. Четверо детей кричали и гоняли мяч. Солнце стояло высоко над их головами. Миновав поле, я свернул за дом и вышел к небольшой площадке с дорогой. На ней были небольшой продуктовый магазинчик, аптека с жёлтой вывеской, бар с полосатым навесом, парикмахерская.

В продуктовом магазине я взял две баночки с консервированным тунцом, плоскую бутылку коньяка, сухофрукты, пачку гречки, банку консервированной тушёнки, четыреста граммов сухого рыбьего филе – солёного и с острым красным перцем.

Когда вышел из магазина, двери захлопнулись, а мой взгляд упёрся в стену многоэтажного дома напротив. Чёрной краской там было написано «Каждый должен вытирать свой зад сам». И я был полностью с этим согласен.

В пять часов вечера я постучал в дверь соседям, и мы вместе пошли к лифту. Минут десять подождали маршрутку. Дима и Даша нервничали, я чувствовал это. Говорить не хотелось.

Мимо проносились автобусы, автомобили и мотоциклы. На одном, длинном автобусе с числом 28 была наклеена рекламная плёнка. На ней было фото пустыни и горящего куста. Поговори с ним, гласила белая надпись.

Неожиданно быстро – во всяком случае, так мне показалось – мы добрались до вокзала. Мои мысли крутились вокруг горящего куста, перескакивали на воспоминание о стоящей возле кровати Лене с ножом, на Керуака, музыку Hawkwind. Я вдруг понял, что мир стал восприниматься мной с иной, никогда прежде не занимаемой точки зрения. Мир стал обширной 3D-моделью, с которой я могу взаимодействовать и за которой нет ничего: ни связей, ни мнений и отношений, ни ненависти и вражды. Вообще ничего, кроме движущейся картинки со специфическим сюжетом. Мир между двумя картинам. И самым странным было понимание, что это ни хорошо, ни плохо. Это просто есть, и с этим приходится мириться. А ещё промелькнула мысль, что если я и свихнусь когда-нибудь, то поспособствует мне именно эта «3D-модель» и мысли о ней.

Мы пробились сквозь толпу к кассам вокзала, забрали забронированные билеты, вышли на перрон. Электричка ещё не пришла, и мы сидели на рюкзаках. Хотелось курить.

– Всё нормально? – спросил я. – Вы какие-то напряжённые.

– Давно хотели вырваться. Но постоянно что-то мешало. – сказала Даша.

– Понятно.

Десятью минутами позже Дима отвел меня в сторону и рассказал, что Даша беременная.

– Если она будет вести себя не так, как обычно, отнесись с пониманием. Хорошо?

– Конечно. А ей можно в лес? Она там не родит?

– Нет. У неё маленький срок.

– Может, я не поеду? – сказал я.

– Всё в порядке. Мы рады, что ты едешь с нами.

Ехали долго. Дремали некоторое время. За окнами электрички стемнело. Всё вокруг нас напоминало современный высокогорный монастырь для медитации: молчащие с полуприкрытыми глазами люди, сваленные на полки и на пол рюкзаки, вводящее в транс постукивание колёс. Всё мы шерпы в какой-то степени, подумал я.

Захотелось есть. Я достал из рюкзака кусок вяленой рыбки с перцем и стал жевать. Прошло минут двадцать, и Даша и Дима открыли глаза.

– Ну как, отдохнули? – спросил я.

Дима кивнул. Даша потянулась.

– Долго ещё ехать? – спросил я.

Дима посмотрел на часы в мобильнике.

– Полтора часа.

Даша достала бутерброды и термос с чаем. На рюкзак мы положили пластину из вспененного пластика. Термос поставили на пол, а на пластине разложили бутерброды с вареным мясом и плавленым сыром, куски вяленой рыбы. Мне захотелось коньяка. Я достал плоскую бутылку и кружку.

– Будете?

Дима кивнул. Я забыл, что Даша беременная. Я разлил коньяк. Мы с Димой выпили и принялись за вкусные бутерброды. Я налил себе чаю в кружку.

Пока ели, молчали. Очень уж все были голодны. Хотелось курить.

– Далеко нужно будет идти от перрона? – спросил я.

– Где-то минут сорок. Войдём в лес, пройдём по тропке, пока посёлок не закончится, и разобьём лагерь. А завтра с утра позавтракаем и двинемся вглубь. У меня есть на примете грот. Дашка его тоже ещё не видела. Вам понравится. Место – высший класс.

– Ты давно в нём был? – спросил я.

– В прошлом году. – ответил Дима. Дашка тогда уехала в Питер в командировку.

Даша кивнула.

– Она уехала, – сказал Дима, – а я давно хотел сам сходить. Ночёвка в лесу, когда вокруг никого. Валяться двое суток в лагере не хотелось. Поэтому я свернул лагерь и пошёл. Перевалил через хребет, стал спускаться – внизу блестела речка. Решил, что неплохо бы искупаться и воды набрать. Вдруг вижу: огромный грот. Добрался туда, разложил пенку, спальник, очаг из камней сложил. А в гроте, особенно у основания, так прохладно. Кстати, налобный фонарик достань, чтоб в темноте потом его не искать.

После приёма пищи мы стали играть в карты и лениво потягивать чай. Два раза я ходил в тамбур покурить.

Когда поезд остановился, и машинист объявил «15—14», мы взяли рюкзаки и пошли к выходу. За окнами было черно. Ни единого огонька.

Спустившись по крутым ступеням из вагона, мы ступили на перрон, надели налобные фонари и пошли за Димой.

А что, подумал я, если Ленка забеременеет? Что мы будем делать? Что я буду делать? Мне же это не нужно.

От этой мысли на спине выступил холодный пот. Непослушными пальцами достал из пачки сигарету и закурил.

Во время перехода Даша и Дима перебрасывались редкими фразами. Я молчал. Отпил воды из фляжки. Посмотрел на часы в мобильнике – они показывали четверть восьмого. Небо ещё светилось, но в лесу из-за деревьев ночь уже наступила. Среди деревьев, кустов клубился сумрак. Силуэты стали размытыми, загадочными, пугающими. Промелькнула мысль, что за каждым кустом, каждой веткой может прятаться ужасная тварь.

Стрёкот вкрался, появился со всех сторон сразу. Мы прошли ещё минут двадцать, и стрёкотание усилилось и стало невыносимым.

Подъём был очень крутым. Земля из-за росы стала скользкой. Мы стали идти медленно и аккуратно, чтобы не сорваться и не покатиться вниз со склона.

– Далёко ещё? – спросил я. Ноги горели от усталости. Хотелось скинуть рюкзак, упасть и не двигаться.

– Почти до перевала добрались. Устал? – сказал Дима.

– Да. Можем на пару минут остановиться?

– Привал.

Мы с облегчением скинули рюкзаки и сели на влажную лесную подстилку.

– Даш, чай остался? – спросил я.

Она достала из рюкзака термос и передала мне. Кружка была в верхнем кармане рюкзака. Я достал её, налил себе чая и выпил.

– Много энергии потратили. Поедим? Ещё час идти. – сказал Дима.

Свет фонарей выхватывал наши усталые лица, потрепанные и грязные рюкзаки, рыжий ковёр из прелых листьев. Пахло прохладой, остывающей землёй и мускусными червями.

Даша ела сухофрукты, я и Дима – рыбку с перцем. Доели бутерброды.

Мы поднялись, закинули рюкзаки на плечи и пошли. Шли недолго, но из-за темноты я не сориентировался и не заметил, сколько сейчас на часах. Достигли хребта, стали спускаться. Пришлось держаться за стволы деревьев, ветви, кустарники, чтобы не сорваться вниз. Внизу шелестела вода.

– Аккуратно идите. Нам торопиться некуда. – сказал Дима.

Несколько раз почва выскальзывала из-под ног, и я падал на спину и соскальзывал вниз. Дима и Даша подхватывали меня и поднимали.

Наконец нашли тропку, ведущую вправо, вдоль большого камня. Прошли по ней. Я почувствовал, что ступил на твёрдую поверхность. Луч фонарика выхватил под ногами ступени, выложенные большими плоскими камнями.

– Почти пришли. – сказал Дима.

Ступени закончились. Я посмотрел вверх и осветил высокий свод, какого никогда не видел.

– Пришли. – сказал Дима. – Здесь лучше разбить лагерь и сложить очаг. А спальники и палатку разместим ближе к основанию. Там ровная поверхность и дует не сильно. Ну как, разожжём костёр, попьём чаю или сразу спать?

– Попьём чайку, – ответили мы одновременно с Дашей.

– Тогда я пойду за водой. Данил, собери дров.

Дима достал резиновое ведро из рюкзака и исчез. Было видно по слабому свету фонаря, как он спускается по крутой тропке.

Было немного жутко блуждать по незнакомой местности. Но цель поставлена. Её следует выполнить. Я вытащил из рюкзака топорик и стал собирать ветки, большие и малые, кору, шишки. Обрыв был рядом, тянулся у ног чёрной ломаной линией. Дров в охапке становилось больше.

Через время я вернулся и застал в лагере Диму с водой и Дашу, которая сложила из камней очаг, достала еду, чашки, сахар и чай в пакетиках. Она приспособила большой плоский камень под стол.

Я бросил дрова, присел, стал складывать хворост на место будущего костра. Положил сверху большие ветви и куски коры. Они впитали в себя росу.

– Влажное всё. Может не загореться, – сказал я.

– Загорится, – уверенно ответил Дима, достал из верхнего кармана рюкзака клубок ваты и тюбик с вазелином. Оторвал кусок ваты, выдавил на него немного вазелина и отдал мне.

– Положи под дрова.

Я сделал, как он сказал, чиркнул спичкой о коробок и поджёг вату. Огонь бежал по веточкам, ел их красными мелкими зубами, как у пираньи. Капли влаги шипели от высокой температуры, лезли из сломов и испарялись. Огня стало больше. Он принялся за толстые ветки и покрытую мхом кору. Мы сели. Было тепло рукам и лицу.

Согрев руки, Дима перелил в котелок воды на три порции чая и повесил над огнём.

Даша достала маленькую дощечку и нарезала мясо и сыр. Я дал ей брусок сала и россыпь чесночных зубков. Достал кружку и пакетик с быстрым супом. Очень хотелось горячего супа. Я высыпал пахучую смесь в кружку и стал ждать.

Мне нравилось здесь. Сидеть у костра, смотреть на танцующий огонь, думать о чём-то. Закурил. Проблемы на время исчезли. Я чувствовал себя беззаботным и лёгким.

Вода в котелке зашумела. Дима снял его с огня и разлил по кружкам. Мы сели вокруг плоского камня, на котором лежала дощечка с едой и исходили паром три кружки.

Дима и Даша не были теми туристами, которые идут в лес напиться и поорать. Отношение к лесу у них было как к храму. И мне это нравилось.

Мы ужинали, разговаривали. Мобильник показывал начало второго, когда завыли шакалы. В этом звуке было что-то древнее, дикое. Запах прелой листвы щекотал нюх.

У основания грота было не так холодно. Глотнув из бутылки коньяка, я залез в спальник, свернулся и уснул.

Буддийские монахи и тибетские ламы, наверное, скажут, что медитация, полное расслабление в движении не возможно. Спорить не буду. Два дня после ночёвки прошли размеренно, тихо. В какой-то момент я почувствовал, что в голове воцарился покой. Мысли остановились. Сейчас я точно знал, что делать. Я не испытывал ни сомнений, ни страхов, ни перепадов настроения. Эмоции мои были ровными, как озёрная гладь. Так хорошо я себя никогда не чувствовал.

В последнюю ночь мы разбили лагерь на островке. Горная речка раздваивалась, обтекала остров и снова объединялась. Мы без проблем перешли по воде. Быстро темнело. Оставили рюкзаки на месте будущего лагеря. Даша присела отдохнуть и перевести дух. Я принялся собирать дрова. Дима поставил свою палатку и стал разводить костёр. Я воспользовался этим и разложил свою палатку. Загремел гром. Закапал слабый дождь.

Костёр разгорелся. Мы вскипятили воду, заварили чай и быстрый суп. Быстро и без разговоров поужинали и легли спать.

Дождь усилился, барабанил по натянутой ткани палатки. Я убрал к себе рюкзак и ботинки, завернулся в спальник и уснул.

Посреди ночи я проснулся от оглушающего грома у самой головы. Небо сверкало. Когда грохот грома затихал, сплошной шум ливня заглушал все звуки.

Я не смог заснуть: внутри заворочалась какая-то тревога. Со свода палатки закапала вода. Мысли, что до посёлка и железной дороги многие километры и что я лежу посреди леса, который заливает дождём, заставили меня паниковать. Страх нарастал волнами. Я тут останусь, подумал я. Врасту в этот лес.

Я стал петь, чтобы заглушить страх и грохот дождя по ткани палатки. Словно потерпел крушение в океане, как Пи из фильма.

Мне стала дорога моя жизнь. Пока мы не выбрались к людям.

Когда я вернулся в город, мир хлынул в меня, как океан в гигантскую яму. Я подрабатывал, ходил на лекции и каждую секунду думал о лесе, не смотря на тот парализующий страх. Каждый выходной день я хватал рюкзак, прыгал в электричку и ехал в горы.

Я больше, чем обычно, пропадал в лесу. Теперь поход мне виделся рациональным. В лесу я принимал решения, делал, что нужно: шёл от источника к источнику через горы, реки, леса отмели, ел, потому что было нужно и потому, что не мог не есть, спал, потому что хотел спать. Поход представал передо мной как нечто самое настоящее в жизни. Он делал меня на время диким, похожим на пещерного человека, которого ведут жажда и голод. И для которого нет препятствий.

Несмотря на то происшествие, Лена часто ночевала у меня. Иногда, для галочки, жила в общежитии, чтобы её не выселили.

Нам нравилась такая жизнь. Когда она приезжала от родителей, я встречал её на вокзале, помогал донести тяжёлые сумки до общежития. Когда я уставал от готовки, готовила она.

Ещё несколько раз происходили эти странные ночные события – один раз я проснулся от того, что в комнате мигает свет. Лена стояла у стены, включала и выключала свет. По глазам было видно, что она спит (хотя они были открыты), а ею в тот момент как будто управлял кто-то. Мне не было так страшно, как в первый раз. Я привык к её чудачествам.

Жизнь текла размеренно. Я привык к себе, хотя это было нелегко. Изредка уезжал на выходные к родителям. В их жизни было теперь больше радости, чем раньше. В свою очередь это радовало и меня.

Иногда мне казалось, что этот город состоит из приезжих. Я, Лена, Роб – мы были здесь чужими.

После похода с Димой и Дашей я хотел повести в грот Лену и Роба. Но Роб ответил, что времени на такое бессмысленное дело у него нет. Если быть честным, я снова хотел ощутить тот немыслимый покой и просто искал повод. Лена отказалась. У неё были запланированы какие-то дела.

Спустя месяц я наконец-то закончил и сдал курсовой проект, что оказалось невероятно сложно. Получил зачёты, сдал итоговые экзамены и перешёл на третий курс.

Началось лето. Это было хорошее время. Мне ещё не приходилось думать о заработке, но при этом имелись жильё и еда, и я погрузился в прекрасную пору жизни – студенчество. Наслаждался вечеринками, девушками. Впереди оставалось много лет до того этапа в жизни, когда я буду тонуть в океане людей.

Четвёртого июня я проснулся в полдень. Вчера мы засиделись допоздна в саду на даче. Дима и Даша позвали меня с собой, и два дня назад мы приехали сюда, за город: пожарить на костре мясо, воздухом свежим подышать, покупаться в речке и отдохнуть душой и телом. Кроме нас троих в большом двухэтажном доме никого не было. Пару раз перед отъездом я звонил Лене, хотел взять её с собой. Она переехала на лето к родителям в посёлок. Она не отвечала на звонки.

Я поднялся с кровати, осушил початую бутылку минералки и вышел на балкон. Под козырьком было тенисто и прохладно. Отсюда река была как на ладони. Внизу простирался сад с невысокими яблонями, под тенью которых в шезлонге спала Даша. В кронах тенькали птицы. Впереди было много времени и никаких дел.

Когда мы хотели есть, готовили что-нибудь простое из овощей. Наполненные солнцем томаты, баклажаны и болгарские перцы казались самыми вкусными деликатесами этого мира. Иногда ловили рыбу и жарили её на костре или газовой плите.

Шёл июнь, и было очень жарко. Вернувшись в город, я нашёл работу в складе с продуктами. Работал по двенадцать часов днём в больших, как военные хранилища, складах. Приходил домой поздно вечером, готовил какой-нибудь простой ужин, выпивал молока, минералки или пива и засыпал. Дни были похожи друг на друга как близнецы. И иногда мне казалось, что я превратился в машину.

Мне хотелось услышать голос Ленки, поэтому я часто звонил ей. Однажды трубку поднял мужчина, видимо, её отец.

– Лена в больнице. – сказал он и положил трубку. И я не нашёл слов и храбрости, чтобы ещё раз позвонить. Почему-то мне казалось это большой грубостью.

Дни пролетали. Я работал, ел, спал, мастурбировал. Я сильно скучал по Лене. Когда думал о ней, секса хотелось нестерпимо. Пару раз знакомился в баре с девчонками, просыпался на утро у них дома и плёлся на работу. Выглядел я в эти моменты неважно, как использованный тампон. Но моя внешность не беспокоила меня. Я чувствовал себя единственным человеком в пустом мире. Словно ребёнок, которого все бросили. Кто знает, может так и выглядит взросление. Может так человек становится взрослым.

Уехал к морю Роб. Я позвонил ему, но телефон был вне зоны действия сети.

Отец предлагал поехать с ним и мамой к морю, но я отказался. Ремизова, который платил мне каждый день за лекции, теперь не было. Я сосредоточился на работе и репетициях, стал всё свободное время уделять игре на бас-гитаре, даже сочинил три композиции. Группа забраковала их из-за несоответствия нашему жанру, но мне они нравились. Иногда я играл их.

Прошёл июнь. День за днём проходил июль. Пару раз я ходил в лес на выходные сам, без Димы и Даши. Мне понравилось. Я шёл, пока мог, ел, пил воду или коньяк и шёл дальше. Когда становилось темно настолько, что не было видно ничего вокруг, разворачивал коврик и засыпал. Один раз ушёл далеко, не успел вовремя вернуться на электричку. Уехал утром следующего дня и опоздал на работу.

В другие выходные, когда от репетиций и чтений начинало воротить, я ходил в кинотеатры, закусочные, парки. Несколько раз плавал в бассейне. Развлекал себя, как мог, и думал о Лене. Я снова хотел увидеть её безумную манеру сидеть, сложив ноги неестественным способом, услышать её голос.

В одну из бесчисленных пятниц-пьяниц я вернулся домой, открыл аккаунт «ВКонтакте» и прочитал поздравление от пары «друзей». День рождения отметил в одиночестве: поджарил курицу, купил виски и консервированной черемши. Ел, смотрел сериал и думал, что это не страшно – отмечать вот так день рождения. Что, говоря по правде, так его отмечают сотни тысяч людей по всему миру. И что это скорее норма, чем какая-то социальная патология. Я был честен с собой и подумал, что не хочу отмечать в одиночестве. Хочу, чтобы вместе со мной были друзья, моя девушка. И чтобы родители не мешали.

– Но парадокс в том, – сказал я себе, – что только родители будут рядом, пока могут.

Когда часть курицы была съедена, а треть бутылки перекочевала в меня, позвонила мама. Я слышал её сквозь хмель. Её слова приглушались, словно в мой мир натолкали ваты.