Читать книгу Однажды я… Рассказы про меня - Роман Витальевич Шабанов - Страница 4

Однажды я стал владельцем велосипеда.

У меня не было велосипеда. Я считал, что если у тебя есть велосипед, то обязательно есть «Ранглер», «Джуси фрут», билеты в кино на «До 16…» Тебя уважают и здороваются по-взрослому. Я знал, что в нашем классе у всех есть велики, даже у Костяна, который по праву своего прикида считался «живущим за чертой». А у меня не было. Конечно, я говорил, что есть, даже два, только один я утопил в пруду прошлым летом, а второй позапрошлым разобрал, чтобы провести опыт по физике.

Прихожу как-то домой. После соревнований. Неудачно по канату съехал. Руки стер. Хотелось пожаловаться на школу. Попить чай. Чтобы посочувствовали и наутро не будили спозаранку кефирный гриб пить.

Подъезд, старик с мусорным ведром. «Здрасьте!» Не здоровается, как будто бы меня нет. Лестничная площадка. Соседская дверь, еще, стою перед своей, уже хочу постучать, как обычно ногой, уже занес, так и замер… Он.

Апельсиновый красавец. Два колеса, руль, звонок… я про все забыл. Нет, я, конечно, часто вижу на улице, во дворе, мимо меня по парку не один раз пролетают, но чем ближе велосипед к дому, тем больше волнующего ощущения. Чем ближе к порогу, тем больше вероятности, что он может принадлежать тебе.

Вхожу. Думаю, что кто-то пришел и не решился во дворе оставить своего красавца. Но три пары и тапочек гора, все дома. Улыбки, моргания через раз. Сперва «Переоденься», потом барьеры из тем про выборы и «Лето уже заканчивается, а мы еще здесь». Наконец возникла пауза – мама открыла холодильник, папа раскрыл «Вечерку», Жанка хотела пройти к себе, но на дороге стоял я.

– Чей он?

– Кто? А, ты про этого птеродактиля. Твой вроде.

– Как мой?

Я не верю. Потому что у меня не может быть велосипеда! Забыл про стертые руки. К папе. Он морщится, громко шелестит газетой, сворачивает ее трижды и говорит:

– Разве это велосипед?

Для него, может быть, и не велосипед, но для меня… когда я сделал свой первый лук из ивовых веток, то был безмерно счастлив. А как мы были счастливы дожевать жвачку, которая уже побывала в чьем-то рту, оставив там свой сладкий вкус…

– Наживается на тебе тетка Фарида.

Мама привыкла все покупать на работе. Коммивояжерам тоже было удобно, что у них есть постоянный клиент. Конечно, велосипедами они не торговали. «Фаридами» папа называл всех, кто приходит к маме.

– Да не купила. Списали. На нем наш курьер ездил.

Я был на вершине счастья. Не важно, что он был чей-то, что его нужно там-тут поправить, но в целом – он мой.

– Смотри не сломайся, – ёрничает сестрица, – смотрите, смотрите, как грудь выгнул.

Да зовите меня, как хотите! У меня есть свой велик! Усталость как рукой сняло. Я даже мог обнять Жанку и расцеловать.

– Вот чего не надо, того не надо.

Только я собрался с духом – съел все, что положили (эту ненавистную печенку), объявился Ринатыч с первого этажа. Тут как тут.

– Дай, за квасом сгоняю.

Не доверяю я ему. Он из неблагополучной. Конечно, когда папка это сказал, мама на него шикнула, что нельзя так, что он же не виноват – так вышло, что много детей и папа не лопатой гребет. Конечно, но я тоже не виноват, что не хочу ему давать велик. Но я же был на вершине, когда готов делать добрые дела, к тому же надо было еще с мамой-папой посидеть за столом, поэтому я недолго думал. Дал. Он вскочил и скрылся, буркнув: «Спс».

Жанка тут как тут.

– Где твой «Скульник»?

– Здесь.

– Я знаю, ты Ринату отдал. Дурак. Ты думаешь, он вернется?

– Конечно, вернется. Он живет здесь.

– Ну и что, что живет? Пробежит мимо, скажет, что поставил у ворот, а где, не знает. Угнали. Мало ли кто.

Она меня сильно расстроила. Любит она меня, как сестра брата. Я в слезы. Действительно, чего это он за квасом поедет? У них вечно денег нет. Они хлеб у соседей просят. Поэтому он и приплел квас, чтобы не просто «покататься» или сразу уж, чего жалеть, решил продать, желающих много, и купит всем хлеба. Сколько он может стоить? На него можно буханку с наш дом купить. Но не успел я как следует поплакать – приехал герой.

– Пей, – протянул он мне квас. Свежий. И правда, квас. Правильно папка сказал. Я даже язык Жанке показал. Она просто пожала плечами и что-то сказала про время.

Через час снова звонок. И опять он.

– Одолжишь? Мне к девушке сгонять. Тебе мороженко купить?

К тому времени я уже не был на вершине, и он, конечно, заметил мое нерасположение.

– У нее сеструха есть. Вот такая! Хочешь, познакомлю?

Знает, чем бить. Я был чертовски стеснительным и понимал, что с помощью велика смогу щегольнуть и обратить на себя внимание, но пока еще не знал, как. А он знал и подвернулся вовремя.

– Все, решено. Сейчас я к ней еду, скажу, что ты парень умный и у тебя свой велик. Она спортивная. Ее Катюхой зовут.

Уехал, пока я думал, как же буду ее звать: Катей или как он – Катюхой.

На этот раз Жанка висела на телефоне, мама с папой решали сканворды. Самая длинная рука… по горизонтали, южный ветер – вертикаль. Папа вытягивал руки, а мама старалась найти в этой мизансцене подсказку.

На этот раз его не было долго. Я даже успел уроки к понедельнику сделать и посмотреть «Зов джунглей».

Пошел к ним. Стучу. Знаю, что дома – слышу, как кто-то вошкается. Не открывают. Вышел на улицу – и правда, точно. У окна сидела сестра. Говорю: открой. Она знаками, что одна, все ушли. Вот невезуха…

Поздно уже было, когда в дверь позвонили. Он был весь потный, взлохмаченный, как будто убегал от кого-то. Я посмотрел на велик, который он прятал за спиной – а на заднем крыле вмятина четкая и царапина на руле.

– Прости. Но тут такое было… Понимаешь, только я приехал, а у нее подруга, та самая, для тебя. Она как увидела велик, воскликнула, что всегда мечтала покататься. Я же не мог отказать – думая, тебе плюсик.

Катька. Катюха.

– А это что?

– Она неумеха. Не волнуйся. Мы Толяну отдадим. Он живо сделает. Сейчас.

– Ты что? Час ночи.

– Он никогда ночью не спит. Круглосуточная лавочка. Хочешь, я сам отдам, а завтра к обеду привезу? Еще лучше, чем был, станет.

Я не согласился. А утром сам пошел.

Дядя Толя был известным в округе мастером склеивать несклеиваемое и собирать несобираемое. И с удовольствием согласился мне помочь. Не без моего участия. Правда, с ранением – на щеке царапина и руки в мазуте.

– Отмоется до вторника, – сказал Толян и еще. – Я тебе могу и мотор поставить.

– Не надо мне.

– Ты вперед смотри…

Но я не хотел смотреть так далеко: я уже видел, как мама с папой меня к стулу привязывают, чтобы я не смел садиться на двухколесного. Жанка говорила, что когда мне было три, и я очень хотел в цирк посреди ночи, то меня просто привязывали к кровати. Конечно, я не помню и не верю – но порой они так на меня смотрят, что я готов поверить в эту историю.

К обеду появился Ринатыч. Он как знал, что мой велосипед прошел все процедуры и был готов к большому велопробегу.

– Она хотела и сегодня.

– Катька?

Все же Катька.

– Она.

Я не был готов. Царапина, руки… сколько я мыла извел. До вторника.

– Езжай ты, а я подожду.

Его снова не было долго. Я выше на улицу, чтобы он не звонил и не провоцировал Жанку на издевательства. К тому же хотел снять всяческие подозрения у отца. Он юрист и будет не сильно рад. Мама весь день готовила, поэтому за паром-дымом ничего не видела.

Ринаткина сестрица снова сидела на окне и облизывала ложку. У меня был в кармане коржик, оставленный после обеда.

– Хочешь?

Она радостно кивнула и открыла окно. На этом наше общение должно было закончиться, если бы она не сказала:

– Ты хороший.

Вот как. Ты не слишком мала? К тому же у меня уже есть. Катька.

– Он тоже.

Кто он? О ком она?

– Я вырасту, тоже буду работать.

Работать? Тоже?

– Не волнуйся. Он сейчас приедет. Между десятью и двенадцатью больше всего клиентов.

Клиентов? У него есть клиенты. Больше всего? Он использует мой велик? Между десятью и двенадцатью…

Я сперва не поверил. Точнее, не услышал. Мало ли что она может сказать? Маленькая, дома сидит, от скуки всякие глупости сочиняет.

А потом увидел. Точнее, когда на следующий день: Ринат снова уехал, обещая, что на этот раз договорится об общей встрече. Не знал, что будет так трудно следить за великом. Хорошо, что на пути было два светофора и две толпы (первая с детсадовцами, другая с заводскими рабочими).

Он въехал в парк. Остановился. Вытащил табличку. И я стал свидетелем того, как был сильно одурачен.

Я просто подошел и забрал у него велосипед. Он сперва не узнал, назвал цену, а потом понял, что попался. Конечно, выкрутиться пытался: