Читать книгу Перемирие - Роман Владимирович Моргунов - Страница 1

Я знаю, что должен начать рассказывать эту историю с того момента, когда увидел Её. Тогда вам будет интересно. Что за история без любви? Кому интересно слушать о том, как ты учился и играл в футбол и чем всё закончилось? Правильно, никому. А я очень хочу, чтобы вы узнали эту историю. Поэтому я вас заинтригую: в моей истории будет рассказано о любви, где девушка была старше и выше по социальному статусу. Однако помните, что любовная история – далеко не самая важное, о чём я вам хочу рассказать.

Наговорил я достаточно. Пора переходить к самой истории. Все истории, где есть любовь, начинаются со знакомства. Помните, что я предупреждал вас, что любовь не главное в моей истории? Знаю, что помните, но наверняка вам интересно побольше узнать о ней. Что ж, не буду томить и расскажу о том, как я впервые увидел Её.

Так вот. Сейчас расскажу.

Это было весной. Число не помню, но снег уже почти растаял. Ещё ходили в куртках, некоторые в шапках, и в аудитории на последних партах организовали гардероб или свалку одежды. Я свою тоже туда кинул. Сел на предпоследнюю парту.

Никогда до этого я не был на литературных вечерах. Не представлял себе, зачем писатели встречаются с читателями. Поэтому было страшно и интересно. Поскольку интересно, я пришёл. Ну а поскольку страшно, то я сел подальше от выступающих.

Усевшись, я оглядел присутствующих. Многих из них я видел в Универе довольно часто, несмотря на то, что не знал их имён. А со своего курса увидел двух девчонок. Они радостно помахали мне, оставшись на второй парте и переговариваясь друг с другом. Потом в аудиторию зашла высокая стройная голубоглазая блондинка. На ней блистало короткое белое платье, окаймлённое золотой вышивкой. Сияя улыбкой и глазами, она сообщила, что писатель Исаак Соболев приехал, и если все готовы, то можно начинать. У неё был приятный, звенящий голос. Тонкие, аристократические руки. Пальцы, унизанные кольцами. Браслеты на запястьях. Она выглядела так, как я представлял себе древнегреческих женщин времён сражений за Трою. Да, именно так. Представляете такую блондинку на стенах осаждённой Трои в лучах красного заходящего солнца? Я с наслаждением предавался подобным грёзам.

Мои грёзы прервала тонкая невысокая брюнетка в довольно потёртой бирюзовой вязаной кофте. Она неуклюже двигалась, всё время чего-то стеснялась и от этого делала ещё больше глупостей. Она подошла и что-то спросила у ведущей, закрыв мне обзор полностью. Вот эта брюнетка в бирюзовой кофте – Она.

* * *

Итак, я утолил толику вашего любопытства и теперь могу перейти к тому важному, о чём хочу рассказать.

Сразу скажу, что наша футбольная команда никогда не была сильной. Хотя это я сильно забежал вперёд. Сначала следовало сказать, что после просмотра в команду взяли трёх первокурсников. Из этих трёх в первом матче на поле появился я. В этом нет моей заслуги. Я не являюсь супер-пупер футболистом. Весь фокус заключался в том, что я вратарь, а до меня в ворота ставили тех, кто просто соглашался там стоять. А я был тем, кто сам сказал, что будет играть в воротах.

Первая игра сезона выпала нам с прошлогодними чемпионами, у которых практически не было изменений в составе. Нас раскатали как детей.

Я не знал, что мы играем против чемпионов. Сейчас я думаю, что если бы мне сказали об этом перед матчем, всё было бы как-то по-другому. Хотя не знаю. На тот момент произошло следующее: я стоял в воротах, в которые влетело пять мячей и прозвенели штанга и перекладина. И это при том, что я дважды выручал свою команду при выходах один на один и отразил с десяток разных ударов.

Для тех, кто ничего не понимает в футболе, переведу на понятный русский язык: я хорошо играл, но мы проиграли.

Взмокший от физических нагрузок и нервного напряжения, со стёртыми коленками и локтями, я с финальным свистком злобно смотрел на всех вокруг. Мы построились, крикнули победившей нас команде «за хорошую игру ура-ура-ура», а потом пожали им руки. В приступе злобы, отчаяния и каких-то ещё негативных эмоций я оставил у дальних ворот маленькое полотенце, которое продевал в дырку сетки ворот, когда выходил на игру. Поэтому пришлось отправиться за ним через всё поле. Одному. В то время, когда все остальные отправились переодеваться и в душ.

Я прошёл всё поле, отвязал полотенце, взял его в руку и пересёк поле вдоль ещё раз. Отчаянно болели ноги, а мокрая футболка липла к телу. Перед глазами мелькали образы радостных нападающих, забивающие мячи в мои ворота. Когда они промахивались или я отбивал, то они хмурились и кивали. Мол, сейчас всё будет, надо только немного потерпеть.

К чему я вам рассказываю такие подробности хождения за полотенцем? Чтобы вы поняли, какие эмоции переполняли меня, стоило мне оказаться в раздевалке.

Вошёл я в тот момент, когда наш капитан, пятикурсник по кличке Зверь ржал непонятно над чем. Он стоял посреди раздевалки без футболки, но с полотенцем, мылом и сменной одеждой.

На меня, в общем-то, никто и не среагировал. Кроме Зверя. Он повернул голову в мою сторону и сказал:

– Молодец! Ты там что-то даже поймал!

И вновь заулыбался, намереваясь идти в душ.

Такая обстановка после такого поражения меня взбесила. Я понимал, что делаю, но не понимал, зачем и чего хочу добиться. Знаете, бывает такое состояние у подвыпивших людей, когда человек понимает всё, что происходит и что делал он сам, но свои действия при этом не контролирует. Только помнит. Вот у меня в тот момент было именно вот такое опьянение злостью и отчаянием.

Хотя я не помню, куда девались полотенце и вратарские перчатки из моих рук. Помню первый удар с правой руки. Бил как-то сбоку, казалось, коряво. Но попал сильно, сбил Зверя с ног и бросился добивать.

Зверь был непрост. Я был выше, физически мощнее, нападал сверху. Бил сильно в лицо. Не остановился даже тогда, когда получил какой-то тычок (ударом я это назвать не могу) сдачи. В какой-то момент я заметил, что мой противник растерялся и беспомощно барахтается подо мной, не предпринимая никаких попыток защитить лицо, но очень хочет подняться. Я остановился буквально на секунду, чтобы сесть на него поудобней, и в этот момент наши взгляды встретились. «За что?» – спрашивали его округлившиеся глаза.

В тот момент я не сильно хотел разговаривать и нанёс ему в голову целую серию прямых ударов, от которых он чисто физически не мог уклониться. Кровь потекла у него из носа, а кто-то схватил меня за правую руку и я скорее почувствовал, чем понял, что ещё один человек пытается поймать мою левую, сжатую в кулак, только что нанёсшую удар по крови. Не знаю как, но я вывернулся и с правой руки бил сначала первого, потом швырнул в стенку второго, а затем кинулся на кого-то рядом, хотя точно помню, что он ничего мне не сделал и вроде бы делать не собирался.

Раскидав всех тех, кто думал меня остановить, я схватил Зверя за волосы, подтянул вверх так, чтобы он поднялся на колени и с размаха отправил головой в стену. Он с глухим звуком шмякнулся головой о неё и ухнул в пол. Я тут же добил его ногой в пах и только тогда наш защитник Макс, с разбегу протаранив меня в ту же самую стену, в которую я впечатал Зверя, уложил меня на пол.

Позднее Макс вспоминал, что сделал это по примеру того, как американские футболисты атакуют своих соперников. Когда он мне это рассказывал, я, впрочем как и он, был вдупель пьяный, поэтому не помню. Но говорят, что после этого мы полезли друг к другу обниматься со слезами на глазах. Но этого я тоже не помню.

А вот как чуть-чуть не хватило, чтобы раскидать всех во второй раз – помню.

Первые два удара пришлись по Максу, потом под руку повернулся ещё кто-то, но я слишком серьёзно отклонился назад и упал. Это дало возможность скручивающим меня накинуться всем скопом.

Но я не успокаивался. Я что-то кричал и кусался. Но меня всё-таки скрутили и зажали в угол. Когда стало тяжело дышать, я поумерил свой пыл.

– Всё, всё! – закричал я, понимая, что мои руки надёжно прилепили к стене и дальнейшие действия лишены шансов на успех. Меня не отпустили, и я заголосил снова:

– Оставьте уже меня! Всё нормально!

В небольшом промежутке времени, пока все убеждались, что меня действительно можно отпустить, было слышно, как все тяжело дышат. Каждый из нас испуганно обводил глазами раздевалку, невольно останавливаясь на Звере.

Зверь, с разбитым в кровь лицом, сидел посреди раздевалки, вытянув ноги. При взгляде на него не сразу было понятно, что именно у него разбито. Он весь был вымазан кровью, периодически он касался разных частей своего лица пальцами, а потом смотрел на пальцы и ладони, поднося к глазам, и по появлению крови на них пытался понять, откуда она идёт.

Если бы в этот момент мне кто-то сказал, что настанут времена, когда мы со Зверем будем сжимать друг друга в объятьях до хруста костей и вместе горланить песни, я бы сказал, что этот человек идиот.

А ведь такое было…

Кстати, Зверем его называли не потому, что он грозный какой-то. Просто фамилия у него Зверев. Паша Зверев.