Читать книгу Здесь ставим крест - Роман Владимирович Моргунов - Страница 2

Довольно тяжело рассказать эту историю.

Или нет, не так.

Довольно тяжело рассказать эту историю так, чтобы меня поняли.

Такой вывод я сделал после того, как всё это собрал все слова этой истории. Я бы даже сказал, что тут ничего непонятно. А ведь каждому – пусть даже самому маленькому писателю – хочется, чтобы его понимали.

Конечно, дело в том, что у меня нет такого таланта, чтобы с помощью слов объяснять всё то, что хотел сказать (в доказательство этого пункта предлагаю изучить только что прочитанное вами предложение), но от этого желание быть понятым не становится меньше. Я попробовал что-то написать иначе, погрузился в муки творчества и написал некоторые эпизоды, так сказать, «с высоты прожитых лет», но получилось только хуже. Видимо, для этой истории важно, чтобы было написано так, как я запомнил всё это тогда, когда все эти события происходили. Однако переписывая, я точно понял, чего не хватает всем моим записям.

Дело в том, что я тогда не осознавал то, что чувствовал. Заметки получились плоские, фактические, а вся подводная часть, всё то, что было спрятано внутри, осталось там настолько глубоко, что даже айсберичной, хемингуэевской девятой части нет на поверхности.

Казалось бы, если проблема найдена, то её надо просто решить. Добавь, мол, эту самую девятую часть и пожалуйста! Но не всё так просто. Точнее, такого таланта у меня нет.

Единственное, что пришло мне в голову, так это назвать всё то, что я чувствовал в те моменты. Но это совсем уж издевательство над читателем! Может, ещё график какой или таблицу придумать?

Поэтому я предложу вам игру: угадайте по описанию и названию, что я чувствовал. Для этой истории это важно. Наверное, это вообще самое главное.

В начале каждой главы я даю список всех тех чувств, что испытал во время описанных событий. Каждую главу я дроблю по ним, но не пишу само чувство, а предлагаю вам самим во всём этом разобраться.

Понимаете ли вы меня? Чувствуете ли то, что чувствовал я?

Попробуйте угадать и вписать в пустую строчку что-то одно из предложенного в списке. Да, разумеется, одно чувство может посещать меня сколько угодно раз. Да и если я что-то написал в начале главы, то во всей главе оно точно где-то должно будет появиться.

Правильные ответы я поместил в конец каждой главы.

Попробуйте угадать мои чувства, и (я не сомневаюсь) в какой-то момент вы начнёте меня понимать, а потом и чувствовать то, что чувствовал я.

Хочу надеяться, что такой способ позволит мне выразить всё, что я хотел донести. Будет здорово, если вы сможете это ощутить, а не прочитать. Вот тогда эта история обретёт смысл.

И будет невероятно прекрасно, если вы переживёте эти события так, как пережил их я.

Книга первая

Глава первая

1

Мне наплевать

Ненависть

Разочарование

Надежда

Если бы обо мне снимали фильм, то сразу после моего «аминь» надо было пустить титры. Всё, это был финал. Можно присоединить какую-нибудь величественную музыку, хотя это не обязательно.

Но жизнь сложнее. В университете мне выдали диплом и отпустили на все четыре стороны. Никакого финала. Более того, от разных людей (от родителей, например) я услышал, что это начало. Как начало?!

Я снял однушку возле «Новых Черёмушек», устроился работать спортивным журналистом. Собственно, это всё, что произошло. Ах, да: ещё мне исполнилось тридцать. Вот теперь совсем всё.

Наступило лето. Моя работа не предполагает каждодневный изнурительный труд, но отпуск мне всё-таки положен. Так что к тридцатнику судьба сделала мне подарок: моя отпускная неделя пришлась на дни, когда рок-музыканты собираются на «Нашествие». Из студенческой жизни у меня остался только один знакомый – Мишка. Довольно угрюмый, одинокий. Я с удивлением узнал, что он устроился работать учителем истории в одну из московских школ. Мне казалось, что эта работа мало ему подходит, ведь учителю приходится много общаться. Но Мишка, а если точнее, то Михаил Сергеевич (я почти уверен, что «за глаза» коллеги и ученики называют его Горбачёвым), довольно долго и успешно работает. Подробностей я, правда, не знаю, но его не увольняют. Так вот Мишка готов присоединиться ко мне в поездке на «Нашествие». Даже больше: мы договорились поехать на моей машине за три дня до фестиваля, остановиться в охотничьем домике «Медвежий угол» и посвятить несколько дней прекрасной рыбалке.

Вот и всё.

Сегодня случится последний рабочий день перед отпуском. Отпускные (почти 70 000 рублей меня приятно удивили) уже пришли на карточку. Осталось заехать в редакцию, поздороваться с боссом, черкануть заявление и ощутить странную свободу.

Так что я позавтракал страшной пустой яичницей (увы, другую делать так и не научился), погладил рубашку (это чтобы более-менее прилично выглядеть среди всех деловых людей в редакции) и отправился в метро, как это делают миллионы добропорядочных граждан нашей огромной страны.

На улице было жарко, а в метро довольно прохладно. Для тех, кто ездит на работу каждый день, было свежо, но для меня – прохладно. Тысячи людей сливаются в общий поток и идут под землю. Хлопают задвижки турникетов, всё вокруг громыхает, все спешат. Страшно подумать, сколько бы я добирался от своих Новых Черёмушек до Пушкинской, если бы не было метро. Но оно есть! Раз – и ты на месте!

Я пересекаю узкую дорогу рядом с громадной лестницей бывшего кинотеатра. Сейчас это театр мюзикла. В будущем, наверное, ещё чем-нибудь будет. Для меня же это место, где я впервые смотрел «Братство кольца». Здесь проходила премьера. Понятное дело, никаких билетов достать было нельзя (мне кажется, что ни в какую продажу они и не поступали), а мы – бедные студенты – должны были пропустить этот праздник жизни, но одна из девчонок в нашей группы на филфаке встречалась с кем-то из техперсонала, и он протащил всех нас (человек десять, по-моему) в операторскую. Хотя, вы знаете, может она называется и не операторская. Но факт остаётся фактом: мы смотрели фильм из окошка технического помещения, где работала эта трескучая машина, проецирующая картинку на громадный экран. Мы все сгрудились, словно птенцы в гнезде, прилипли к маленькому окошку и вот так сидели те три с лишним часа, что идёт фильм.

Я никогда не думал, что тот момент и был настоящим счастьем.

Сейчас я не мог попасть в компанию из десяти человек, с которыми бы мог бы вот так пойти в кино. Сейчас нет такого фильма, который я бы согласился смотреть в маленькое окошечко, сидя непонятно как, словно попугай на жёрдочке.

С этими мыслями я остановился перед красным светофором, поскольку надо было перейти ещё одну маленькую дорогу, и подумал, что не имею ни малейшего понятия о том, что сейчас показывают в кино.

Вероятно, я стал более чёрствым человеком, чем был в студенческие времена.

Зелёный свет, который я ждал что-то уж совсем долго, позволил мне добраться до поста охраны, где я необычайно важно махнул своим удостоверением журналиста.

В студенческие времена мне мечталось, что это удостоверение будет открывать мне какие-то запретные двери и заставлять говорить людей, которые не хотят о чём-то там говорить. А ещё со мной значительно почтительнее будут разговаривать представители органов правопорядка. Мне понадобилось что-то около недели, чтобы понять, что если двери решили закрыть, то моё удостоверение – это не заклинание «сим-сим откройся», если человек не хочет разговаривать, то худшее, что может сделать журналист – это показать это удостоверение. А разные полицейские будут с вами разговаривать спокойно и по-человечески до тех пор, пока не увидят эту самую корочку.

Эта штука позволяет мне попасть на работу. На этом её белая магия заканчивается.

В этом здании когда-то располагалась редакция газеты «Правда».

Это было первое, что я узнал, когда устраивался на работу. Я должен был этим гордиться. Я гордился ровно до того момента, как услышал такой анекдот: стоят на мавзолее Чингисхан, Гитлер и Наполеон и смотрят парад. «Мне бы таких солдат, – говорит Чингисхан, – я бы весь мир завоевал!» «Мне бы такие танки, – говорит Гитлер, – я бы выиграл вторую мировую!» Наполеон в этот момент складывает газету «Правда». «Мне бы такую газету, – говорит он, – никто бы и не узнал о Ватерлоо».

Газета, где я работаю, называется иначе, но, простите меня, если раньше это был анекдот об одной газете, то сейчас это о прессе вообще.

Я поднимаюсь на скрипящем лифте на третий этаж. Знаю, что за то время, пока я работаю, его дважды ремонтировали. Но жуткий скрипящий звук пропал в лифте на два дня. Потом вновь появился, и все махнули на него рукой.

В этой жизни безумно тяжело что-то изменить.

Секретарша Машенька, хрупкая и очаровательная, с огромным красным ртом и волооким чёрным взглядом нисколько не изменилась за всё время, что я здесь работаю. Осталось неизменным и её фирменное поведение.

Я подошёл к ней в тот момент, когда она что-то увлечённо набирала в компьютере, мило щёлкая клавишами. От меня требовалось подойти и остановиться, чтобы бег клавиш замер, она подняла глаза, и в тот момент, когда её красный рот делал рабочую дежурную улыбку, я услышал:

– Здравствуйте! Вам назначено?

– Да, – сказал я. Дальше я ничего не успел сказать, потому что она засмеялась, прикрывая свои губы тонкими длинными пальцами с сияющими чёрными ногтями.

– Прости, Макс! Прямо с утра голова кругом идёт! – вдруг сказала она. Честно говоря, мы с ней только здоровались, когда виделись, поэтому для меня её вопрос выглядел совершенно логичным. С чего бы ей меня знать? Но, не спорю, приятно, когда к тебе обращаются вот так неформально, почти по-дружески.

– Матвей Игнатович уже ждёт, проходи! С началом отпуска тебя!

– Спасибо, – сказал я, не зная, что я тут ещё могу добавить.

Матвей Игнатович стоял у огромного окна и курил, держа в левой руке пепельницу так, будто бы это был бокал с шампанским.

– Макс? Добрый день, Макс! Присядь!

В здании на самом деле курить нельзя. Более того, если попробуете закурить в любом другом помещении, то раздастся вой сирены, а с потолка вас польёт довольно серьёзный дождик. Но для кабинета Матвея Игнатовича сделали исключение. Ну как «сделали»… Были вынуждены сделать. Этот лысеющий придурок, когда погружался в работу, забывал обо всём на свете, доставал сигарету и прикуривал. Да, визжала сирена, всех выводили из здания, а его спасали не от огня, а от воды, сушили, штрафовали и проводили беседу. Потом снова и снова. После, наверное, десятой или двенадцатой беседы наконец поняли, что дешевле отключить в его кабинете пожарную сигнализацию. Теперь Михаил Игнатович курил в своё удовольствие в своём кабинете.

Увидев его в клубах сигаретного дыма, я автоматически смирился с тем, что мне предстоит выслушать от босса тонны словесного мусора.

– Как же давно я тебя не видел! – он прекратил курить и сел в громадное кожаное кресло напротив.

Я кивнул. Он реагировал на слова как бык на красную тряпку. Мне кажется, что для него принципиально сказать больше слов, чем его собеседник. Если кто-то что-то начинал рассказывать, то он бесцеремонно перебивал и начинал рассказывать что-то своё, даже не всегда по теме. Поэтому с ним было важно мало говорить.

– Как собираешься отдохнуть?

– Съездим с другом на музыкальный фестиваль, – сказал я.

– О да! Музыкальный фестиваль! – почти пропел Михаил Игнатович. – Я помню, как мы однажды с супругой пришли на концерт к Алле Пугачёвой…

Тут надо сидеть и кивать. По возможности не вслушиваться. Лучше представлять себе море. Знаете, когда идёшь по песочку, а волна с шумом подкатывает к ногам, облизывает по щиколоткам и откатывает обратно. Умопомрачительный процесс. Вот его могу терпеть вечно.

Через двадцать минут Михаил Игнатович поставил свою подпись под моим заявлением на отпуск.

Я вышел из кабинета с подписанной бумагой. Машенька посмотрела на меня и рассмеялась.

– Хочешь, я передам в бухгалтерию?

Я с радостью протянул ей лист. Она успела показать мне, куда его следует положить. Я ещё хотел поблагодарить её словами, но какой-то длинный парень в безупречно белой рубашке с коротким рукавом хамовато влез между мной и столом и прямо-таки прокричал:

– Оля, а Игнатыч у себя?

– Да, если хочешь, зайди.

«Оля?» – успел подумать я. Дабы не попасть в неловкую ситуацию, я поспешил к лифту. «Её зовут Оля?» – продолжал я думать. Как же так? Я был полностью уверен, что её зовут Машей. Когда нас представили друг другу? Я не смог вспомнить. Не смог вспомнить и хотя бы один раз, когда мне довелось назвать её по имени. Не смог. На самом деле и она меня по имени, если и называла, то крайне редко. Вот, например, сегодня.

Я вышел из здания.

А может быть этот молодой человек ошибся, а она просто не стала его поправлять? Может такое быть? Может. Только вот моё имя она знает точно, а вот я её – нет.

Вот в таком странном мире я живу.

Но дело сделано. Можно идти обедать.

2

Заблуждение

Разочарование

Счастье

Я отношусь к тем людям, для которых Земля уже не вертится. Дело в том, что всю свою жизнь я прожил в одном городе – в Москве. Одни и те же места я посещал в совершенно разные периоды жизни. Места менялись, я рос, но Земля оставалась той самой, жутко узнаваемой. И никакой другой Земли я не знаю.

Сейчас я стоял возле памятника Пушкину и смотрел на жёлто-коричневое (Боже мой, кто додумался выбрать эти цвета для заведения быстрого питания?!) здание Макдоналдса. Макдоналдс стоял здесь всегда. Наверное, было такое, когда Макдоналдса здесь не было, но я об этом ничего не знаю.

Впервые я здесь оказался в сказочные времена. Макдоналдс был красно-жёлтым, волшебным, обещавшим что-то совершенно невероятное. Отсюда тянулась невероятная по своей длине и причудливая по изгибам очередь. Начиналась она при выходе из подземного перехода, занимала всё пространство до дороги и не уменьшалась с утра до вечера. Я точно знал, что в этой очереди нет голодных. Все, кто стоял в этой очереди, собирались не набить себе пузо. Все они – а лучше будет сказать «все мы» – стояли за новой прекрасной жизнью. Все хотели убедиться, что чизбургер, гамбургер, картошка-фри и кока-кола со льдом и без существуют в том же самом мире, в котором живём мы все. Откуда я это знаю? Правильно: я сам стоял в этой очереди, покупал всякие чизбургеры (о, как же я жадно впивался зубами в чизбургер!) и был сказочно счастлив!

Потом я подрос, оказался здесь уже не с родителями, а в дружеской компании одноклассников и одноклассниц. Мак ещё не утратил своей сказочности, по-прежнему был чем-то вроде тридевятого царства, но я тогда уже ощущал себя как минимум Иваном-царевичем. Мне нравилась одноклассница Мила. Для неё я, упоённый азартом и желанием добыть что-нибудь такое, купил в Маке мороженое в вафельном стаканчике. У этого мороженого был целый ряд достоинств: во-первых, оно только-только появилось; во-вторых, оно было очень дешёвым, а у меня почти не было денег. Я помню, что ели мы это мороженое с Милой на двоих. А ещё мы целовались. Она смеялась.

Разумеется, я появлялся здесь в студенческие времена. Макдоналдсы уже открылись по всей Москве, уже были не редкостью, а чем-то совсем обыденным. Конкретно с этим Маком связано одно из самых приятных воспоминаний. Мы сидели здесь с Саней рано утром, ждали девчонок, которые надолго ушли в туалет. Сидели за столиком на улице. Людей было как-то мало, а вот голубей и воробьёв полным-полно. У нас были горячие напитки (чай или кофе, уже не помню) и большая упаковка картошки-фри. Голуби бродили вокруг нас, а вот воробьи нахально расхаживали прямо по нашему круглому столику. Самый смелый схватил одну палочку картошки и радостно и со страху улетел. За ним бросилось три или четыре воробья. Мы смеялись. А потом стали подкармливать менее смелых. Вернулись наши девчонки, увидели, чем мы занимаемся, купили ещё картошки-фри и тоже стали кормить голубей и воробьёв. Было отчаянно весело. Если бы у нас было больше денег, то мы бы там провели весь день или скупили бы всю картошку-фри, которая продавалась в этом Маке.

Теперь я считаю себя сильно повзрослевшим. Макдоналдс кажется мне диким воспоминанием. Сейчас я взрослый мужчина! Какой Макдоналдс?! А, совсем забыл: хочу съесть какой-нибудь суп. Знаете ли, поскольку я живу один и не очень люблю готовить, то первое у меня дома бывает редко. Почти никогда.

По правую руку от меня находятся «Грабли». Пожалуй, пойду туда.

«Грабли» – место со шведским столом. Проходишь, набирая себе на поднос всё желаемое, а на кассе расплачиваешься. При этом вокруг темновато и полно народу. Найти здесь столик в обеденное время – задача на любителя. То, что я оказался таким любителем, есть результат моей тупости. Я, знаете ли, сначала взял поднос, поставил себе суп, какую-то пасту, белый пузатый чайничек и одну чашку, расплатился, набрал приборы и салфетки, а только потом стал думать куда сесть. С подносом я сделал круг по первому этажу. Столику, скажу я, весьма небольшие. Рассчитаны на две, максимум на три тарелки. Стоят довольно плотно друг к другу. Не лучшее место, чтобы посидеть и поболтать, но любое место в центре Москвы ценится именно на вес золота, так что маленькие столики в «Граблях» смущают только меня. Все остальные сидят, едят, пьют (несмотря на рабочее время не всегда чай) и никуда уходить не собираются. Это на первом этаже.

По закручивающейся лестнице я поднялся на второй этаж. Здесь меня встречает маленький бар. То есть гостям «Граблей» не нужно даже спускаться вниз, чтобы взять ещё одну чашечку кофе. Бесподобно! Нужно ли говорить, что все места на втором этаже тоже заняты? Отличие только в одном: гости на первом этаже больше едят, чем пьют. Гости второго этажа больше пьют. Бар работает. Тот, кто его поставил, может радоваться.

А вот я радоваться не могу. Я уже минут пятнадцать хожу по «Граблям» и пытаюсь сесть и пообедать.

В окна второго этажа довольно хорошо виден Макдоналдс. Там, как мне кажется, такая же проблема со свободными местами. Я хочу в это верить. Сколько себя помню, в любые времена и при любом стечении народа я находил в Макдоналдсе место, чтобы сесть и поесть. Даже тогда, когда очередь выстраивалась до самого входа в метро.

Теперь же я не могу найти ни одного свободного места в «Граблях», где никакой очереди нет, просто заведение работает и жужжит.

Суп мой уже явно не такой горячий, каким я его брал. А если я ещё похожу, то он рискует остыть настолько, что есть его будет даже неприятно.

Но деваться мне некуда: я иду на второй круг.

Я уже стал закипать от злости и несправедливости, как вдруг услышал:

– Макс?

Я обернулся. За одиноким столиком у стены сидел длинный худой мужчина в круглых очках, сползших ему на нос, и синей рубашке. Весь его столик занимала чашка недопитого кофе. Лицо его было мне смутно знакомо.

– Макс, ты меня узнаёшь?

Он улыбнулся. По улыбке я сразу и категорично его узнал.

– Дружище! Садись за мой столик! – звал он меня. Я поставил свой поднос и протянул ему руку. Он с чувством пожал её, но даже не привстал. Впрочем, Андреа Кутузов всегда так себя вёл.

3

Мне наплевать

Андреа Кутузов был когда-то чемпионом педагогического университета в среднем весе. Сам я не видел ни одного его боя. Более того, когда я впервые об этом услышал (уже не помню, при каких обстоятельствах это случилось), то не поверил. Навести об этом справки было несложно: достаточно было спросить кого-нибудь из преподавателей физкультуры в нашем университете. Я спросил Александра Николаевича. Высокий, статный, в больших черепашьих очках, он тут же его вспомнил. Финальный бой Андреа он помнил так, как будто тот состоялся вчера.

Формально мы с ним оба – журналисты. Но он ни дня не работал. Никогда. Опека его со стороны матери была тотальной и всепоглощающей. Мама привозила его на занятия на машине, приводила к самим аудиториям в здании университета и ждала его с занятий возле дверей, иногда прислонившись ухом к косяку дверей, пытаясь узнать, что происходит в самой аудитории. Это было безумно странно. Ему не раз и не два сказали об этом, после чего он нашел в себе силы поговорить с матерью, и та стала ждать его на скамейке возле здания университета. Так прошло целых два дня. А потом Андреа разбили нос.

Дело в том, что он полез на какого-то парня в столовой, который, представляете, пролез без очереди. Андреа, только начавший осваивать очередь как явление в жизни, решил высказать все, что он думает по поводу человека, который позволил себе такой неблаговидный поступок. Откуда же он знал, что за это можно получить кулаком в нос? В общем, мама увидела своего сына с распухшим и кровоточащим носом, устроила истерику на глазах у большей части первого курса и побежала в деканат писать заявление… Дальше, признаться, не знаю. Какое-то там заявление. Позже заявление исчезло, а сам Андреа объявился в секции бокса.

Когда Андреа записался в секцию бокса, смеялись все, утверждал Александр Николаевич. Пожалуй, кроме матери. Ее рядом с сыном больше не видели. Что там между ними произошло, знают только они сами, но факт остался фактом: Андреа стал ходить в университет со спортивной сумкой, а не с мамой. И боксом он занялся безумно серьезно.

Настолько серьёзно, что какое-то время мы не виделись, хотя учились на одном курсе одного университета. После получения дипломов мы стали видеться довольно часто. Оказалось, что мы живём в одном районе и предпочитаем бегать утром по выходным. Потом он пригласил меня к себе, где познакомил с Олей – своей девушкой. Отношения у них были довольно странные: какими-то периодами они жили вместе, потом врозь, но при этом оставались парой, потом снова жили вместе. В какой-то момент Оля уехала куда-то в Европу, но довольно быстро вернулась. Андреа философствовал, и его дверь всегда оставалась открытой для Оли.

Несколько раз Андреа пересекался с моими знакомыми и родителями, но никому из них не нравился. Он был заносчив, беспечен, нигде не работал и всем этим гордился. Ему нравилось выделятся среди всех своим именем, и он жутко внимательно следил, чтобы его не называли Андреем. Только Андреа.

Секрет такого необычного имени таков: его мать родила его от итальянца Андреа, с которым познакомилась в Сочи на отдыхе. В память об этом своем романе она дала сыну имя его отца. Отчество она адаптировала для нашей страны, видимо, посчитав, что не совсем обычного имени для привлечения внимания будет достаточно. Фамилия же оказалась у Андреа мамина, поскольку, как он сам всем рассказывал, страсть мамы была настолько всепоглащающей, что фамилии своего возлюбленного она спросить не удосужилась. В общем, у Андреа в жилах должна была течь итальянская кровь. Проверить это не представлялось возможным, а в качестве доказательства сам Андреа приводил невесть откуда в нем взявшуюся любовь к "дольче вита" и искусству.

В какой-то момент мы перестали видеться. Не было никаких обид, ссоры или чего-то подобного. Просто он перестал бегать в парке или стал бегать в другое время. Пару раз мы встречались на улице, кивали друг другу и шли по своим делам. Никаких обид, никаких ссор.

Андреа, как я уже сказал, никогда и нигде не работал. Он не скрывал источники своего дохода: три однокомнатных квартиры в Москве позволяли ему вести жизнь безбедную и праздную. Он с презрением относился к работе как к таковой, деньги обсуждал редко. Я мог только догадываться, но по моим расчётам получал он около 90 тысяч в месяц, что было несколько больше, чем платили мне в редакции.

Я не завидовал его жизни. Я не понимал, как он живёт.

4

Во все тяжкие

Ненависть

Бывало и хуже

– Привет! – сказал я, не сумев придумать ничего другого.

– Ты не представляешь, как я рад тебя видеть!

Я вообще не представляю, рад ли он меня видеть. Но я ставлю свой поднос, нахожу пустой стул за другим столиком, вежливо спрашиваю у одиноко сидящей женщины, могу ли его забрать и, получив утвердительный ответ, сажусь напротив Андреа.

– Как ты здесь оказался? – бесцеремонно спросил он меня.

– По работе, – буркнул я. Суп уже успел остыть, но, по моим соображениям, он был всё равно лучше, чем чизбургер.

– По работе? Ты сюда ездишь работать?!

– Иногда. Большую часть работы я могу делать и дома, но вот иногда приходится приезжать…

– Фух! – выдохнул он, словно это ему приходилось работать, а не мне. – Слава Богу, что тебе не приходится ездить сюда каждый день!

«Какая ему разница, куда и когда я езжу?» – подумал я.

– Большинство людей тратят столько времени, чтобы просто прокормить себя! Я даже не представляю, как так можно жить?

Я отлично себе представлял, поэтому мне было нечего сказать.

– Это же ужасная жизнь! Каждое утро поднимешься ни свет ни заря, второпях ешь, одеваешься, едешь чёрт его знает куда, вкалываешь практически весь день, а потом едешь обратно… А ещё это вонючее, грязное метро! Все потные, грубые, так и норовят наступить тебе на ногу! Невероятно ужасно! Разве это жизнь?

Паста, сыр в которой уже успел стать больше безвкусным клеем, нежели сыром, была тоже лучше чизбургера.

– Что делать? – философски сказал я, на самом деле не представляя, что надо отвечать на такие рассуждения.

– Как «что делать»? – вдруг встрепенулся он. Я даже испугался. Никак не ожидал, что он ответит или вообще заметит мою реплику. – Надо жить!

Чуть тёплый чай я бы не стал сравнивать с чизбургером. Холодный чай – это просто помои. С моей точки зрения.

– Жизнь создана для удовольствий, а не для того, чтобы толкаться в метро в час пик! Вот тебе нравится чай, который ты сейчас пьёшь?

– Нет, – откровенно признался я. – Он остыл.

– Так зачем же ты его пьёшь?

– Потому что я хочу пить, а ещё я потратил на него деньги.

– Деньги…

Пока я ел суп и пасту, мысли Андреа были для меня полным бредом. Но вот благодаря остывшему чаю я начал его понимать.

– Да, я бы сейчас не отказался был заплатить за горячий чай, – сказал я.

– А знаешь что? – необыкновенно оживился Андреа. – Поехали-ка в нормальное заведение, а? Там будет кое-что получше даже самого лучшего чая! Поехали?

Я усмехнулся, но задумался. Завтра мне уже не надо было на работу. После вот этого самого обеда я планировал поехать домой, а дальше у меня никаких планов не было. Предложение Андреа было безумным, но не таким пустым, как мои планы на вечер.

– Расходы я возьму на себя, – вдруг добавил Андреа. – Раз ты работаешь, то будешь дрожать за каждую копейку! Я таких знаю! Так не получить удовольствие от жизни! Ну что, едем?

– Куда хоть? – спросил я, отодвигая чашку с остывшим чаем. Он улыбнулся, что-то стал щёлкать в телефоне.

– Спокойно! Я точно знаю, что это кайфовое место! Обещаю, что тебе понравится!

– Да что ты делаешь-то?

– Вызываю такси. Не пешком же мы туда пойдём!

Я рассмеялся.

– Идём! Белый Хёндай Солярис уже ждёт нас возле остановки!

Он уверенными шагами сбежал вниз по уходящей винтом лестнице, словно вальсируя между поднимающимися навстречу ему людьми с полными подносами. Я так быстро и ловко спуститься не мог. Он гордо и весело вышел на улицу, издалека определил нужную машину, изящно открыл дверь рядом с водителем. В машине было душно.

– Я недавно открыл для себя это заведение, – тараторил в машине Андреа. – Вкусная кухня, приятный интерьер, красивые официантки… Поэтому с Мариной туда не придёшь…

Я тут же отгадал нужный вопрос:

– Кто такая Марина?

Разумеется, Мариной звали его девушку. Они начали встречаться не так давно. Она красивая, умная, из бедной семьи, но многого добилась в страховой компании, в которой работает.

– Сколько ей лет? – зачем-то спросил я.

– В точку! – прокричал Андреа. Я испугался.

– Ты зришь в самый корень проблемы!

Честно говоря, я спросил для того, чтобы что-нибудь спросить. Нет никакой точки, в которую я собирался попадать.

– Ей пора выходит замуж! – торжественно провозгласил Андреа.

– Как ты это определил?

– Она хочет детей, квартиру в ипотеку, шубу… чего-то ещё из этого стандартного набора.

Даже я догадался, что Андреа ничего этого не хочет. Я не знал, что нужно спрашивать или говорить дальше, но на этом мы приехали, а это был лучший способ поменять тему.

Красные плавные буквы сообщали, что заведение называлось многообещающим словом «Ёрш».

5

Забытые чувства

Во все тяжкие

Разочарование

Пустое

Страх

– Что это за заведение? – спросил я Андреа, когда мы оказались за столиком.

– Нравится?

– Для меня слишком шикарно.

Мы сидели воле громадного аквариума, отсвечивающего зелёным и синим. В паре десятков сантиметров от моего лица плыл сом, вовсю шевеля длинными усиками. Прямо над столом висела лампа, укрытая так, что пятно света падало точно в центр стола и расползалось вокруг, теряя силу. Если откинуться прямо на диванчик, то собеседник будет виден только как силуэт или призрак. Именно так сел Андреа.

– Не парься, сегодня я угощаю!

Вроде бы он это уже сказал в «Граблях». Зачем так часто подчёркивать, что платит именно он? Видимо, цены здесь заоблачные, подумал я.

– Местечко что надо! – доносилось до меня из полумрака. – Свет, музыка, девушки… Расслабься и получи удовольствие!

– Аквариум, – сказал я.

– Что?

– Аквариум!

– Что с ним?

– Очень красивый!

– А-а… Это…

– Здесь хорошо кормят?

Из тьмы и легкой джазовой музыки появилась красотка в сверкающей белой блузке, чёрной юбке и ярко-алым большим ртом. Копна светлых вьющихся волос чуть вздрогнула при шагах. Она остановилась. Хищно сверкнула глазами.

– Здравствуйте! Что будете заказывать?

– Два «Левенбрау», порцию крылышек и картофель фри.

– А вам?

– Это нам, – отрезал Андреа, показывая, что для официантки я не должен представлять никакого интереса. После этих слов девушка растаяла во мраке и музыке.

– Ты поёшь?

– Прости?

– Ты поёшь в караоке? – уточнил Андреа.

– Нет, никогда не пробовал.

– Мы должны спеть! – сразу же загорелся он. – Мы непременно должны спеть!

– Это лишнее!

– Нет, ты не понимаешь!

– Я не пою. Вообще.

– Нет, это совсем другое!

– Я не пою в принципе.

– Это не нужно!

– Я не хочу!

– Ты просто не пробовал!

– Есть множество вещей, которых я не пробовал и не хочу!

Он выдохнул.

– Тебе не кажется, – начал он снова, – что ты живешь… Как бы это сказать…

– Ты меня не обидишь, говори смело! – подбодрил я.

– Хорошо! Ты живешь нудно!

Видимо, эта информация не произвела на меня должного эффекта. Это я могу сказать по лицу Андреа.

– Понимаешь, – опять завелся он, – жизнь открывает нам столько возможностей! Она так разнообразна и удивительна! Можно каждый день что-то открывать! А ты? Посмотри же на себя!

– А что я?

– Работа, дом! Дом, работа! – он устроил маленькую пантомиму, махая руками и головой. Я толком не видел, оценить не могу, но Андреа не склонен к бурному выражению эмоций, всё это смотрелось странно. Он успел устать другим человеком, подумал я.

– Не соглашусь!

В этот момент нам принесли пиво и фри.

– Крылышки готовятся!

– Спасибо! – кивнул Андреа.

– Вот чтобы ты сейчас делал, если бы я тебя сюда не привел?

– Давай! – сказал я, поднимая пиво. – Чтобы у нас всё было, и на за это ничего не было!

Отвечая на давний студенческий призыв, Андреа поднял свою кружку. Глухо стукнулось стекло, предвещая долгий вечер.

– Вот что? – не отставал Андреа.

– Ты о чем?

– Чтобы ты делал, если бы я тебя сегодня сюда не вытащил?

– Это очень длинный вопрос для человека, который пьёт пиво.

Это привело в недоумение Андреа.

– И ещё в нем слишком много местоимений.

Я сделал несколько глотков пива подряд. Андреа откинулся назад, стал плавным силуэтом и оттуда возвестил:

– Жизнь пуста!

Из мрака тут же появилась девушка, поставила на самое светлое место большую круглую тарелку и произнесла улыбкой:

– Ваши крылья!

Я не ответил потому, что в прошлый раз отвечал Андреа. Я был уверен, что он что-то скажет. Но он полностью погрузился в свой силуэт и ничего не хотел говорить, выдерживая трагическую паузу после своей фразы, или осознавая всю тяжесть того, что сейчас сказал. Когда я сообразил, что он не ответит и ответить должен я, девушка была уже где-то далеко.

– Крылья! – сказал я.

– Что?

– Принесли крылья!

– Ах, крылья! Они божественны с томатным соусом! Очень тебе рекомендую! Возьми во-он тот, он зажаристее! Макни погуще и сразу же запей пивом! У тебя холодное?

– Да.

– А то лучше заказать ещё!

– Для того, чтобы съесть крылья?

– Крылья у них потрясающие! Ты пробуй, не стесняйся!

Я не стеснялся.

– Девушка! – крикнул Андреа, и тут же мне:

– Ну как?

– Потрясающе! – сообщал я с набитым ртом.

Должен сказать, что я не врал. Закончив с первым крылышком, я тут же принялся за второе.

– Девушка, нам ещё по пиву и крылышек! И положите побольше томатного соуса!

– Могу сделать двойную порцию с тарелку или принести отдельно.

– Принесите отдельно!

– Только вам или и вашему другу тоже?

– Несите всё! И знаете… Принесите сразу два пива каждому из нас!

– Не думаю…

– Не слушайте его! Он офисный планктон и ничего не понимает! Несите!

– Я не…

Она смотрела на меня и улыбалась. Я забыл, что хотел сказать. Она ушла.

– Ты видел?! – вскочила полутень Андреа. – Ты видел, да?!

– Что видел?

– Ты мне ещё скажи, что ты ничего не понял!

– Я ничего не понял.

– Не ври мне! Ты всё понял!

– Что понял?

– Нет, ты понял!

– Что?

– Всё! Ты всё понял!

– Я ничего не понял! Сядь!

Андреа хлопнул ладонью по столу и схватился за ручку кружки пива.

– Старик! Сегодня ты погуляешь на славу!

– Тоже мне новости! – рассмеялся я. – Как я могу не погулять на славу, ели гулянка уже идёт?

– Не притворяйся, что ты меня не понимаешь! – зло прошипел Андреа. Он перегнулся через стол и жалил белыми глазами.

– Я не понимаю, что ы говоришь! – заливисто смеялся я, а сам думал о том, какой же он длинный. Почти змея. Я бы точно не смог так протянуться через весь стол.

– Неужели ты ничего не понял?!

Он вернулся на своё место, но глаза по-прежнему остались белыми.

– Что я должен был понять?

Андреа встал из-за стола, держа перед собой кружку пива, пританцовывая и напевая. Он довольно далеко отошёл от света, я с трудом видел его движения, но понимал, что он танцует с кружкой пива. При этом он что-то говорил. Разобрать было довольно тяжело: он не стремился говорить громко, крутился вокруг своей оси и довольно часто начинал говорить стоя ко мне лицом, а заканчивал предложение в пяти метрах от меня, когда я мог наблюдать только его затылок. Но всё то, что он делал, позволило мне лучше понять, что он имел в виду.

Кратко это можно объяснить так: он разыгрывал свадебный танец, в котором он изображал меня, а полупустая кружка пива – официантку, которая обслуживала наш столик. Не знаю, насколько похабным было выступление Андреа. Мне было достаточно того, что я понял основную мысль. Андреа успокоился только тогда, когда заиграла совсем другая мелодия.

– За твой артистический талант! – поднял я свою кружку.

– Спасибо, дружище!

Он выпил пиво залпом, хотя там было чуть менее половины кружки.

– Вот такие моменты должны становится жизнью! – захрипел Андреа через стол. – А не трудовые будни!

– Трудовые будни тоже нужны!

– Не дури! Забей на них!

Из темноты вынырнули две кружки пива.

– Одну минутку! Сейчас будут крылья!

– Девушка! – крикнул Андреа, но официантка шустро ушла.

– Ну?

– Что? – удивился я.

– Спроси, как её зовут!

– Как её зовут?

– Дурак! У неё спроси!

– Зачем?

– Макс, я тебе морду набью!

– Да брось…

– Ей Богу набью!

– Дурак что ли?

– Набью! Не тупи!

Девушка вновь вынырнула из шёлковой темноты, аккуратно остановившись возле стола. Кружки пива стояли так, что большую круглую тарелку с крылышками можно было поставить только подвинув что-нибудь.

– Позвольте?

– Да, конечно!

Я подвинул пиво, и гора крылышек в окружении соуса воцарилась посреди стола.

– Отдыхайте и ни о чём не беспокойтесь! – улыбнулась официантка.

Не могу сказать как, но я почувствовал, что слова Андреа о симпатии этой девушки ко мне не были лишены смысла.

– Девушка! – окликнул я её уже в спину.

– Да? – легко развернулась она и застыла с улыбкой.

– Как вас зовут?

– Изабелла.

– Как?! – встрял Андреа.

– Можно просто Белла. Так короче и…

– Это как в «Красавице и чудовище»?

Белла рассмеялась.

– Друзья предпочитают сравнивать меня с подружкой вампира. Постоянно спрашивают, буду ли у них пить кровь.

– А потом обыгрывают все ситуации, которые были в вампирской саге, связанные с этим именем? – спросил я.

– Да, – Белла грустно улыбнулась. Томные, глубокие глаза чуть задержались на мне. – Что вы ещё хотели?

– Выкрасть вас с работы, – выпалил Андреа.

– Думаю, это лишнее!

– Послушайте! Здесь полно официантов, они справятся и без вас…

– Здесь я старший менеджер, да и моя смена закончится через два часа.

Андреа совсем не ожидал такого ответа. Он был настроен уговаривать. Уже лоснился заискивающей улыбкой, продумывал какие-то комплименты, а вот так… Он потерялся и не знал, что говорить.

– Выпьете с нами? – сделал я жест рукой, приглашая Беллу сесть.

– Через два часа, – ответила она и села.

От неё пахло яблоком.

– Я здесь впервые, – сказал я.

– Я здесь работаю последние полгода.

– Вам здесь нравится?

– Нет.

– Тогда почему работаете?

Она фыркнула.

– Давай на «ты»? А то на собеседование похоже…

– Давай!

– Зачем ты здесь работаешь, если тебе здесь не нравится?

– Ведь где-то надо работать! – пожала она плечами.

– Хорошо платят?

– Достойно.

– А у тебя нет ощущения, что жизнь твоя проходит просто так, в пустоте? – вмешался Андреа.

– Когда работаю – да.

– А кем бы хотела быть? – спросил я.

Она задумалась.

– Я вот никем не работаю, – улыбался Андреа. – И вообще считаю, что нормальный человек работать не должен. Человек не рождён для того, чтобы всю жизнь горбатиться. Это же жизнь! Даётся один раз! Неужели надо потратить её на будильники, совещания… Что там ещё бывает?

– Ответь на его вопрос, – сказала Белла мне. Ей принесли кофе.

– Летний отпуск, – улыбнулся я сразу всем.

– Что?

– У меня бывает летний отпуск.

– У меня всегда летний отпуск! – громогласно похвастался Андреа.

– У тебя нет отпуска.

– Моя жизнь лучше, чем летний отпуск!

– У тебя нет летнего отпуска.

– Он мне и не нужен!

– Это другой вопрос. Но факты таковы: у тебя нет летнего отпуска.

Андреа задумался, и мы замолчали. Белла сделала глоток кофе.

– С тобой очень тяжело, – сказала она, облизнув по-змеиному губы.

– Почему?

– Ты слишком умный.

– Ты это определила по нашему с ним диалогу?

– Я это определила по тому, как ты сюда вошёл.

– Как я сюда вошёл?

– Оглядывая всё вокруг.

– Это плохо?

– Я до сих пор не знаю, как вас зовут…

Мы с Андреа назвали себя.

– Здесь есть караоке? – спросил Андреа.

– Да, там второй зал, – Белла махнула рукой в темноту.

– Может, чего-нибудь споём?

– С удовольствием! И легко это организую!

Белла вспорхнула и тут же исчезла в темноте.

– Классная девчонка! – восхитился Андреа.

– Ага, – отозвался я.

– Расслабься! Вечер только начинается!

– Как раз это меня и напрягает!

Белла появилась из темноты также внезапно, как и исчезла.

– Пойдёмте за мной! Не надо ничего собирать со стола, нам всё принесут!

– Андреа мне только что советовал расслабиться…

– Он абсолютно прав! А ты совсем не умеешь этого делать!

– А вдруг умею?

– Нет! Достаточно внимательно на тебя посмотреть, что отдыхать ты совершенно не умеешь!

– Прямо вот так?

– Да.

– Вообще-вообще не умею отдыхать?

– Вообще-вообще. Совсем-совсем не умеешь!

Тут она резко повернулась к Андреа и обвинила его:

– Отчасти в этом ты виноват!

– Я?! Ничего себе заявление!

Зал, в который мы перешли, был рассчитан за три компании. По крайней мере, там находилось три полукруглых мягких дивана. Каждый диван стоял напротив громадного экрана и небольшого стола. Кроме нас в зале никого не было. Белла указала нам на самый дальний столик, откуда-то достала пульт и включила экран. Из-за её спины выбежали две девушки, тут же поставившие на стол всё то, что мы оставили в прошлом зале.

– С чего начнём? – спросила Белла.

– «Полковнику никто не пишет», – сказали мы с Андреа хором.

– Ого, какое единодушие!

– Эта песня объединяет нас со студенческих времён! – пояснил Андреа и допил свой бокал.

– Петь будете вдвоём?

– Ты не присоединишься?

– Если не помешаю…

– Не помешаешь!

Белла принесла микрофоны и включила заказанную песню. Мы встали втроём чуть позади дивана и заголосили знакомые слова.

– Ещё пива! – крикнул после песни Андреа.

– Эту песню запрещено исполнять девушкам, – сказала Белла.

– Это ещё почему?

– Она слишком… брутальная что ли… Я её пою и вот прямо чувствую…

Белла затрясла в воздухе сжатыми кулачками и страшной гримасой.

– А какая твоя? – спросил я.

– Стинга. Из «Леона».

– Споёшь?

– Она грустная.

– Это ничего.

– Тогда попозже. Сейчас давайте ещё чего-нибудь забойного!

– Давайте «Штиль»?

Белла в два щелчка нашла нам «Штиль». Потом «Владивосток 2000».

– А слышала «Наблюдателя» у «Короля и шута»? – загорелся Андреа.

– Не знаю, может быть слышала, но не знаю, что песня так называется! – рассмеялась Белла.

– Там надо петь дуэтом! Споём?

– Давай попробуем!

Я сел на диван пить пиво, а Андреа и Белла, найдя эту песню, исполнили её в два голоса.

– Перерыв! – потребовала Белла, ставя руки крестом.

– Надо по-другому, – сказал я. – Вот так!

Я показал знак «тайм аут».

– Почему так?

– То, что показала ты, означает завершение, конец. А то, что показал я, – маленький перерыв.

Белла скорчила миленькую гримасу, а потом, показав на меня указательным пальцем, сказала Андреа:

– Посмотри, какой он нудный!

– О! Это ещё ничего! – загоготал Андреа. – Ты себе представить не можешь, каким он был в начале дня, когда я его подобрал!

– Эх, – вздохнула Белла и уже обратилась ко мне. – К сожалению, он тоже нудный!

Я что-то хотел сказать, но Андреа меня опередил:

– Белла, может пива?

– Дружище! – возмутился я. – Разве так спрашивают у дамы?

– Так! – Белла засияла улыбкой. – Сейчас настоящая акула пера спросит у дамы! Я вся внимание!

Они оба выжидательно посмотрели на меня.

– Белла, ты лучше всех знаешь алкогольные напитки в этом заведении. Что же ты захочешь выпить после столь судьбоносной встречи с нами? – спросил я.

– Уже лучше, – похвалила она и даже похлопала в ладоши. – Только уточни, пожалуйста, почему наша встреча судьбоносна?

– Не знаю, – честно сказал я.

– Потому что это начало, – рассмеялся Андреа.

– Начало?

– Абсолютно в этом уверен!

Должен признаться, что после университета я практически не знакомился с девушками. Я нахмурил лоб от напряжения, пытаясь вспомнить, когда я последний раз знакомился с девушкой.

– Он не верит, – Белла показала на меня.

– Он дурак! – провозгласил Андреа.

– Неправда! – сказал я.

– И всё? – разочарованно протянула она. – Вот так ты собираешься убедить меня в судьбоносности нашей встречи?

– Пардон! Исправляюсь!

Я упал перед Беллой на одно колено, взял её руку и произносил слова, глядя глаза в глаза:

– Прекрасная Белла! Небеса подарили мне эту встречу с тобой! Я это понял сразу же, как только увидел тебя…

– … когда ты несла мне меню! – подсказала Белла.

– Нет, должно быть не так, – возразил я.

– Так ведь я шла к тебе, неся в руках меню!

– Да! Но это как-то слишком просто! Всё должно быть странно, таинственно, волшебно!

– Ряд синонимов волшебно, таинственно и странно действует на девушек, – вмешался Андреа. – Можешь подниматься!

– Не могу!

– Почему?

– Я ещё не придумал продолжения!

– Вот тебе пиво!

– Зачем?

– Пусть тебе лучше думается!

Официантка принесла ещё пива. Белла усмехнулась и сделала несколько глотков.

– Кстати, почему вы без девушек? – спросила Белла.

– На дверях заведения не было таблички «Вход только со своими девушками», – сказал я.

– У вас что, нет девушек? – Белла покрутилась между нами, несколько раз заглянув в глаза каждому.

– У меня – нет, – гордо сказал я. Белла нахмурилась и развернулась к Андреа. Андреа держал оборону, поджав губы. Повисла пауза.

– И как мы выкрутимся? – спросила Белла.

– У Макса нет девушки, – выкрутился Андреа. – Это чистая правда!

– Браво!

Нам принесли ещё пива и крылышек. Мы пили, грызли крылышки и обсуждали песни, которые будем петь. Сошлись на «Беспечном ангеле», «Дыхании», «Трассе Е-95» и «Орбите без сахара». С кружками пива в руках исполняли все сразу, хором. Потом Белла потребовала дат ей исполнить «Кошку Московскую», и мы с Андреа оказались на диванчике.

– Как она тебе? – спросил Андреа.

– Отличная девчонка! – сказал я.

Самое страшное, что я не врал. Она мне нравилась всё больше и больше. Чуть ниже меня, с длинными, ухоженными чёрными волосами. Тонкие черты лица, ямочки на щеках. Честные голубые глаза. Стройная и совсем не худая. Вот сейчас, когда она вытягивала «ой-йо», она плавно покачивалась, словно мягкая морская волна. Красиво поёт. И у меня кружится голова. Я не хочу знать, почему у меня кружится голова. Я боюсь, что алкоголь тут не при чём и всё дело в женских чарах. Что я тогда буду делать?

Она закончила петь и вернулась к нам.

– Браво! – аплодировал Андреа. Я присоединился к аплодисментам.

– Кстати, из вас кто-нибудь курит?

– Нет.

– Я могу составить тебе компанию на улице, – сказал Андреа.

– А Макс?

– Я воспользуюсь этой паузой… Где здесь туалет?

Мы втроём направились к выходу. Надо сказать, что твёрдости нашим походкам явно не хватало. Белла махнула в сторону, направив меня в искомое место, а сама с Андреа, который не то держал её за локоть, не то поддерживал, ушла на улицу. Туалетная комната была выложена коричневой плиткой, украшена белой сантехникой. Напротив маленькой раковины висело невероятно громадное зеркало. Зачем здесь такое?

При взгляде на самого себя я понял, что пьян. Немного шумит голова и сдавливает в висках. Не люблю такое своё состояние. Холодная вода несколько привела меня в чувство, но вечер надо было заканчивать. Поэтому я довольно долго умывался, а потом не менее тщательно вытирался бумажными полотенцами.

– Друзья, мой вечер подходит к концу! – сообщил я, оказавшись за спинами Беллы и Андреа, сидевших на диване.

– Как? Уже? – удивилась Белла.

– Он всегда уходит, если понимает, что немного пьян, – сказал Андреа и отпил ещё пару глотков из своей кружки.