Читать книгу Когда погаснут звезды - Роман Воронов - Страница 3

Глотку воды и воздуха цена

Поставлена Всевышним справедливо.

Все остальные платы сатана

В свою казну взимает терпеливо.

Хождения в Палестину, столь популярные в наше время среди молодых дворян, особенно разорившихся, но древних фамилий, дело хлопотное и небезопасное. Но в двадцать лет кровь еще горяча и споро бежит по венам, ток ее быстрее мыслей, роящихся в юной голове, а лексикон молодого человека при этом напрочь лишен слова «последствия»; посему блеск шелома и бряцанье отцовского меча по снаряженному седлу приятнее слуху, нежели ворчание старой няньки и мирное потрескивание углей в камине.

Любопытство и жажда славы впихнули и меня в толпу подобных романтиков, а сам черт, не иначе как он, рогатый, в обличии священника, заправил уши густым елеем «правильных» речей о страданиях Спасителя, оскверненных маврами святынях и не отмщенных слезах Девы Марии. После чего «пастор» с забрызганной, естественно от праведного усердия слюной, сутаной отправился в ближайшее портовое заведение на встречу с бочонком золотистого эля, а мы, доведенные им до религиозного экстаза, пустоголовые идиоты, отплыли в Святые Земли, поискать Грааль и наполнить его по дороге кровью сарацин и прочих неверных обидчиков Христа.

Впрочем, не буду кривить душой, спасать которую я и собирался, в трюме бочонков с вином было едва ли не больше, чем с порохом, отчего потери в нашем отряде начали случаться еще до прибытия на вожделенную твердь.

На третий день путешествия изрядно потрепанные морской качкой, чрезмерными возлияниями и непрекращающимися перепалками, перерастающими в мелкие стычки, с командой нефа, состоящей в основном из греков, известных своим дурным и неспокойным нравом, мы ступили на горячие пески Святой Земли.

Господь благосклонно отнесся к нашему визиту, не считая сгинувших в пучинах средиземноморья по неизвестным причинам четырех наших товарищей, и, потратив два дня на переход, отряд достиг стен Иерусалима, влившись скромным ручейком в океан палаточного лагеря крестоносцев, готовящихся к штурму города. Этот христианский муравейник определенно походил на библейский Вавилон, бурлящий, многоголосый, сверкающий оружейной сталью, озаряемый кострами по ночам, наполненный дневной суетой тысяч мужчин, затягивающих ремни, точащих мечи, правящих щиты, раздающих приказы, шепчущихся по углам, прославляющих Христа и проклинающих неверных.

Всего было в нем в достатке, во множестве, в неисчислимом количестве, всего, кроме… воды. Солнце без зазрения совести обрушивало с небес свою жаркую силу на это новое собрание беспокойных, неуемных душ, в своем невообразимом желании убивать, разрушать, сеять насилие и пожинать горе ради высших, по их мнению, идеалов. К полудню доспехи раскалялись до состояния готовой к жарке сковороды, а шатры, изорванные восточным ветром, несущим в себе стаи мелких песчинок, не давали нужной тени, и крестоносное воинство безуспешно искало спасения в глотке обычной воды. Тугие кошельки знатных вельмож, благородных рыцарей, как и жизни простолюдин, ставили против бурдюка, наполненного горячей, иногда и протухшей, невкусной, но столь желанной жидкости.

Мои запасы кончились еще вчера поутру. Это были два коротких судорожных вздоха, позволивших втянуть в себя остатки воды, всего лишь несколько капель, после чего я долго тряс бурдюк, с изумлением и отчаянием вглядываясь через плавящийся воздух не выдающую ничего в этот «прекрасный» мир кожаную горловину.

Круглый османский щит, найденный мною еще на нефе и прихваченный в качестве трофея, подпертый с одной стороны куском разрубленного древка копья, стал моим единственным укрытием от палящих лучей. Все, что мне оставалось, это отслеживать положение солнца на небе и вслед за ним перемещать свой «зонт». Вот в таком плачевном положении и нашел меня странный человек, бесшумно выросший надо мной, облаченный в черные, мавританские одежды, среди стонов и проклятий измученных людей, единственный с выразительной улыбкой на загорелом лице. Незнакомец выудил из-под накидки флягу верблюжьей кожи, выдернул пробку и прохладная (о, чудо), живительная сила пролилась на мои щеки. Я, словно рыба, беззастенчиво вытянутая на берег, судорожно задергал губами, и вода слаще меда и всех вин Галлии проникла в изможденное засухой нутро.

– Благодарю тебя, – прошептал я сразу, как только он убрал флягу от меня. – Прошу, еще глоток.

– Между глотками должно пройти время, – произнес мой спаситель, показав ровный ряд белоснежных зубов, и закрыл пробкой свое сокровище.

– Для чего? – недоуменно спросил я, очнувшись от томительного забытья и желая еще влаги.

– Для осознания, – незнакомец уселся на песок возле моего щита.

Я с трудом привстал на локте:

– Осознание чего?

– Его истинной ценности, – последовал ответ. – Того, что на самом деле есть глоток.

Я прекрасно понимал истинную цену вылитой мавром воды. Сейчас, в лагере, он мог спокойно забрать за это коня одну из сопровождающих войско женщин, дорогой дамасский меч или, например мою жизнь.

– И что же это такое, глоток? – выдавил я из себя.

Незнакомец подвинул щит, заметив, как солнечное пятно наползло мне на щеку:

– Твое, впрочем, как и их, – он указал рукой вокруг, – появление здесь.

Я обвел взглядом «Вавилон», он рассмеялся:

– Под «здесь» я имел в виду мир, воплощение человека, оно есть глоток для души, позволяющий пребывать затем в тонких планах до следующего прихода. Воплощение – это то, что питает материю души необходимым жизненным соком, это создание прецедентов для осмысления духом себя как части Создателя, это импульс, движущий самопознание, невозможный в статическом тонком мире. Если угодно, воплощение есть преграда на пути, создающая напряжение, но и созидающая опыт.

Незнакомец закрыл глаза, а я открыл рот: почти все произнесенное им было мне непонятно.

Мавр откупорил свою флягу и протянул мне:

– Сделай свой второй глоток. И пока я жадно прильнул губами к мягкому рогу изобилия, мой собеседник едва слышно прошептал:

– Путь касты Невоплощаемых, а такие имеют место быть в мире Бога, совершенно отличен от того, что доступно вашему человеческому пониманию.

Мне было наплевать, что он там бормочет, я с неохотой расстался с флягой, а мавр продолжил:

– Творец, подобно художнику, макает душу-кисть в краски-воплощения, дабы нанести мазок свершившегося опыта на великое полотно самопознания. Не совершай воплощенная душа грехопадений, на белоснежное полотно будут наноситься мазки белого же цвета, ибо мир, сотворенный Богом, чист и бел изначально. Но в плане Его непознанного замысла «раскрасить холст», познать себя, человек же, проходя эволюционный путь должен осветляться и в условно-конечном счете повиснуть на кисти белой каплей. Пусть сказанное закрепится третьим глотком.

Мой непредсказуемый собеседник снова протянул флягу, и я не заставил себя ждать. Пока влага возвращала меня к жизни, я думал, сколько же раз еще он даст мне приложиться к своему чудесному источнику. Кстати, возможно, мне показалось, но намеренно делая большие глотки, я не заметил, чтобы фляга похудела.

Приняв из моих рук чудесный, если не сказать волшебный, сосуд, мавр не стал закрывать пробку и заговорил снова:

– Душа, в абсолютном смысле, не хочет утяжеления (воплощения), ей хорошо пребывать во свете и славе Божьей, подле ног Его. Господь оплачивает схождение души в плотные слои свободой выбора, которая представляет собой, по сути, сложную энергию огромной силы и широкого спектра вибраций. Этот «капитал» душа будет расходовать в течение всего пребывания в воплощенном состоянии, но и желающих поживиться им со стороны немало.

Опять фляга была протянута мне, и я уверенно сказал:

– Четвертый глоток.

Мавр кивнул головой и улыбнулся, а я не стал пытаться за один раз высосать весь объем.

– Почему не пьешь ты?

Черный человек поправил чалму на голове и сказал:

– Мне не жарко.

Клянусь, если бы мы сидели сейчас на снежной шапке где-нибудь в Альпах, он сказал бы: «Мне не холодно».

Мавр, будто бы услышав мои мысли, рассмеялся:

– Продолжим? Энергия свободы выбора трансформируется (переходит) в процессе активации (использования, собственно, выбора) в энергию последствия, складируемую, в зависимости от направления вектора выбора, «водоразделом» для которого являются заповеди, в энергетический банк Вселенной, что, образно говоря, есть весы «Добра и зла» или, если угодно, скорость самопознания, задающаяся углом наклона весов в ту или иную сторону. При этой трансформе энергии (свобода выбора в последствие) мощность ее увеличивается, а диапазон вибраций становится более узким (точнее, определенным). Свой выбор душа совершает, как бы находясь в центре сферы возможностей, но, сделав шаг, оказывается на плоскости, где определен верх, небеса, добро и низ, ад, зло. Сущности, пребывающие внизу, получают энергию в пищу, но, обладая низкими вибрациями, она для них, скажем, используя земную терминологию, низкокалорийная. Особый интерес и жгучее желание представляют для этих сущностей вишенки на торте из верхних энергий.

– Не хочешь глотнуть?

– А уже пора? – удивился я, не испытывая жажды совершенно.

– Четвертый глоток, – напомнил мне собеседник, и я взял из его рук флягу.

– Именно энергия последствия окрашивает первоначальный белый цвет Божественного замысла в тяжелые, густые оттенки. Но энергия последствия нестатична, энергетический банк Вселенной – не хранилище, а всего лишь фиксация перехода одной энергии в другую. Энергия последствия трансформируется в энергию ответственности, – мавр забрал флягу, прилипшую к моему открытому от удивления рту (чтобы драгоценная вода не текла по подбородку впустую). – Здесь душа раскрывается наиболее сильно (даже больше, чем при акте выбора). Можно сказать, что самопознание – это, скорее, ответственность за деяние, нежели выбор его.

Я все еще не понимал большей части сказанного им, но слушал не отрываясь.

– Чем полнее принятие ответственности, тем выше вибрации даже той энергии, что окажется в фазе последствии внизу и больше осветление ее спектра. Отказ от ответственности сужает вибрации до тяжелых, придавая энергии со знаком «−» абсолютную мощность, в пределах созданного выбором импульса, увы, передаваемую вниз.