Читать книгу Мерцание росы - ROMAPLEROMA - Страница 2

– Подъем!

Я подскочил, ошпаренный сладким кошмаром. Проведя рукой по лицу, я не обнаружил щетины. Запах кедра тоже исчез. Зато странная деревянная фигурка птицы по-прежнему восседала в изголовье кровати.

– Опять до ночи читал? Каникулы скоро, а ты всё сидишь за книгами. Завтракать! – мама зашла в комнату и выпустила солнечный свет из-за штор.

Прохладный пол остудил пыл моих снов. До меня дошло, что я всё тот же 12-летний человек и, проснувшись ребенком, я не был счастлив, ведь вся тяжесть судьбы, которой я лишился в объятиях женщины-демона, была по-прежнему со мной. Не было в этом мире силы, способной простить нам содеянное вразрез механики движения небесных сфер.

– Каких сфер? Ты про что? – мама уловила моё бормотание и едва не уронила тарелку с омлетом.

– Да так, по телику вчера передачу смотрел.

– Я опаздываю на работу. Водитель ждёт. Салат порежешь сам. Математику не прогуливай. Понял?

– Салат порежу сам, – промолчал я о математике.

Май. Последний месяц перед вечной зеленью свободы. Свободы для рук, для глаз и головы. Ведь целых три месяца можно не носить портфель с книгами, о которые ломаешь взор и присыпаешь пылью их букв ясность личных мыслей. Снаружи мы были детьми, но внутри – существами тысячу лет бродившими по этому городу, так и не нашедшими выход из руин редкого счастья и стабильного разочарования. Нет, ни в коем случае наша жизнь не была печальной, но ветер влёк нас куда-то за стены этого города, куда-то мы сами не знали куда, но так часто видели во снах. Нас было трое. Трое то ли друга, то ли связанных цепями судьбы незнакомца. Мы играли, гоняли на велосипедах, прогуливали уроки, и всё было бы как у всех, если бы не эти наши сны. Каждый раз, подходя к стенам города, мы выходили за их пределы, но дороги окружавшие мегаполис, вновь возвращали нас к центральной площади. Я знал, что когда-то смогу превзойти эти дороги, выйти за их направления и пойти своим собственным путём. Но я не знал, какую цену мне придется заплатить за этот побег.

Путь в школу лежал через солнечную аллею, полную зеленой листвы щедрых дубов, и каждый раз проходя этот зеленый коридор под звуки беззаботного детского смеха, меня не покидала мысль свернуть направо – в направлении короткого пути. Дорога пролегала через заброшенный кирпичный завод, о котором ходили легенды, мол, без оружия туда лучше не соваться, иначе сам станешь чьей-то добычей. Я услышал пластиковый треск позади – с проезжающей коляски упала игрушка. Подняв ее, я некоторое время смотрел в эти разноцветные шарики, но видел в них совсем иное, нежели воспоминания о детстве. Я видел разрешение покинуть известный путь и совершить предначертанное.

– Возьмите, – догнав женщину, я вернул ей погремушку – у вас упала?

– Ой! Наша!

Я вежливо выслушал благодарности и свернул в сумерки бетонных коридоров. Дома стояли так близко, что было ощущение, будто идешь по подземному переходу, да и вообще атмосфера провинциальных дворов давила на глаза безысходностью, но пути назад не было. Миновав несколько скамеек с мудрецами, так мы называли сидящих на кортах старших пацанов, обычно пребывающих в наркотическом дурмане, я вышел к узкой дорожке, ведущей к тому самому месту.

– И что я здесь делаю? – тенистый запах плесени не стал отвечать на мой вопрос и услужливо пригласил в разлом забора.

Стена раскрошилась от попадания идеологической бомбы. Торчащие копья арматуры собирали на себя куски плоти таких же интересующихся как я. Иногда это была яркая ткань китайских рюкзаков, купленных на последние деньги родителей-инженеров, а иногда и реальные жизни стремящихся к быстрому накоплению капитала.

– Хоть бы не задеть. Не задеть! – я оглянулся на прутья и в этот момент ноги запутались в чем-то мягком.

Споткнувшись о кусок рваной материи, я рухнул на пыльную землю, подняв клубы грязно-желтого тумана. Пролежав несколько секунд, дождавшись пока легкие фракции пепла бытия осядут на мою идеально выглаженную одежду, я поднялся, чтобы посмотреть в глаза своему авиа диспетчеру. Им оказался красный флаг со знаменем минувшего строя. В нескольких метрах от меня был тот самый угол, за которым можно было не прятать темную суть своей души и отдаться во власть симфоний ада. Ржавые трубы теплоцентрали в разорванном утеплителе было первым, что встретил мой взор. Нет, меня не смутили ни использованные медицинские принадлежности, ни полыхающее в железной бочке пламя, ни все прочие атрибуты места падших. Свобода дыхания, которую я обрел в этом филиале преисподней была не похожа ни на что. Я будто снова очутился в утробе, где не нужно было играть чьи- то роли. Место, где никто не скажет тебе, что ты не прав. То самое бытие, о котором мечтает плоть. Полнейшая анархия, спонтанность и безнаказанность. Движение в никуда и во все стороны сразу. Да именно за этой кирпичной стеной кажущиеся детьми люди пробовали все, что запрещено моралью и законом и никто кроме их молодого разрушающегося тела не был им судьей. Дымящаяся тишина кирпичных скелетов никак не отреагировала на мое появление. Бездействие пространства – так всегда бывает перед бурей. Я проглотил эти мысли и двинулся вперед по отравленной земле. Черные радужные лужи отражали химическими бликами невинный свет майского солнца, полностью искажая великий замысел природы. Но зачем выливать яд на землю? Зачем разрушать? Этим мы, люди, доказываем своё ведущее положение в мире? А что есть люди? Форма жизни, редко способная на благие дела. Я говорил сам с собой, глядя в грязный огонь пылающего бетона – но бетон не может гореть! Камень не горит!

Появившийся из-за химического огня ботинок раздавил прозрачные осколки, хрустом оборвав мои мысли. Я быстро поднял взгляд и уперся в глаза умного агрессивного хищника, превосходящего меня в размерах.

– Это наша территория, – голос 15-летнего зверя сжал меня, как в тисках.

Рваная одежда, вздутые вены на жилистых руках и металлический взгляд из-под мощного лба. Нет, он не был дебилом-переростком. Он точно знал, что рано умрёт и брал судьбу за горло в этот момент.

– Я в школу. Так короче, – не знаю, как мне удалось побороть адреналиновый паралич, но слова точно были озвучены моим голосом.

– Знаю. Плати.

Из-за его спины показались ещё трое, размером поменьше и с глазами добрее – шавки.

– Не буду, – я не понимал, что со мной происходит и как я мог сказать нет, но запах надвигающейся крови заставил меня скинуть рюкзак, а хищника – запустить правую руку за спину.

Весенний полдень отразился в лезвии ножа. Вот оно – чистое сияние, неопороченное химической злостью промышленных ядов. Я знал, что этот металл мог убить меня через мгновение, но я радовался за людей – мы всё еще можем не уродовать свет. Я посмотрел в небо и это было секундное вознесение до самого солнца. Прыжок в ноги и резкий рывок под пятки на себя – вожак рухнул. Звериный рык был поглощен глухим ударом о землю. Оставшиеся трое – стояли неподвижно, оценивая свои шансы на побег. Я поднял ранец и, уходя, не оглядывался. Почему-то я знал, что они не станут атаковать со спины. Всё-таки они были бойцами, а они – в спину не убивают. Остаток пути по запретной территории я прошел, смотря под ноги, и не заметил, как вышел к центральной аллее.

– Эй! – я услышал знакомый голос, но не обернулся на крик.

Таковы были правила – отозвавшийся на свист или междометие, навсегда лишался имени и нарекался лишь звуком.

– Ромыч!

– Догоняй! – чуть повернув голову, крикнул я своему сопартнику.

Я не испытывал к нему симпатии, однако наглая воля жребия сделала своё дело и вот уже два с половиной года мы изучали комплексы неполноценности наших учителей с третьей парты на среднем ряду. Попасть же в бизнес-класс нам помешал другой участник нашей команды – Тёма. Отличник. Не он сам, конечно, но его страсть к физичке – статусной леди, бывшей стюардессы, вовремя осознавшей, что тело быстро умирает от постоянного перепада давления. Теперь она обучала нас основам невидимых процессов, а он смотрел на ее магические движения с первой парты. Могу представить, что он испытывал при виде совершенного кроя черного цвета, поверх изящной 30-летней формы и безгранично-опытного содержания наставника-брюнетки. Да я и сам порой засматривался на эти движения. Она, в лучших традициях бортпроводников, окутывала весь класс тем самым шансом на последнюю заботу, о котором ходят легенды. С ней было не страшно умереть, что уж говорить про изучение скучных формул.

Поравнявшись, Стас обдал меня парфюмерным ветром. Было ощущение, что у него есть свой эксперт в области моды, но всё оказалось намного проще – на пятый день нашего знакомства он признался, что папа у него банкир, а новая мама старше его же самого всего на 10 лет и пытается завоевать его расположение достижениями французских модных домов.

– Еле успел! – задыхаясь избытком приятно-пахнущего спирта, выпалил Стас.

– А водитель?

– Погнал машину на обслуживание.

– И как тебе мир без охраны?

– Пока не понял, – наивно улыбнувшись, он накинул наушники, и мы побрели дальше, ловя на себе завистливые взгляды тех, у кого не было ярко-желтого Sony Walkman, в общем, почти всех вокруг.

Я изредка посматривал на его бледное лицо. Мне было жаль, что деньги лишили парня хваткости взгляда, способной по одному лишь движению ресниц понять предназначение целого дня. Но стая не прощает жалости, ведь прав не тот, кто прав, а тот, кто лев и это я уяснил слишком рано, да и переломный момент в истории великой державы всегда держал меня в тонусе своими бронированными Мерседесами и гробами из красного дерева. Переступая через неизбежные ручьи человеческой крови, естественно, давно испарившейся под потоками сибирских ветров, мы шли в школу №109. Рассыпающийся храм с гниющими стенами состоял из двух отделений. Первое, похожее на хранилище для противогазов, в нем учились начальные классы. В основном же здании – классы с пятого по одиннадцатый. Несмотря на то, что оба здания мало чем отличались от разрушенного завода, стоявшего по соседству, все мы видели в этих, уже родных стенах, полигон для наших первых осознанных шагов на пути жизни.

Стас, как обычно, пошел жать руки пацанам из параллельного класса. Я же, чтобы прошмыгнуть мимо дежурных псов “сменко-контроля”, церемонию приветствия всегда оставлял на потом, иначе пришлось бы выгребать из этого неспокойного моря уже в спасательной шлюпке, а ее так не хотелось доставать из-за спины. Выбрав момент, пока старшеклассники одобрительно кивают в сторону коллективных рукопожатий, я спокойно прошел справа от них и остановился, чтобы найти Стаса. Естественно, каждому и ему в том числе, хотелось пройти, не переобувая кроссовки, но тут уже надо было решать, что для тебя важнее – мобильность или родня. И сегодня, как и вчера, мне пришлось ждать, пока он всё-таки наденет чистую пару.

– Опять загребли. Как тебе удаётся проходить? – он крепил сумку со сменной обувью к рюкзаку в полнейшем непонимании.

– Дипломатический паспорт. Давай помогу.

Затянув контрольный узел, я успел пожать руки всем переобувшимся “родственникам” Стаса и мы двинулись дальше. В центральном холле, как обычно, случалось всё самое значимое – распределялись роли, сменялись главари. Небольшая группа избранных кружила вокруг самой крутой девчонкой школы – Симы. Достаточно было просто пройти мимо неё в толпе, чтобы быть схваченным неведомым вихрем и, на неделю лишившись сна, упасть от истощения. Все они были старше нас на три-четыре года, и ребята – сыновья бизнесменов, и она – спутница успеха. Мы прошли мимо. Стас даже не посмотрел в сторону этого запретного королевства избранных. Мне же всегда было интересно, какими категориями они мыслят, почему их рюкзаки сильно отличаются от наших и почему они улыбались чаще, чем мы. Класс встретил нас безразличием. Каждый был занят собственными страхами, открытой ненавистью и тайной любовью. Никто особо не знал о наших планах однажды покинуть город серых стен, да и кому может прийти в голову, что мы думаем о таком, ведь первые мятежные настроения охватывают психику лет в 14, а значит, еще целых два года мы были совершенно безвредны для общества.

– Домашку сделал? – изучая свежую живопись на парте, обратился я к другу.

– Настя помогла.

Для меня было дико, что он обращался к своей новой маме на “ты”. Хотя как можно обращаться иначе к 22-летней девчонке?

– Успею списать, давай тетрадь.

Стас передал мне своё сокровище. В школе это была единственная тетрадь с такой обложкой. Яркий графический рисунок поражал своей изысканностью, но я не мог обращаться с ней с таким же благоговением, как все вокруг. Для меня это была просто бумага.

– Только осторожнее!

– Знаю. Подарок Насти. Стоит дорого. Папа голову оторвет.

– Не оторвет, но шуму будет!

– Лучше смотри за дверьми. Цербер придет и тебе влетит.

По лицу Стаса ударил румянец.

– Я махну, если замечу её, – на бегу добавил сын банкира.

Движением глаз я дал ему понять, что буду начеку, но вряд ли он понял их траекторию, всё-таки денежный туман окончательно искоренил чуткость и способность к восприятию скрытого языка. Окунувшись в математическую гармонию, я начал переливать системы уравнений из сверкающей полноты в жаждущую пустоту своей тетради. Клетки впитывали синеву сакральных кодов с завидной жадностью, напряжение всех систем организма обостряло восприятие до предела, но боковым зрением я видел всё – движение материи потертых штор, зеленый танец щедрых крон за окном и, конечно же, перемещение девчонок. Удар массивной руки застал врасплох не только меня – взрывная волна прошла по всему классу:

– Мозга нет, решил чужим воспользоваться?

Казалось, этот скрежет шел напрямую из разъяренных недр ада. Голос математички – пятидесятилетнего вулкана, полного ярости и нереализованной жажды разрушения, ударил по нервам. Вместо созерцания пышной злобы, я искал глазами своего товарища, ведь он должен был меня предупредить о надвигающейся беде, но как назло Стаса нигде не было видно.

– Отвечай, когда с тобой разговаривает учитель!

– Настоящий учитель не задает вопросов, – подняв, наконец, глаза спокойным тоном я парировал нападение.

То, что лучше промолчать, я понял гораздо позже, а сейчас передо мной начиналось извержение всего, что советская система подавила внутри этой суровой личности. Игра ветра с листвой помогла мне выслушать все, что она так долго копила. Шоу продолжалось несколько минут и завершилось типичной партией на верхней ноте:

– Дневник!

Я заметил, что шнурок на левом кроссовке развязан и молча наклонился привести обувь в порядок. Её психика была не готова к такому и следующая фраза подвела черту под моим днем:

– К директору! Быстро!

Закончив вязать узел, я спокойно закрыл тетрадь и отложил ручку в сторону. Меня уже не волновала женщина в безликом костюме, я смотрел в глаза одноклассников и там я нашел всё, что мне было нужно. Проходя меж рядов, я ощущал себя сверхчеловеком, идущим не прочь, а навстречу. Возможно, награде, а возможно и смерти. Так или иначе, идти под взглядами всегда приятнее, чем созерцать в неподвижности. Закрыв дверь с особой нежностью, я окончательно уничтожил и без того раненую самооценку нападавшей. Тишина коридора была прекрасной основой для коктейля из черного дыма гордыни и серой пелены страха. Как ни крути, к директору не каждый день попадаешь, да и с учетом того, что он знал меня исключительно с положительной стороны моих спортивных достижений… В общем, идти на третий этаж совершенно не хотелось, но благо коридор был длинным и высокое остекление позволяло мыслям хоть как-то выходить за пределы ситуации. Внутренний двор школы был покрыт зеленью. Цветение цветов и фрутение фруктов создавало ощущение рая. Очень тесного рая со своим начальником. Я всегда знал что красота и халява – мнимые категории, ведь даже у самого невинного и юного мира есть хозяин, который накажет за несоблюдение правил. Хозяин же моего мира ждал меня за двойной тяжелой дверью и каждая потертая мраморная ступенька, исчезающая под моими шагами, приближала неминуемую казнь. За три шага до приведения приговора в исполнение я ощутил взгляд. Видимо, мокрая одежда на спине усиливала токопроводимость пространства. Я остановился, зная, что кто бы ни сверлил меня взглядом, он был моим последним шансом не открывать эту дверь и навсегда убежать за край земли в страну героев. Рывком надежды я развернул тело прочь от грядущей расправы. Прямо посредине остекленного тоннеля судьбы стоял стройный силуэт. Лицо скрывала тень.

– Сима?

Старшеклассница, не ответив, продолжала спокойно смотреть в слои моего существа, о которых я не имел никакого понятия. Я не знал, как реагировать на этот контакт. Передо мной стояла самая крутая девчонка школы, о которой мечтал каждый и каждый боялся подойти и сказать о своих грёзах, а их она умела вызывать. Я стоял как на дуэли – глаза в глаза с неведомой силой, покорившей всех мужских особей в школе, и не знал, что было страшнее: директорская казнь или её взгляд.

– Иди, всё будет хорошо, – едва заметное движение ее губ породило шепот, который, казалось, мог выбить все стекла коридора, настолько силен и прозрачен был её голос.

Силуэт развернулся и, сделав несколько шагов, полностью исчез во мраке дальней части коридора. Струящийся из окна свет, рисовал золотистую полосу прямо передо мной и я знал, что никогда не смогу перейти эту границу – ее мира и мира своего. Впервые я ощутил настолько сильную тоску, что просто стёк по стенке. Посидеть удалось недолго – звук тяжелой двери прервал мою попытку побыть проигравшим.

– Заходи, раз пришел.

Без всякого онемения я повернулся в сторону голоса директора и двинулся за ним. Поднимаясь к жертвенному алтарю, я поймал себя на мысли, что страх испарился и грядущая казнь не вызывала никаких эмоций. Даже ладони были сухими, хотя мгновение назад я просто исходил на влагу. Дверь закрылась одновременно с началом диалога:

– Рассказывай, с чем пожаловал.

Я стушевался и не знал с чего начать, тем более сын банкира сказал мне умную фразу – “каждый имеет право не свидетельствовать против себя”. Я не до конца понимал её смысла, но решил, что это нечто вроде “держи язык за зубами”. Вот я и держал, а директор всё давил своим молчанием. Раньше мне бы стало не по себе от такого, но сейчас я был спокоен и смотрел в глаза хозяина мира.

– Татьяна Семеновна сказала, что у тебя проблемы с поведением. Есть что сказать на этот счет?

– Татьяна Семеновна много себе позволяет. Я думаю, у неё муж пьёт. Вот нервы и сдают.

Директор встал со стула и ослабил галстук.

– Думаешь? – сочувствующим шепотом мужчина доказал свою разумность.

Я кивнул в ответ. Директор опустился в кресло и развернулся в сторону окна. Тишина повисла в темно-зеленом интерьере абсолютной власти. Я смотрел прямо в спинку кожаного кресла, целясь взглядом в затылок императору.

– Можешь быть свободен, – колокольным гулом отразился его голос от стен.

Я не стал ничего отвечать и впервые в жизни тронул дверь директорского кабинета изнутри. Это было не просто касание – я вышел живым из камеры смертников и, казалось, мог прожечь ладонью этот деревянный массив. Миновав стаю ступеней за три прыжка, походкой победителя я двинулся в класс. Не знаю, что изменилось во мне, но было ощущение свежезалитой крови.

– А, вернулся? Теперь будешь как шелковый, – злорадным тоном встретила меня математичка.

Я, не ответив, прошагал к своему месту.

– Ты как? – голос Стаса звучал так испуганно, будто это его, а не меня отправили под директорский топор.

– Третья парта, разговоры! – заскрипела концентрированная ярость.

– Потом, после уроков, – шепнул я Стасу.

Звонок прозвенел через 5 минут. Оказывается, меня не было больше получаса и как такое было возможно, я не понимал. Мне казалось, диалог с палачом занял не больше мгновения.

– Сильно он тебя помял? Рассказывай! – ребята набежали со всех сторон в надежде получить порцию адреналина от душераздирающей истории пыток.

– Всё нормально, – я демонстративно закатал рукава – следов побоев нет.

Все рассмеялись и в этот момент я понял, что думаю только об одном человеке. О Симе. О том внезапном полумраке, который позволил мне выйти живым из-под топора. Её образ стоял перед глазами тем самым силуэтом на границе наших миров – моим, полным догадок и непонимания и её – недосягаемым миром тайн и красоты. Весь остаток дня я был сам не свой, уроки пронеслись как в тумане. Кое-как досидев до звонка, я медленнее обычного вышел из здания.

– Ну, давай, я заждался уже! – трепал меня за руку Стас – что за история?

Желание поведать о случившемся исчезло. Мне вдруг стало ясно, что некоторым сказкам только лучше от того, что их никому не рассказывают.

– Давай в другой раз, а?

– Ты чего, я целый день ждал!

– Потом.

Он обиженно кивнул и опустил голову, но через мгновение радость вернулась в его глаза:

– Мне сегодня обещали компьютер купить. Придешь поиграть?

Я не стал продолжать разговор и пожал ему руку на прощание. По пути домой я не смотрел по сторонам, а упав на кровать, уставился в потолок. Дома никого не было. Родители приходили всегда к шести, а значит, у меня было еще полдня, чтобы найти ответы. Но с кем я мог посоветоваться? Друзья? Вряд ли. Наградные кубки с соревнований? Медальки и грамоты? Все они надменно молчали. Даже если бы я и нашел с кем поговорить, чтобы я сказал? На меня посмотрела старшеклассница, а потом я победил в неравном бою самого злобного директора школы в городе? Здесь нужен был иной подход. Достав сразу три жвачки со вкусом колы, я начал разбирать портфель. Отвлечь себя домашним заданием не вышло – буквы казались мне бессмыслицей. Меж строк неслись колесницы древних сражений, прекрасные жрицы ждали своих победителей. То ли от жары, то ли от давления тонких пальцев, ручка треснула пополам. Я осторожно положил остатки и подошел к шкафу, чтобы переодеться и пойти погулять, но открыв дверцы, я понял – прогулку придется отложить. Белое кимоно с зеленым поясом отразило солнечный удар. Я захлопнул двери и рванул в другую комнату.

Под телевизором была коллекция кассет с Ван Даммом. Нет, я покупал их не ради крови и техники боя, этого мне хватало и в секции. Моей страстью были короткие моменты медитации и работы с учителем, чего я не смог найти в ашраме по соседству, поэтому спустя три года я и оставил покои восточного мудреца кавказкой наружности и начал искать ответы на все вопросы в киношных мастерах боевых искусств. Хрупкий черный прямоугольник с фрагментами мечты был поглощен пастью электронного монстра. Палец уперся в кнопку перемотки: бежали титры, лица героев, машины и женщины. И вот, как раз в тот самый момент, когда моя рука посинела от напряжения, я нашел искомое – нерушимый мастер бережно вливал в своего ученика наследие востока. Окружающий мир застыл в неподвижности. Внимание следовало за каждым движением жилистых тел, описывая диковинные фигуры в воздухе. Я буквально растворялся в этом танце древнего дракона. Шаг, подсед и перекат, ладони вместе у груди, удар по ребрам палкой! Экранная боль бельгийца заставляла моё тело содрогаться, будто били меня. Я замер в шпагате. Связки кричали от боли, но рот был закрыт и с каждым мгновением я уходил всё глубже в боль и темноту, о которой ничего не знал. Было страшно. Даже страшнее, чем у директора, но я обязан был идти во мрак всё дальше, ведь она указала мне этот путь, и я не имел права отказаться. Глаза бегали под веками, выискивая последний квант света, чтобы хоть как-то уцепиться за реальность, но сумерки делали свое дело. Похоже, даже солнце было на ее стороне. Тело постепенно отпускало контроль, стирая границы реальности, превращая горизонт восприятия в ночь. Я падал. Изнанку живота щекотали бабочки. Звуки фильма остались где-то позади, и я не знал что делать. Возвращаться было некуда – обратной дороги я не знал, идти вперед было самоубийством – чтобы встретить абсолютное зло, у меня не было даже палки. Щелчок и полная тишина окутала меня своей свободой. Я не знал, что это щелкнуло. Возможно, кости приняли естественное положение, возможно, так выключается мозг. В этом пространстве не было никого и ничего кроме моего дыхания, которое с каждым ударом пульса становилось всё тише. Жизнь замерла внутри меня. Пустота. Но я подумал о ней. И вдруг свет ниоткуда. И чем он сильней, тем вернее неизбежное чудо. Я точно знал, что это был её образ. Как блик, как контур изящной молнии он появился из темноты. Она стояла в привычной обстановке центрального холла, в окружении парней и все эти мужские фигуры двигались вокруг некого огонька внутри ее тела. Это было похоже на брачные игры зверей, только теперь я точно знал, что привлекает мужчин. И это не форма тела. Я шёл к ним. Цветные контуры людей плавно перетекали из одного положения в другое, принимая разные позы. Они не видели меня. Я подошёл ближе, чтобы рассмотреть их и как только мой взгляд коснулся этого очага неведомого пламени, сработал механизм дверного замка.

– Ты дома? – прозвучал голос мамы.

Я кое-как встал из шпагата и быстро вытащил кассету, обесточив источник мудрости веков.

– Кушал?

– Не. Не охота.

Мама пошла заниматься своими делами, а я с ангельским видом упал за книги. Я берег её картину мира от преждевременного обрушения, ведь 12-летние люди не занимаются медитацией сидя в шпагате. От букв меня спас звонок. На линии был Тёма:

– Гулять идем?

– Да. Мяч брать?

– Бери.

– Воду возьми сразу! А то опять загонят.

– Возьму.

Зашнуровав китайскую копию крутых кроссовок, я улыбнулся великому игроку на плакате и попросил его благословения. Кто знает, может именно этот обряд помогал мне играть лучше всех не только во дворе, но и в школе. Двор был пуст. Людей в колясках я не воспринимал за объекты реальности – они казались мне частью природы, но не царства людей. Не знаю, возможно, любовь к детям приходит с годами, но если брать опыт львов, убивающих детенышей от предыдущих самцов, мужчина вряд ли способен на абсолютную нежность. Однако дружбу никто не отменял, и я помахал рукой знакомым малышам. Это приводило их в восторг, а от меня не требовало многого, поэтому мы всегда находили общий язык. Экономия усилий придает совершенство всему, ведь вода никогда не бежит в горку. Тёма же бежал справа, по направлению к кольцу.

– На подбор! – я сделал дальний бросок и услышал заветный шорох сетки.

– Опять от туда! Я не докину, – он обреченно улыбнулся.

– Пытайся!

– У меня нет плаката Джордана, – он сделал пас и я снова поразил кольцо, не касаясь душки.

– Думаешь в нем дело? – я вновь получил мяч и сделал крюк от щита.

Он подобрал мяч и подошел ближе:

– Что будем делать?

– Ну, покидаем, потом решим.

– Может в тот кинотеатр?

– Не сидится тебе спокойно да?

– Ну а что? Легенды то на пустом месте не рождаются, – он перекидывал мяч с ладони на ладонь, проверяя на прочность мой характер – ладно, давай в казаков тогда.

– С ними же?

– Да. Они на куче. Пошли?

– Пошли, – я взял мяч и сделал бросок через себя.

Попадание было хорошим знаком и мы двинулись в соседний двор к дому 1А по улице Поселковой. Кучей мы его называли, потому что в самом центре площадки там был навален грунт, оставшийся после ремонта трубопровода. Рабочие не стали его убирать, а нам это было только в радость. На него можно было залазить, за ним – прятаться.

– Чё кассеты есть новые позырить? – он шел рядом, ударяя мячом о неровный асфальт.

– Да я всё старые смотрю.

– Про ван-Дамма?

– Про медитацию.

– Это чего такое?

Едва мы вышли из-за ели, нас сразу заметили:

– О! Кто идет! Играем сегодня? – я не разобрал, кто из толпы прокричал этот призыв, да это было и неважно, все выстроились вокруг нас в ожидании реванша.

– Играем. Но мы разбойники, – я обратился к претендентам на титул.

– Вы в прошлый раз ими были!

– Да пусть будут – вмешался их капитан – только их будет трое в этот раз. А мы все – казаки. Идет?

Он предложил опасные условия, но мы, переглянувшись, кивнули и позвали самого шустрого в нашу команду. Нас не волновало, что их вдвое больше. Пароль мы уже придумывали на бегу.

– Какое слово будет?

– Я в тот раз предложил – они сразу догадались, – Тёма дал понять, что варианта от него ждать не следует.

– Давай блик? – я предложил первое, что пришло в голову.

– Почему блик?

– Хочу и всё, – я бежал, держа подмышкой мяч, и сам не знал почему – сюда!

Мы спрятались за трансформаторной будкой.

– Никого?

Наш третий выглянул из-за угла:

– Чисто.

Немного отдышавшись, мы начали обсуждать план захвата вражеского штаба. Гвоздь и бетон были нашей картой.

– Ладно. Значит так. Просто подойти не получится. Эти аллеи они знают, – я перечеркнул самые открытые пути подхода – остаются эти две.

– Вокруг дома?

– Другого пути нет. Я подойду с центра и они наши. Если вопросов нет – вперед!

Пригнувшись, ребята поморосили каждый в своем направлении, а я остался в укрытии, чтобы присыпать землей секретный план. Мой путь пролегал через главную улицу, соединяющую дворы. Это был самый опасный и быстрый вариант добраться до логова противника.

Шансов пройти незамеченным было меньше, чем воды в общей бутылке после футбольного мачта двор на двор, но кусты и высокая трава почему-то казались мне тем самым островком надежды. Убедившись, что никто из казаков еще не вышел на маршрут, я ровным шагом во весь рост двинулся по дороге. “В экстренной ситуации всегда иди самым коротким путем” – не знаю откуда ко мне приходила эта фраза, но она всегда была со мной, когда воздух раскалялся добела. Я двигался среди прохожих с тем же темпом, что и они. Если бы я бежал, пригнувшись, меня бы естественно сразу заметили, а так люди своими заботами создавали необходимые помехи на вражеских радарах. Вдруг, за слесаркой мелькнула оранжевая футболка их капитана. Я камнем рухнул в ближайшие кусты и залёг, не поднимая головы. Его ноги пробежали в нескольких сантиметрах, и я даже задержал дыхание, чтобы полностью слиться с флорой провинциального двора. Так я пролежал, пока легкие не начали посылать сигналы в мозг о скорой гибели подлодки. Вокруг никого не было, и даже прохожие растворились в пятничном вечере сибирского уюта, оставив неприкрытым уничтоженный асфальт. Я ждал, не двигаясь – должен был пройти еще один патруль из казаков, и тогда до заветной границы мне оставалось три прыжка и легкий спринт под крыльями удачи, но как назло никого не было, а ребята уже наверняка ждали меня на позициях. И только я хотел выйти из укрытия, как во двор внеслись два черных джипа, распугав всех кошек и собак на мусорных баках. Птицы улетели следом. К задней двери второго автомобиля поспешил здоровенный мужик и помог Стасу вылезти из машины. Из багажника они достали огромные коробки с изображением компьютера и скрылись в подъезде.

– Неужели персональник! – я высунулся из кустов и чуть не был замечен подоспевшей группой патруля, – да, наблюдая за чужим успехом, сам можешь проиграть.

Мои умные мысли не услышал никто, кроме проползающего мимо жука, но мне этого было достаточно. Дорога была пуста и это был шанс на победу. Я поднялся во весь рост для последнего рывка, но в последний момент остановился. Девчонка с красной лентой в жгуче-черных волосах открыла дверь и пространство замерло со скрипом, будто вселенские часы остановились, израсходовав пружину. Громкость мира была убавлено под ноль. Ни ветра, ни насекомых, ни лая озлобленных собак, ни лживых песен кошек. Сила, прервавшая мой рывок, исчезала за дверью, а я стоял не в силах сдвинуться с места.

– Пароль! Пароль! Говори пароль! – голоса звучали, как во сне – ну же! Кому сказали!

Я не понимал кто они и что им нужно. Вся моя воля, приводившая к победе не одну команду, была поглощена одним взглядом, глаз которого я так и не увидел. Кто она? И почему я раньше не встречал этот…

– Блик, – услышал я свой голос.

– Ура! Он сдал пароль! Победили!

Придя в себя, я обнаружил, что стою в окружении того патруля, который, как я думал, миновал мое укрытие. Ребята скакали вокруг, выкрикивая то и дело слова, которые меня не волновали. Я всё стоял и смотрел в закрытую дверь подъезда. Через минуту подошли Тёма и Сашка.

– Как так-то, Ром? Мы были в шаге от захвата!

Я ничего не ответил. Мы побрели в свой двор. Мяч я доверил нести Тёме. Перед расходом мы всегда стояли у паутинки – металлическим подобием природного капкана и я не знал, как спросить у него о том, что видел.

– Ну че, держи. Завтра в школе увидимся, – он перекинул мне оранжевый шар и пошел к своему дому.

– Стой!

– Чего?

– Что за девчонка живет здесь во втором подъезде, – я указал на дом 1А.

– Какая девчонка?

– С черными волосами. Лента красная еще… Ну, понял?

– Не понял. Нет здесь такой! И никогда не было. Ты что в траве пересидел?

– Ладно, завтра в школе увидимся, – я не стал спорить и двинулся домой.

Пока шёл, я перебирал варианты, почему Тёма не знает её, ведь он жил в доме напротив и его окна выходили как раз на этот подъезд! Конечно, она могла просто зайти к кому-то в гости или вообще недавно переехать в этот дом, но зная его слабость к женщинам, я сомневался, чтобы он пропустил такое событие. Хотя он был влюблен в физичку-стюардессу, а ей составить конкуренцию могла только женщина-пилот.