Читать книгу Леди Л. - Ромен Гари - Страница 3

Разумеется, Перси последовал за ней и так трогательно старался ее успокоить – он поговорит с премьер-министром, напишет письмо в “Таймс” с протестом против вандализма властей, – что она оперлась на его руку и ласково улыбнулась сквозь слезы. Каждая нежная улыбка леди Л. была для него, как она знала, бесценным даром, и он, вероятно, помнил наперечет все такие счастливые мгновения.

– Дорогая Диана…

– Ради всего святого, поставьте чашку, Перси. У вас дрожат руки. Вы стареете.

– Я бы и в двадцать лет задрожал, увидев, что вы плачете. Возраст тут ни при чем.

– Говорю вам, Перси, поставьте чашку и послушайте меня. Я попала в ужасное положение. Ну вот, теперь у вас и коленки задрожали. Надеюсь, вас не хватит удар от волнения? Давление у вас нормальное?

– Да я в отличной форме. Сэр Хартли только что обследовал меня с ног до головы.

– Прекрасно. Потому что вас ждет потрясение, друг мой.

Поэт-лауреат слегка напрягся: неизвестно, какой дротик она метнет в него на сей раз. Так было всегда, и поскольку Перси почти неотлучно состоял при леди Л. уже лет сорок, на лице его застыло нервозно-боязливое выражение. По сути, ему нравилось страдать, таковы все плохие поэты. Они любят раны, но не слишком глубокие, а в случае Перси само то, что их наносит столь блистательная женщина, приятно щекотало самолюбие. Что же до всего прочего, то он признавал только платоническую, недостижимую любовь, и если бы когда-нибудь эта женщина предложила ему нечто большее, он бы немедленно сбежал в Швейцарию. Однако леди Л. совсем не находила это смешным. Как может быть смешным человек, способный любить вас сорок лет! Просто он, бедный, с сумасшедшим упорством держался за свою добродетель и чистоту, как все подлинно возвышенные натуры, для которых любовь – исключительно общение душ и которым претит сама мысль, что в нем также участвуют руки и еще бог знает что.

– Вы должны мне помочь поместить в надежное место некоторые… как бы вам сказать, милый Перси?.. компрометирующие вещи, которые тем не менее мне очень дороги. Дороги сердцу. И постарайтесь в кои-то веки проявить понятливость. А я постараюсь не слишком вас пугать.

– Дорогая Диана, я нисколько не боюсь. Вы никогда, сколько я вас знаю, не совершали ничего такого, что могло бы запятнать вашу репутацию и честь славного имени, которое вы носите.

Леди Л. искоса взглянула на него, и легкая улыбка коснулась ее губ. Ça va être assez marrant[5], – подумала она и удивилась, как быстро приходят на ум французские выражения, употреблять которые случалось ей довольно редко.

Они прошли через просторный голубой салон, где висели картины Тициана и Веронезе, совершенно продрогшие в музейной стерильности, особенно нестерпимой из-за высоченных потолков и пышного убранства. Не зал, а высеченный в камне гимн Великобритании, и столь же громоздкий, как оригинал. Дворцы, что возводил угрюмый Ванбру, служили ему средством излить свою ненависть ко всему живому, радостному, светлому и легкому; по счастью, прожил он не очень долго и не успел настроить их так много, чтобы Британские острова под тяжестью его творений опустились на дно морское. Леди Л. храбро вступила с ним в бой, но проиграла: тщетно все ее итальянские обманки, все Тьеполо и Фрагонары пытались придать легкость толстенным стенам, Ванбру победил, Глендейл-хаус по-прежнему был для англичан предметом восхищения и гордости, а его архитектура – воплощением духа и традиций нации. Должно быть, несмотря на годы, прожитые в этой стране, леди Л. оставалась слишком женственной, чтобы ценить по достоинству величие, монументальность и прочность, она предпочитала гению талант и вовсе не требовала от искусства и от людей, чтобы они спасали мир, пусть просто делают его немного приятнее. В искусстве ей нравилось то, что ласкает взгляд, а не шедевры, пред которыми следует почтительно склоняться. Гении, возлагающие душу и тело на алтарь бессмертия, напоминали ей идеалистов, готовых ради спасения мира разрушить его до основания. Сама она давно свела счеты с идеализмом и идеалистами, но скрытая рана так и не зажила, и она на всю жизнь сохранила на них un chien de sa chienne