Читать книгу Титан. Жизнь Джона Рокфеллера - Рон Черноу - Страница 2

Жизнь Джона Дэвисона Рокфеллера-старшего была в исключительной степени полна безмолвия, таинственности и недосказанности. Хотя он возглавлял крупнейшие коммерческие и благотворительные предприятия своего времени, о его личности известно мало. Он мастерски менял обличия и жил, окутанный многочисленными легендами и прикрываясь многочисленными масками. Поэтому в нашей национальной духовной культуре его личность присутствует в виде разрозненных образов, от ненавистного создателя «Стандард Ойл», гениального, но холодного, до мудрого чудаковатого старого скряги-филантропа, экономящего каждый цент, но при этом занимающегося благотворительностью и произносящего заготовленные речи для кинохроники. Часто оказывается сложно соединить столь разные образы в общую картинку.

Нельзя сказать, что никто не пытался. В начале века Рокфеллер вдохновлял писателей более, чем любой другой гражданин Америки, книги о нем появлялись практически каждый год. И он был самым знаменитым американцем своих дней, пресса поминутно докладывала и анализировала его заявления и действия. Но даже на волне подъема общественного интереса к нему он иногда казался раздражающе мутным, значительная часть его жизни разворачивалась за стенами его владений и дверями его кабинета из матового стекла.

Возникает ощущение, что Рокфеллера нет в его собственных биографиях, что он проходит сквозь них призрачной бестелесной фигурой. Основные «разгребатели грязи», подобные Генри Демаресту Ллойду и Иде Тарбелл, видели в нем символ треста «Стандард Ойл», погруженного в махинации. Даже в двухтомной биографии Аллана Невинса, который стремился отстоять репутацию Рокфеллера, Рокфеллер исчезает, иногда сразу на несколько страниц, теряется в водовороте обвинений и встречных обвинений. Постепенно в литературе возникла тенденция уделять все внимание грабительским действиям «Стандард Ойл», не уделяя внимания остальной жизни Рокфеллера. Г.-Д. Уэллс отстаивал такой биографический подход: «История жизни Рокфеллера это история треста; он создал трест, а трест равным образом создал его… так что кроме этой истории едва ли представляется необходимым детально описывать его личную жизнь в хронологическом порядке»¹. Биографы так твердо придерживались подобного взгляда, что у нас все еще не существует повествования об этом крупнейшем промышленнике XIX века, в котором бы исследовался его внутренний и внешний миры и синтезировал бы их во всесторонний портрет.

При таком количестве типографской краски, потраченной на Рокфеллера, его биографии портят примитивные повторы. Независимо от принятого ими политического уклона они, в целом, следуют одной и той же хронологии, повествуют об одних и тех же спорах, о его деловых методах, перепевают все те же старые анекдоты. Складывается впечатление, что смотришь одну и ту же постановку снова и снова, пусть и с разных мест в зале. Отчасти это связано с тем, что у нас меняется подход к жизнеописаниям. За исключением «Джон Д.», тонкого томика Дэвида Фримена Хоука, опубликованного в 1980 году, все биографии Рокфеллера изданы до середины века, и в них присутствует викторианская сдержанность относительно частных дел. Это прекрасный репортаж о событиях, но в них почти отсутствует постфрейдистское любопытство. Они лишь мельком затрагивают, например, историю отца Рокфеллера, двоеженца и шарлатана, который оказал неизгладимое влияние на жизнь своего сына. Даже обстоятельный Невинс показал весьма сдержанный интерес к женитьбе Рокфеллера и к его трем дочерям. Феминистские влияния наших дней позволили появиться на свет двум книгам – «Эбби Олдрич Рокфеллер» Бернис Керт и «Женщины семьи Рокфеллеров» Кларис Сташ, – которые начали вскрывать герметично закупоренный мир семьи. Общественная жизнь Рокфеллера за пределами его кабинета – его друзья, хобби, спорт и т. д. – равным образом пострадала от явного невнимания авторов биографий. В числе прочих вопросов, требующих изучения, политические взгляды Рокфеллера и теория трестов, его отношение к связям с общественностью, его вложения за пределами «Стандард Ойл», передача денег его детям и его династические амбиции, его неослабевающее увлечение медициной и след, который он оставил на многих благотворительных учреждениях, получивших его пожертвования. Также примечательно отсутствие любопытства относительно сорока с лишним лет, которые он провел после ухода от дел, некоторые биографы опускают эти десятилетия полностью. Но именно в эти годы Джон Д. Рокфеллер-младший увековечил и радикально изменил наследие своего отца, и я этому предмету уделяю значительное внимание.

Когда издательство «Рэндом Хаус» предложило мне написать первую полную биографию Рокфеллера со времен Аллана Невинса в 1950-х годах, я, откровенно говоря, засомневался, будучи убежденным, что предмет исчерпан писателями, которые мечтали извлечь выгоду из его славы. Как можно писать о человеке, который возвел секретность в такой культ? В существующей литературе он производит впечатление в лучшем случае одаренного пустого автомата, а в худшем – злонамеренной машины. Я не мог сказать, был ли он бездушным человеком, опустошенным погоней за деньгами, или человеком большой глубины и силы, но со сверхъестественным самоконтролем. Если правда первое, я бы с уважением отказался; в маловероятном случае, если окажется правдой последнее – что ж, тогда я заинтригован.

Чтобы разрешить вопрос, я провел день в Архивном центре Рокфеллеров в Слипи-Холлоу в штате Нью-Йорк, хранилище миллионов семейных документов. Я рассказал кураторам о своих опасениях и объяснил, что не могу писать о Рокфеллере, пока не услышу его внутренний голос – «музыку его мыслей», как я выразился. И они принесли мне запись интервью, взятого частным образом в 1917–1920 годах в доме Рокфеллера Уильям О. Инглис, нью-йоркский журналист, расспрашивал Рокфеллера для неопубликованной авторизованной биографии. Я корпел над этой рукописью из тысячи семисот страниц и был поражен: Рокфеллер, которого стереотипно считали молчаливым и пустым, как оказалось, обладал аналитическим складом ума, четко выражал свои мысли и мог даже вспылить; он был довольно остроумен, с суховатостью, характерной для среднего запада. Этого человека я не встречал ни в одной биографии. Вернувшись домой, я сказал Энн Годофф, моему редактору в «Рэндом Хаус», что теперь я очень хочу написать эту книгу.

Погружаться во внушительный массив бумаг Рокфеллера все равно, что раскапывать исчезнувший континент. Но даже при таком обилии документации в начале исследования у меня появилось досадное ощущение, что я стою перед сфинксом. Рокфеллер приучил себя раскрывать как можно меньше, даже в личных письмах, и писал их так, будто они могут однажды попасть в руки стороны обвинения. С инстинктивной секретностью он превосходно использовал странные эвфемизмы и туманные фразы. Поэтому двадцать тысяч страниц писем, которые Рокфеллер получил от своего более откровенного делового окружения, оказались неожиданной удачей исторических масштабов. Написанные еще в 1877 году, через семь лет после образования «Стандард Ойл», они дают живой портрет скрытых сделок компании с производителями, переработчиками, транспортировщиками нефти и закупщиками, а также с руководителями железнодорожных компаний, директорами банков и политической элитой. Картина жадности и коварства заставила бы вздрогнуть даже самых предвзятых исследователей Позолоченного века. Мне также невероятно повезло получить доступ к бумагам пяти моих выдающихся предшественников, каждый из которых оставил полные материалы исследований. Я проштудировал множество документов Иды Тарбелл в Музее скважины Дрейка в Титусвилле, штат Пенсильвания, Генри Демареста Ллойда в Историческом обществе штата Висконсин и Аллана Невинса в Университете Колумбия, в дополнение к бумагам Уильяма О. Инглиса и Реймонда Б. Фосдика (автора официальной биографии Джона Д. Рокфеллера-младшего) в Архивном центре Рокфеллеров. Эти собрания содержат огромное количество интервью и других материалов, которые их авторы использовали лишь частично.

Рокфеллера, как и многих магнатов Позолоченного века, либо восхваляли биографы, являющиеся его приверженцами и не видящие ничего дурного, либо поносили злобствующие критики, не видящие ничего хорошего. Подобная однобокость особенно вредна в случае с Рокфеллером, в котором безупречно сочетались грех и святость. Я старался действовать в пространстве широкого коридора между спорщиками и защитниками, убежденный, что жизнь Рокфеллера была единым целым и что набожный, страстно проповедующий христианство Рокфеллер это не просто хитрый фасад для грабежей корпорации. В его характере тесно сплелись религиозность и страсть к наживе. По этой причине я подчеркнул его баптистский евангелизм как ключ, открывающий многие тайны его жизни. Те, кто хотел бы видеть, как на этих страницах Рокфеллера либо демонизируют, либо канонизируют, будут разочарованы.

Сейчас время кажется благоприятным, чтобы воскресить дух Рокфеллера. С падением торговых преград и движением к экономике свободного рынка, мир объединился в глобальный рынок, который затрагивает семь миллиардов душ, а многие страны еще только выходят из марксистских или меркантилистских систем и пробуют капитализм на вкус. История Джона Д. Рокфеллера переносит нас в те времена, когда промышленный капитализм был еще сырым и новым в Америке, а правила игры еще не были написаны. Рокфеллер больше, чем кто-либо другой олицетворял собой капиталистическую революцию, которая последовала за Гражданской войной и трансформировала жизнь американцев. Он воплощал в себе все ее добродетели – бережливый расчет, уверенность в себе, упорный труд и неослабевающую предприимчивость. И все же, как человек, презиравший правительство и ни во что не ставивший конкурентов, он символизировал и многие из ее наиболее отталкивающих пороков. В результате вокруг его карьеры сосредоточились споры о подобающей роли правительства в экономике, которые не прекращаются и по сей день.