Читать книгу Эдипов комплекс сегодня. Клинические аспекты - Рональд Бриттон - Страница 4

Введение

Представляя данную работу, я преследую две цели. Я намереваюсь выделить несколько типичных ранних ситуаций тревоги и показать их связь с эдиповым комплексом. Поскольку эти тревоги и защиты являются частью инфантильной депрессивной позиции, как я ее понимаю, я надеюсь пролить свет на связь между депрессивной позицией и либидинозным развитием. Вторая моя цель – сравнить мои выводы об эдиповом комплексе со взглядами Фрейда на этот вопрос.

Свои доводы я проиллюстрирую короткими отрывками из двух случаев. В отношении обоих случаев можно было бы привести большое количество деталей как о взаимоотношениях в семье пациентов, так и об использованной технике. Однако я ограничусь наиболее существенными с точки зрения рассматриваемого вопроса деталями материала.

Оба ребенка, чьи случаи я буду описывать для иллюстрации своих доводов, серьезно страдали от эмоциональных трудностей. Используя такой материал в качестве основы для выводов о нормальном ходе эдипова развития, я следую методу, уже апробированному психоанализом. Во многих своих работах Фрейд утвердил такого рода подход. Например, в одном месте он говорит: «…Нам знакома точка зрения, что патология своими преувеличениями и огрублениями может обратить наше внимание на нормальные отношения, которые без этого ускользнули бы от нас»[1].

Отрывки из истории случая, иллюстрирующие эдипово развитие мальчика

Материалы, которыми я буду иллюстрировать свои взгляды на эдипово развитие, взяты из истории анализа мальчика десяти лет.

Его родители были вынуждены обратиться за помощью, поскольку ряд его симптомов развился настолько, что он не мог посещать школу. Он очень сильно боялся детей и из-за этого все больше и больше избегал ходить один. Кроме того, его родителей сильно волновало прогрессирующее на протяжении нескольких лет торможение его способностей и интересов. Вдобавок к этим симптомам, не позволявшим ему учиться в школе, он был чрезмерно озабочен своим здоровьем, что зачастую становилось предметом депрессивных настроений. Эти трудности отразились на его внешности, выглядел он весьма обеспокоенным и несчастным. Временами, однако, во время аналитических сессий депрессия исчезала, и тогда внезапная жизнь и искра появлялись в его глазах и совершенно меняли его лицо – это было удивительно.

Ричард был одаренным ребенком, во многом развитым не по годам. Он был очень музыкальным, что проявилось уже в раннем возрасте. Чрезвычайно любил природу, но только в ее лучших проявлениях. Его артистические наклонности сказывались, например, в подборе слов и в чувстве драматизма, что оживляло его беседу. Он не мог найти общий язык с детьми, но прекрасно общался со взрослыми, особенно с женщинами. Он старался произвести на них впечатление своими способностями вести беседу и снискать их расположение вполне взрослым поведением.

Период грудного вскармливания Ричарда был коротким и неудовлетворительным. Он всегда был слабым ребенком, с младенчества страдал от простуд и болезней. Он перенес две операции (обрезание и удаление миндалин) между двумя и шестью годами. Семья жила в скромных, но комфортабельных условиях. Атмосфера в доме была не совсем счастливая. Был определенный недостаток тепла и общих интересов между его родителями, хотя явных проблем не было. Ричард был вторым из двух детей, его брат на несколько лет старше. Его мать, хотя и не больная в клиническом смысле, депрессивного типа. Она очень беспокоилась по поводу любых болезней Ричарда, не было сомнений, что ее установка способствовала его ипохондрическим страхам. Ее отношение к Ричарду в некоторых отношениях было неудовлетворительным; в то время как старший брат преуспевал в школе и получал большую часть материнской любви, Ричард, скорее, вызывал у нее разочарование. Хотя он был предан ей, с ним было крайне трудно. У него не было интересов и хобби, которыми он мог бы занять себя. Он был чрезмерно тревожным и любящим по отношению к своей матери, цеплялся за нее и утомлял ее своей настойчивостью.

Его мать расточала на него огромную заботу и в некоторых отношениях баловала его, но по-настоящему не ценила менее явные стороны его характера, такие как огромную врожденную способность к любви и доброте. Она не могла понять, что ребенок очень сильно ее любит, и сомневалась в его будущем развитии. В то же время она была терпеливой, общаясь с ним, например, она не предпринимала попыток заставить его играть с другими детьми или ходить в школу.

Отец Ричарда любил его и был добр к нему, но, казалось, всю ответственность за воспитание мальчика переложил на мать. Как показал анализ, Ричард считал, что отец слишком терпелив по отношению к нему и слишком мало проявляет свой авторитет в семейном кругу. Старший брат в основном был дружелюбным и терпеливым с Ричардом, однако у мальчиков было очень мало общего.

Начало войны весьма существенно усилило трудности Ричарда. Он был эвакуирован со своей матерью, с целью анализа они переехали в маленький городок, где я жила в то время, брата же отправили с его школой. Отъезд из дома очень расстроил Ричарда. Кроме того, война пробудила все его тревоги, особенно он пугался воздушных налетов и бомб. Он внимательно слушал все новости и проявлял огромный интерес к изменениям в военной ситуации, и в ходе анализа эта озабоченность всплывала вновь и вновь.

Несмотря на трудности в семейной ситуации, равно как и серьезные трудности в ранней истории Ричарда, на мой взгляд, тяжесть его болезни нельзя объяснить только этими обстоятельствами. Как и в любом случае, мы должны принять во внимание внутренние процессы, проистекающие из конституциональных факторов, а также факторов окружающей среды и взаимодействующие с ними. Однако я не в состоянии здесь подробно рассматривать все эти взаимодействия. Я ограничусь тем, что покажу влияние определенных ранних тревог на генитальное развитие.

Анализ проводился в маленьком городке недалеко от Лондона, в доме, владельцы которого в то время отсутствовали. В нашем распоряжении была не такая игровая комната, которую я бы выбрала, мне не удалось убрать некоторые книги, картины, карты и т. д. У Ричарда было особое, почти личное отношение к этой комнате и к дому, который он идентифицировал со мною. К примеру, он часто с любовью говорил о нем и обращался к нему, говорил ему «до свидания» прежде, чем уйти в конце сеанса, а иногда с особой заботой расставлял мебель, что, как он считал, делало комнату «счастливой».

В ходе анализа Ричард нарисовал несколько рисунков[2]. Первое, что он нарисовал, была морская звезда, парящая около растения под водой, он объяснил мне, что это голодный ребенок, который хочет съесть растение. День или два спустя в его рисунках появился осьминог с человеческим лицом, гораздо больше морской звезды. Этот осьминог репрезентировал его отца и отцовские гениталии в аспекте опасности и позднее бессознательно был приравнен к «монстру», с которым мы еще встретимся в данном материале. Рыбоподобная форма вскоре привела к рисунку, составленному из различных цветных секций. Четыре основных цвета в этом типе рисунка – черный, голубой, пурпурный и красный – символизировали его отца, мать, брата и его самого соответственно. В одном из первых рисунков, в котором были использованы эти четыре цвета, он представил черное и красное карандашами, марширующими по направлению к рисунку с сопровождающими шумами. Он объяснил, что черный – это его отец, и сопроводил движение карандаша имитацией звука марширующих солдат. Следом шел красный, и Ричард сказал, что это он сам, и, пододвигая карандаш, запел веселую мелодию. Раскрашивая голубые секции, он сказал, что это его мать, а заполняя пурпурные секции, сказал, что его брат очень милый и помогает ему.

Рисунок представлял империю, разные секции обозначали разные страны. Важно, что его интерес к военным событиям сыграл значительную роль в его ассоциациях. Он часто обращал свой взор на карту и смотрел на страны, захваченные Гитлером; была очевидна связь между странами на карте и его собственной империей на рисунках. Рисунки империи репрезентировали мать, которую захватывали и атаковали. Отец обычно оказывался врагом; Ричард же и его брат фигурировали на рисунках в разных ролях, иногда как союзники матери, иногда как союзники отца.

Эти схематичные рисунки, похожие на первый взгляд, сильно варьировались в деталях – вообще, не было двух совершенно одинаковых. Значимым было то, как он выполнял эти рисунки или по какому поводу было сделано большинство из них. Он начинал без определенного плана и зачастую удивлялся, увидев конечный рисунок.

Он использовал различные виды игрового материала, например, карандаши или цветные карандаши, которыми он выполнял свои рисунки, в его игре представляли людей. Вдобавок он принес собственных игрушечных овец, две из которых всегда обозначали его родителей, тогда как другие овцы играли разные роли.

В целях изложения я ограничила выбор материала несколькими примерами, по большей части взятыми из шести аналитических сеансов. На этих сеансах – отчасти по внешним обстоятельствам, которые я буду обсуждать позднее, – на какое-то время усилились определенные тревоги. Они были уменьшены интерпретацией, и произошедшие изменения пролили свет на влияние ранних тревог на генитальное развитие. Эти изменения, которые были лишь шагом к более полной генитальности и стабильности, ранее уже были предсказаны в анализе Ричарда.

Что касается интерпретаций, представленных в данной работе, само собой разумеется, я выбрала наиболее подходящие к изучаемому вопросу. Я буду пояснять, какие интерпретации были даны самим пациентом. В дополнение к интерпретациям, которые я давала пациенту, работа содержит ряд выводов по материалу, и я не буду каждый раз проводить различие между этими двумя категориями. Последовательное разграничение такого рода потребует большого количества повторений и затуманит основные результаты.

Ранние тревоги, препятствующие эдипову развитию

За отправную точку я возьму момент возобновления анализа после перерыва в десять дней. К тому времени анализ продолжался шесть недель. Во время перерыва я находилась в Лондоне, а у Ричарда были каникулы. Он никогда не был свидетелем воздушных налетов, и эти страхи были у него связаны с Лондоном как с наиболее опасным местом. Поэтому он считал, что для меня поездка в Лондон означает разрушение и смерть. Это прибавилось к тревоге, возникшей у него из-за прерывания анализа.

Вернувшись, я нашла Ричарда очень обеспокоенным, он был в депрессии. На протяжении всего первого сеанса он практически не смотрел на меня и либо сидел неподвижно в кресле, не поднимая глаз, либо беспокойно выходил в примыкающую кухню и сад. Несмотря на выраженное сопротивление, он все-таки задал мне несколько вопросов: «Много ли я видела „разрушений“ в Лондоне? Были ли воздушные налеты в то время, когда я была там? Был ли в Лондоне грозовой дождь?»

1

Freud S. Neue Folge der Vorlesungen zur Einführung in die Psychoanalyse (1933a [1932]) // G. W. Bd. XV. (S. E. Vol. 22. P. 121.)

2

Прилагаемые репродукции срисованы с оригиналов и несколько уменьшены в размерах. Оригиналы были нарисованы карандашом и раскрашены цветными мелками. По возможности различные цвета обозначены разной маркировкой. На рисунке 3 подводные лодки должны быть черного цвета, флаги – красного, а рыбки и морская звезда – желтого.