Читать книгу Все еще мертв. Фальшивые намерения - Рональд Нокс - Страница 13

Отель «Блэруинни» – так же, как многие церкви у шотландцев именуются не в честь святых, а по районам и кварталам, где они построены, так и в названиях их гостиниц часто фигурируют не львы, драконы и прочие геральдические звери, а сам город, – был задуман как водолечебный курорт, но со временем стал обычным местом отдыха для гостей из Глазго, которые любили проводить здесь выходные, сидя на веранде в шезлонгах и рассматривая окрестности. Не стану описывать его подробное устройство, поскольку он вполне соответствовал своему типу, и этот тип всем хорошо известен. Достаточно сказать, что он нес на себе отпечаток тяжеловесного комфорта и апеллировал не столько к воображению, сколько к солидности и порядку. Ни его архитектура, овеянная духом шотландской старины, ни интерьеры, выполненные в том же стиле, не располагали к богемной жизни. Неизвестный остроумец, который, перефразируя Аристотеля, однажды сказал, что мораль – это золотая середина между двумя крайностями: аморальностью и балморальностью[4], мог бы указать на отель «Блэруинни» как на квинтэссенцию последней. Конечно, в наше развращенное время и тут находились юнцы, которые в файф-о-клок подкатывали к подъезду на спортивных машинах и заказывали крепкие коктейли, но они никогда не останавливались в номерах. Сама местная атмосфера исключала подобное. Однако нельзя сказать, чтобы здесь царило полное уныние, как в большинстве водолечебниц. Отель не только имел лицензию на продажу алкоголя, но и мог похвастаться сомнительной пристройкой, выходившей в соседний переулок, где усталый прохожий всегда мог промочить горло и утолить жажду в знойный день. Излишне говорить, что два этих заведения, бар и гостиница, работали в строгой изоляции друг от друга.

Несмотря на то, что часть клиентуры приезжала в «Блэруинни» скорее за отдыхом, чем за лечением, слово «водолечебница» гордо красовалось на его фасаде, и когда доктор Парвис появлялся здесь со своим черным саквояжем, это воспринималось не как недостаток, а как реклама. Здоровье постояльцев буквально начинало бить ключом от одной мысли, что, если что-то пойдет не так, ими будет заниматься не кто-нибудь, а сам доктор Парвис. Впрочем, сам доктор относился к своим визитом настолько серьезно, насколько этого хотелось управляющим. Он был твердо убежден, что любой человек, приехавший лечиться в «Блэруинни», является malade imaginaire[5], и старался посещать отельных пациентов в самом конце своего утреннего обхода. Вот почему Майлз Бридон, который провел предыдущий день в бесполезных телефонных разговорах, а ночь – в столь же бесплодных размышлениях, столкнулся с ним у дверей только в половине двенадцатого, когда уже собирался отправиться вместе с женой на Чертову впадину.

– Здравствуйте, доктор, – сказал он. – Никогда не догадаетесь, куда мы едем.

Когда доктор Парвис узнал про его план, на его лице появилась смесь удивления и насмешки. Бридон поспешил объяснить, что не верит в версию майора про большевистский заговор, однако допускает, что Колин по каким-то своим соображением уединился в этом месте, где могли остаться следы его пребывания. Лицо доктора стало вдруг серьезным.

– Знаете, мистер Бридон, прогулка на Чертову впадину в такое время года может быть опасна, особенно для людей, незнакомых с местностью. Из-за морозов склоны становятся скользкими, надо хорошо знать дорогу. К сожалению, в ближайшие полчаса я должен осмотреть одну старушку, которая живет наверху. Она здорова как мул, но воображает, будто у нее что-то серьезное. Если вы согласны немного подождать и не боитесь опоздать на ланч, то я готов составить вам компанию.

Бридон принял его предложение с энтузиазмом, не потому, что сомневался в своем альпинистском мастерстве, а просто хотел продолжить знакомство с доктором. Был уже полдень, когда Анджела села за руль, и они тронулись в путь, сначала по центральной магистрали, а затем по узким проселочным дорогам, где две встречные машины не могли разъехаться, не свернув на обочину. Низкие ограды из камней тянулись в разные стороны по унылым холмам, чередовавшимся с болотной пустошью; кое-где торчали одинокие дома, черневшие печными трубами; над горными ручьями висели хрупкие мосты, которые, казалось, может унести следующее же половодье. Но даже здесь попадалось множество пересекающихся дорог, и на каждом перекрестке приходилось сверяться с картой. Дело осложнялось тем, что шотландцы не любят признавать малонаселенность своих земель и указывают на дорожных знаках название любой фермы, расположенной в радиусе нескольких миль. В конце концов, свернув в какие-то ржавые ворота, болтавшиеся на одной петле, они съехали с последней дороги и медленно поползли по земляной колее, плавно поднимавшейся в гору. Ветки сухого дрока скребли о бока автомобиля, колеса с хлюпающим звуком выдавливали жижу из заболоченного торфа. Лохматые овцы, давно отвыкшие от вторжений автомобилистов, испуганно разбегались во все стороны.

Но даже в Шотландии существуют места, где нельзя проехать на машине. Когда они двинулись вперед пешком, им показалось, будто дальше тянется бесконечная равнина, но не прошло и десяти минут, как эта иллюзия рассеялась. Постепенный подъем в гору вдруг закончился крутым обрывом, и они остановились в двух шагах от широкой впадины, в глубине которой неожиданно открылся лилипутский мир – с крошечными машинами, узкими ленточками дорог, карликовыми церквушками и миниатюрными фермами.

Путешественникам пришлось вытянуть шеи, чтобы заглянуть через край и увидеть чуть ниже ровную площадку примерно пять футов шириной, а перед ней – темный вход в пещеру. Спуск казался не таким уж трудным, но голова невольно кружилась при мысли, что может произойти, если сделать один неверный шаг.

– Я пойду первым, – предложил доктор Парвис. – Так мне будет удобнее указывать вам путь, да и руку протяну в случае чего. Ничего не делайте, пока я вам не скажу.

По тому, как ловко доктор начал спускаться вниз, было видно, что он опытный скалолаз. Уже через две минуты Парвис стоял перед пещерой, нахмурив брови и удивленно глядя в ее проем.

– Кажется, вы попали в точку! – крикнул он снизу. – По крайней мере, здесь точно кто-то был. Спускайтесь по моим следам и держитесь не за камни, а за стебли дрока, камни скользкие, а ветки вас удержат.

Бридон вызвался идти вперед и взял с Анджелы обещание, что она не ступит на тропу, пока не убедится, что он благополучно добрался вниз. Несколько минут она следила, как муж спускается к площадке, где возвышалась темная фигура доктора. Сама она проделала спуск легко и быстро, думая не столько об опасности, сколько об ожидавших их открытиях.

– Вот видите! – Доктор Парвис указал на пару белых спичек, лежавших на песке площадки, чистых и свежих, словно их уронили только вчера. – Кстати, нам самим понадобятся спички, – добавил он. – Жаль, я не захватил фонарик, он бы пригодился.

Доктор чиркнул спичкой и поднес ее к проему, прикрыв рукой от ветра.

– Смотрите! – воскликнул он. – Нам даже не нужно заходить внутрь. Что вы скажете об этом?

На ровной поверхности скалы в том месте, где ее поверхность была отполирована каплями струившегося сверху родника, виднелась вырезанная кем-то надпись. Разумеется, надписей вообще было много: летом на Чертовой впадине частенько устраивались пикники, и посетители любили оставлять тут свои автографы. На одном куске стены красовались два переплетенных сердечка, на другом – «Дж. Элфинстон из Глазго». Но эта надпись сразу бросалась в глаза, потому что была свежей, кроме того, она выделялась своей длиной – писавший даже очистил от мха кусок скалы, чтобы хватило места. Они прочитали:

«К.Р. XIII.II (дальше следовал текущий год). ЗДЕСЬ ОН ОБРЕЛ ПОКОЙ». Было похоже, что в конце оставили свободное пространство, чтобы закончить цитату. Все слова состояли из заглавных букв, а цифры были римскими, кроме года, написанного в арабском стиле. Самое интересное – по крайней мере, для тех, кто сейчас рассматривал скалу, – заключалось в том что в числе «XIII» последняя «I» была перечеркнута бледной, но хорошо видимой чертой.

– Ух ты, – прошептала Анджела.

Ее муж наклонился ближе, внимательно разглядывая надпись и царапину на скале. Несомненно, это была не просто трещина или какой-то изъян камня, существовавший здесь всегда. Бридон мог даже различить – или ему просто мерещилось? – что поперечная черта на «I» появилась позднее, чем сама цифра: кажется, она слегка поцарапала ее края.

– Доктор, – произнес он, – взгляните на это. Как по-вашему, черта, перечеркивающая цифру «I», сделана той же рукой, что и сама цифра?

Доктор Парвис, сохранявший невозмутимость, ответил с присущей ему рассудительностью.

– Про руку не скажу, а вот проведена она другим инструментом. Видите, здесь линия гораздо толще? Судя по всему, сама надпись была сделана острым краем камня: вокруг полно подходящих обломков.

– А почему не ножом?

– Нож режет гораздо тоньше, конечно, если им не выдалбливать дерево. Нет, скорее можно предположить тупой металл, например, браслет от ручных часов или нечто подобное. Но камень – самый правдоподобный вариант. Правда, если писавший обнаружил, что ошибся с датой и захотел исправить число тринадцать, старого инструмента уже могло не оказаться под рукой или ему не хотелось использовать тот же самый. Он взял другой, с более широким и мягким наконечником. А может, его рука просто ослабела, и он не сумел вывести черту так же четко, как цифру.

– Вы думаете, это сделал один и тот же человек?

– Простите, мистер Бридон, но детектив здесь вы, а не я. Я лишь врач, привыкший иметь дело с плотью и кровью, а не с наскальными рисунками вроде этих. Могу только заметить, что зимой тут пустынно, и люди отнюдь не спешат выстраиваться в очередь, чтобы полюбоваться Чертовой впадиной при плохой погоде. Давайте посчитаем: сегодня четверг, значит, надпись вырезали всего десять дней назад. Или одиннадцать, если считать, что число тринадцать написали по ошибке.

– Мы так и не войдем в пещеру? – поинтересовалась Анджела тоном обиженной девочки, которой отказали в лакомстве.

Доктор вежливо отступил в сторону:

– Только после вас, миссис Бридон. Если не вы, мы бы так и спорили до вечера.

Но Анджела не рвалась вперед.

– Можете считать меня трусихой, но я бы предпочла, чтобы ты пошел первым, мой милый Майлз. Честно говоря, это выглядит жутковато.

Действительно, любая пещера представляется нам чем-то заманчивым и в то же время устрашающим. Антропологи, вероятно, не преминут заметить, что в этих чувствах сказывается память наших предков, сформировавшаяся в те древние времена, когда вопрос о том, кто обитает в подобном месте, являлся вопросом жизни или смерти. Пещеры циклопов, Какоса и Али-Бабы, пещеры разбойников, пиратов и контрабандистов, пещеры, где скрывались ковенантеры или якобиты, спасавшиеся от своих преследователей, – все эти старые истории довлеют над нашим прошлым и несут в себе угрозу. А пещера, где еще совсем недавно обитал какой-то человек, наполняет нас особым чувством. Даже если мы твердо знаем, что он уже умер и поэтому не может находиться внутри, это не слишком успокаивает наши нервы… тем более, если его тело имеет странную привычку исчезать и появляться в самых неожиданных местах.

Майлз, впрочем, был далек от подобных предрассудков. Наклонив голову, чтобы не стукнуться о низкий свод, он шагнул вперед, чиркнул спичкой и огляделся по сторонам. Первое, что привлекло его внимание, – огарок свечи, стоявший на каменной полке на высоте его поднятой руки. Он поднес к нему спичку, и над воском, издав легкий треск, замигал язычок пламени. Рядом со свечой обнаружилась другая, более длинная и лежавшая на боку. Тут же валялась почти полная коробка спичек, выпущенная в Шотландии и имевшая патриотичную этикетку (хотя производителя давно уже купила английская компания). Сама полка была скорее выступом в скале, не особенно ровным, но достаточно широким и выполнявшим функции шкафчика или буфета. Бридон обнаружил на ней консервы с копченым языком: банка была открыта, и ее содержимое выглядело вполне аппетитно, что не должно никого удивлять, если вспомнить, что в полной темноте и на холодном воздухе пища хранится долго. Рядом стояла жестяная коробка с печеньем, абсолютно пустая, чуть дальше валялась бумажная обертка от шоколадного батончика. Больше еды не было, зато имелись туалетные принадлежности: зубная щетка, которую детектив предполагал найти на трупе, и баночка с зубным порошком, почти использованная. Бридон хорошо знал эту марку порошка, не без волнения он вспомнил, что такая же стояла на туалетном столике Колина Ривера. В углу пещеры лежал сухой хворост, хотя поблизости он не заметил ни чайника, ни какой-либо посуды для приготовления пищи. Не имелось здесь также ни одежды, ни книг, ни каких-либо удобств: обитатель пещеры ограничил себя самым необходимым.

– Как насчет еды, доктор? – спросил Бридон. – Сколько на ней можно протянуть?

– Ну, если правильно распределить ее, то, пожалуй, три или четыре дня, хотя для холодной погоды это будет маловато. Как видите, он съел почти весь язык… Правда, совсем другое дело, если не беречь припасы, а питаться в любое время, когда голоден или просто хочется перекусить. Если предоставить человека самому себе, он использует все это за один день, максимум за полтора. Кстати, когда нашли труп, мы не заметили никаких признаков голодания. Конечно, можно предположить, что он ел гораздо больше, чем то, что здесь осталось.

– Наверное, вокруг пещеры можно найти консервные банки.

– Да, но не забывайте, что, находясь на высоте, человек любит бросать что-то вниз, просто чтобы посмотреть, как это летит.

– Вы правы. Честно говоря, я предполагал, что еды будет гораздо больше. Хотя… Анджела, – Бридон повернулся к жене, – что, по-твоему, не хватает в этой пещере? Так сказать, по хозяйственной части?

Анджела хорошо знала, когда от нее требуется быть собранной и серьезной. Она наморщила лоб и огляделась по сторонам, словно стараясь представить обитателя пещеры.

– Мыла, – ответила она.

– Верно, – кивнул Бридон. – Доктор Парвис, мне нужен ваш совет не как врача, а как местного жителя и друга семьи. Что мы должны сделать с этими вещами? Вынести их и уничтожить? Отдать семье? Оставить здесь?

– На вашем месте я бы оставил все здесь, учитывая то, что вы можете захотеть показать их кому-нибудь другому. Вынести вещи можно позднее, когда вы закончите свое расследование. Не волнуйтесь, что сюда явится кто-то еще: до апреля тут не будет ни одного туриста или любителя пикников, это я вам гарантирую.

Совет был принят, и они вышли из пещеры, задержавшись у ее входа для того, чтобы снова прочитать печальную надпись.

– «Здесь он обрел покой», – произнес доктор Парвис подобающим случаю торжественным тоном.

– Да, конечно. – В голосе Бридона прозвучала нотка горечи. – Вопрос только – кто?