Читать книгу Мученик - Рори Клементс - Страница 9

Глава 7

Оглавление

В семь, когда давно стемнело, тюремщик «Маршалси» приковылял к камере, где находились Коттон и дамы.

– Я должен запереть дверь, господин Коттон, – извиняющимся тоном сообщил он.

Шестеро присутствующих на обеде закончили трапезу и пили вино, обсуждая мрачное положение Англии. Все опасались, что Мария, королева Шотландии и надежда их католических устремлений, могла вскоре пасть смертью мученицы. Даже теперь они молились о чуде, которое могло бы спасти ее и возвысить до принадлежащего ей по праву места помазанницы Божией, королевы Англии.

На короткое время им удалось забыть о своих тревогах: отслуженная Коттоном месса наполнила их скоротечной радостью, особенно трех женщин, леди Танахилл, леди Френсис Браун и госпожу Энн Беллами. Они были родом из трех главных лондонских семей, приверженцев Римско-католической церкви, жестоко пострадавших в те времена, когда в их двери в любое время дня и ночи могла постучаться железная государственная рука. Муж леди Танахилл Филипп, когда-то фаворит королевы, теперь находился в Тауэре, арестованный во время попытки покинуть страну для встречи с церковными лидерами за границей. Графиня осталась одна с маленьким ребенком, который так и не увидел своего отца. На сердце у нее камнем лежала тяжесть, но спокойное и полное любви присутствие Коттона давало утешение. Наблюдая за тем, как Коттон горячо говорил о своей вере в то, что истинная церковь снова будет править в Англии, леди Танахилл решила: она пригласит Коттона стать ее духовником и поселиться у нее в доме, чтобы он мог ежедневно причащать ее. Но она не стала говорить об этом здесь в присутствии остальных. Арест ее мужа, преданного священником, с которым они были в дружеских отношениях, преподал ей горький урок.

Пигготт и Пламмер подобрали оставшиеся кусочки хлеба с подносов, стоящих перед ними, и с жадностью их съели. Принесенная Энн Беллами в коробах вынужденно скромная и поданная холодной еда была обильной, с приличными кусками баранины и дичи, несмотря на постный день, когда дозволялась только рыба.

– Семь бед – один ответ, – со смехом произнес Пламмер, имея в виду сей факт. Вино было сладким.

Коттон с Пламмером и Пигготтом остались в камере, а дамы удалились. Дождавшись, когда они уйдут, Пламмер попрощался с Коттоном, пожал ему руки и дал наставление быть сильным в вере. Затем Пигготт снова обнял его, задержав в своих цепких объятиях. Коттона передернуло. Дыхание Пигготта было хриплым, а его грубая черная борода, плохо скрывающая изрытое оспой лицо, исколола щеку Коттона, пока тот говорил ему тихим голосом на ухо, так чтобы Пламмер не мог его услышать.

– Отец Коттон, назовите нашему другу имя Когг. Когг с Кау-лейн, что за городской стеной неподалеку от Смит-Филда. У Когга есть то, что ему нужно.

И снова близость этого человека вызвала у Коттона приступ отвращения, и он поскорей высвободился из объятий Пигготта. Несколько секунд эти двое стояли, глядя друг другу в глаза, пока Коттон не отвел взгляд. Он попрощался с Пламмером, который, казалось, сочувственно улыбался, затем, не взглянув больше на Пигготта, покинул камеру и захлопнул дверь. Мимо них промчалось семейство толстых крыс, когда они с тюремщиком шли обратно по сырым коридорам к входной двери. Его продолжало трясти от встречи с Пигготтом, когда тюремщик снова хлопнул его своей гигантской ладонью и заговорщицки прошептал:

– Бадья с крышкой, господин Коттон. Бадья с крышкой.

Морозный ночной воздух принес облегчение, и Коттон направился по мосту в Лондон, поскальзываясь на обледенелых мостовых пустынных улицах. Светила луна, и ему удалось выполнить свое задание, но, добравшись до дома у реки, где снимал жилье, он почувствовал тревогу. Пигготт предупредил его, и ему не понравилось его сообщение.

Пройдя Доугейт, он остановился неподалеку от Тауэра и постоял несколько мгновений, вглядываясь в улицы и высокие дома, в оправленные свинцом окна, укрытые плотными занавесками или ставнями, но в темноте мерцали лишь огоньки свечей. Он смотрел, нет ли движения в темноте, прислушивался, не раздаются ли чьи-нибудь шаги. Когда Коттон убедился, что за ним никто не следит, он направился к боковой двери дома и стукнул два раза. Дверь почти сразу же распахнулась и, как только он вошел, тут же захлопнулась.

Это был большой и совсем недавно построенный дом на деревянном каркасе, недостроенный, но уже наполовину занятый его владельцем, Томасом Вудом, вдовцом, разменявшим четвертый десяток, и его двумя малолетними детьми. Его жена умерла от чахотки, когда их дочери Грейс было чуть больше года, а сыну Эндрю исполнилось три. Теперь им было четыре и шесть лет, и строительство этого дома стало для Вуда способом забыть прошлое и начать создавать новое будущее для своей семьи.

У двери стояла воспитательница детей Вуда, Кэтрин Марвелл, стройная девушка с прекрасными голубыми глазами, безупречной кожей и длинными темными волосами, зачесанными назад. На лице Кэтрин застыло выражение ужаса.

– Pax vobiscum[20], дорогая Кэтрин, – произнес Коттон и взял ее руки в свои. Она дрожала. – Что случилось?

– Вы разве не слышали?

– Что, Кэтрин?

Она говорила тихо, хотя никого рядом не было, кто бы мог подслушать.

– Бланш умерла, святой отец. Убита.

– Что?

Кэтрин закрыла глаза, словно пыталась избавиться от образа Бланш, который не покидал ее воображение.

– Неподалеку от Шордича. Ее тело, все в страшных ранах, было найдено в сгоревшем доме. – А потом она тихо прошептала: – Говорят, она носила под сердцем дитя, отец.

Он попытался обнять ее, чтобы успокоить, как отец дочь, но она отшатнулась. Коттон все понял. Прикосновение другого человека не всегда является лучшим средством против горя и страха. Леди Бланш? Кто мог сделать или сделал бы подобное с такой красивой и милой девушкой? Коттон обратил ее в католичество. Возможно ли, что ее убили, потому что она была католичкой? Она, насколько он знал, не причинила вреда ни одной живой душе.

Коттон хотел погладить Кэтрин по ее длинным темным волосам, но боялся, что его прикосновение будет нежелательным. Они стояли в неловкой тишине в коридоре, не зная, что делать с подобными новостями.

Коттон попытался произнести слова утешения, но они прозвучали банально и бессмысленно. Он хотел успокоить ее, но чувствовал, что ему самому это было бы сейчас необходимо. Учеба в иезуитском колледже заставила его забыть о том, как это, касаться другого человека, и частенько он скучал по прикосновениям к руке или щеке.

Она провела его через зал, где в широком каменном очаге горели, потрескивая, дрова и где их ожидали. Комната была большой, с высоким потолком, стены покрывали богатые сине-золотые гобелены, свидетельствующие о достатке владельца дома. Все казалось новым, зеленые дубовые балки сияли в ярком свете десятков свечей.

Человек, что ожидал их, стоял у самого огня, греясь у жара очага. Это был высокий, худой мужчина; в отличие от изысканного одеяния Коттона, он носил простую одежду темных тонов, какими бывают ливреи старшего камердинера или дворецкого. Но цвет – единственное, что имело сходство с одеждой слуг: на нем был простой гофрированный воротник, черный камзол, под которым виднелась белая сорочка, черные бриджи до колен в венецианском стиле и белые чулки. Он был коротко подстрижен и чисто выбрит.

Мужчина поклонился, но не улыбнулся.

– Добрый вечер, отец Коттон, – с едва уловимым акцентом медленно произнес он, взвешивая каждое слово.

– И вам добрый вечер, отец Херрик.

– Какие новости?

– Сегодня был прекрасный день, отец.

В их отношениях чувствовалась некоторая натянутость. Они не были друзьями. Коттону было приказано помогать Херрику, что он и делал; на большее их отношения не распространялись. Все началось с письма из Рима, подписанного Клавдием Аквавивой, генералом ордена иезуитов, обязавшего Коттона оказать Херрику радушный прием в Англии и помочь найти жилье и свести с влиятельными приверженцами Римско-католической церкви, чтобы он смог приступить к своей миссии. Коттон подчинился приказу Аквавивы, но его не отпускало чувство тревоги.

Сначала он спросил у владельца дома Томаса Вуда, не сможет ли Херрик остаться здесь на пару ночей. Вуд был не против, хотя по его взгляду Коттон понял, что ему не слишком по нраву идея разместить у себя в доме еще одного священника. Двое удваивали риск, и если узнают, что он укрывает католических священников, особенно иезуитов, на кону может оказаться его жизнь.

Сначала Коттон решил незамедлительно подыскать Херрику жилье где-нибудь в другом месте, но не сделал этого, и Херрик остался в этом доме, выдавая себя за слугу и исполняя свою духовную миссию. Коттон понимал, что и Томас Вуд и гувернантка его детей Кэтрин Марвел очень хотели бы, чтобы все это побыстрей закончилось.

Кэтрин отступила к дверному проему. Ее хозяин в тот вечер находился на ужине в Ливрейной компании[21], в доме оставались только эти три таких разных человека. Наверху спали дети Томаса Вуда.

Наконец Кэтрин заговорила.

– Принести вам поесть, отец? – обратилась она к Коттону.

Он покачал головой и улыбнулся.

– Нет, спасибо, дитя мое. Я хорошо поужинал. А вы, отец Херрик?

– Можно немного перекусить перед сном…

Кэтрин поймала его взгляд. У нее не было желания готовить для отца Херика.

– Отец Коттон, у вас есть для меня новости? – спросил Херрик, когда они остались наедине.

Коттон колебался. Что-то здесь было не так. За восемь лет подготовки для этой миссии Коттону встречалось множество странных мужчин, и не все они принадлежали к священству. Среди них были и амбициозные люди, и исполненные благоговения, были и озлобленные, посланные Уолсингемом шпионы и, конечно же, множество преданных делу людей. Но этот Херрик – Коттон догадывался, что это не настоящее имя, – беспокоил его. Чем именно он занимается в ордене? Он не особенно рассказывал о своих поручениях, хотя и дал знать, что выполнял миссию в Голландии, и намекнул на то, что какое-то время провел в Новом Свете, спасая язычников ради Христа.

– Отец Херрик, давайте присядем и выпьем вина, пока Кэтрин готовит вам ужин. День был длинный и холодный.

– Вы же знаете, отец Коттон, что я не пью вина. А еще я догадываюсь, что вам бы хотелось, чтобы меня в этом доме не было. Но мы оба трудимся на благо одной великой цели… – он говорил на хорошем английском, если не считать легкого акцента. Только чуткое ухо могло бы распознать, что отец Херрик был родом из голландских фламандцев, поскольку его отцом был голландец, музыкант при дворе королевы Марии[22], а матерью – англичанка.

– Разве? – спросил Коттон, и тут же пожалел об этом. – Прошу прощения, отец.

Выражение лица Херрика осталось неизменным, но он заговорил, вдумчиво подбирая слова:

– Отец Коттон, что бы вы себе не вообразили, могу вас заверить, что знаю больше о вас, чем вы обо мне. А самое главное, я знаю, что у вас есть необходимые мне сведения, размышлять о которых – не ваша забота. Этого требуют от вас в Риме, и вы подчинитесь этим требованиям.

Коттона удивила резкость Херрика. С минуту он молчал. Внутренний голос подсказывал ему не открывать рта и не противоречить, ибо это не сулило ничего хорошего, да и обучение в иезуитском колледже научило его подчиняться. К тому же было совершенно ясно, что Аквавива хотел, чтобы он обеспечил Херрика всем, что ему будет нужно. Поэтому он и должен был передать имя и адрес одного человека. Человека звали Когг. Кем он был и чем занимался, Коттон не знал, но опасался, что к Римско-католической церкви он едва ли имеет какое-либо отношение.

В дверях снова появилась Кэтрин Марвел, неся холодные закуски на подносе для Херрика. Поспешно она отошла назад, наблюдая за двумя мужчинами.

Коттон спокойно произнес:

– Когг. Кау-лейн.

Призрачная улыбка скользнула по лицу Херрика.

– Благодарю вас, отец Коттон. Pax vobiscum. – Затем он повернулся к дверям, где неподвижно, словно каменное изваяние, стояла Кэтрин. Он осенил ее крестным знамением. – Благослови тебя Господь, дитя мое.

20

«Мир вам» (лат.).

21

Одна из восьмидесяти трёх гильдий лондонского Сити.

22

Мария I Тюдор (1516–1558), Мария Кровавая.

Мученик

Подняться наверх