Читать книгу Девушка с запретной радуги - Rosette - Страница 7

Ровно в два я появилась в кабинете. Кайл собирался уходить, неся перед собой нетронутый поднос с выражением лица человека, который хотел бы бросить все и всех и сбежать куда-нибудь на другой конец света.

– Он в отвратительном настроении и ничего не хочет есть, – пробурчал он.

Мысль о том, что я стала невольной причиной такого его состояния, глубоко ранила меня, каждую клеточку моего души. Я никому никогда не делала больно, всегда ходила на цыпочках, чтобы никого не побеспокоить, внимательная к каждому своему слову, чтобы никого не обидеть.

Я перешагнула порог, толкнув рукой дверь, оставленную Кайлом открытой. Его взгляд взметнулся вверх, когда я вошла.

– Ах, это Вы. Входите, синьорина Бруно. Пошевеливайтесь, пожалуйста.

Я, не теряя времени, подчинилась.

Он оторвал взгляд от письменного стола, устланного бумагами, исписанными мелким мужским почерком.

– Отправьте эти письма. Одно – директору моего банка, второе – по адресу, указанному на конверте.

– Немедленно, синьор МакЛэйн, – ответила я покорно.

Когда я подняла на него глаза, то увидела, как на его лицо вернулась улыбка.

– Какая формальность, синьорина Бруно! Нет никакой спешки. Эти письма не такие уж и важные. Это не вопрос жизни и смерти. Я живой мертвец уже много лет.

С этим жестким заявлением, кажется, вернулось его хорошее настроение. Улыбка стала заразительной и согрела мою смятенную душу. К счастью, он никогда не оставался угрюмым слишком долго, хотя его ярость была всегда неожиданной и жестокой.

– Вы умеете водить, Мелисанда? Мне необходимо отправить Вас в местную библиотеку за книгами. Мне нужно изучить один вопрос, – его улыбка сменилась гримасой. – Естественно, я не могу поехать сам, – добавил он в качестве объяснения.

Я смущенно сжала в руке листы, рискуя смять их.

– Нет, у меня нет прав, синьор, – извинилась я.

Удивление появилось на его прекрасном лице.

– Я думал, что нынешняя молодежь старается поскорее повзрослеть исключительно для того, чтобы иметь право водить. Тем более они все равно делают это тайком.

– Я другая, синьор, – лаконично ответила я. И это было правдой. Почти чужеродная в моем отличии.

Он испытующе посмотрел на меня своими черными глазами, словно сканером. Я выдержала его взгляд, пытаясь найти благовидное извинение этому факту:

– Я боюсь водить, а потому это могло бы привести к несчастью, – поспешно объяснила я, расправляя листки, которые смяла.

– После всей искренности с Вашей стороны, я чувствую запах лжи, – монотонно произнес он.

– Это правда. Я действительно могла бы… – я замолчала на несколько мгновений, потом продолжила: – …могла бы в самом деле убить кого-нибудь.

– Смерть – это наименьшее зло, – прошептал он. Потом опустил глаза на свои ноги и сжал челюсти.

Мысленно я проклинала себя. Снова. Я действительно привожу к несчастью, даже не будучи за рулем. Опасная для общества, непростительно бесчувственная, способная лишь совершать оплошности.

– Я обидела Вас, синьор МакЛэйн? – беспокойство, звучавшее в моем вопросе, заставило его очнуться от пережитого ужаса.

– Мелисанда Бруно, молодая женщина, приехавшая неизвестно откуда, чудная и забавная, как мультяшный персонаж… Как может такая девушка обидеть великого писателя ужасов, злобного сатаниста Себастьяна МакЛэйна? – его голос был ровным в отличие от резкости его фраз.

Я нервно теребила руками, как на первой встрече.

– Вы правы, синьор. Я никто. И…

Его глаза угрожающе сузились.

– Еще чего! Вы не никто. Вы Мелисанда Бруно. Следовательно, Вы кое-кто. Никогда не позволяйте никому унижать себя, даже мне.

– Я должна научиться помалкивать. И прежде, чем я приехала в этот дом, мне удавалось это превосходно, – бессильно прошептала я, склонив голову.

– Midnight rose обладает способностью вытаскивать наружу все худшее, что в Вас есть, Мелисанда Бруно? Или Ваш покорный слуга имеет такое невероятное воздействие на Вас? – обратил он на меня доброжелательную улыбку с великодушием монарха.

Я радостно приняла это молчаливое предложение перемирия и улыбнулась ему в ответ.

– Думаю, это Ваша вина, – произнесла я тихо, словно признаваясь в смертном грехе.

– Я знал, что я демон, – улыбаясь, ответил он. – Но до этого момента? Я не могу подобрать слова…

– Если хотите, я принесу словарь, – сказала я, смеясь. Атмосфера становилась веселой, как и мое сердце.

– Я полагаю, что настоящий чертенок – это Вы, Мелисанда Бруно, – продолжил он дразнить меня. – Живой Сатана, посланный нарушить мой покой.

– Покой? Вы не путаете со скукой? – пошутила я.

– Если это была скука, с Вами я больше ее не испытаю, это уж точно. Может, даже прекращу оплакивать ее, – ответил он решительно.

Мы смеялись, оба, на одной и той же волне, когда кто-то постучал в дверь. Три раза.

– Синьора МакМиллиан, – предугадал он, не отрывая взгляда от моего лица.

Я неохотно открыла дверь экономке.

– Пришел доктор МакИнтош, синьор, – сказала женщина с ноткой тревоги в голосе.

Писатель на мгновенье помрачнел.

– Сегодня вторник?

– Точно так, синьор. Хотите, чтобы я проводила его в Вашу комнату? – любезно спросила она.

– Да. Позови Кайла, – распорядился он сухим, как центнер пыли, тоном. Потом он повернулся ко мне с еще более сухим выражением лица. – Увидимся позже, синьорина Бруно.

Я последовала за экономкой по лестнице.

– Доктор МакИнтош – местный медик, – ответила она на мой невысказанный вопрос. – Он приходит каждый вторник проведать синьора МакЛэйна. Если не считать паралича, он здоров как бык. Так что это всего лишь традиция и бдительность.

– Но его…– в нерешительности запнулась я, стараясь подобрать слова, – ... его состояние непоправимо?

– К несчастью, да. Нет никаких надежд, – грустно подтвердила она.

У подножия лестницы стоял в ожидании мужчина, покачивая чемоданчиком с инструментами.

– Итак, Миллисент? Он снова забыл о моем визите? – врач подмигнул мне, ища моей поддержки. – Вы новая секретарша, верно? Теперь Ваша обязанность напоминать ему о следующих визитах. Каждый вторник, в три часа дня. – Он протянул мне руку с дружеской улыбкой: – Я поверенный медик, Джон МакИнтош.

Он был высоким, почти как Кайл, но старше, между шестьюдесятью и семьюдесятью.

– Я Мелисанда Бруно, – ответила я ему на рукопожатие.

– Экзотическое имя для красоты, достойной шотландских женщин.

Восхищение в его взгляде было красноречивым. Я благодарно улыбнулась ему. Пока я не приехала в это село, которое даже не было обозначено на карте, я считалась милой, привлекательной, а в большинстве случаев – посредственной. Но красивой – никогда.

Синьора МакМиллиан озарилась улыбкой от этого комплимента, как будто она была моей матерью, а я – ее дочерью на выданье. Но к счастью, медик был староват и к тому же женат, судя по большому кольцу, иначе она бы точно загорелась идеей устроить пышную свадьбу в таком идиллическом уголке, как Midnight Rose.

Проводив его наверх, она вернулась ко мне с озорным выражением на бледном лице.

– Жаль, что он женат. Он мог бы быть отличной парой для Вас.

«Жаль, что он стар», добавила бы я. Я некоторое время помолчала, чтобы напомнить себе, что МакМиллиан было, по крайней мере, лет пятьдесят, и что она считала медика притягательным и желанным мужчиной.

– Я не ищу женихов, – напомнила я ей сдержанно. – И надеюсь, что Вы не захотите предложить мне также Кайла.

– Он тоже женат, – отрицательно покачала она головой. – То есть... Он разведен, что в наших местах очень редко случается. К тому же он мне не нравится. Есть в нем нечто зловещее и похотливое.

Я хотела возразить, что кто-либо должен, прежде всего, нравится мне, но потом отказалась от этой затеи. И прежде всего потому, что Кайл не нравился и мне тоже. Он совершенно не принадлежал к тому типу мужчин, о которых я мечтала бы, если бы была в состоянии это делать.

Хотя нет, я была несправедливой. Правда заключалась в том, что после встречи с загадочным и непростым Себастьяном МакЛэйном было сложно найти кого-то того же уровня. Я тут же мысленно назвала себя глупой. Смешно и банально попадаться в сети красивого писателя. Он был всего лишь моим работодателем, и я не собиралась закончить так же, как миллионы других секретарш, безнадежно влюбленных в своего начальника. Кресло на колесиках или нет, но Себастьян МакЛэйн за пределами моей досягаемости. И это не обсуждалось.

– Я пойду наверх, – сказала я. – Сколько длятся эти визиты обычно?

Экономка весело рассмеялась.

– Дольше, чем синьор МакЛэйн способен выдержать, – и она пустилась в многочисленные рассказы о визитах врача. Но я в зародыше прервала их, глубоко убежденная в том, что если бы у меня было достаточно времени, я бы проводила его, беспрерывно слушая ее до следующей среды.

Я мерила шагами, приглушаемыми ковриком, первый этаж, когда увидела Кайла, выходящего из спальни. Кажется, это была спальня нашего общего работодателя.

Он сразу заметил меня и доверительно подмигнул мне, но я осталась невозмутимой, решив не потакать ему. Синьора МакМиллиан была права: есть в нем нечто глубоко отталкивающее.

– Каждую среду одна и та же история. Я бы хотел, чтобы МакИнтош прекратил эти бесполезные визиты. Результат всегда один и тот же. Как только он уйдет, на меня тут же выльется ушат плохого настроения его подопечного, – сказал он, широко улыбаясь. – И на тебя тоже.

– Это наша работа, нет? – пожала я плечами. – Нам платят в том числе и за это.

– Может, недостаточно. И потом, это невыносимо, – сказал он таким неуважительным тоном, что я остолбенела. Я не была уверена в том, что это всего лишь прямолинейность, присущая сельским жителям, искренним в своих безжалостных суждениях. Это было нечто другое, что-то вроде зависти к тем, кто мог позволить себе не работать, и для кого работа была всего лишь хобби, как для МакЛэйна. Это явно была зависть, несмотря на то, что он был прикован к инвалидной коляске, более заключенный, чем каторжник.

– Ты не должен так говорить, – воскликнула я. – А если он тебя услышит?

– В этих краях не так легко найти работников. Ему будет непросто заменить меня, – сказал он таким тоном, словно снисходительно оказывал ему услугу. Его слова были совершенно идентичные словам МакЛэйна, и я со всей ясностью поняла их правдивость.

– Здесь нет возможности поразвлечься, – продолжил он еще более вкрадчивым тоном. Случайно, по крайней мере, на первый взгляд, он взъерошил мне волосы на лбу. Я мгновенно отпрянула, рассерженная его горячим дыханием прямо мне в лицо. – Может, в следующий раз, когда я прикоснусь к тебе, ты оценишь это особенно, – произнес он, нисколько не обидевшись.

Уверенность, с которой он это сказал, вызвала во мне неимоверную ярость.

– Следующего раза не будет, – прошипела я. – Я не ищу развлечений. Тем более такого типа.

– Конечно, конечно. На данный момент.

Я стоически постаралась сдержаться, как бы мне ни хотелось отвесить ему пинок или пощечину по его наглой физиономии. Я широким шагом направилась по коридору, игнорируя его тихий хохот. Я уже собиралась открыть дверь в свою комнату, когда распахнулась дверь спальни МакЛэйна, и я ясно услышала его голос:

– Проваливай из этого дома, МакИнтош! И если ты действительно хочешь сделать мне одолжение, никогда больше не возвращайся!

Ответ медика был спокойным, словно он уже давно привык к этим вспышкам гнева:

– Я приду в среду в тот же час, Себастьян. Я рад видеть тебя здоровым, как бык. Твой внешний вид и твое тело могут сравниться с телом двадцатилетних.

– Какая отличная новость, МакИнтош, – послышался его голос, полный иронии. – Я сейчас пойду и отмечу это. Пожалуй, даже потанцую.

Врач закрыл дверь, не удостоив его ответа. Повернувшись, он увидел меня и устало улыбнулся.

– Вы привыкнете к его изменчивому настроению. Он может быть очень любезным, когда захочет. То есть очень редко.

– Любой бы на его месте был таким, – бросилась я на защиту своего начальника.

– Не любой, – смеясь, сказал МакИнтош. – Все реагируют по-своему, синьорина Бруно. Имейте это в виду. Через пятнадцать лет он должен был бы принять случившееся. Но я боюсь, что Себастьян, не умеет этого делать. Он такой… – заколебался он, – … эмоциональный. В более широком смысле этого слова. Он пылкий, взрывной, упрямый. Это ужасная трагедия, которая случилась именно с ним, – покачал он головой, будто божественные планы показались ему необъяснимыми. Потом он коротко попрощался со мной и пошел прочь.

Я совершенно не знала, что мне делать. Я рассматривала дверь в свою комнату. Врач был таким покорным, что это озадачило меня, и я теперь боялась столкнуться с МакЛэйном после его гневной вспышки, хоть она и не была направлена на меня лично. Я все еще не могла решиться, когда раздался его голос:

– Синьорина, Бруно! Срочно идите сюда!

Ему пришлось кричать, чтобы я услышала его сквозь эту толстую дверь, но это было уже слишком для моих расстроенных нервов. Я открыла дверь в его комнату, лишь по инерции передвигая ноги.

Впервые я вошла в его спальню, но ее обстановка мне была безразлична. Мой взгляд был прикован к фигуре, распростертой на кровати.

– Где Кайл? – резко спросил он. – Это самый ленивый человек, которого я только знаю.

– Я пойду поискать его, – предложила я, радуясь, что подвернулась причина сбежать из этой комнаты, от этого мужчины, от этого момента. Но он буквально пригвоздил меня своим ледяным взглядом.

– Позже. А сейчас войдите внутрь.

Страх, который я испытывала, почему-то утих, дав мне возможность войти в комнату с поднятой головой.

– Могу я что-нибудь сделать для Вас?

– А что Вы могли бы сделать? – с ироничной улыбкой на губах произнес он. – Предоставить мне свои ноги? Вы бы сделали это, Мелисанда Бруно? Если бы это было возможным? Сколько стоят Ваши ноги? Миллион, два, три миллиона стерлингов?

– Я бы не стала делать это ради денег, – быстро ответила я.

Он приподнялся на локтях и пристально посмотрел на меня.

– А ради любви? Вы сделали бы это ради любви, Мелисанда Бруно?

Он насмехался надо мной, как обычно. Но все-таки на несколько мгновений у меня возникло ощущение, что невидимые порывы ветра подталкивают меня в его объятия. Но этот миг мгновенного безумия быстро прошел, и, вздрогнув, я напомнила себе, что стою перед совершенно незнакомым человеком, который не был принцем в сияющих доспехах, о котором я даже не была в состоянии мечтать. И, разумеется, он не был мужчиной, который мог бы влюбиться в меня. При нормальных обстоятельствах, я бы никогда не оказалась в этой комнате в столь интимный момент, без каких-либо масок, без всякой защиты, без любой формальности внешнего мира.

– Я никогда не любила, синьор, – задумчиво ответила я. – Следовательно, я не знаю, что бы я сделала в этом случае. Принесла бы я такую жертву ради любимого человека? Не знаю. В самом деле.

Он ни на мгновение не отводил от меня глаз, словно не был в состоянии это сделать. Или мне это только казалось, потому что это было именно то, что я сама испытывала в тот момент.

– Это чисто теоретический вопрос, Мелисанда. Подумай, если бы ты была влюблена… Ты бы отдала свои ноги или душу? – спросил он загадочным тоном.

– А Вы бы, синьор, сделали бы это?

Он рассмеялся. Смех, прозвучавший в комнате, был неожиданным и свежим, как весенний ветер.

– Я бы это сделал, Мелисанда. Потому что я любил и знаю, что при этом испытывают.

Он исподлобья подмигнул мне, будто ожидая вопросов с моей стороны, но я их не задала. Я не знала, что сказать. Я могла бы говорить о винах или астрономии, результат был бы тот же самый. Я не была способна обсуждать тему любви. Потому что я не знала, что это такое.

– Подкати кресло, – сказал он приказным тоном.

Я была рада выполнить задание, к которому была готова, потому подчинилась. Он сильно напряг руки и с непревзойденным мастерством скользнул в свое орудие пытки. Настолько же ненавистное, насколько необходимое и ценное.

– Я понимаю, как Вы себя чувствуете, – сказала я с состраданием.

Он поднял глаза и посмотрел на меня. Вена запульсировала на его правом виске. Ог был разозлен моим комментарием.

– Ты понятия не имеешь, как я себя чувствую, – прошипел он. – Я другой. Другой, понимаешь?!

– Я такая с рождения, синьор. И могу понять, поверьте мне, – возразила я жалобно.

Он постарался поймать мой взгляд, но я не смогла ответить ему.

В дверь постучали, и я с облегчением подумала, что пришел Кайл.

– Вы звали меня, синьор МакЛэйн?

Писатель сделал гневный жест.

– Где ты шляешься, бездельник?

В глазах помощника вспыхнула молния возмущения, но он промолчал.

– Подождите меня в кабинете, синьорина Бруно, – сказал мне МакЛэйн голосом, все еще дрожавшим от негодования.

Я, не оборачиваясь, вышла из комнаты.