Читать книгу Фальсифицированная история Клуба Капитона Варсонофьевича Дерменгольма - Ростислав Жуков - Страница 9

Капитон продолжал энергично создавать свой цикл рассказов о К. В. Дерменгольме, и без преувеличения можно сказать, что их чтение и обсуждение являлись тогда основой клубной жизни. Став Капитоном, Капитон писал теперь как бы о себе в какой-то своей неведомой ипостаси, а другие члены клуба, встречая в рассказах имена героев, которые они теперь считали своими, также отождествляли себя с этими героями. Осенью 1985 года Капитон писал свои абсурдные опусы – рассказы, стихи и всё прочее – всё чаще, иногда каждый день. Если «Понятие единой субстанции» родилось 12 августа, а следующие труды – «Грядущая поступь» и «Не было и в помине» – 1 и 22 сентября, то дальше дело пошло быстрыми темпами, и Капитон выпекал свои авангардистские пирожки, к примеру, 4, 5, 8, 10, 13, 14, 16, 18 и 23 октября – и так далее. Каждому рассказу Капитон присваивал, кроме названия, порядковый номер – приём, позаимствованный из «Железнодорожных рассказов» Шолом-Алейхема – одного из любимых писателей Капитона.

Наиболее бурно-восторженно, как правило, принимал капитоновские рассказы Магуист. Рассказы «Коварство К. В. Дерменгольма» и единственный впоследствии опубликованный «Резервуар для носа»9 привели его чуть ли не в экстаз. Впрочем, было бы неверно сказать, что, восторгаясь творчеством Капитона, Магуист ему просто льстил – из приведённых ниже дневниковых выдержек мы увидим, что это не всегда было так, что же до других членов Клуба, то их оценки часто бывали более сдержанными.

5 октября. «Изображение». Высокая оценка Магуистом.

13 октября. «Люмпен-марш». Восторженные отзывы Магуиста и Зебра.

18 октября. «Добра не жди». Бурное прочтение Магуистом; одобрение Зебра; Миша, которому рассказ посвящён, сказал, что это теперь его любимый рассказ. (Есть рассказы, посвящённые Зебру и Магуисту; Капитон посвятил рассказы, но уже оскорбительного плана, также Магнусу, Дяде и пану Харкевичу).

18 октября. «Не жалейте жара своих сердец». Мише очень понравилось, Зебру – нет. Магуист восторгается, но не очень рьяно.

23 октября. «Этот человек» (авангардный портрет) – направлен против Дяди. Отзывы Магуиста: очень хитро закручено, как удар в морду для экс-дяди. Мише тоже нравится.

А вот и негативные отклики:

24 октября. «Летая, порхая и благоухая». Отзывы Зебра: «Дрянь. Пыль». Конечно,

На фоне очень добротного, составленного из сновидений «Резервуара для носа», ядовитого «Не жалейте жара своих сердец» и абсолютно деструктивного стихотворения «Люмпен-марш» – слабовато.

1 ноября. «Приятность мысли». Магуист испытал адскую гадость. Михаил тоже. Зебр сказал, что «золотое слово» скажет завтра.

Зебр – он вообще более придирчиво оценивал творчество Капитона.

12 ноября. «Страшная рожа на двери» (издевательство над Магнусом). Высокая оценка Магуиста и Михаила. Зебр: оценка невысокая.

Однако иногда и Зебр бывал милостив:

13 ноября. «Кувыркун в современном мире» (посвящение Зебру). Высокая оценка Зебра: «Наконец-то ты начал писать достойно».

14 ноября. «Первое путешествие К. В. Дерменгольма и М. П. Лукьяппера». Михаил смеялся до критической точки: чуть не обкакался. Зебр: «Неплохой рассказ».

Капитона всегда крайне интересовало, как читатели воспринимают его творчество. Он отпечатал в нескольких экземплярах и роздал членам Клуба «Анкету читателей авангардных опусов о К. В. Дерменгольме». Анкета состояла из множества вопросов, а в заключение предлагалось оценить каждый опус по 10-балльной шкале. По итогам анкетирования Капитон составил хит-парад своих творений, и три первых места заняли, соответственно, «Коварство К. В. Дерменгольма» (где главный герой убил всех остальных, крайне неприятных, героев, занятых крайне омерзительными делами, из «трехствольного пулемёта»), «Понятие единой субстанции» и «Первое путешествие», к которому Магуист нарисовал просто великолепную картинку… два старых п/бола КВД и МПЛ отправляются в путь.

К зиме 1985 года в литературном творчестве Капитона наступило затишье. Он вновь на короткое время вернулся к журналистике, а точнее – к «издательскому делу» – причём, именно с целью публикации своих новых творений. 29 ноября. Заходил Таро, индус. Он мой новый шеф – я добровольно «зачислился в его штат». «Тряпка» – так он решил назвать газету. Ну что ж, по крайней мере, не хуже, чем «Новые новости». В ней будут два моих рассказа: «Придёт кувыркун» и «Резервуар для носа», стихи и др. Официально «Тряпка» считалась органом некого Клуба интернациональной дружбы – института мифического, как Клуб КВД, и не менее абсурдного, нежели рассказы Капитона.

Работа, однако, закипела. Кроме индуса, к Капитону пришли очередные поклонники его творчества Алла Макеева (заявившая – «Я – Капитон Варсонофьевич Дерменгольм!») и поляк Пётр Кульпа делать «Тряпку» и делали её до вечера, сделав очень мало. Всё-таки газету изготовили и ночью при стечении народа повесили в холле 6 этажа. Михаил брал интервью на «Репортёр» и под конец трахнул его об пол. Через два дня в факультетской стенгазете «Спектр» появилась удивительная лажа на нашу «Тряпку». Таро и Капитон, впрочем, как бы и не собирались её больше выпускать – Таро был занят своими похождениями, а Капитон – своими коробками с бобинами и своим творчеством. Капитон, однако, изготовил и вывесил на факультете газету, посвящённую памяти Джона Леннона. Хотя предварительно он заручился разрешением комсомольской организации, партбюро газету запретило, и её сняли через полчаса. Больше в свою университетскую бытность Капитон стенгазет не вывешивал.

Более серьёзной причиной временного литературного затишья явилось то, что Капитон с Магуистом вновь занялись звукозаписью, и всё вдохновение Капитона стало уходить на создание текстов песен. Творчеству ансамбля «Гастроном» мы посвятим следующую главу.

Между тем рассказы Капитона приобретали всё большую известность в студенческой среде. Хотя большинство публики, даже такой передовой, как студенты, их не понимало, а некоторые укоренились во мнении, что Капитон психически болен, неуклонно росло и количество поклонников его творчества. Таковым, одним из многих, стал однокурсник Капитона Виталий Лунгол: 12 декабря. Виталий Лунгол сильно и серьёзно заинтересовался моими рассказами. Я обещал завтра принести ему. Виталий поделился также тем, что сейчас пишет повесть «в мистическом духе», действие происходит в заброшенном доме, один герой в маске, потом он снимает её, показывая обезображенное лицо… Капитон со смехом поведал об этом удивительном сюжете членам Клуба, и он их также весьма развеселил. В это время Капитон, возобновив своё литературно-абсурдное творчество, создал рассказ «Адеквация», признанный читателями одним из лучших в его наследии. «Адеквация» – это жизнеописание К. В. Дерменгольма, представляющее из себя сплав подлинной и вымышленной биографий Капитона – на фоне Третьей мировой войны и её удручающих последствий… 6 января. В буфете подошёл Магнус. Отношения с ним у Капитона всегда были неровными. Опять примирение. Он прочитал мою «Адеквацию», потрясся и написал поэму «Хард-рок», посвящённую мне.

В начале 1986 года Капитон написал немало, в общем, неплохих вещей, в частности, «День рождения К. В. Дерменгольма» (12 февраля) и «Роковое путешествие» (13 февраля). Магуист горел, ожидая прочтения. Физиономия его при чтении – неописуема. В заключение – стон: «Херовая жизнь!..». Потом возник рассказ «Оптимизм К. В. Дерменгольма», навеянный крайне неприятными воспоминаниями о прогулке Капитона вблизи психбольницы №2 на Пряжке и напрочь обруганный впоследствии одним из преподавателей на факультете, когда Капитон представил «Оптимизм…» в качестве заданного к написанию учебного рассказа.

Дальнейшее зимне-весеннее капитоновское творчество 1986 года большие его почитатели Антон Жоголев и Вадим Назаров с более старших, нежели Капитон, курсов охарактеризовали как «звукопись». То были опусы «В автоматическом ночном пивном баре» (Капитон в то время уже занялся периодическим питьём пива), «Драйвер Лыщ», «1+2 Wear Smiling» и «Город Новобубонск» – последний опус привёл Магуиста в волнение с страх. Эти труды, как правило, не превышали одной машинописной страницы.

Написав очередной из них, «Алоэ», Капитон впоследствии назвал так же пивнушку, что находилась в подвальчике на 1 линии близ Среднего проспекта (если идти в сторону проспекта Малого). 27 марта, ночь. «Алоэ». Зебр: «Не понял. Радует расширение словарного состава». Магуист: восприятие обычное для него: ужас, обмороки. Поименовав пивняк, Капитон активно стал внедрять это название в студенческие массы, и многие даже не члены Клуба это название освоили.

«Звукопись» продолжалась: то был двухстраничный роман «Тогда наполнится», состоящий из загадок и прочей ахинеи, типа:

Почему Зебр стоит на месте, хотя у него целых четыре ноги с копытами, а кругом асфальт? Отгадка: потому что…

а также ряд опусов объёмом вполовину машинописной страницы и ещё меньше – «Архивное ожидание», вновь посвящённый Зебру, «Аудиенция прервётся», «Тегония», «Хвощ-хвощ», «Для того чтобы от», стихотворение «Но облик»:

Этот стих Капитон очень громко распевал на мотив старой патриотической песни Б. Мокроусова «Заветный камень». Закончился этот цикл 10 мая произведением «Мегония», при создании которого Капитон просто беспорядочно колотил пальцами и кулаками по клавишам машинки10, разлеплял затем литеры и снова продолжал творить в том же духе, а затем ушёл бродить куда глаза глядят и несколько дней пребывал в депрессии. К литературному творчеству он вернулся лишь осенью 1986 года.

Этот цикл рассказов, написанных под огромным влиянием как литературного отца Капитона – Эжена Ионеско, – а также Даниила Хармса, равно как и «Битлз», прежде всего Джона Леннона, как мы уже говорили, включает рассказы, стихи, некое более чем откровенное издевательство над философскими изысканиями, «звукопись», некие приколы и вообще неизвестно что. Написанные в основном в стиле литературного абсурда, они пронизаны духом нонконформизма и отрицания, тональность их варьируется от намеренно мерзостных образов (должных вызвать у читателя чувство отвращения), упадка, цинизма, безумия, депрессии, агрессии, насилия, паники, полного неверия в человека и человечество и абсолютного нежелания жить дальше на белом свете – до неких эйфорических образов – но это веселье представляется столь же абсурдным, циничным, нездоровым и вообще совершенно безумным.

Таковы программные документы Клуба К. В. Дерменгольма. И хотя в них представлена программа, как не надо жить – это обычно чётко заметно, ведь ни насилие, ни агрессия в них ни в коей мере не пропагандируются – никакой позитивной программы в них в то же время тоже нет.

Соответственно, Клуб КВД, будучи компанией близких по духу молодых очень весёлых и жизнерадостных разгильдяев, поставил своей целью отрицать – царившие в доперестроечное время в университете и государстве порядки и идеологию – и вести наиболее безоблачный, беспечный и, опять-таки, весёлый образ жизни. А всё, что их сдерживало и что мешало им так жить, следовало просто игнорировать.