Читать книгу Фальшивый талисман (сборник) - Ростислав Самбук - Страница 10

Полковник Карий потер подбородок ладонью, с отвращением почувствовав жесткость щетины. Совсем завертелся, не было времени и побриться.

Два часа ночи, пора спать. Полковник сочувственно посмотрел на усталые лица майора Бобренка и капитана Толкунова, произнес тоном, не допускающим возражения:

– Итак, договорились. В семь вокруг базара будут расставлены посты, мы возьмем его в кольцо, и в случае чего помощь вам всегда обеспечена. Олексюка доставим в переулок за школой, откуда он пойдет сам.

Полковник придирчиво посмотрел на капитана. Видно, осмотр удовлетворил его: поношенная гимнастерка придавала Толкунову вид ротного запасного полка. Но полковник все же заметил:

– Очень прошу, капитан, к Олексюку близко не подходите. Держитесь подальше, ближе будет майор в штатском, а впрочем, мы обо всем уже, кажется, договорились. Идите, можете четыре часа поспать, даже больше… – Он не уточнил сколько (да и кто считает часы отдыха розыскников – не ложись хоть неделю, а шпиона задержи). – Я полагаюсь на вас, – закончил полковник, провожая офицеров до дверей.

В глубине души Бобренок не верил, что агенты станут искать Олексюка. Он был сброшен, очевидно, для подстраховки, старший группы мог обойтись и без него, а в таких случаях не рискуют – зачем им без крайней нужды толкаться на базаре?

Но все могло случиться, и розыскники не имели права не использовать этот шанс.

Базар расположился на большой площади с деревянными палатками. В стороне стояло несколько возов, запряженных клячами; бабки возле них продавали кур, просили за них бог знает сколько, горожанки только щупали кур, раздували перья, стараясь хоть посмотреть на желтый куриный жир.

Олексюк, как и договорились, прошел мимо возов и углубился в гущу базарной толпы, где торговали с рук разным барахлом – от старой, латаной и перелатанной одежды и до совсем новых, но старомодных драповых пальто и узких, в полоску, брюк.

Моряк, неизвестно как попавший в этот полесский городок, подметал пыль с мостовой широченными клешами. Наконец он нашел, что искал: вдоль палаток протянулись деревянные столы, на которых ковельские бабки выставили кастрюли с разной снедью – предлагали здесь и вкусный украинский борщ, и горячее жаркое с картошкой, и даже вареники с сыром.

Моряк, подумав немного, сдвинул бескозырку на затылок и решительно направился к огромной кастрюле с борщом. Его можно было понять – даже до Бобренка долетал аппетитный запах борща. Утренние бутерброды показались майору сейчас такими жалкими и невкусными, что чуть было не поддался искушению, но не имел права отвлекаться на что-либо постороннее и только краем глаза наблюдал, как морячок уминает борщ из большой миски.

Олексюк шел, чуть прихрамывая, плечами раздвигал толпу – немного усталый пехотный лейтенант, возвращающийся из госпиталя в свою часть, и, бесспорно, ни у кого и мысли не могло возникнуть, что этот серый и ничем не приметный человек учился в шпионско-диверсионной школе, отлично владеет оружием и может дать отпор даже вон тому высокому, на полголовы возвышавшемуся над базарной толпой горлопану, который накинул на плечи женскую сорочку, а в руках держал несколько кусков хозяйственного мыла.

Горлопан громко расхваливал свой товар. Бобренок подумал, что при других обстоятельствах он обязательно проверил бы у него документы, но неожиданно обнаружил, что у парня пустой левый рукав, и не осудил его.

В конце рынка Бобренок увидел военную фуражку и сразу насторожился. Фуражка медленно продвигалась к Олексюку. Майор не мог видеть лица военного и погоны, но, судя по описанию агента, тот мог быть старшим группы Гороховым – кажется, чернявый, точно, чернявый, вот затылок виден, почти цыган.

Цыган разминулся с Олексюком, не останавливаясь, но Бобренок мог дать голову на отсечение, что они заметили друг друга, возможно, обменялись взглядами, может, Олексюк подал Цыгану какой-нибудь условный знак, они могли договориться: если что-то не так, нахмуриться, держать правую руку в кармане, дотронуться до носа, закусить губу – разве мало можно придумать условных знаков?

А Цыган явно похож на Горохова…

Олексюк дошел до конца базара, выпил воды у верткого парнишки, который торговал ею прямо из ведра: набирал в колодце за сотню метров от базара.

Бобренок заметил, как резко повернулся Толкунов. Майор проследил за взглядом товарища и увидел двух военных, приближавшихся к базару. Заборчик был низенький и редкий, и Бобренок хорошо видел, как те переходили улицу. Шли они тяжело, устало, первый – с мешком за плечом. Жаль, отсюда нельзя было рассмотреть звездочки на погонах, да и что звездочки, их могли снять или добавить, главное – документы, а то, что вражеские агенты снабжены запасным комплектом документов, не вызывало у майора сомнения.

Офицеры остановились возле того же шустрого мальчишки попить воды. Теперь Бобренок стоял от них в трех шагах: наверное, не агенты, чернявого среди них нет. Один совсем лысый, а у второго из-под мокрой от пота пилотки выбивались светлые волосы. У первого лоб высокий, лицо скуластое, глаза узкие, казах не казах, а что-то восточное было в его глазах. А блондин – типичный флегматик, мешок снял осторожно, поставил у ног, воду пьет маленькими глоточками. Внешне неповоротливый, угловатый. Поднял мешок, но не забросил за плечо, повесил на руку, а мешок, видно, тяжелый. Интересно, что в нем?

Толкунов прошел мимо офицеров, они козырнули ему – оба старшие лейтенанты: узкоглазый исполнил этот ритуал старательно, по уставу, и это насторожило Бобренка – чего вытягивается, да еще на базаре.

Краем глаза майор наблюдал за Олексюком. Тот стоял спиной к старшим лейтенантам; вдруг высокий, с мешком, направился прямо к Олексюку, подошел к нему почти вплотную, показалось, даже толкнул, но не остановился и не сказал ни слова, прошел мимо – к человеку, продававшему мыло. Они быстро сторговались, старший лейтенант вернулся к товарищу – положили мыло в мешок и пошли к выходу.

Бобренок видел, как их остановил патруль, но старшие лейтенанты уже не интересовали его: ясно видел, что блондин не общался с Олексюком.

Агент стоял теперь в самом центре базара, где торговали ношеными вещами. Рядом с ним инвалид на костылях продавал шляпу, обыкновенную черную шляпу с широкими полями. Надел ее на стриженую голову, чуть набок, наверное, считал, что это делает его элегантным, и выкрикивал громко:

– Кому довоенную шляпу? Дешево отдам! Кто хочет понравиться хорошеньким девушкам? Налетай!

Но никто не обращал внимания на призывы инвалида.

Олексюк все ходил по базару, наверняка ему уже опротивела толкотня и суета, несколько раз вопросительно взглядывал на майора, но тот качал головой: до десяти часов – а Горохов приказал Олексюку шататься по базару как раз с восьми до десяти – оставалось еще пятнадцать минут, и все могло еще случиться. Но не случилось. В десять Бобренок подал знак Олексюку, что можно уходить.

Сейчас агент не очень интересовал Бобренка – им займутся и доставят в комендатуру, – майор же должен был позвонить Карему.

Полковник сразу взял трубку, внимательно выслушал сообщение Бобренка и сказал коротко:

– Так я и знал. Они не придут. Четыре часа назад из леса вблизи Маневичей вышла в эфир неизвестная рация. Немедленно возвращайтесь.

«Виллис» стоял за углом. Толкунов уже сидел в нем – хмурый и недовольный, читал нравоучения Виктору, но тот уже привык к нотациям капитана, пропускал их мимо ушей, ироническая улыбка застыла на его губах.

Узнав новости, Толкунов на минуту задумался.

– Они решили обойтись без Олексюка, – констатировал уверенно. – Пересидели где-нибудь в лесу или в деревне, сейчас связались с «Цеппелином» – дали знать, что приступают к выполнению задания.

– Ладно, – вздохнул Бобренок, – поехали к полковнику Карему.

У Карего уже сидело человек десять: розыскники и другие работники контрразведки – все, кто должен был принять участие в задержании вражеских агентов. Полковник хмурился – только что разговаривал с Рубцовым, генерал торопил его, правда, обещал прислать из фронтового резерва несколько розыскников. Но что значат четыре или пять человек?

Карий раздвинул шторки на карте, показал, откуда вышла в эфир рация. Места глухие, болота, одинокие лесные хутора, тут сам черт ногу сломит. Однако километрах в пяти от ориентировочного местопребывания радиста пролегала довольно оживленная дорога, и выходила она на шоссе, ведущее в Луцк.

– Вряд ли диверсанты остались в лесу, – говорил Карий спокойно, кажется, не волновался вовсе, но Бобренок, хорошо знавший полковника, представлял, какие чувства бушевали сейчас в его душе. – Знают или не знают, что мы взяли Олексюка, но догадываются, что рацию-то мы запеленговали. Возможно, оставили ее в тайнике, а сами вышли на дорогу. И, может быть, именно в эти минуты двигаются по ней. Здесь у них есть выбор: можно и в Маневичи, и в Луцк, и в Сарны. Вполне возможно, что отлеживаются где-нибудь на хуторе, а может, у бандеровцев. Во всяком случае, мы должны взять под контроль все выходы из леса…

Полковник поставил перед розыскниками конкретные задачи.

Бобренок догадывался, что заподозренный им на базаре чернявый офицер не имеет никакого отношения к вражеской агентуре. И все же спросил о нем.

– Все в порядке, – успокоил его полковник. – Старший лейтенант Удальцов, его личность мы установили сразу, интендант запасного полка.

Через час они прибыли в назначенное место. На разбитое шоссе, ведущее в Луцк, сюда выходила мощеная дорога из довольно большого села Микулинцы. Село лежало километрах в десяти, дорога из него огибала лес – примерно из этого района выходила в эфир неизвестная рация.

Толкунов стоял под развесистым дубом, а Бобренок растянулся на траве, упершись локтями в землю и подперев подбородок. Слушал лес, и ничто подозрительное не осталось бы без его внимания. Слух имел острейший, вообще-то из них с Толкуновым вышла неплохая пара, капитан видел за километр и дальше, как в полевой бинокль, а Бобренок чуть ли не за километр слышал в лесу шаги человека.

Резко затрещала сорока. Сороку надо слушать, сорока всегда предупредит тебя или выдаст, но птица так же резко оборвала свой крик, как и начала. Совсем близко застучал дятел. Бобренок поднял глаза и увидел его – красивый, хлопотливый лесной трудяга.

Тихо, только шелестят листья дуба да стрекочут кузнечики.

Сорока снова затрещала тревожно, и Бобренок услыхал какой-то звук на мощеной дороге. Прислушался и встал: к перекрестку приближался воз, запряженный лошадью.

– Что? – сразу насторожился Толкунов.

– Кто-то едет.

Бобренок снял с плеча автомат, а капитан, предпочитавший обходиться пистолетом, нащупал оружие в кармане.

Сейчас и Толкунов услыхал скрип колес. Воз ехал медленно, и лошадь ступала устало, вот она показалась между кустов – да и как не устать: старая кляча со сбитыми копытами. Мужчина шел рядом с возом тяжело, как и лошадь, и были они оба будто из прошлого века.