Читать книгу Два дня в апреле - Роушин Мини - Страница 3

В тот день, когда он погиб, утром, они повздорили из-за сливочного масла. Потом Дафния тысячу раз мысленно прокручивала в голове эту пустячную ссору. Кошмар какой-то! Такое ощущение, что кто-то просто забыл выключить кинопроектор в зале для просмотра и плёнка, забытая всеми, всё крутится и крутится в полной тишине. И эта её последняя реплика, дурацкая реплика: «Ну почему ты никогда ничего не помнишь?» Сейчас эти слова жгут её, словно калёное железо. Господи! Подумать только! Она ругалась с ним в тот самый день, когда он погиб.

Дафния наливает себе чай из жёлтого чайника и добавляет немного молока. Потом размешивает ложечкой и, поднеся чашку ко рту, делает глоток. Ещё нет восьми. Она вскочила до того, как зазвонил будильник. Вдруг почувствовала, как мерзнут ступни, хотя на ногах толстые шерстяные носки тёмно-синего цвета. Но она по жизни мерзлячка, страшно боится холода. Скоро в доме потеплеет. Пару минут тому назад она уже включила в подсобке бойлер и сейчас вслушивается в то, как он тарахтит.

«Ах, если бы это проклятое масло хоть что-то значило! Ну, забыл вечером достать масло из морозильника и забыл себе. Из-за чего было заводиться?» Именно пустячный повод для самой ссоры и угнетает её больше всего. Она ведь даже не поцеловала его в то утро, уходя на работу. Как обычно. Подойдёт, бывало, на цыпочках к нему, легко коснётся губами его губ, а потом обхватит его лицо руками и так замрёт на несколько мгновений. «Но это масло, будь оно неладно!» Из-за него она ушла в тот день без прощального поцелуя, только из-за него.

А потом оказалось, что в то утро, последнее утро их супружеской жизни, она в последний раз видела перед собой лицо мужа, живого. И у нее не нашлось даже тёплого слова для него или желания проявить какую-то нежность по отношению к мужу. Куда там! Она просто схватила со стола свою красивую кожаную сумочку (настоящая винтажная вещь!), которую Финн подарил ей на Рождество, и молча вышла из кухни. Сказала ли она ему хоть «до свидания» на прощание? Не помнит! И он тоже не сделал ни малейшей попытки последовать за ней, остановить, что-то объяснить…

Она даже не помнит, когда они целовались с ним в последний раз. «Эти провалы в памяти убивают. Просто убивают!»

Мо проявила полнейшее безучастие к её горю. Ну, мать Финна – это отдельный разговор. Она вообще скупа на проявление каких бы то ни было человеческих чувств. Разве что когда происходит нечто такое, что не укладывается ни в какие рамки. Конечно, она тоже горевала, но уж как-то слишком формально, что ли… Могла бы найти и более тёплые слова утешения. «Прекрати немедленно хныкать! – приказывает ей свекровь строгим тоном всякий раз, когда Дафния начинает плакать, снова и снова укоряя себя за ту глупую ссору. – Ну, повздорили и повздорили! С кем не бывает? В любой семье такие ссоры случаются что ни день. Думаешь, я никогда не ругалась с Лео? Включи, наконец, мозги. Посмотри на всё случившееся трезвым взглядом! Откуда тебе было знать, что всё так обернётся? Что случится такое?»

И голос свекрови в этот момент звучит беспристрастно и холодно. Ни капли теплоты или нежности. Но какой ей прок от того, что «в любой семье случаются такие ссоры» или «откуда ей было знать»? Однако… Хоть и с трудом, хоть и ценой титанических усилий, Дафния пытается как-то держать себя в руках, чтобы окончательно не погрузиться в пучину отчаяния.

Щёлкнул тостер, выдавая порцию поджаренных хлебцев, и от этого щелчка что-то ёкнуло в груди. Она не хочет завтракать. Она вообще утратила всякий интерес к еде. И тем не менее каждое утро она зажаривает себе тост, а потом съедает его. Потому что по утрам все люди завтракают. Значит, и она должна! После ухода мужа из жизни всё её нынешнее существование превратилось в сплошную цепь неких действий и поступков, которые она совершает по большей части бессознательно, словно во сне. Она берет тост, перекладывает его на тарелку, достает масло.

В день похорон пришло письмо на его имя. Почтальон просунул конверт в щель для корреспонденции, и он упал на коврик возле входной двери адресом вверх. Даже один вид фамилии мужа вызвал в Дафнии такую бурю чувств, что казалось, ещё немного, и сердце её разорвётся на части и она умрёт тут же, прямо в холле возле дверей. Помнится, она с трудом подняла конверт с пола и, совершенно обессилев, уселась прямо на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Обхватила озябшими руками колени и стала машинально растирать их, не обращая внимания на то, что мнёт своё траурное платье.

Когда приступ слабости немного отступил, она открыла конверт и обнаружила внутри квитанцию, подтверждающую получение оплаты на счёт какой-то туристической фирмы. Дафния принялась разглядывать её, ничего не соображая, увидела их с мужем имена, пункт назначения – Рим, указанный рейс самолёта и время вылета. Но какое это имело теперь значение? Они уже никогда и никуда не полетят вместе.

И тут взгляд её выхватил дату отправления: 29 апреля. И всё моментально сложилось воедино. Он готовил ей сюрприз! Подарок ко дню её рождения, который совпадал с третьей годовщиной их свадьбы. А ведь она никогда не была в Риме. «Я обязательно свожу тебя в Рим», – как-то раз пообещал он ей. И вот он, его прощальный подарок! Он сдержал-таки своё слово и выполнил обещание. Снова учащённо забилось сердце.

Банка с джемом почти пуста. Она поднимается из-за стола, пересекает комнату, подходит к грифельной доске, которая висит на стене рядом с полкой со всяческими кулинарными книгами. На доске уже помечено то, что надо не забыть купить: жидкость для мытья полов, зубная паста, кофе. Мармеладный джем, – дописывает она мелом неразборчивым почерком. Словно курица лапой нацарапала…

Потом снова возвращается к столу. Сверху доносится шум. Слышится негромкое шарканье ног над потолком в кухне, потом раздаётся звук раздвигаемых ночных штор, негромко хлопает дверь. Дафния загружает тостер новой порцией хлеба и нажимает на кнопку включения.

Свекровь переехала к ним с Уной на следующий день после похорон Финна. Она даже не удосужилась поставить их в известность о своём намерении, позвонить, предупредить, сообщить, и всё такое. Просто утром следующего дня возникла на пороге их дома с мокрым то ли от слёз, то ли от дождя лицом. Под мышкой сумочка – явно чья-то, передаренная ей за ненадобностью, у ног видавший виды потёртый чемодан голубого цвета, тоже наверняка позаимствованный у кого-то.

«Я тут подумала и решила, что поживу у вас какое-то время». Голос звучал ровно, несмотря на влажные щёки. Несмотря на то что лишь накануне в землю опустили её единственного сына, её единственного ребёнка. Дафния была слишком раздавлена собственным горем, чтобы отказать свекрови. Да у неё и слов-то не было подходящих, чтобы сказать ей «нет». А потому она молча подняла чемодан и переставила его в холл. Следом вошла свекровь.

Какое-то время они обитали в доме Финна втроём: его дочь, его мать и его жена. И всех их, сошедшихся под одной крышей, объединяло лишь одно: общая утрата, общее горе, та пропасть, которая образовалась в жизни каждой из них после его трагической гибели.

Спустя пять дней Мо уехала так же неожиданно и стремительно, как и появилась в их доме, без всяких объяснений или уведомлений. Однажды вечером вошла в гостиную, волоча за собой свой голубой чемодан.

«Поеду домой, – объявила она с порога. – Я перезвоню вам попозже, узнаю, как вы тут справляетесь без меня».

Помнится, от неожиданности Дафния даже перестала выгребать пепел из камина. Она повернулась к свекрови. В дверях застыла маленькая упрямая фигурка. Плотно замотанный вокруг шеи шарф синего цвета, чёрный стёганый жакет, из-под колёсиков чемодана выглядывали ярко-оранжевые теннисные туфли.

«Вам никуда не надо ехать», – сказала она тогда. В самом деле! Какая сейчас разница, кто где живёт? Но Мо всё равно уехала.

Первые недели и месяцы были самыми страшными. Каждый вечер, укладываясь в кровать, Дафния думала об одном и том же. «Как я очутилась в этом доме? Почему моя жизнь завершилась таким крахом?» Она представляла себе унылую вереницу дней впереди и каждый новый день, который станет встречать с тем же ощущением полнейшего провала и собственной никчёмности. Самой себе она напоминала воздушный шарик, который совершенно неожиданно лопнул. И всё вокруг пусто, и внутри тоже одна пустота. «Интересно, – размышляла она, – какие еще испытания приготовила жизнь в будущем?»

Но время… это такая странная штуковина. Бывает, что один час тянется целую вечность, а месяц пролетает как одно мгновение. Неожиданно для себя самой она вдруг оказывалась в супермаркете. И совершенно не помнила, как она туда попала! Иногда, стоя в пробке на дороге, Дафния вообще забывала о времени. Куда и зачем она едет, подпираемая вереницей машин спереди и сзади? Понятия не имеет! А порой замирала как вкопанная на перекрёстке перед светофором и простаивала там бог знает сколько времени, погружённая в свои невесёлые мысли. И какое ей было дело до призывно мигающего зелёного света? Пусть себе мигает, сколько ему заблагорассудится.

Горечь утраты близкого человека сопровождалась массой других больно ранящих душу хлопот, связанных со смертью Финна. Но все эти дела надо было решать, причём безотлагательно. Закрыть его банковский счёт, получить официальное свидетельство о его гибели, перевести на своё имя оплату всех счетов и выплат по медицинской страховке, аннулировать его заказы, членство в клубе велосипедистов, подписку на профессиональные журналы.

Сгрести всё, что осталось от его прежней жизни, в одну кучу и выбросить вон за ненадобностью, словно этой жизни и не было вовсе. И каждый её очередной поход по инстанциям казался Дафнии еще одним гвоздём, который она вколачивает в крышку его гроба. Каждая новая анкета, заполняя которую она в графе «Семейное положение» писала уже не «Замужем», а «Вдова», тоже ранила её сердце и даже оскорбляла своей несправедливостью. Ведь ей так нравился статус замужней дамы! Она просто обожала быть замужем. И вот вам, пожалуйста! Она – ничто и никто, и звать её – никак!

Нет, она не просила Мо помочь ей справиться со своим горем, а сама свекровь тоже не удосужилась предложить такую помощь. Правда, через какое-то время они стали видеться регулярно. Дафния возобновила прежнюю традицию, существовавшую при жизни Финна: каждые выходные Мо приезжала к ним на ужин. Но, сидя за столом, они почти не упоминали его имени. Говорили о чем угодно, только не о нём.

В феврале, десять месяцев спустя после гибели мужа, Дафния наконец вскрыла конверт с письмом, присланным ей из городского муниципалитета. Внутри был чек на внушительную сумму и короткое сопроводительное письмо, напечатанное на машинке, с выражением соболезнования, и всё такое. Почему-то дежурные слова сочувствия ранили её особенно больно, словно кто-то чужой неожиданно отвесил ей звонкую пощёчину.

Нет, её совершенно не тронула сумма компенсации. Она даже не обратила на неё внимания. Оскорбляла сама мысль о том, что все эти люди думают, будто деньги, количество нулей на чеке, способны облегчить её горе и ослабить её страдания.

«Выражаем свои соболезнования и сожалеем, что один из наших мусоровозов сбил Вашего мужа», – прочитала она и подумала, что было бы честнее, если бы они написали так: «Ступай в магазин, купи себе новую сумочку, потом отправляйся в путешествие. И всё у тебя будет распрекрасно!» Первым её желанием было порвать чек на кусочки, вложить их в конверт и отправить обратно чиновникам. Или просто сжечь и превратить их никчёмные деньги в пепел. Но рядом ведь была Мо, непреклонная, рассудительная, начисто лишённая всяческих сантиментов. Она запретила.

«Не глупи, – сказала она. – Положи деньги в банк и забудь о них. В один прекрасный день они тебе очень даже пригодятся. Или Уне». Итак, по наущению свекрови был открыт новый банковский счёт, и туда перевели всю сумму, указанную в чеке. Там они продолжали пока пылиться, не востребованные никем. Сама Дафния скорее прошлась бы по раскалённым углям, чем сняла хотя бы цент с этого счёта.

Магазин по продаже велосипедов, который принадлежал Финну, после его гибели так и не возобновил своей работы. За минувший год никто из них даже близко не подошёл к магазину. Иногда Дафния мысленно представляет себе крохотный торговый зал с рядами новеньких велосипедов, выстроившихся у стены. Наверняка все они тоже покрылись толстым слоем пыли и потеряли свой первоначальный блеск. Запчасти пылятся в ящиках и коробках, на полках разложены никому больше не нужные насосы, на крючках болтаются защитные шлемы, рядом лежат предохранители, лампы подсветки, инструментарий для починки проколотых шин. Этот товар сейчас никому не нужен, и никто за ним не торопится в магазинчик Финна. И никто и никогда больше не услышит мелодичный перезвон колокольчика над дверью. Сейчас колокольчик онемел и завис в молчании. Ведь больше ему не надо оповещать хозяина о приходе очередного покупателя.

Мысли о заброшенном бизнесе Финна выводят Дафнию из себя. Всякий раз, когда она думает о магазинчике мужа, у нее даже кожа покрывается пупырышками, как это бывает при соприкосновении с грубой шерстью. «С магазином надо что-то делать! Как-никак, а это – семейный бизнес, который учредил ещё его дед, Лео, более полувека тому назад» Но сейчас у неё нет ни сил, ни желания заниматься этим хлопотным делом. «Кстати, Мо тоже пока хранит молчание на сей счёт, что означает – у неё также пока нет готового решения, что нам делать с магазином».

И вот снова второе апреля. Уже ровно год они прожили без Финна. Триста шестьдесят пять дней… Дафния изо всех сил старается гнать от себя страшные воспоминания о том, что случилось в этот роковой для всех них день ровно год назад. Но пока, несмотря на все её усилия, ничего не получается.

Открывается дверь в кухню.

– Доброе утро! – Дафния пытается изобразить лучезарную улыбку на лице. – С днём рождения!

Уна бросает на нее мимолётный взгляд. По выражению её глаз трудно понять, о чём она думает. Потом бормочет в ответ что-то нечленораздельное, отбрасывает с лица пряди волос и направляется к столику, на котором стоят чайник и тостер. У неё красивые волосы. Кудри цвета старинной бронзы густой пеленой ниспадают, рассыпаясь по плечам в живописном беспорядке. Сейчас волосы еще влажные. Видно, она только что принимала душ.

– Я уже загрузила тостер, – сообщает ей Дафния, и в подтверждение её слов зарумянившийся ломтик хлеба тут же выскакивает наружу. Уна молча берёт тост и, зевая, включает чайник. Потом открывает холодильник и достаёт оттуда ореховое масло.

Сегодня ей исполняется семнадцать лет. Красивая дата! Но отныне все дни рождения Уны будут омрачены печальными воспоминаниями о том, что случилось в этот день. «Неудивительно, что она так вяло отреагировала на поздравление», – думает Дафния. Вот и у неё самой все дни рождения тоже теперь будут ассоциироваться с Финном. Только если у его дочери это связано с гибелью отца, то у неё – с очередной годовщиной их свадьбы. Они с Финном поженились в день её рождения, когда Дафнии исполнилось тридцать два года. Сколько ещё таких дат ей предстоит встретить без него. Годы ведь летят, стремительно мелькают, словно те нарядные лошадки на детской карусели. Но каждый очередной год, прожитый без него, будет напоминать о том, сколь велика, сколь невосполнима её утрата.

Уна кладёт себе в чашку несколько ложек растворимого кофе. А ведь пока Финн был жив, она даже не прикасалась к кофе. Зато сейчас каждый свой день начинает с этого напитка. Наверное, не в последнюю очередь потому, что именно так начинал свой день и сам Финн. Она садится за стол, и Дафния замечает подозрительную красноту её лица. И глаза припухшие. «Наверняка плакала», – понимает Дафния. Сама она успела выплакаться ещё до того, как спустилась падчерица. Инстинктивно она протягивает руку, чтобы погладить Уну по руке, но та успевает отдёрнуть свою и хватается за молочник. Рука Дафнии безвольно зависает в воздухе. Дурацкое положение! Она чувствует себя обиженной. «Впрочем, за что? Уна ведь ещё ребёнок. Разве можно на неё обижаться?»

Она тычет пальцем в свёрток, который лежит возле тарелки Уны.

– Это тебе небольшой подарок на память. На всякий случай я не выбрасывала чек. Вдруг ты захочешь обменять его на что-то другое…

Подарок был приобретён несколько дней тому назад в бутике, что находится рядом с агентством по недвижимости, где она работает. Подарок действительно небольшой по размеру, но зато цена, проставленная на ярлыке, довольно внушительная. Впрочем, он того стоит. Главное, чтобы понравилось Уне. Хотя… хотя, скорее всего, падчерица не станет возиться с обменом. И носить будет вряд ли. Еще один молчаливый выпад против Дафнии.

Уна бросает безразличный взгляд на подарок, запакованный в жёлтую оберточную бумагу.

– Спасибо, – нехотя роняет она, не делая ни малейшей попытки развернуть пакет и посмотреть, что там внутри. Вместо этого она откручивает крышку на банке с маслом, опускает туда нож и извлекает кусок масла, который начинает аккуратно размазывать по тосту. До получения школьного аттестата остаётся всего ничего, год с небольшим, но пока никаких внятных заявлений на предмет того, чем она хочет заниматься в будущем. Безусловно, у девочки есть определённые артистические способности, но, судя по всему, она не собирается развивать их или тем более превращать в свою профессию.

«Ты уже решила, в какой колледж будешь поступать после школы? – поинтересовалась у неё Дафния несколько месяцев тому назад. – И вообще, какие у тебя планы на будущее?» Тогда Уна лишь равнодушно пожала плечами в ответ и сказала, что она ещё ничего для себя не решила. Можно поспорить на что угодно, что решение не принято до сих пор.

Что же происходит? Что за кошка пробежала между ними? Такое ощущение, что всё вернулось на круги своя, в то далёкое время, когда они впервые увидели друг друга. Финн познакомил её с дочерью спустя месяц с небольшим после их встречи. Уне тогда было двенадцать лет, и к появлению чужой женщины в жизни отца она отнеслась со всей враждебностью ребёнка. Помнится, тогда это страшно напугало Дафнию. Ведь если они с Финном собираются сойтись, а он с некоторых пор стал очень нужен и важен для неё, то как же она справится со всеми теми сложностями, которыми грозит ей постоянное общение с Уной? Хватит ли у неё сил? Терпения, наконец… Что она знает о двенадцатилетних девочках-подростках? Или о том, каково это быть матерью таких девочек? Или мачехой…

Вскоре после того как Финн сделал ей предложение, Дафния поделилась своими страхами с ним. Однако он тут же отмёл их в сторону как безосновательные.

«Мы долго жили с Уной вдвоём, – пояснил он свою позицию. – Только она и я. И она привыкла к тому, что нас двое, и больше никого. В этом всё дело. Со временем она поймёт, и всё образуется. Нужно просто запастись терпением. Сама увидишь. Характер у неё, конечно, сложный, но и на то есть свои причины. Ведь она потеряла мать, когда была ещё совсем маленькой. Мы даже сразу не стали ей говорить об этом. И только когда она подросла немного, мне пришлось открыть ей всю ужасную правду. Бедное дитя! Для неё это было таким потрясением!»

Словом, они поженились. И всё произошло именно так, как и говорил Финн. Мало-помалу Уна впустила Дафнию в свою жизнь. И всё у них было просто замечательно. Супер! Конечно, это не были отношения матери и дочери. Но Дафния никогда и не стала бы претендовать на такую роль. Зато она старалась изо всех сил, и у неё даже кое-что получалось.

К своему большому облегчению, ей не пришлось обучать падчерицу некоторым интимным подробностям повседневного бытия, которые неизбежно возникают по мере взросления девочки. Когда, после нескольких недель тяжёлых раздумий, как лучше подступиться к столь щекотливой теме, Дафния наконец решилась и завела разговор, то Уна оборвала её на полуслове, пояснив, что им уже всё рассказали в школе. Дафнии осталось лишь следить за тем, чтобы в ванной появились специальные гигиенические полотенчики для падчерицы, когда в том возникла нужда. А когда у девочки стала оформляться грудь, она отправилась вместе с Уной в магазин и помогла выбрать бюстгальтер нужного размера. Она же убедила Финна в том, что ребёнку необходимо купить мобильный телефон, как только Уна стала приставать к отцу с подобными просьбами.

Конечно, никто не собирается спорить о том, что к отцу Уна была привязана гораздо сильнее, чем к ней. Но Дафнии всё же удалось подружиться с девочкой. Разве они не были самыми настоящими подружками? К тому же они обе беззаветно любили Финна, и это их тоже сближало. Словом, им было хорошо втроём. Сколько чудесного времени они провели вместе.

И вот, Финна больше нет, а Уна снова спряталась в своей комнате. Закрылась там, как в неприступной крепости, и никого не хочет видеть. В самые первые дни после гибели Финна Мо буквально силком стаскивала её вниз, чтобы она хоть поела чего-нибудь. А потом Мо собрала свои вещи и уехала к себе домой. Усилием воли Дафния заставила себя поддерживать прежний распорядок дня в их доме. Каждый вечер она накрывала ужин, как это бывало и раньше. Они сидели за столом с падчерицей друг против друга и… молчали. Слишком велика была утрата, слишком трудно было поверить в то, что Финна больше нет. Горе сломило каждую из них, и обе они замкнулись в себе, не желая или не умея поделиться своими переживаниями и таким образом поддержать друг друга.

И вот прошёл уже год, как с ними нет Финна, но в их отношениях с падчерицей мало что изменилось. Какое-то хрупкое равновесие восстановилось, но не более того. Обе они сейчас похожи на пациентов в приёмной врача в ожидании вызова. Какие-то пустячные разговоры ни о чём, но никакой близости и никаких откровений о личном.

Дафния старалась изо всех сил и делала то, что могла. Она исправно посещала родительские собрания, каждую пятницу выдавала Уне деньги на карманные расходы, кормила и одевала этого ребёнка, волей судьбы оказавшегося всецело на её попечении. Да что там ребёнка! Уна уже почти взрослая женщина. Но под внешне безукоризненно вежливым общением друг с другом скрывается вся голая и неприглядная правда, и обе они хорошо знают это. Они не выбирали друг друга по жизни. Вот в чем беда! Их связывал только Финн, только он один. А сейчас его больше нет. И хотя в глубине своего сердца Дафния чувствовала искреннюю привязанность к Уне (А как же иначе? Ведь её так любил Финн!), открыто демонстрировать свою любовь к девочке она не решалась. Кто знает, как отреагирует на подобные проявления чувств её норовистая падчерица?

На сегодня жизнь Уны остаётся для неё закрытой книгой. После гибели Финна прежние друзья девочки – Эмма, Дженнифер, Кьяра, которые раньше бывали у них в доме что ни день, – перестали появляться вовсе. Сама Уна регулярно наведывается к подружкам. Хотя бы раз в неделю обязательно обедает у кого-нибудь из них, но на все предложения Дафнии пригласить девочек к себе на воскресный обед или ужин отвечает категорическим отказом. Никаких внешних проявлений того, что у неё завёлся парень, тоже нет. Но это вовсе не значит, что у Уны никого нет по мужской части.

«Нет! Всё же нам надо сесть и поговорить по душам! Давно пора. Надо излить друг другу все свои горести, разрушить ту стену непонимания и отчуждения, которая выросла между нами за минувший год. Легко сказать! Да только как это сделать?» Дафния даже понятия не имела, с какой стороны подступиться к девочке. Вдруг её благой порыв будет воспринят в штыки? И она снова – в который уже раз? – почувствует себя обиженной и униженной.

А потому всё пока в их отношениях остаётся на прежнем уровне, и Дафния всё ещё не рискует переступать ту грань, за которой уже не будет чувствовать себя в полной безопасности.

– Как настроение? Всё в порядке?

Она обязана спросить об этом. Ведь Уна плакала у себя в комнате. И потом, сегодня – день её рождения.

– Всё нормально.

В комнате зависает хрупкая тишина, нарушаемая лишь приглушённым тиканьем часов над раковиной. Слышно даже, как Уна медленно жуёт свой бутерброд и проглатывает очередной кусок.

– Сегодня у тебя тяжёлый день, – с трудом выдавливает из себя Дафния. – Постарайся продержаться.

Что-то неуловимое – тревога, испуг, сомнение? – проскальзывает на лице Уны.

– Со мной всё будет в порядке! – роняет она коротко и рывком поднимается из-за стола, словно хочет отшвырнуть Дафнию прочь, чтобы та не путалась у неё под ногами.

– Ты же ведь ещё не допила свой кофе!

Чашка полна на три четверти, на тарелке лежит добрая половина тоста.

– Я не голодна.

– Ты забыла подарок.

Уна молча сгребает пакет со стола. «Что ж, хорошо, что хоть взяла».

Слышится быстрый звук шагов по лестнице. На прямом ходу громко стучат школьные форменные туфли без каблука. Дафния тоже встаёт и начинает убирать посуду со стола. На часах – двадцать пять девятого. Пора ехать.

Они никогда не затрагивают эту тему. Никаких комментариев! И так каждое утро. Ибо каждое утро они проезжают мимо того самого места, где оборвалась жизнь Финна. В каких-то пятидесяти ярдах от дома, всего лишь за несколько секунд до встречи с ней. Какая нелепая смерть! Но, как говорится, дальнейшее – молчание. Вот и сегодня ни Дафния, ни Уна не проронили ни слова, минуя роковое место.

И тем не менее каждое утро Дафния сжимается от ужаса, проезжая мимо. Всякий раз, когда они подъезжают к дому Бакли (Да! Вот здесь! Оно, то самое место!), память её снова и снова возвращается в тот страшный день. Образы сменяются в голове с калейдоскопической быстротой, мелькают, словно карты в руках опытного фокусника, демонстрирующего свое искусство перед зачарованным зрителем.

Вот она открывает парадную дверь и видит на пороге Энни и Хью Моулони. У обоих совершенно раздавленный вид. Она ещё в кухонном фартуке, радостно улыбается, но улыбка тотчас же сбегает с её лица, как только Хью начинает говорить…

Искорёженные велосипедные колёса, сломанный руль, вывернутая наружу велосипедная рама какого-то непривычного цвета – лаванды. Весь этот металлолом свален в кучу возле стены дома Бакли. Чуть поодаль валяются помятые крылья…

Прямо на дорожке, ведущей к дому, сидит водитель мусоровоза, низко опустив голову, отчётливо видна его лысая макушка. Он нервно вертит в руках красную чашку с чаем, расплёскивая содержимое в разные стороны…

То там, то здесь вдоль дороги замерли группки соседей. Её замечают, люди начинают толкать друг друга локтями, все головы поворачиваются в её сторону. Кто-то не выдерживает и громко всхлипывает…

Тело Финна закрыто серым одеялом, из-под которого наружу выглядывает его коричневый ботинок. Она рывком сдёргивает одеяло: невидящие глаза полуоткрыты, ярко-алая кровавая дорожка стелется по земле от того места, откуда его поднимали на носилки…

Почерневшее от горя лицо Мо в морге. Финн лежит на холодном каменном столе. А они беззвучно застыли с двух сторон. У Мо дёргается нижняя губа и чуть слышно стучит челюсть. Но больше никаких проявлений отчаяния. Работник морга молча снимает простыню с тела, чтобы она могла взглянуть на мёртвое лицо сына…

– Спасибо за подарок.

– Что? – Дафния непонимающе смотрит на Уну, всё ещё погружённая в свои мысли.

– Мне понравился топик. Очень миленький.

– Правда? Я там на всякий случай оставила чек. Вдруг ты захочешь…

– Нет, он мне нравится! Я точно оставлю его себе.

– А по размеру? Я не вполне была уверена…

– Всё отлично, размер мой!

– Тогда хорошо! Я очень рада, что он тебе понравился.

Она включает сигнал поворота. «Хватит! – приказывает она себе. – Больше никаких невесёлых мыслей!» Она уже устала от собственных горестей. Когда же в её жизни забрезжит хоть какой-то лучик света? Может, уже пора гнать прочь собственную грусть?

Они поворачивают за угол, объезжая магазин, в котором продаются любимые шоколадные батончики Мо с ореховой начинкой.

– Я говорила тебе, что пригласила сегодня Мо на ужин? Она ведь ни за что не захочет пропустить твой день рождения.

– Да, ты говорила!

Вполне возможно, Мо с радостью постаралась бы забыть о дне рождения Уны и не стала бы возражать, если бы её и обошли приглашением. Но ничего! Они обе наклеят себе на лица весёлые улыбки – всё ради именинницы! – и будут стараться изо всех сил, чтобы этот ужасный день стал менее ужасным. Даже если девочке не хочется ничего отмечать, а ей наверняка не хочется, всё равно! Есть весомый повод для торжества: семнадцать лет. Такую дату надо отметить, по-любому!

– Что делаешь после уроков? Какие планы?

– Да ещё сама не знаю…

– Пожалуйста, постарайся не задерживаться, ладно? Я пригласила Мо к восьми.

– О’кей!

Мысли Дафнии перескакивают на шоколадный торт: она заказала его в новой кондитерской, которая открылась всего лишь несколько месяцев тому назад. Всякий раз, проезжая мимо, Дафния отмечала, что внутри полно народу. Хороший знак! Значит, с качеством выпечки у них всё в порядке. Она позвонила в кондитерскую в понедельник и заказала большущий шоколадный торт с надписью (золотистые буковки на фоне разноцветной сахарной глазури): «С днём рождения, Уна!»

Год тому назад она как раз занималась приготовлением шоколадного торта ко дню рождения Уны, когда в дверь позвонили и на пороге возникли Энни и Хью. Она хорошо помнит, что, когда они наконец уже ближе к полуночи вернулись домой от Мо, на кухонном столе всё еще стояла миска с недоделанным тестом. Рядом валялись скорлупки от яиц, крошки шоколада, разорванный пакет из-под масла, а пол и всё вокруг было покрыто тонким слоем муки и порошка какао.

Помнится, она тогда просто плюхнулась на стул среди этого хаоса и застыла в полнейшем оцепенении, всё ещё не в силах осознать масштаб произошедшего. А отец и Джордж принялись наводить порядок, как умели. Они даже о чём-то переговаривались друг с другом, но вот только о чём? Слов их она не помнила. Но они говорили, это точно! Роняли слова, словно пытались с их помощью безуспешно достучаться до неё и до Уны и хоть как-то облегчить их горе. Впрочем, Уна почти сразу же пошла наверх и заперлась у себя.

Цена за торт, которую ей озвучили в новой кондитерской, была просто астрономической, но она заплатила, не торгуясь, благодарная им уже хотя бы за то, что они в этом году сделают за неё ту работу, которую сама она никак не смогла бы осилить. Торт она заберёт на обратном пути домой.

Они подъехали к школе. Дафния поворачивается к Уне и извлекает из кармана бумажку в десять евро.

– Вот. Это тебе. На случай, если вы решите после школы заглянуть куда-нибудь.

Уна молча смотрит на деньги.

– Бери же! – упорствует Дафния, почти силой вталкивая банкноту в руку Уны. – Потрать на что-нибудь вкусненькое… мороженое и всё такое.

«Мороженое, – раздражается она про себя. – И без мороженого в этот день нам обеим холодно. И потом, девочке всё же не семь лет, а семнадцать».

Уна наконец берёт деньги и, стараясь не встречаться глазами с Дафнией, прячет их в своём кармане.

– Спасибо! – роняет она, выбираясь из машины и водружая себе на плечо ранец. – До вечера! – Она громко хлопает дверцей и тут же растворяется в толпе школьников, торопящихся к большим железным воротам.

Какое-то время Дафния смотрит ей вслед. Бедная девочка! Осталась совсем одна на всём белом свете. Себя Дафния в расчёт не принимает. Какой с неё прок? Она сама о себе не может толком позаботиться, не говоря уже о других. И вот вам, пожалуйста! Из всех близких людей у Уны только мачеха. Правда, есть ещё бабушка с дедушкой по линии покойной матери, но те не проявляют никакого интереса к своей внучке, словно её и не существует вовсе. А что же до второй бабушки, той, которая Мо, то она тоже не сильна по части всяческих нежностей и прочих родственных чувств.

Когда головка в ореоле золотистых кудрей окончательно исчезает из виду, Дафния трогается с места и вливается в поток транспорта, торопясь успеть к началу рабочего дня. Проезжая часть вся запружена машинами – впрочем, как всегда по пятницам. На следующей неделе станет посвободнее: школы закроются на пасхальные каникулы, а дети в это время будут ещё спать.

Она паркует машину в небольшом заднем дворике рядом с офисом. Снимает с заднего сиденья дипломат с документами и вдруг слышит слабое жужжание над головой. Задирает голову вверх и видит в воздухе небольшой планер. На фоне голубого неба особенно бросается в глаза белоснежный баннер, который трепещет на ветру. На нём огромными чёрными буквами написано: «Поздравляем Шарлотту и Брайана!»

«Наверняка свадебный сюрприз для молодожёнов от друзей», – подумала Дафния. Она провожает взглядом уплывающий вдаль баннер и старается представить себе невесту, эту неизвестную ей Шарлотту. Поди, тоже сейчас любуется этим зрелищем, задрав голову к небу и хлопая в ладоши от радости. Ведь ещё совсем немного, и она станет женой этого Брайана. Вполне возможно, в этот самый момент она уже облачается в своё подвенечное платье или занята причёской. Будущее для них обоих сейчас светло и прекрасно. Все дороги открыты для этих двоих, и весь мир у их ног.

Невольно вспомнились картинки собственной свадьбы. Всего лишь четыре года назад. То обстоятельство, что день свадьбы совпал с днём рождения самой Дафнии[1], придало всему торжеству особый смысл. Казалось, счастье Дафнии было безграничным. Весь день её не покидало чувство ликования, то особое состояние полнейшей эйфории, которое трудно передать обычными словами. Всё вокруг – каждая мелочь, каждая деталь – было напоено радостью, каждое мгновение было озарено счастьем.

Помнится, она проснулась в тот день рано-рано, ещё на рассвете, и долго лежала без сна, размышляя о будущем. «Надо же, – думала она, – сегодня я в последний раз в жизни проснулась Дафнией Кэрролл. А уже завтра я буду Дафнией Дарлинг». Какое красивое, какое звучное будет у неё новое имя. Словно сошло со страниц какого-то романа. Такое имя действительно больше подходит для героини романтической истории, чем для обычной женщины. Дафния Дарлинг, бесстрашный борец за права униженных и оскорблённых, защитница слабых, яркая комета, факелом проносящаяся по небосводу.

Дафния вспомнила, что на завтрак отец поджарил им колбаски. «Я же не поведу тебя к алтарю на голодный желудок», – резонно заявил он. Потом она облачилась в платье кремового цвета длиной до колена. Не совсем подобающий наряд для невесты, никаких особых изысков, но именно на это платье упал её взгляд, когда за несколько недель до того она перебирала вешалки с готовой одеждой в маленьком бутике. Тогда она ещё и не думала о том, что пойдёт в этом наряде под венец. Тонкое кружевное полотно кремового цвета расшито цветочным узором. Мелкие оранжевые и розовые цветочки в живописном беспорядке разбросаны по всему полотну. На ноги она обула босоножки розового цвета. Букет оранжевых и красных маргариток венчал весь наряд. Не совсем в тон вышивке, но самое подходящее из того, что можно было подобрать в близлежащих цветочных лавках.

Она вспомнила мать и Алекса, дожидающихся их на ступенях крыльца в церковь. Какой-то незначительный разговор ни о чём. Все четверо чувствуют себя немного не в своей тарелке: сказывается напряжение в предвкушении предстоящей церемонии. Помнится, она облегчённо вздохнула, заслышав звуки органа. Сигнал, что им пора начать движение. Она медленно идёт по проходу, рядом отец. Неожиданно перехватывает дыхание, и Дафния чувствует, как слабеют ноги. Финн замер в ожидании у…

Нет! Она не будет вспоминать об этом сейчас. Слишком больно! Дафния запирает дверцу машины и торопится в офис.

Мистер Доннелли, судя по всему, забыл, какой сегодня день. Если же нет, то очень умело маскирует свои переживания.

– Вот это пришло вчера, – говорит он, протягивая ей бумагу через стол. – Нужно всё проверить на месте. Желательно, уже сегодня; скажем, после обеда.

В его кабинете, как всегда, пахнет конфетами. Он обожает леденцы с отдушкой из гвоздичного масла. Приносит их с собой на работу пачками. Вечно у него на столе рядом с телефоном стоит открытый пакетик с гвоздичными леденцами.

– Дом расположен где-то в районе Брайдстоун-авеню, – продолжает он начатый разговор. – Похоже, тупичок. Такой небольшой переулок, прямо за роддомом, как мне кажется. Владелец сообщит вам более точные координаты.

На похоронах Финна мистер Доннелли долго тряс ей руку вместе с другими собравшимися, выражая своё сочувствие её горю. Помнится, он больно-больно сжал её пальцы, будто хотел продемонстрировать таким странным образом, как сильно он переживает её утрату. Его жена, Барбара, стояла рядом, глаза у неё были красными. «Я не поверила, когда мне сообщили о его гибели», – прошептала она едва слышно, прижимая свою горячую щеку к лицу Дафнии. От неё слабо пахло химией. «Дезодорант или что-то ещё? Может, лекарство какое?» Она едва была знакома с Финном, видела его мельком пару раз, но никакого личного общения. Так что краснота глаз могла быть не следствием обильных слёз (с чего бы ей?), а проявлением самой обычной аллергии на что-то. Вполне возможно, у неё самая обыкновенная сенная лихорадка.

– Чай будете? – спрашивает она. Надо же чем-то занять свои мысли, помимо невесёлых воспоминаний. А ему-то зачем помнить о том, что случилось в этот день ровно год тому назад? Это у неё рана всё ещё кровоточит, и чувствует она её всё так же остро, как и в тот день. – Я сделаю вам чашечку.

– С удовольствием! – роняет он в ответ, и она идёт на крохотную кухоньку, наливает в чайник воду и ставит его на плиту. В ожидании, пока вода закипит, споласкивает чашки и опрокидывает их на сушилку, чтобы стекли капли. «Надо всё время чем-то заниматься, – приказывает она себе мысленно. – Что-то делать, чтобы не думать…» Сейчас она возьмётся за изучение поступивших предложений, потом проверит, как движется работа по заключённым контрактам. Самое время убедиться, что сроки ни по одному из них не просрочены. Ведь впереди выходные.

Вовремя подвернулась эта новая сделка. Будет чем заняться во второй половине дня. Ей нравится осматривать новые объекты недвижимости, быть в числе тех, кто первым оценивает их реальную стоимость. Такие выезды на место всегда сопровождаются обмерами участка и самого дома, тщательным протоколированием любой мелочи, касающейся планировки, и прочим.

Чай готов. Дафния кладёт на блюдце несколько печенюшек и несёт чай в кабинет босса. Барбаре это вряд ли бы понравилось. Она постоянно держит мужа на какой-нибудь очередной диете. К тому же она прекрасно осведомлена о неуёмной страсти мужа к леденцам. Но мистер Доннелли с удовольствием набрасывается на печенье. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтобы изводить себя голодом без нужды.

Дафния садится за свой рабочий стол и набирает номер телефона, который сообщил ей мистер Доннелли. Потом долго вслушивается в негромкие гудки на другом конце провода. Два других стола в комнате сегодня с утра пустуют. Вильям и Джоанна разъехались по объектам. Слава богу, работы пока хватает: люди постоянно что-то продают или покупают. После нескольких лет затишья на рынке недвижимости снова наметилось оживление. А ведь в последние годы всем им пришлось туго. Они даже были вынуждены работать по очереди, и то неполную неделю, три-четыре дня. Всё ради того, чтобы сохранить свой коллектив. Иначе шеф был бы вынужден уволить кого-нибудь из них.

Но вот в трубке что-то щёлкает, и она машинально смотрит на листок с именем потенциального клиента.

– Да, – слово звучит утвердительно, никакой вопросительной интонации. Голос глубокий.

– Том Уоллес?

– Да, – тот же размеренный тон.

– Меня зовут Дафния. Я из агентства по недвижимости «Доннелли и Ко». Вы обратились к нам в агентство, желая выставить свой дом на продажу.

– О да!

Повисает короткая пауза. Дафния разглядывает струйку пара, медленно поднимающуюся над её чашкой. Финн любил крепкий чай, но без всяких ароматических добавок. Только чай, и ничего более! И её любимый сыр с плесенью он тоже не переваривал. Его мутило от одного только запаха этого деликатеса. Пришлось и ей отказаться. Спустя несколько недель после его гибели Дафния, оказавшись в супермаркете, бросила в тележку кусочек любимого лакомства, понадеявшись на то, что, быть может, хоть он пробудит в ней аппетит к еде. Но, едва откусив, она вдруг подумала, что вот Финн уже больше никогда не будет спорить с ней о вкусах, пространно дискутировать о том, что нравится, что не нравится, и от этого на душе стало ещё муторнее. С тех пор она больше ни разу не купила сыр с плесенью.

– Алло?

Дафния вздрагивает и возвращается в день сегодняшний.

– Прошу прощения! Я звоню вам, чтобы договориться о встрече. Сегодня во второй половине дня, если вы не возражаете. Я бы приехала и провела предварительную оценку стоимости вашего жилья.

– В четыре часа вас устроит?

Поздновато. Она рассчитывала управиться пораньше. А так едва ли она успеет освободиться к пяти. Однако всё нормально. Кладбище ведь открыто до шести вечера. А ужин у них в восемь. Так что времени предостаточно.

– Да, – соглашается она в трубку. – Тогда до встречи. Как я понимаю, Брайдстоун-авеню находится…

Но на другом конце провода уже пошли длинные гудки. Телефон отключился. Клиент повесил трубку ещё до того, как она успела обратиться к нему за помощью. Теперь придётся разыскивать его дом самостоятельно. «Однако этот Уоллес весьма немногословен», – досадует она, вешая трубку.

В этот момент звонит мобильник. Она достаёт из ящика стола телефон. На дисплее высвечивается имя Джорджа и коротенькая эсэмэска от него.

«Сегодня все мои мысли о тебе. Перезвоню попозже».

Джордж! Он ей роднее брата. Надо же! В кутерьме своих дел не забыл, выкроил минутку и написал. Дал ей знать, что он всё помнит. В тот страшный день он, едва узнав о гибели Финна, тут же приехал к ним с бутылкой джина и клубничным мороженым. А потом провёл вместе с ними всю долгую бессонную ночь и на следующий день помогал отцу, отвечал на звонки, встречал посетителей… А она в это время, одурманенная успокоительными, лежала у себя в спальне с задёрнутыми наглухо шторами на окнах, погружённая в какую-то странную полудрёму – то ли сон, то ли явь, а в сознании всё время билась одна и та же неотступная мысль: Финна больше нет.

Да, Джордж помнит, что это был за день, ровно год тому назад.

«Спасибо», – отбивает она текст ответной эсэмэски. Между прочим, она его пригласила сегодня на день рождения Уны, но, к сожалению, именно сегодня у него в школе заканчивается триместр. Дел в такие дни всегда выше крыши. Жаль! Он бы скрасил их трапезу, придал бы ей хоть каплю жизнерадостности. К тому же они отлично ладят с Уной.

Она снова кладёт мобильник в ящик стола и вспоминает (она теперь постоянно вспоминает об этом) текст последнего речевого сообщения от Финна. «Ты меня уже простила? Надеюсь, мир? До встречи».

Сообщение пришло где-то в середине дня. Она услышала звонок, но проигнорировала его. Как раз в это время её осаждали сразу несколько клиентов, явившихся для разговора о приобретении домов. Когда она освободилась, то прослушала сообщение и уже собиралась перезвонить ему, но тут её снова отвлёк звонок по рабочему телефону. А когда разговор был окончен, то она начисто забыла о своём намерении перезвонить мужу.

Дафния вообще о нём не думала весь тот день, пока не вернулась домой и не стала заниматься приготовлением торта для Уны. Вот тут она вспомнила, вымыла руки и набрала его номер, но в его телефоне работал только автоответчик. Она посмотрела на часы. «Наверняка уже на пути домой», – решила она и не стала оставлять никакого сообщения.

Но не успела Дафния снова заняться тестом, как в дверь позвонили.

В те кошмарные дни, которые последовали потом, она сто раз прослушала запись, впитывая в себя каждое его слово. Несколько, всего лишь несколько (бесценных!) слов, которые он адресовал лично ей в последний раз в своей жизни. А когда, спустя неделю с небольшим, запись была автоматически уничтожена, последовал новый приступ горя и отчаяния. У нее было такое чувство, будто Финн погиб во второй раз.

Но самое ужасное – это то, что у неё не осталось от него ребёнка.

«Я не могу иметь детей», – предупредил он её заранее, ещё до их свадьбы. И тогда же сообщил ей, что Уна – не его ребёнок, он не стал от неё ничего утаивать. «Мои сведения проверены и перепроверены в самых надёжных источниках. У меня никогда не будет своих детей». Конечно, новость была ужасной, но Дафния не изменила своего решения и всё равно пошла за него замуж. Просто на тот момент она уже не представляла своей дальнейшей жизни без него. Бог с ним, со столь желанным ребёнком! Слишком велика была её любовь к Финну, чтобы взять и отказаться от него, пусть и по этой причине.

Она поднесла чашку к губам и стала пить чай, а потом погрузилась в свои рутинные дела.

Ровно в час дня Дафния услышала, как за окном просигналил автомобиль. Пунктуален, как всегда.

– Прибыл ваш шофёр, миледи! – воскликнула Джоанна, не отрывая взгляда от экрана ноутбука и проворно перебирая пальцами клавиатуру. Джоанна влилась в их коллектив за несколько месяцев до гибели Финна. Она заняла место Дона, вышедшего на пенсию. Возраст – около сорока, разведённая, детей нет. Крепкое телосложение, густая копна рыжеватых волос цвета яблочного мармелада оформлена в короткую стрижку, которая венчает правильной формы череп. На левой лодыжке тату в форме маленькой звёздочки. У Джоанны имеется приятель; кстати, гораздо моложе её. Парень подвизается на каких-то важных должностях в «Гугле». У Джоанны степень магистра по маркетингу, и она, надо сказать, блестяще справляется со своей работой, бойко торгуя недвижимостью. А еще её бабушка – итальянка.

– До скорого, – роняет она, наблюдая за тем, как Дафния поспешно натягивает жакет. Ни слова о том, что сегодня годовщина смерти Финна. «Забыла, как и шеф? Или намеренно решила не касаться этой больной темы?»

– Ну, как ты? – первым делом интересуется отец, пока она пристёгивает ремень безопасности и они вливаются в поток транспорта. – Держишься?

– Стараюсь. Вроде пока получается.

– Поедем домой?

– Да, домой!

Отец не часто приглашает её к себе домой на ленч, когда они обедают вместе. Обычно он паркует машину где-нибудь в удобном месте, после чего они направляются в закусочную поблизости – выпить по чашке чая и полакомиться картофелем-фри. В хорошую погоду они заказывают сэндвичи с доставкой и отправляются на прогулку в ближайший парк. Но сегодня предложение отца пообедать дома выглядит очень заманчиво. Ведь сегодня у них не совсем обычный ленч. И Дафния рада, что они проведут его вдвоём, только она и отец, и проведут его в том доме, в котором она выросла, где прошло её детство. Кстати, всего лишь в пяти минутах езды от их агентства.

Отец потчует её своими фирменными бутербродами: яйца-пашот, выложенные на теплые сдобные булочки, – их любимая еда на протяжении многих лет. Попутно рассказывает о странностях своей очередной ученицы, которую он обучает правилам вождения. Женщина категорически отказывается даже прикоснуться к рулю или тормозам, пока тщательно не протрёт всё в салоне тряпочкой, пропитанной каким-то антисептиком.

– А в результате, – жалуется отец, – у меня теперь после неё в машине стоит такой запах, словно это не автомобиль, а больничная палата. Я уже пробовал вывести его всякими освежителями воздуха. Ничего не помогает! Пахнет лекарствами целый день. Вдобавок приносит с собой какие-то клинообразные штуковины и на них сидит. Говорит, по рекомендации её хиропрактика.

Отец всю свою жизнь работает инструктором в автошколе: учит начинающих азам вождения. Именно на одном из таких уроков он когда-то познакомился с Изабель, своей будущей женой и матерью Дафнии. Изабель тогда был двадцать один год, и он тоже обучал её, как надо правильно водить машину. А через два года они поженились, как раз когда Изабель исполнилось двадцать три. Трудно сказать, разбила ли ему сердце ветреная супруга, когда (восемь лет спустя!) его бросила, ушла, оставив на память о себе шестилетнюю дочь. Дафнию растил отец.

– Мне ещё сегодня предстоит осмотр объекта, во второй половине дня, – поделилась с отцом Дафния, обмакивая тёплую булочку в ароматный яичный желток. – Дом находится в районе Брайдстоун-авеню. Ты знаешь, где это?

Изабель убежала из дома вместе с Коном Пиарсом, дантистом, который лечил им троим зубы на протяжении нескольких лет. Пока наконец Изабель не сделала свой окончательный выбор в пользу врача-стоматолога. Дафния хорошо помнила, как в младших классах мистер Пиарс однажды пришёл к ним на урок и стал рассказывать о своей работе. Он принёс с собой огромную зубную щётку и такую же огромную куклу, у которой открывался рот и были видны большие зубы. В конце своей лекции доктор открыл кукле рот и наглядно продемонстрировал детям, как следует правильно чистить зубы.

Скороспелый роман, однако, не продлился долго. Не прошло и года, как дантист снова вернулся к своей семье, жене и детям, и заселился в свой прежний дом, в котором, кстати, живёт до сих пор. Всего лишь в трёх кварталах от того дома, где жили отец и Дафния. Через пару месяцев после своего возвращения в лоно семьи непутёвый дантист благополучно возобновил свою врачебную практику. Судя по всему, он уже успел начисто забыть все подробности семейного скандала, разразившегося всего лишь год с небольшим тому назад. Или сделал вид, что забыл, запрятав воспоминания о нём в самые дальние уголки своей памяти, будто ничего и не было. И теперь эти воспоминания благополучно пылятся в его голове, напоминая сваленную под навесом кучу плетёных стульев и шезлонгов, – всей той дачной мебели, которую с наступлением зимы убирают куда-нибудь подальше с глаз, складируя где-нибудь возле стены сарая рядом с газонокосилкой.

Поначалу Пиарс чувствовал себя крайне неловко, когда ненароком сталкивался на улице с Дафнией или её отцом, но постепенно стыд и смущение улетучились. Сейчас, встречаясь с ними, он – сама невозмутимость, воплощение полнейшего безразличия. Пожалуй, думает Дафния, у её отца гораздо больше благородства и того, что называют всепрощением, чем у неё. Сама же она при случайных встречах с дантистом всегда делает вид, что не замечает его. В упор не видит! А с какой стати ей замечать человека, который разбил их семью? Неужели он думает, что она опустится до того, чтобы заговорить с ним? Или, ещё лучше, обратится к нему за помощью?

Но вот, с яйцами-пашот покончено; отец уже сварил кофе.

– Жаль, что ты сегодня не сможешь прийти к нам на ужин! – сокрушается Дафния, размешивая ложечкой сахар в чашке. У отца все занятия расписаны до девяти часов вечера включительно. Чем длиннее день, тем больше работы. – Загляни хоть на минутку на обратном пути с работы. Мы угостим тебя тортом.

– Обязательно загляну! – клятвенно обещает отец.

Дафния знает, что без подарка он не явится. Он всегда делает Уне подарки, всякий раз выбирая именно то, что нужно девочке. Впрочем, сама Уна не сильно жалует её отца. Пожалуй, она вообще не обращает на него внимания и ей всё равно, будет от него поздравление или нет.

Зато её отец всегда, по жизни, поступает так, как надо. Вот и много лет тому назад, когда жена бросила его ради своего любовника, он поначалу вообще ничего не сказал Дафнии. Да и потом не стал настраивать дочь против собственной матери. И никаких стычек с Коном Пиарсом после его возвращения на круги своя у отца тоже не было. Дафния готова побиться об заклад, что у отца даже не возникло ни малейшего желания набить морду человеку, который таким наглым образом увёл у него жену.

Да, её отец всегда поступает правильно. Разве что один раз он ошибся, выбрав себе в жёны не ту женщину. Предпочёл какую-то пустышку, которая способна на такие подлые и низкие поступки.

В отличие от своего любовника Изабель в семью не вернулась. Правда, спустя пару недель после того как до них дошли слухи, что дантист снова объявился в их местах, мать тоже дала о себе знать. Как-то вечером раздался телефонный звонок. Было уже довольно поздно. Отец укладывал её в постель и, как обычно, читал сказку на ночь. И в это время – звонок. Он заторопился вниз… А вскоре состоялась и сама встреча. Дафния хорошо запомнила тот день, хотя ей было всего шесть лет. Она даже помнит, в чём была одета: вязаное платьице в белую и зелёную полоску, круглый отложной воротничок, тоже белого цвета, поясок, завязанный спереди бантом. Память сохранила даже такую мелкую подробность: рубчатые края пояска были на ощупь очень грубыми.

Семейная встреча состоялась в кафе при недавно построенном торговом центре на другом конце города. Несмотря на то что её детская память чётко сохранила все мельчайшие детали собственного наряда, остальные подробности той встречи, состоявшейся спустя всего несколько месяцев после того, как мать убежала из дома, Дафния помнила смутно. Обняла ли её мать в первую секунду встречи? Не помнит! Прижала к себе? Полнейший провал в памяти.

Зато отлично запомнились всякие мелочи: лучезарная улыбка, с которой Изабель смотрела на дочь, сидя напротив, нетронутый десерт с мороженым на тарелке рядом с пивной кружкой отца. Отец так и не прикоснулся к покрытым глазурью шарикам, уже начинавшим подтаивать. А ещё врезалась в память удивительная мягкость красивого шарфа непривычно яркого розового цвета, который мать небрежно бросила на свободный стул рядом с собой. Дафния даже не удержалась и украдкой погладила его. Она также помнила аромат чая, витавший в воздухе, негромкий гул разговоров за соседними столиками, позвякивание чашечек о блюдца, смех, изредка долетавший до них с разных концов зала.

Вроде ничего пугающего. Всё как обычно. И тем не менее та давняя встреча оставила в её детской душе смутное ощущение тревоги. Даже сегодня, когда Дафния вспоминает об этом, она испытывает некое скрытое раздражение, словно кто-то рядом с нею начинает царапать ногтем по стеклу. Наверное, это неуловимое состояние нервозности сохранилось в её душе – на уровне подсознания, но оно сохранилось. До сих пор Дафния помнит, как отец нервно постукивал ногой под столом все те полчаса или чуть больше, пока длилось их свидание с мамой.

Естественно, она ничего не помнит из того, о чём тогда беседовали её родители. Они разговаривали негромко, и их приглушённые слова пролетали где-то высоко над её головой, а она в это время слизывала сахарный сироп с пальцев, а потом принялась за пирожок с повидлом, которым её угостили. Но, как бы то ни было, после той встречи в кафе мать раз в неделю обязательно звонила Дафнии. И два дня в месяц, через субботу, Изабель забирала дочь после обеда и везла к себе, в небольшой городок, в котором она обитала, всего лишь в двадцати милях от их города. Или её привозил туда отец.

Программа таких встреч оставалась неизменной в течение многих лет. Свидание матери и дочери начиналось с прогулки, если погода благоприятствовала променаду. Они неторопливо шли по центральной улице городка, заглядывая во все магазины подряд. Как правило, во время такого обхода Дафнии обязательно покупался новый бант в волосы, или книжка, или ещё одна игрушка. Если на улице шёл дождь, то прогулка заменялась посещением городской библиотеки. Они вместе с мамой разглядывали в течение получаса всякие книжки с картинками, иногда мама что-то читала ей вслух. Но читала она гораздо хуже, чем это делал отец, который мог всё изобразить в лицах. Потом следовало посещение кинотеатра, если там шёл кинофильм для детей. После кино – обязательная трапеза в кафе, расположенном в самом конце центральной улицы.

Эти свидания с матерью два раза в месяц утомляли и нервировали девочку. То чувство одиночества и собственной ненужности, которые она бессознательно испытывала в первые месяцы, после того как Изабель бросила их с отцом, та безотчётная потребность в материнской ласке и тепле, всё это уже давно угасло; на смену пришли усталость и безразличие. Ведь мать снова возникла в её жизни – так же неожиданно, как и исчезла из неё когда-то. А то обстоятельство, что свидания с мамой проходили без отца, лишь вносило дополнительное напряжение в их контакты. Маленькая девочка всё время испытывала неловкость, и ей хотелось лишь одного: побыстрее вернуться домой.

Сидя в тёмном зале кинотеатра, подавленная громкими звуками, несущимися с экрана, Дафния с трудом воспринимала происходящее. Она не помнила даже названий кинофильмов, которые они смотрели, не говоря уже о том, чтобы пересказать их сюжеты. И есть ей ничего не хотелось. Её обычно хороший аппетит мгновенно угасал, стоило официантке в кафе поставить перед ней тарелку с очередным блюдом.

Но, насколько она помнит, её замкнутость и откровенное нежелание идти на контакт с матерью ни капельки не обескураживали последнюю. Изабель ничуть не волновали односложные ответы на те вопросы, которые она задавала дочери. Кажется, они ей вообще не были нужны. «Так во сколько, говоришь, ты встаёшь, когда идёшь в школу?» — вопрошала она безразличным голосом, тщательно разглядывая себя в крохотное зеркальце и аккуратно протирая уголки губ салфеткой, пока Дафния лихорадочно соображала, что и как ей ответить матери одним или двумя словами. Потом Изабель принималась стирать большим пальцем след губной помады с собственной чашки и всё время бросала рассеянные взгляды на улицу через полузанавешенное окно в кафе.

Изабель ни разу не привезла дочь к себе домой. Дафния даже понятия не имела, где обитает её мать. Судя по всему, отец тоже ничего не знал о нынешнем пристанище своей бывшей жены. Как она жила без мужа и дочери, чем жила – всё это оставалось для них загадкой за семью печатями. Место встречи у них тоже было постоянным: возле магазина на городской площади. Само собой разумеется, никаких разговоров о прошлом во время таких встреч не велось. Разговоры, если они и имели место, не простирались дальше событий, случившихся на прошлой неделе, и на этом точка. Все их беседы тоже строились по одной наезженной схеме: Изабель задавала вопросы дочери, а Дафния старалась изо всех сил ответить на них как можно короче.

Отец всегда являлся за ней точь-в-точь, минута в минуту, в то время, как и обещал. Уже один вид его фигуры, возникающей в дверях кафе, что означало конец мучений для самой Дафнии, вызывал бурю самых радостных эмоций. Особенно ей нравилось, что на обратном пути отец никогда не расспрашивал её о том, чем они там занимались с матерью во время очередного свидания и было ли им весело вместе. Зато они с отцом в обязательном порядке делали короткую остановку возле городского парка, чтобы покормить уток, обитающих в пруду. Бумажный пакет с подсушенными в духовке кусочками хлеба уже лежал наготове. А иногда они делали крюк и заезжали в местный аэропорт: просто для того, чтобы полюбоваться, как взлетают и приземляются самолёты. Это зрелище Дафния могла созерцать часами.

Отец был чем-то таким незыблемым и постоянным, что всегда присутствовало в её жизни. Независимо от того, была ли рядом с ними Изабель или нет. Это он всегда читал ей сказку, а иногда и несколько сказок, на сон грядущий, он смазывал мазью разбитую коленку или ушибленный локоть, осторожно целуя её при этом в висок. Это он каждое утро встречал её песней, собственной версией знаменитого шлягера, который когда-то исполнял Морис Шевалье: «Хвала богу за то, что у нас есть маленькие девочки». Долгие годы Дафния прожила в полной уверенности, что петь надо именно так, как пел отец: «Хвала богу за то, что у меня есть Дафния Кэрролл». Само собой, именно отец (и только он!) водил её к детскому врачу или дантисту, если в том возникала необходимость.

Конечно, время от времени в её жизни возникали и другие люди: Нана Кэрролл, её тетя, бабушка и дедушка Кингстоны. Они обязательно приносили ей подарки, покупали для неё новые платья или туфельки, или очередную куклу в нарядной коробке. Всякий раз, навещая их, они о чём-то серьёзно беседовали с отцом вполголоса, повышая голос лишь тогда, когда обращались к ней, вопрошая, как у неё дела в школе, нравится ли ей учительница и с кем она дружит в классе. А ещё была Джейн, которая опекала её ребёнком, забирала к себе, кормила и возилась с ней до тех пор, пока не являлся с работы отец. Но самое счастливое время – это когда они оставались с отцом вдвоём, только он и она.

Мало-помалу график свиданий с матерью был скорректирован. Нет, никаких взаимных стычек или скандалов, ничего такого, что привело бы к неким кардинальным решениям или переменам. Просто всякий раз у Дафнии находилась весомая причина, чтобы отменить очередное свидание: день рождения подружки, начало каникул, простуда или что-нибудь ещё – не менее важное. Постепенно частота встреч сократилась до одного раза в месяц. А потом график и вообще стал таким гибким и свободным, что в один прекрасный день на тот момент уже семнадцатилетняя Дафния спохватилась, вспомнив, что не виделась с собственной матерью уже много недель подряд.

А вот регулярные звонки продолжались. Мать звонила ей вечером каждую пятницу. Это же расписание сохраняется и сегодня. Правда, сейчас они звонят друг другу по очереди. Разговор никогда не затягивается более десяти минут.

Иногда они встречаются с матерью за ленчем, причём инициатором таких встреч всегда выступает Изабель. Дафния из чувства дочернего долга всегда принимает приглашение, чтобы не обидеть мать отказом. Но прежнее ощущение неловкости во время таких встреч у Дафнии сохранилось до сих пор. Она всегда чувствует себя неуютно в присутствии матери. Напряжение буквально витает в воздухе. Повышенный энтузиазм Изабель напоминал ей и продолжает напоминать до сих пор суетливые хлопоты чересчур услужливой официантки, стремящейся угодить своим клиентам даже в мелочах. Словом, и нынешние свидания матери и дочери как две капли воды похожи на те, что случались в её далёком детстве. С той только разницей, что теперь в качестве ангела-спасителя выступает уже не отец, а её работа.

За одним из таких ленчей Изабель сообщила дочери, что снова выходит замуж.

«Его зовут Алекс. Думаю, он тебе понравится», – прощебетала мать. Две мысли одновременно пришли в голову Дафнии. «Интересно, как отец отреагирует на эту новость?» А вторая… «Надо же! Мать уже умудрилась заарканить себе второго мужа, а я в свои двадцать шесть всё ещё не могу найти первого».

Отец отреагировал на сообщение о предстоящем бракосочетании его бывшей жены с присущей ему невозмутимостью. «Будем надеяться, что на сей раз она наконец-то обретёт свое счастье». Дафния даже рассердилась. Ей захотелось схватить отца за шиворот и хорошенько встряхнуть. «Хоть бы возмутился, – подумала она, – обругал бы эту женщину, что ли…» Ведь она в своё время обошлась с ним так подло, так низко! И не только с ним! С ними обоими. Бросила и упорхнула себе прочь как ни в чём не бывало.

Своего избранника Дафния встретила лишь пятью годами позже, а с женихом Изабель познакомила её буквально через пару недель после того, как объявила ей о предстоящей свадьбе. Все трое сошлись за ленчем. Алекс был предельно вежлив, умел поговорить, но при этом вёл себя отстранённо, если не сказать отчуждённо, не проявив к Дафнии ни малейшего интереса. Что её ни капельки не задело. Потому что ещё до того как им подали кофе, сама Дафния тоже успела решить для себя, что жених матери ей совсем не интересен. Да и с какой стати он ей нужен?

Вскоре состоялась сама свадьба, и Изабель снова вернулась в их родной город. Она поселилась в доме мужа, где проживает и его сын от первого брака. Переезд матери никак не отразился на их отношениях: они не стали чаще встречаться. Впрочем, ни о какой близости между ними не могло быть и речи.

Но еженедельные звонки продолжаются, и они по-прежнему изредка (очень редко) встречаются в городе за ленчем. Обычно обсуждается работа Изабель (она где-то трудится неполный рабочий день) и её собственная работа (в отличие от матери Дафния продолжает работать с полной нагрузкой). Потом она задаёт матери пару вежливых вопросов об Алексе, мать, в свою очередь, интересуется Уной, её бытом, спрашивает, поменяла ли Дафния отопительный котёл в доме.

То есть какие-то разговоры они ведут, старательно заполняя время, отведённое для встречи, словами. Но сколько же невысказанного хранится в душе каждой из них.

После ленча отец снова отвёз её в офис. Дафния вылезла из машины и поплотнее запахнула полы жакета. На улице заметно похолодало, дул резкий ветер. Что ж, погода в апреле всегда изменчива. Вчера, к примеру, вернувшись домой, она даже распахнула настежь окна в доме, так было тепло и солнечно. А потом еще и вытрясла все коврики и дорожки на улице. А сегодня небо заволокло свинцовыми тучами. Вероятно, к вечеру всё закончится дождём.

В кабинете Джоанна быстро натягивает пальто.

– Убегаю! У меня скоро встреча с клиентом, – роняет она на ходу, цепляя на плечо сумочку. – Хороших тебе выходных. До понедельника!

Дверь в кабинет мистера Доннелли закрыта, что однозначно указывает на то, что его уже нет в офисе. Вильям тоже отсутствует. Он у них отвечает за все контакты с клиентами за пределами города, а потому иногда его отлучки длятся по несколько дней. Итак, она осталась совершенно одна. Дафния снимает жакет и садится за стол. Какое-то время она бездумно разглядывает прохожих за окном. Тротуар. Все спешат.

Первые несколько месяцев после гибели Финна проку от неё на работе не было никакого. Полнейшая отрешённость от всего и всех. Она даже не могла вникнуть в то, что происходило вокруг, столь велика и всеобъемлюща была её боль утраты. Такое чувство, словно какая-то неведомая сила приподняла её и сбросила вниз с конвейера, а конвейерная лента между тем продолжает двигаться и двигаться, но уже без неё. Собственное горе сделало её почти изгоем. Она даже перестала понимать, что такое смех. Услышит ненароком чей-то смешок и в недоумении спрашивает себя, что это за звуки. Улыбающееся лицо тоже не вызывало у неё никаких эмоций или тем более желания улыбнуться в ответ. Господи! Неужели она уже никогда в своей жизни не испытает больше счастья? Неужели все радости бытия для неё уже остались в прошлом?

Да, первые месяцы были самыми ужасными. Она честно пыталась что-то делать, куда-то ездила, встречалась с клиентами. Но, показывая потенциальному покупателю очередной объект недвижимости, она была настолько поглощена собственными мыслями, говорила таким безжизненным тоном, что первоначальный интерес со стороны покупателя к сделке, если он и был, увядал на корню. Да что там осмотр объектов! Она даже забывала перезвонить клиентам вовремя, чтобы проконтролировать, как движется процесс заключения очередной сделки. Случались и более досадные срывы. Однажды, показывая дом паре молодожёнов, которые, судя по всему, были без ума друг от друга, она вдруг разрыдалась и убежала прочь. Бедный мистер Доннелли! Ему с ней тогда хватило забот. А ведь мог бы в два счёта выставить её вон. Дескать, иди себе на все четыре стороны и не мешай нам работать. Но, к счастью для неё, босс оказался на высоте положения и повёл себя как в высшей степени порядочный человек.

«Со временем всё образуется, – уговаривала она себя. – Просто нужно запастись терпением. Время, оно же всё лечит! Вот только лечит ли?»

В половине четвёртого она откладывает в сторону свой ежедневник, выключает компьютер, поливает бегонию с красивыми розоватыми листьями – подарок Джорджа ей на Рождество. Потом еще раз проверяет свою сумочку, на месте ли ручка, очки… В последнее время она стала пользоваться очками, особенно если текст набран мелким шрифтом.

Уже на выходе Дафния берёт со стола фотографию Финна в серебряной рамочке. Этот снимок она сделала за две недели до гибели мужа. Она подносит фотографию близко-близко к лицу, почти к самым глазам, и начинает внимательно разглядывать любимые черты, которые и так знает наизусть. Раскрасневшийся от очередной велосипедной прогулки (последней в его жизни!), физиономия сияет от удовольствия. Светло-каштановые волосы небрежно отброшены со лба (это движение он проделал буквально за несколько секунд до того, как она щёлкнула затвором). Сколько раз он вот так же при ней отбрасывал с лица волосы! Тысячу раз она наблюдала это.

Ярко-синие глаза, завораживающие своей синевой, – первое, что она в нём увидела при встрече, несмотря на то что она тогда здорово испугалась. Он сказал ей, спустя уже несколько недель после знакомства, что глаза у него от отца. У Мо тоже голубые глаза, но именно голубые, а не синие. И цвет у них не такой насыщенный. Пожалуй, единственное в чертах лица, что он унаследовал от матери, так это длинный нос.

Финн улыбается на фотке во весь рот. Он всегда улыбался после своих любимых велосипедных прогулок. Велосипед был для него всем. А вот водителем он был так себе. Постоянно немного дёргался и заметно нервничал, садясь за руль своего громоздкого «Вольво» тёмно-серого цвета. Иное дело – крутить два колеса. На велосипеде он чувствовал себя уверенно и был абсолютно счастлив. Дафния всегда немного волновалась, зная, с какой лихостью он рулит на своём велике. Но ей и в страшном сне не могло присниться, что смерть настигнет его именно за рулём велосипеда. Какая-то нелепая ирония судьбы!

После гибели мужа Дафния попросила отца забрать «Вольво» себе. Даже сам вид машины, стоящей перед домой, вызывал у неё тошноту и очередной приступ отчаяния. «Делай с ним, что хочешь, – сказала она ему. – Просто забери машину с моих глаз!» Синий велосипед Финна она оставила там, где он оставил его сам, – в магазине. Пристроила в один ряд с новенькими велосипедами, выставленными на продажу. С этим велосипедом она не расстанется. Никогда! Но и сил лицезреть его прямо сейчас у неё пока нет.

Изменилось ли бы что-то в другую сторону, если бы муж в тот день возвращался на своём велосипеде? Трудно сказать! Протокол с места аварии был весьма расплывчатым. Со слов водителя мусоровоза следовало, что Финн выскочил буквально под колёса его грузовика, пытаясь сманеврировать, чтобы не задавить бежавшего мимо кота. Водитель же уклониться в сторону уже просто не мог за неимением времени. «Несчастный случай!» – именно так квалифицировал смерть велосипедиста судья, слушавший «дело об инциденте на дороге». Никто не хотел убивать Финна. Или тем более давить его грузовиком. И тем не менее Финна больше нет.

Дафния ставит фотографию на стол и берёт свои вещи. Потом запирает дверь и направляется на улицу – туда, где припаркован её красный «Битл». Положив кейс с документами на заднее сиденье, садится за руль. Как объяснил ей отец, а он в хитросплетении городских улиц ориентируется лучше любого навигатора (Ещё бы! После стольких лет вождения!), так вот, по его словам, Брайдстоун-авеню находится приблизительно в двух милях от их офиса, где-то между роддомом и рекой. «Я бы тебе посоветовал оставить машину, не доезжая до самого места назначения, где-нибудь поблизости с Брайдстоун-авеню. Например, на Ларкин-стрит. Если мне не изменяет память, Брайдстоун очень узкая улица, и там припарковаться будет гораздо сложнее».

Все улицы запружены машинами. Пожалуй, движение стало даже более интенсивным, чем было утром. И неудивительно! Люди уже торопятся разъехаться кто куда на предстоящие выходные. На полпути Дафния вдруг спохватывается, что начисто забыла имя своего клиента. «Что-то очень простое и короткое… Джон? Том? Пат?» Но, уже сворачивая на Ларкин-стрит, она вспомнила: «Ну, конечно же! Его зовут Том Уоллес».

Она сбрасывает скорость и, медленно миновав несколько домов, фиксирует боковым зрением улочку слева. Никаких указателей, что это тупиковый переулок. Но наверняка это именно то, что ей нужно. Она сворачивает в переулок и почти сразу же за углом останавливает машину, потом берёт с заднего сиденья кейс и смотрит на часы. «Три минуты пятого. Всё нормально. Успела как раз к назначенному времени».

Дафния направляется по узкой улочке, ускоряя шаг. Небо уже не просто затянуто тучами, оно сделалось свинцово-серым: вот-вот пойдёт дождь. А вот про зонтик-то она и забыла! Так и остался валяться на заднем сиденье машины. Что-то она сегодня такая рассеянная. Но не беда! Владелец дома уже наверняка поджидает её на улице. Клиенты обычно встречают риелторов возле дома.

Увы-увы! Но её никто не встречал. В третий раз она что есть силы нажимает на кнопку дверного звонка. Безрезультатно! Прислонив кейс к дверям, она начинает медленно прохаживаться по короткой зацементированной дорожке, нервно потирая озябшие руки. «Пожалуй, нужно было утром надевать пальто, а не этот лёгкий жакет. Ветер так и пронизывает насквозь. И дождь уже, кажется, начал капать, – во всяком случае, она явственно чувствует запах дождя в воздухе. – И что делать? Вернуться к машине и взять зонтик? Или всё же подождать еще немного?» Дафния склоняется в пользу второго варианта. Не может быть, чтобы хозяин отлучился надолго.

Минуты продолжают медленно тикать. В четверть пятого Дафния двинулась вокруг дома, решив осмотреть прилегающий к нему участок. Никакого палисадника, никаких цветников, заслуживающих внимания. Вымощенная плиткой дорожка шириной около метра упирается в красивую старинную каменную изгородь не выше человеческого роста. Она опоясывает по периметру весь участок за домом.

Ближе к дому и вокруг него аккуратно подстриженные кустарники, несколько кустов молодого клематиса, усыпанного бутонами, вьются по стене, пара карликовых яблонек стоит в цвету, рядом зеленеют лавр и заросли лаванды. И ещё какое-то растение, очень похожее на фуксию. Но пока трудно сказать, что это. Цветов на нём ещё нет. Некоторые растения ей и вовсе не знакомы. В самом дальнем углу грациозный японский клён, а под ним весело синеют колокольчики.

В левой части заднего двора – небольшой гараж, на дверях – новенький висячий замок.

«Двадцать минут пятого. Куда же он запропастился?» Едва ли они теперь успеют закончить осмотр дома к пяти. А ей – кровь из носу! – надо освободиться ровно в пять и ни минутой позже. Надо перезвонить ему и сказать, что она торопится. Очень торопится! Давно уже надо было это сделать.

Она быстро просматривает все номера, хранящиеся в памяти мобильника. Номер Уоллеса в банке данных отсутствует. «Не может быть!» Она всегда заносит нужные телефоны в память и хранит их там, пока работает с тем или иным клиентом. Она снова медленно прокручивает все номера. Нет! Фамилия Уоллеса в списке отсутствует. Видно, мысли о годовщине гибели Финна настолько отвлекли её от всего остального, что она попросту забыла забить номер клиента в свой мобильник.

Но где-то же у неё должен быть этот проклятый номер телефона! Она точно помнит, что на том листке, который вручил ей мистер Доннелли с адресом Уоллеса, был и его телефонный номер. Она начинает лихорадочно перетряхивать содержимое кейса. Никакого листка нет и в помине. «Вот здорово!»

Тогда она звонит в офис. Возможно, клиент позвонил туда и оставил своё сообщение на автоответчике. Автоответчик незамедлительно сообщает ей: «Поступило одно сообщение». «Наверняка от него! Надо же, какое невезение!» Позвонил всего лишь спустя пару минут после того, как она покинула офис.

Так и есть! «Звонит Том Уоллес, – слышит она в трубке глубокий волнующий голос. – У нас на четыре назначена встреча. Боюсь, что я немного задержусь. Буду на месте, как только освобожусь».

«Как только освобожусь! – сердито повторяет про себя Дафния. – А когда это будет, интересно бы знать!» Решено! Она подождёт его ещё пару минут и едет на кладбище. Потом вернётся в офис, возьмёт его телефон и перезвонит. Договорится о новой встрече. Не конец света.

Чтобы хоть как-то отвлечься от невесёлых мыслей, она ещё раз обошла вокруг дома. Форма самого участка, на котором выстроен дом, довольно необычная. Общая площадь земельного участка не больше четверти акра. Почти всё свободное пространство занято лужайкой, покрытой первыми весенними маргаритками. Лужайка тянется вплоть до того места, где каменная ограда плавно переходит в беспорядочно растущую живую изгородь. Здесь же в самом углу, на узеньком пятачке, примостился небольшой сарай, сколоченный из почерневших от времени досок.

Дверь в сарай не заперта, но аккуратно подпёрта палкой. Бог его знает, кто и когда открывал эту дверь в последний раз. Через небольшое затянутое паутиной оконце Дафния заглядывает в сарай. На стенке болтаются на крюках садовые ножницы для обрезки кустарников, покрытая ржавчиной лейка. На полу – куча старых искорёженных банок из-под краски, рядом – тачка с вмятиной на боку, в которую горой свалены бутылки, покрытые толстым слоем пыли. Возле задней стенки – стопки старых газет, за ними – пирамиды из пластиковых горшков для рассады, готовые в любой момент рассыпаться и рухнуть на землю. «Неужели этот человек понятия не имеет о том, что в наше время существуют сбор мусора и вторичная переработка отходов?»

Она поворачивается к дому и начинает внимательно разглядывать его снаружи. Фасад оштукатурен: наборная штукатурка с добавлением в раствор мелкого гравия. Сравнительно новая черепичная крыша красного цвета, три больших окна, два из которых – эркерные. Так называемые «окна-фонари». Все окна плотно затянуты густым тюлем, из-за которого ничего не видно внутри. Парадная дверь из дерева выкрашена в тёмно-синий цвет, в верхней части двери – окошко-витраж из четырёх разноцветных стеклышек.

Окна, выходящие во двор, тоже завешаны тюлем. Никакой возможности заглянуть в дом снаружи и составить хотя бы приблизительное представление о планировке и размерах комнат. Задняя дверь из пластика со вставкой из узорчатого стекла. Через него видны лишь смутные очертания предметов внутри. И ничего больше!

Она направляется к небольшой деревянной калитке и выглядывает на улицу. Действительно, тупичок! И всё тихо и спокойно. Вокруг ни души. С полдюжины домов, расположенных по соседству, тоже кажутся совершенно безлюдными. Что и понятно. Скорее всего, обитатели этих домов ещё просто не вернулись с работы. Несколько машин брошены прямо на проезжей части. Другие припаркованы возле самых заборов.

Что-то мокрое коснулось щеки, потом ещё. Да, только дождя ей и не хватало. Дафния бегом возвращается к дому и плотно прижимается к стене. Слабое укрытие! Точнее, фасад и вовсе не спасёт её от дождя. Капли падают одна за другой, и вскоре начинается самый настоящий ливень. Через пару минут её жакет уже промок насквозь. Вода ручьями стекает с кончиков волос.

Она точно спятила! Что она здесь делает? Надо бежать! Она и так прождала его бог знает сколько времени. Дафния уже ступает ногой на дорожку, но в этот момент до нее долетает шум автомобиля, свернувшего в переулок. «Хорошо, подожду еще полминуты, пока не проедет эта машина, и уйду», – решает она. Машина медленно подъезжает к дому и останавливается возле калитки. «Наконец-то явился! Интересно, что он ей сейчас скажет в качестве объяснения?»

– Простите! Простите меня, ради бога! – выкрикивает он, выскакивая из машины и с громким лязгом хлопая дверцей. – Я вам звонил на работу, но там уже был включён автоответчик. Простите, что так получилось! Честное слово! Подвернулось кое-что срочное! – Он рывком открывает на себя калитку и почти бегом устремляется к ней, протягивая на ходу руку. – Я – Том Уоллес. А вы, должно быть, Дафния?

Тёмные волосы, серый костюм, выше неё на целый фут. А в общем и целом приятное впечатление. Располагающая внешность. И лёгкий аромат свежести по мере того, как он приближается к ней. Она выдавливает из себя некое подобие улыбки и пожимает протянутую руку. Рука теплее, чем её собственная. Ещё бы! Её руки уже давно превратились в две ледышки. Он-то себе катил в машине. Поди, и подогрев в салоне включил. А она в это время мёрзла под дверями его дома.

– Боже мой! Вы совсем замёрзли! – восклицает он и вставляет ключ в замок. – Пожалуйста, проходите! В доме, правда, давно не топлено. Но хоть не льёт на голову.

Давно не топлено! Что за невезучий у неё сегодня день! Дафния медленно переступает порог вслед за хозяином и попадает в небольшую узкую прихожую, всю провонявшую табачным дымом.

– Я сейчас! – Уоллес исчезает в потёмках, сворачивая куда-то за угол. Намётанным взглядом Дафния выхватывает кусок облупившихся со стены обоев, замечает широкие деревянные половицы, целую вереницу деревянных дверей слева и справа от неё – скорее всего, сосна. В доме действительно холодно, как на улице, и никаких отопительных батарей, нигде. «Господи! Ну кто же в наше время живёт в доме без центрального отопления?»

Дафния нажимает на включатель, расположенный у неё над головой. Включатель тоже весь зарос пылью и никак не реагирует на её нажатие. Запах табака делается уже просто нестерпимым. «Должно быть, этот человек дымит как паровоз. Нет, с домом определённо надо что-то делать. Иначе потенциальные покупатели разбегутся уже на подходе к нему».

Кончики пальцев онемели от холода. Мокрые волосы неопрятными прядями прилипли к голове. Влажные насквозь брюки тесно впились в бёдра. С неё хватит! Сегодня она точно не станет осматривать этот жалкий домишко, пытаясь обнаружить в нём хоть что-то хорошее.

– Вот! – Уоллес возникает перед ней так же неожиданно, как и исчез. В руках он держит небольшое голубое полотенчико, совсем ветхое. – Всё, что смог здесь отыскать. По крайней мере, оно сухое.

Она молча берёт полотенце и, не говоря ни слова, прижимает его к лицу. Оно грубое на ощупь. Потом начинает вытирать им волосы. «Представляю, на что похожа сейчас моя голова, – размышляет Дафния, даже не пытаясь прибегнуть к помощи расчёски. – Готовая клоунесса, да и только. Вот пусть себе и наслаждается цирковым представлением, – раздражается она ещё больше. – Сам виноват!»

– Итак, с чего начнём? – интересуется он.

Дафния молча вручает ему полотенце и щелкает замком кейса. Достаёт оттуда рулетку, блокнот, ручку.

– Я со всем справлюсь сама, – сухо роняет она. – Если надо будет уточнить какие-то детали, я спрошу вас.

Он молча кивает, поджимая губы. У Дафнии такое ощущение, что он с трудом сдерживает смех. И что такого смешного она ему сказала? Или это очень забавно, когда ты видишь перед собой вымокшую до нитки женщину, к тому же продрогшую до самых костей? Кстати, по его вине!

– Отлично! – коротко комментирует он её решение. – Тогда не буду вам мешать.

Он исчезает за одной из дверей, а она открывает свой блокнот и плотно сжимает челюсти, стараясь не стучать зубами. Будет самым настоящим чудом, если этот визит не обернётся для неё в итоге пневмонией. Ах, как хорошо было бы держать сейчас в руках чашечку горячего чая! Или вообще что-то тёплое… что-то такое, что грело бы руки. Но, судя по всему, об этом даже не стоит мечтать. В доме, поди, и чайника-то нет!

Она начинает обмерять холл. Кажется, сегодня она продемонстрирует клиенту рекордную скорость оценочного осмотра дома.

Спустя час с небольшим всё закончено.

Довольно быстро Дафния понимает, что дом не так уж и плох, как показалось ей в первое мгновение, и вполне пригоден к продаже. Да, какие-то мелочи, безусловно, царапают глаз. Например, неприглядное тёмное пятно в нижней части стены в одной из спален. Но это действительно мелочь в сравнении с остальным. Главное – дом хорошо спланирован, и в нём всё продумано: каждое помещение целесообразно. Две большие спальни, а между ними ванная комната. Очень удобно! И разумно тоже. Неожиданно очень светлая и тоже большая кухня во всю ширину дома. Кухня – это, пожалуй, самое привлекательное, что есть в этом доме, если смотреть на него глазами потенциального покупателя. А ещё – небольшая, но очень уютная гостиная с камином. Наверняка, когда горит камин, в помещении тепло и комфортно. Вот бы кто-нибудь додумался растопить его прямо сейчас!

Что касается внешнего оформления и декора, то всё просто ужасно! Кажется, этот человек и понятия не имеет, как именно должно обустраивать дом изнутри. Ну, да всё это легко исправить. Конечно, древние обои следует содрать со всех стен и просто покрасить их каким-нибудь колером. Отвратительные шторы с цветочным узором и допотопный тюль тоже вон! Старые деревянные полы нужно будет отдраить песком добела, потом вымыть и покрыть лаком. И будут смотреться очень красиво. Вся мебель… не мебель, а откровенная рухлядь. Такое впечатление, что эти диваны и столы ещё помнят времена, когда случился потоп. Мебель тоже на свалку! Незамедлительно! Она же вся насквозь провоняла табачным дымом. Иначе им никогда не избавиться от этого стойкого и едкого запаха, которым, кажется, пропитан каждый уголок.

В доме практически нет никаких безделушек и просто вещей, создающих атмосферу уюта. Ни настольных ламп, ни декоративных ваз или просто ваз для цветов, ни забавных сувениров и прочих пустяков, которыми обычно заставляют каминную полку. На ней лишь одиноко пылятся настольные часы с застывшими на месте стрелками. Стены тоже везде голые. Разве что на кухне висят несколько фотографий в рамочках, запечатлевших четвёрку одних и тех же людей: сам хозяин, темноволосая молодая женщина с короткой стрижкой, такой же темноволосый малыш двух или трёх лет и сухонький старичок.

Правда, в гостиной на стене висит икона Святейшее Сердце Иисуса, и перед ней, как ни странно, даже горит лампада в подставке из красного стекла. А в одной из спален, той, что побольше, красуется литография с картины Констебля. Картина висит прямо над изголовьем широкой двуспальной кровати. Голые матрасы прикрыты оранжево-розовым покрывалом с вышивкой «фитильками». Ни подушек, ни простыней.

По всему видно, в этом доме Уоллес больше не живёт. Скорее всего, здесь вообще никто не живёт. Гардеробы в обеих спальнях стоят пустые: ни единого предмета одежды. Можно не сомневаться, что допотопного вида комод в большой спальне тоже пуст. В небольшой гладильной комнате одиноко валяется серое полотенце. Поди, такое же колючее, как и то, что ей дали. В ванной комнате нет ни зубных щёток, ни лезвий для бритья, ни даже кусочка мыла.

Дафния подумала, что, по-видимому, семья распалась. Клиент бросил свою жену или развёлся с той женщиной, которая изображена на фотографии, и она куда-то съехала вместе со своим маленьким сынишкой. «Наверное, женщина разбила ему сердце, коль скоро он не пожелал больше оставаться в этом доме. Скорее всего, нашёл себе какое-нибудь временное пристанище и переехал туда. Подыскал небольшую квартирку-студию и решил перекантоваться там, пока будет заниматься продажей дома. А потом планирует купить себе новый дом, но уже безо всяких неприятных воспоминаний».

Ничто, впрочем, не указывало в пользу её сценария развития событий. Разве что такой сценарий весьма типичен для многих из тех, с кем она привыкла иметь дело по работе. Если бы стены умели говорить, то они наверняка тут же бы согласились с её догадкой. Дафния чувствует, как её неприязнь к хозяину постепенно угасает. «Да, ему не позавидуешь, это уж точно! Непростая ситуация. Скорее всего, он и задержался-то потому, что имел ещё одно не очень приятное деловое свидание со своей бывшей. Может быть, решали, как им теперь делить сынишку».

– А район у вас тихий, – проронила она, укладывая в портфель блокнот и ручку. – Я здесь впервые.

– Да, спокойное местечко, – с готовностью соглашается он. – Многие даже не подозревают о его существовании.

Всё это время, пока она занималась осмотром дома, хозяин просидел в холодной гостиной с газетой в руках. Он не сделал ни малейшей попытки помочь ей или сопроводить по комнатам. Слава богу, он не додумался до того, чтобы закурить. Хотя всё равно можно не сомневаться, что вся её одежда и даже волосы уже успели провонять этим противным табачным дымом.

И горло дерёт, будто весь этот час, что Дафния провела в его доме, она дышала табачными парами. «Хоть бы стакан воды предложил! Не говоря уже о чае…» Впрочем, на кухне она не заметила ни стаканов, ни чашек, ни вообще какой-нибудь посуды.

– Мы с вами ещё свяжемся! Вам нужно будет подписать кое-какие бумаги. Как насчёт понедельника?

– Никаких возражений!

Он провожает её до дверей. Дождь уже прекратился, но земля под ногами – сплошное месиво. И холодно, очень холодно. Он выглядывает на дорогу.

– Полагаю, вы приехали сюда на машине?

– Да. Я оставила её на Ларкин-стрит.

«Скорей бы, – думает она, – сесть в свою машинку и включить обогреватель».

– Тогда всего хорошего.

Он протягивает руку на прощание, и она снова пожимает её, невольно удивляясь тому, что рука по-прежнему тёплая. А ведь целый час отсидел в такой холодине.

– Спасибо, что приехали! И ещё раз прошу простить меня за опоздание.

Нет, определенно, он не так уж и плох, в конце концов. Она простит ему опоздание, так и быть!

Уже закрыв за собой калитку, она смотрит на часы: половина шестого. Кладбище, правда, недалеко отсюда. Но ведь пятница, час-пик, нельзя терять ни минуты.

Дафния почти бегом минует переулок и выбегает на перекрёсток с Ларкин-стрит. Улица совершенно пуста, никакого движения на проезжей части.

Но где же её красная машина? Дафния лихорадочно осматривается. Вроде она оставила машину именно здесь, возле синих ворот. Она еще раз озирается по сторонам, смотрит влево, потом вправо. Машины нигде нет.

Дафния чувствует, как в ней нарастает страх. Нет, она ошиблась. Наверное, она припарковала её вон за тем углом. Неужели она остановилась так далеко от переулка? Она быстро бежит до следующего угла, но и там машины нет. Боже, где же она?

Женщина снова бегом возвращается на прежнее место. Скулы сводит от напряжения, сердце вот-вот готово выпрыгнуть из груди. «Господи, что же это такое? – вопрошает она в отчаянии. – Сделай так, Господи, чтобы машина нашлась! Помоги!» Она вихрем пробегает по всей Ларкин-стрит, осматривает следующую улицу. Машины нигде нет.

Исчезла…

Её машину угнали!

Кто-то сел и укатил прочь! Боже Всемилостивый! Только этого ей и не хватало.

Дафния уныло бредёт к тому месту, где она поставила машину. Да, она припарковала её именно здесь и хорошо запомнила эти синие ворота. Она внимательно изучает проезжую часть в поисках битого стекла. Никаких следов взлома. Тогда она рывком распахивает ворота, быстро шагает по дорожке к парадной двери и нажимает на кнопку звонка. Молча прислушивается к тому, как он долго звонит уже внутри дома. Руки непроизвольно, сами собой, сжимаются в кулаки. Никто не торопится открыть ей дверь. Тогда она звонит еще раз, прижимая ухо к двери. Наконец послышался звук приближающихся шагов.

Какая-то возня за дверью, лязганье щеколд, скрежет металла… Дверь слегка приоткрывается, образуя щель на всю ширину, которую позволяет длина предохранительной цепочки.

– Я слушаю вас! – в щель просовывается лицо пожилой женщины. Голос неприятно визгливый. – Что вам угодно?

– Прошу прощения за беспокойство! – начинает быстро тарахтеть Дафния. – Моя машина… Я припарковала её возле ваших ворот и…

– У вас есть при себе документы? Удостоверение личности?

Дафния замолкает на полуслове.

– Что? – хмурится она. – Нет, вы не…

– Предъявите своё удостоверение личности. Или я тотчас же вызову полицию.

– Какую полицию?! У меня угнали машину! Угнали! Вы это понимаете? Я припарковала её прямо возле вашего дома на каких-то…

– Вы не имели права парковать её здесь! – отвечает женщина с вызовом в голосе. – Здесь могут парковаться только члены моей семьи: я и…

– Ах, оставьте вы ради бога! – в сердцах роняет Дафния и отворачивается в сторону, смахивая подступившие к глазам слёзы. И надо же ей было припарковаться именно возле этого дома, в котором, судя по всему, обитает самая противная старуха на улице. Надо же было такому случиться! У неё украли машину. И когда? В такой день!

На улице по-прежнему ни души. Снова начинает накрапывать дождь, и снова он моментально превращается в ливень. Но она уже не обращает внимания на все эти капризы погоды. Делает глубокий вдох и старается взять себя в руки. «Думай, – приказывает она себе. – Ищи выход! Ты должна что-то делать». Да, но кто ей поможет?

Только не отец! У него сегодня очень плотный график: занятия идут сплошным потоком, без перерыва. Тогда Джордж? Тоже нет! Она не станет беспокоить его. Он сейчас готовится к занятиям. Мо? В экстремальных ситуациях её свекровь незаменима. Она всегда знает, что именно надо делать в критическом положении. Несколько раз Дафния набирает номер её телефона по своему мобильнику. Безрезультатно! Телефон молчит.

Конечно, ей следует незамедлительно обратиться в полицию, заявить об угоне своей машины. Но вначале кладбище! Она должна попасть туда во что бы то ни стало! Сегодня и только сегодня! Между тем уже без двадцати пяти шесть.

Она вызывает такси по телефону.

– Ларкин-стрит, – диктует она в трубку свой адрес, указывая номер дома, в котором только что побывала. – На кладбище Святого Патрика. И пожалуйста, побыстрее!

Она отключает мобильник и снова озирается по сторонам в поисках хоть какого-нибудь укрытия от дождя. Спрятаться негде. Ну и денёк сегодня выдался! Хуже некуда! Дождь лупит как из ведра. Очень скоро она во второй раз за день промокает насквозь. Волосы, одежда, туфли – всё мокрое, всё в воде. Напрасно она вызвала такси. Лучше было бы не мокнуть на месте, а идти. Или даже бежать. Всё не так…

– Дафния!

От неожиданности она вздрагивает. Серебристого цвета автомобиль Тома Уоллеса останавливается рядом с ней. А она даже не услышала шум подъезжающей машины.

– Моя машина, – начинает она бессвязно, голос её дрожит и с трудом повинуется ей, то ли от холода, то ли от пережитого только что потрясения. – Её угнали. А мне надо срочно попасть на кладбище Святого Патрика. До шести! Пока его не закроют.

Он быстро распахивает переднюю дверцу.

– Прыгайте! – командует он, указывая на место рядом с водителем.

Она молча садится и захлопывает дверцу. «Хоть какая-то польза от него, – думает она с раздражением. – А ведь всё произошедшее… это по его вине! Если бы он не опоздал, если бы явился к назначенному времени, то ничего этого не было бы!» В салоне автомобиля прохладно, но печка уже включена. Он регулирует её на полную мощность.

– Скоро станет тепло! – коротко комментирует он свои действия. Дворники ритмично скользят по ветровому стеклу – туда-сюда, туда-сюда, разгоняя потоки струящейся воды. Машина срывается с места. – Вы уже позвонили в полицию?

– Нет. Я позвоню после кладбища.

Он бросает на неё непонимающий взгляд. Она что, хочет его успокоить?

– Дафния! Чем скорее вы…

– Нет, – обрывает она его на полуслове. – Сейчас мне не до того. Я даже думать об этом не могу сейчас. Потом! Всё потом. Главное сейчас – это попасть на кладбище.

Она понимает, что со стороны её слова могут показаться глупостью. Но звонок в полицию в эту самую минуту… Нет! Это выше её сил. Она не сумеет даже толком собраться с мыслями, сконцентрироваться на разговоре, чтобы чётко и коротко изложить суть произошедшего. И чего он к ней пристал со своими советами? Еще немного, и она взорвётся.

Кажется, до него тоже доходит, в каком ужасном состоянии она пребывает.

– Хорошо! Будь по-вашему! – бросает он и замолкает. Весь оставшийся отрезок пути они едут молча.

Она вся подалась вперёд, прижимает к груди свой портфель, глаза устремлены на дорогу. Такое впечатление, что лишь ремень безопасности удерживает её на сиденье. Иначе она бы сорвалась с места и побежала наперегонки с машиной. Вода стекает с волос прямо на лицо, она смахивает капли ладонью и больно щиплет себя за щёку. Главное – не расплакаться! Не дать воли слезам, которые уже на подходе. Намокшая одежда облепила тело, и она чувствует себя словно в панцире. Да уж! Испортит она ему салон, это точно! После неё долго ему придётся сушить кресло. Пожалуй, она туда закачала не меньше ведра воды. Впрочем, какое ей дело до его машины? Так ему и надо, в конце концов! Поделом!

Они выезжают на главную магистраль и почти сразу же попадают в пробку. Движутся черепашьим ходом: рывок – остановка, рывок – и снова торможение. Дафния в изнеможении закрывает глаза. Все её мысли сейчас только о Финне. «Господи! Хоть бы поскорее закончился этот ужасный день».

Но вот наконец впереди замаячило кладбище. А ей уже стало казаться, что этой дороге не будет конца. Осталось не больше половины квартала и проехать еще один светофор. И снова красный! Машина тормозит уже, наверное, в тысячный раз, и она начинает лихорадочно отстёгивать ремень, не в силах уже более ждать. Она даже боится посмотреть на часы.

– Отлично! – бросает она хрипловатым голосом и берётся за ручку дверцы. – Спасибо, что подвезли.

– Дафния, у меня есть один знакомый…

– Нет! – яростно выкрикивает она в ответ. – Вы и так сделали для меня более чем предостаточно!

Пусть катится на все четыре стороны! С неё хватит.

Она выскакивает на тротуар и громко хлопает за собой дверцей, не оставляя ему никакой возможности сказать хоть что-то ещё. И бегом устремляется к кладбищенским воротам, не обращая внимания на дождь и даже не оглянувшись назад. На перекрёстке она бросается на проезжую часть и, лавируя между машинами, перебегает на другую сторону улицы. Осталось всего лишь каких-то полквартала, и она у цели.

Еще один рывок, и вот она уже у кладбищенских ворот. Ворота закрыты. На часах три минуты седьмого.

Чай обжигающе горяч и очень-очень сладок.

– Простите меня! – говорит она пристыженным тоном и протягивает руку, чтобы взять еще одну салфетку. И снова женщина-полицейский участливо объясняет, что ей не за что извиняться.

– Пейте чай, – говорит она, направляясь к двери. – И расслабьтесь немного! Я сейчас возьму бланк заявления и перекинусь парой слов с нашими дежурными.

Женщину зовут Луиза. Она моложе Дафнии, ей лет двадцать пять – двадцать шесть, не больше. От неё приятно пахнет мылом и шампунем. И еще чем-то свежим и простым. Ноготки красивой овальной формы отполированы до блеска. На указательных пальцах обеих рук одинаковые по форме тонкие серебряные колечки. Светло-каштановые волосы подстрижены очень коротко, как у мальчишки. Что-то смутно знакомое во всём облике этой молодой женщины.

Надо сказать, она действовала очень решительно и быстро, как только заметила, что Дафния уже не в состоянии контролировать себя. Тут же сняла щеколду, пропустила за стойку и повела её в соседнюю комнату, не дав возможности собравшимся в полицейском участке толком разглядеть и понять, что происходит.

Там она отыскала пачку чистых салфеток, быстро приготовила чай, поставила кружку перед Дафнией и выставила на стол тарелку с печеньем. «Боюсь, это все наши запасы», – повинилась она, после чего стянула с плеч Дафнии мокрый жакет и набросила на неё тёмно-синий шерстяной шарф. «Укутайтесь поплотнее и хоть немного согрейтесь! А я пока положу ваш жакет сушиться на батарею».

Потом она так же оперативно зарегистрировала заявление Дафнии и методично занесла все её ответы на свои вопросы в специальный бланк. Она молча, не перебивая, выслушала сбивчивый, на грани истерики, рассказ о том, почему она так поздно явилась в полицию, и о том, почему для нее было так важно попасть на кладбище именно в этот день – в годовщину гибели мужа.

– Есть ли хоть малейшие шансы найти угнанную машину? – робко поинтересовалась у неё Дафния.

– Будем стараться! – заверила её женщина-полицейский. – Правда, машина у вас уже старая, пятнадцать лет. Такие чаще всего угоняют подростки, чтобы просто развлечься, покататься с подружками. Могут разбить или даже поджечь, чтобы замести следы. А потому скажу так: мы со своей стороны сделаем всё от нас зависящее, но и вы должны быть готовы к неблагоприятному развитию событий.

В комнате было тепло, но по-казённому голо. Из мебели – только две кушетки друг против друга, с полинялой от времени обивкой зелёного цвета. Между ними – небольшой журнальный столик, в углу комнаты под самым потолком установлена видеокамера. Большой Брат внимательно наблюдает за тем, как Дафния распадается на части.

Луиза назвала помещение «семейной комнатой». «Мы тут пытаемся создать более домашнюю обстановку, что ли, – пояснила она, – для тех кто приходит к нам. Всё же это большой шаг вперёд по сравнению с тем, что было. Но, конечно, у нас имеются и помещения для допросов, и камеры».

Дафния отчаянно пытается привести себя в порядок прежде, чем Луиза снова заглянет к ней. Страшно даже представить себе, на кого она похожа в эту минуту. Опухшие от слёз глаза, красный нос, торчащие во все стороны волосы. Хорошо, что они не додумались оборудовать свою «семейную комнату» еще и зеркалом.

Дафния мысленно представила свою любимую машинку. Бог весть, где она сейчас! Это первая и единственная машина за всю её жизнь. К тому же машину она выиграла в лотерею. Случайно купленный лотерейный билетик, о котором она вскоре совершенно забыла. И не вспомнила бы о нём никогда, если бы через какое-то время на её адрес не пришло письмо из тиражной комиссии: «Дорогая мисс Кэрролл! Примите наши поздравления!»

Так, совершенно случайно, всего лишь в двадцать один год от роду, она стала обладательницей новенького «Битла». Кстати, она первая среди подружек обзавелась собственной машиной. А уж о том, чтобы это был «Битл»… Даже и мечтать никто не мог! В те годы эта модель ещё только-только появилась на автомобильных рынках Ирландии. Уж как все девчонки ей завидовали, само собой! А она еще к тому же села и поехала! В своё время отец заставил её сдать на права, как только ей исполнилось восемнадцать. Благодаря ему и его урокам она сдала экзамен по вождению с первой же попытки.

А ещё машина свела её с Финном. Они, можно сказать, и познакомились-то именно благодаря её «Битлу». Конечно, в самый первый момент всё получилось не очень приятно. Она припарковалась и открыла дверцу, чтобы выйти из машины. Как всегда, голова её была забита чем-то таким, что она, впрочем, сейчас и вспомнить не могла. Словом, мысли её витали далеко от места парковки. А потому всё случилось так, как случилось. Он со всего размаха врезался в неожиданно открывшуюся дверцу, перевернулся в воздухе и приземлился уже перед машиной, прямо на проезжей части.

Она тогда перепугалась до смерти, бросилась извиняться, и всё такое. А он был великодушен, само благородство! К счастью, ушиб оказался не сильным. Она, правда, пыталась уговорить его, чтобы подвезти в ближайшую больницу, где могли бы квалифицированно обработать его порезы и осмотреть синяки. Но Финн был категоричен: нет, у него всё прекрасно и расчудесно. К тому же в двух шагах от места столкновения находится его магазин по продаже велосипедов, и он вполне может добраться туда и самостоятельно, без посторонней помощи. После чего взгромоздился на свой велосипед и покатил себе дальше. А она смотрела ему вслед, видела, с каким усилием он пытался ехать ровно по дорожке, несмотря на изрядно погнутое переднее колесо, и честила себя саму почем зря за собственную невнимательность. Какая же она раззява в самом деле!

Весь остаток дня она думала только о нём. Вечером, вернувшись после работы домой, испекла лимонный торт – это самое меньшее, что она могла сделать, чтобы загладить свою вину, и решила, не откладывая дело в долгий ящик, завтра же в обеденный перерыв отнести торт прямо в магазин. Магазин наверняка она найдёт в два счёта. А если этого человека не будет на месте и за прилавком окажется, скажем, его жена, – что ж, значит, так тому и быть.

Она действительно отыскала магазин в два счёта. Он находился в сотне ярдов от того места, где случилось их столкновение. Во время ленча она направилась прямиком в магазин и была встречена женщиной, которая едва ли годилась Финну в жёны. Если только он не любитель пожилых матрон.

Женщина встретила её далеко не дружелюбно. Она молча выслушала объяснения Дафнии, и по её лицу разлилось откровенное осуждение. «В данный момент его здесь нет, – сказала она отрывистым голосом и с явным подозрением глянула на коробку с тортом. – Я вообще очень удивлюсь, если он появится сегодня на работе. Он же с трудом ходит. Едва может пошевелить ногой!» Было ясно как божий день, что женщина всеми правдами и неправдами отчаянно пыталась защитить своего хозяина от дальнейших контактов с этой лихачкой за рулём. Само собой, неосторожность Дафнии вызвала у неё правомерные претензии, а коль скоро ей представился шанс поставить обидчицу на место, то грех им не воспользоваться. Причем излить свою желчь прямо здесь, как говорится, не отходя от кассы.

Какое-то мгновение Дафния колебалась. Оставить торт этой мегере, развернуться и уйти? Но вряд ли она передаст подарок по назначению. Тогда что? И в этот самый момент дверь в магазин распахнулась, и вошёл он. На лице ещё виднелись многочисленные царапины, огромный багрового цвета синяк красовался под левым глазом. О, эти глаза бездонной синевы!

В них невозможно было не влюбиться! И вот, спустя десять месяцев после их первой встречи, случившейся при столь экстремальных обстоятельствах, отец повел её к алтарю. И именно в день её рождения, когда ей уже исполнилось тридцать два года. А спустя три года (без малого нескольких дней) ещё один дорожный инцидент с велосипедом сделал из неё вдову.

В дверь негромко постучали, и на пороге появилась Луиза. В руках она держала уже просохший жакет Дафнии, который сморщился в гармошку, и бланк, который они заполнили вместе чуть ранее.

– Ну, как? Полегчало немного? – поинтересовалась она.

Дафния отставила от себя кружку и поднялась с места.

– Да, большое вам спасибо!

Странно, но она действительно почувствовала себя гораздо, гораздо лучше. Немного успокоилась, пришла в себя, словно чья-то незримая рука открыла в её душе невидимый клапан и сбросила то внутреннее напряжение, в котором она находилась с самого утра. Или это слёзы сделали своё благое дело? Какое чудо способно сотворить порой самое простое и надёжное средство: взять и выплакаться всласть.

Луиза молча барабанит пальцем, наблюдая за тем, как Дафния пытается втиснуться в измятый жакет.

– И последнее, что нам надо прояснить, – говорит она, когда процесс одевания был завершён. – Об этом следовало спросить у вас с самого начала, но так уж вышло, что я забыла это сделать. Вы уверены в том, что заперли машину?

– Конечно! Я всегда ставлю машину на предохранитель.

Луиза понимающе кивает головой.

– Следовательно, ключи от машины у вас?

– Да, в моём портфеле!

Ещё один кивок, подтверждающий, что информация принята к сведению.

– Тогда, исключительно ради проформы, так сказать, для очистки моей совести, проверьте, на месте ли ваши ключи.

Дафния расстегивает молнию на боковом кармашке портфеля, куда она обычно кладёт все свои ключи. Засовывает руку в кармашек, но…

Но ключей на месте нет!

– Должно быть, я…

Она начинает лихорадочно шарить по основному отделению кейса, потом переворачивает его вверх дном и вываливает всё содержимое на журнальный столик. Салфетки, носовой платок, помада, бумажник, жевательная резинка, ручки… Она машинально засовывает руку в карман жакета. Может, ключи там?

Нет! Невероятно!

Ключи должны быть в портфеле! Только там! Она никогда не кладёт их в карманы своей одежды. Им там не место! Никогда, но только не сегодня. Ведь сегодня – такой день…

Итак, ключей от машины нет на месте.

Дафния смотрит на Луизу в полном замешательстве.

– Но я всегда запираю свою машину, – начинает она неуверенно, словно оправдываясь. – Я ни разу в жизни не оставила машину незапертой. Никогда! Я…

Она сконфуженно умолкает, ибо до неё наконец доходит главное. Если ключи отсутствуют, то это значит, что она забыла поставить машину на предохранитель. И более того! Автомобиль не просто остался стоять на дороге открытым, но она даже ключ зажигания не вытащила. Другого разумного объяснения быть не может. Как же она могла сморозить подобную глупость? Верх недомыслия!

– В нашей жизни всякое случается, Дафния, – успокаивает её Луиза. – А у вас сегодня был такой трудный день. Неудивительно, что мысли постоянно были заняты другим. Вот вы и забыли о ключах. Вы не первая.

Дафния всё еще отказывается верить в случившееся. Какая беспечность! Оставить ключи в зажигании! Можно сказать, самолично пригласить первого встречного-поперечного занять её место на водительском кресле. Садись себе, включай зажигание и… поехали! Благо и времени у угонщиков было предостаточно. Более часа.

Пятью минутами позже она выходит из полицейского участка и возвращается домой на такси. Слава богу, дождь наконец прекратился, зато всё вокруг уже утопает в тумане. Мимо проносятся смутные очертания зданий, парапетов и оград, мелькают едва различимые контуры деревьев. Дафния в изнеможении откидывается на спинку сиденья и закрывает глаза. День еще не закончен. Еще предстоит ужин в честь дня рождения Уны.

День рождения!

Её буквально подбрасывает на сиденье, и она тут же широко распахивает уставшие глаза.

Чёрт! Она ведь совсем забыла про торт!

Она выкладывает на блюдо с цыплёнком отваренную до полуготовности картошку, потом слегка трясёт блюдо, чтобы картофелины скатились вниз и пропитались горячим жирным соусом. Присыпает всё солью, кладёт несколько зубков чеснока и веточек сухого розмарина и отправляет блюдо в духовку. Сейчас всё внимание торту, тому самому, который был куплен по пути домой в магазине на углу. Так сказать, запасной вариант. План Б.

Дафния достаёт торт из коробки. «Какой же он маленький, – сокрушается она, разглядывая облитые ядовито-розовой глазурью бока и верхнюю часть торта. – Можно только догадываться, сколько химии употребили кондитеры, чтобы добиться такой «вырви глаз»-расцветки. И еще вопрос, что там за коржи притаились под таким экстравагантным кремом». Да уж! Можно только всплакнуть от огорчения, вспомнив её шоколадный торт. У этого, поди, коржи пропитаны обыкновенным джемом на манер заурядного рулета с вареньем.

Уже четверть восьмого, но Уны еще дома нет. Интересно, куда она направилась после школы? Главное, чтобы не слонялась по городу в одиночестве. Хотя бы с подружками… или с приятелями. Но скоро заявится домой. Знает ведь, что её ждут.

На столе лежит нарядный розовый конверт. Письмо адресовано Уне. Марка украшена изображением королевы Елизаветы. На обратной стороне конверта – адрес родителей покойной матери Уны, написанный синей шариковой ручкой. Наверняка внутри, как всегда, банкнота достоинством в десять фунтов и поздравительная открытка. Вот так эти люди и общаются со своей внучкой, раз в год! Нет, еще на Рождество! Такое впечатление, что они словно стараются наказать девочку за то, в чем нет ни капли её вины.

Дафния пересекает кухню и садится в кресло возле дверей, ведущих во внутренний дворик. Это кресло Мо презентовала Финну почти тридцать лет тому назад, когда он занимался меблировкой дома. Вначале кресло стояло у камина, потом оно перекочевало в кухню, уже после того как Финн приобрёл новый гарнитур: диван и два кресла. Конечно, кресло изрядно потёртое (столько ведь лет прошло!), но оно по-прежнему служит верой и правдой своим хозяевам, потому что очень удобное, с мягким подголовником. Идеально вписывается в этот угол комнаты. И смотрится нарядно под пёстрым шерстяным пледом.

В долгие летние вечера Финн выносил кресло в патио и засиживался там допоздна, любуясь заходом солнца и игрой света, наблюдая за тем, как косые солнечные лучи медленно скользят по плиткам, которыми вымощен внутренний дворик. Или, удобно устроившись в кресле и вытянув перед собой ноги, всецело погружался в просмотр своих любимых журналов, посвящённых велоспорту. Он так самозабвенно листал журналы, что волосы то и дело падали ему на лицо, и каждые полминуты он откидывал их назад, но уже в следующее мгновение они снова закрывали его лицо от Дафнии.

Да, это любимое кресло Финна. И сейчас, когда она сидит в кресле, такое чувство, будто это он, Финн, баюкает её в своих объятиях.

Телефонный звонок. Она достаёт из сумочки свой мобильник. На экране высвечивается номер Джорджа.

– Слушаю.

– Привет, Дафния, это я. Как ты? В порядке?

– Всё нормально!

И ни звука о пропавшей машине. Не станет она начинать этот неприятный разговор прямо сейчас.

– У тебя действительно всё хорошо? Ты не обманываешь меня?

– Говорю же тебе, всё в полном порядке! А как твои дела? Твои ученики готовы к большим испытаниям?

– Сделал всё, что мог, чтобы были готовы. Через пару минут уже предстанут перед публикой. Одному богу известно, сколько я сил вложил в это шоу!

– Всё у них получится. Вот увидишь!

Джордж ведёт выпускной класс в начальной школе. Под его началом двадцать четыре ученика. Однажды она заглянула к нему в класс, когда вечером накануне он забыл у них дома свой бумажник. Ну и картина же предстала перед нею! Высоченный, двухметрового роста, Джордж сидит, скрючившись в три погибели, на маленьком стульчике, на коленях у него здоровенный том сказок, открытый на странице с очередной сказочной историей, а все его маленькие подопечные расселись на подушках прямо на полу, взяв его в плотное кольцо. И лица у всех – ну такие довольные! Идиллия, да и только.

– Наша именинница уже дома?

– Ещё нет, но ждём с минуты на минуту.

– Передавай ей мои поздравления.

– Обязательно!

– Кстати, ты уже, наверное, слышала, что я наконец созрел для того, чтобы заняться поисками своего жилья.

– Нет, не слышала. Но считаю, что давно пора!

Джорджу уже двадцать шесть лет, а он всё еще живёт вместе с отцом и Изабель.

– Уже присмотрел что-то конкретное?

– Нет, пока ещё в поиске. Мне нужно что-то небольшое и не очень помпезное. Подешевле. Может, у тебя есть что на примете?

– Именно такой объект я сегодня осматривала во второй половине дня, – сообщает ему Дафния, и перед её мысленным взором возникает маленький холодный домик. – Это наше последнее поступление. Мы выставим дом на продажу только на следующей неделе, когда внесём его в реестр объектов недвижимости, предлагаемых к продаже. Приходи ко мне завтра на ленч, и я всё подробно расскажу тебе про этот дом.

– Звучит интригующе! И спасибо за приглашение. Как смотришь, если я подойду к часу?

– Отлично смотрю.

Дафния отключает свой мобильник и снова садится в кресло. Смотрит в сад. Как всё ожило после дождя, деревья моментально покрылись блестящими зелёными листочками. Дафния познакомилась с Джорджем, когда тому едва минуло семнадцать лет. Но уже и тогда он был на целую голову выше её самой. Помнится, он был в тот день в сером костюме, но вот только какие-то несуразно короткие брюки, едва-едва закрывавшие щиколотки его длиннющих ног. И он всё время страшно краснел, стоило кому-то заговорить с ним.

И ладонь у него была влажной, когда они обменивались первым рукопожатием. Ведь это действительно была их первая встреча, и она состоялась непосредственно на свадьбе Изабель и Алекса, отца Джорджа.

– Хорошо, что у меня наконец-то появился брат! – пошутила она тогда. – Так надоело быть единственным ребёнком в семье.

Он выдавил из себя слабое подобие улыбки и тут же снова покрылся краской. Ей стало жаль парня. Явно он был чужим на этом празднике, который устроили себе их родители. Впрочем, как и она сама. Скорее всего, он и явился сюда только потому, что был обязан присутствовать, как того требуют приличия.

– Как смотришь, если мы выпьем по бокалу шампанского? – предложила она ему. – Тебе уже можно?

Он неопределённо пожал плечами и смущённо улыбнулся.

– Да ведь никто и не заметит!

Мать уже успела сообщить ей, что Джордж оканчивает школу, вот-вот получит аттестат зрелости. Мечтает стать учителем.

– Моя мама преподаёт английский в старших классах, но лично я предпочитаю малышню… первоклашек, – доверительно поделился он с ней. – Мне вообще нравятся маленькие детки. Они такие… открытые… и бесхитростные.

«Надо же, – подумала она, – какое необычное слово подобрал: «бесхитростные».

– А где сейчас твоя мама?

– В Канаде. Она живёт в Ванкувере. Мама родом из Канады и после развода с отцом вернулась к себе на родину.

«Странно, что мальчишка не уехал вместе с матерью, – мелькнуло у неё. – Обычно матери всегда настаивают на том, чтобы после развода дети оставались вместе с ними. За редким исключением, правда». Её собственная мать как раз такое исключение: она ни на чём таком не настаивала.

– Мне было предоставлено право выбора, – сказал Джордж, словно прочитав её мысли. – Я захотел остаться здесь. По крайней мере, до тех пор, пока не окончу школу.

Непростое решение для юноши! И, однако же, свой выбор он сделал. «Интересно, как он относится ко второму браку отца, – размышляла Дафния уже после их знакомства. – И что он думает о своей мачехе? Как вообще относится к Изабель?» Но мальчишка переменил тему разговора, видно, не пожелав вводить её в курс всех подробностей своих семейных отношений.

Зато Дафния рассказала ему о своей работе.

– Сую свой нос в чужие дома и всё там разглядываю, – пошутила она. – И мне такая работа очень по душе.

– Не хотелось заняться чем-нибудь другим?

Дафния рассмеялась.

– Девчонкой я мечтала стать автоинструктором, обучать людей искусству вождения автомобилей. Как мой отец. Но, когда сама стала у него учиться, чтобы сдать на права, я поняла, что эта профессия не для меня. У меня нет и сотой доли того терпения, что есть у папы.

По мере того как длилась их беседа, отношение Дафнии к молодому человеку стало неуловимо меняться в лучшую сторону. Оказалось, что у них много общего. Оба они любят разгадывать кроссворды, а вот к судоку относятся более чем прохладно. Они успели обменяться телефонами ещё до того, как их пригласили к столу, пообещав друг другу, что будут звонить и общаться. Так оно и случилось. Они общались все минувшие годы и продолжают дружить до сих пор.

Джордж так и не переехал в Канаду к матери. Он получил педагогическое образование здесь, в Ирландии, и нашёл работу в своём родном городе. Устроился учителем в школе, где и работает до сих пор. К матери он выбирается в гости во время летних каникул. Мать тоже пару раз приезжала в Ирландию. Насколько Дафния могла догадаться, никаких контактов с бывшим мужем она не поддерживала. Видно, расставание было болезненным для обоих.

За все те без малого десять лет, что Дафния знает Джорджа, он ни разу не упомянул о том, что у него есть подружка. Скорее всего, девушки у него как не было, так и нет. Конечно, это не её ума дело, но всё же этот вопрос продолжал волновать Дафнию. Почему парень не встречается с женщинами? Может, он гей? Не похоже! Да и разговоров на эту тему он никогда не заводил.

«Как было бы замечательно, – думала она, – чтобы Джордж встретил наконец свою девушку. Грустно, что он до сих пор один». Конечно, она тоже долго оставалась одна, но зато потом в её жизни появился Финн. Пусть и на очень короткое время.

Она рассеянно наблюдает за тем, как крохотный воробышек что-то проворно клюёт в траве. Осталось ровно четыре недели до её собственного дня рождения. Самый конец апреля. Скоро ей стукнет тридцать шесть. Ещё молодая! Финну, если бы он был жив, в июле исполнилось бы пятьдесят три. Впрочем, такая разница в возрасте их совершенно не смущала. Они даже не замечали её.

А между тем Финн прожил целую жизнь без неё и до неё. Женился он поздно, в тридцать восемь лет. Прожил со своей Сюзанной всего лишь четыре года. Сюзанна умерла, едва разменяв пятый десяток. Наступила случайно на ржавый гвоздь, общее заражение крови, и, через две недели, – летальный исход. С Дафнией Финн встретился спустя шесть лет после смерти жены: то нелепое столкновение велосипедиста с неожиданно распахнувшейся дверцей машины.

Дафния постоянно размышляла о том, какой чистой случайностью оказалась их встреча. «А что было бы, – думала она, – если бы я открыла дверцу секундой раньше? Или секундой позже? Или глянула бы в зеркальце заднего вида, вовремя заметила велосипедиста и постаралась избежать столкновения или припарковалась бы где-нибудь в другом месте. Да мало ли других причин, которые могли бы помешать встрече? Скажем, заболела или с утра был бы назначен визит к стоматологу». И тогда она бы не поехала на работу, не стала бы парковаться там, где припарковалась, и всего остального тоже бы не было. Столько всего случайного могло помешать их встрече, и она бы никогда не состоялась.

Нет, это сама судьба свела их вместе, иначе и не скажешь. Но, может, им было уготовано встретиться в этой жизни любой ценой, и тогда сама встреча состоялась бы и при других, менее драматичных обстоятельствах. Скажем, они оказались бы случайными попутчиками в купе одного вагона, или она бы ненароком подвернула ногу, проходя мимо его магазинчика, или они бы вместе стояли в одной очереди в кассу супермаркета. Или ухватились бы за один и тот же журнал в газетном киоске.

Конечно, ей было жаль Сюзанну. Она часто думала: «Бедняжка! Они прожили вместе всего лишь четыре года. А у нас впереди ещё бездна времени». А в итоге оказалось, что Сюзанна прожила с Финном дольше, чем она сама. И какое счастье для Сюзанны, что ей не пришлось хоронить мужа.

Сейчас они оба покоятся на одном кладбище, рядом, Финн и Сюзанна. В одной ограде. Финн купил этот участок, когда умерла жена. Такая вот реальность, с которой Дафнии пришлось смириться.

Снова заверещал мобильник. И она лезет за ним в сумочку, извлекает и смотрит на дисплей. Уна! Прислала эсэмэску. Дафния открывает текст. «Извини! Я осталась на ужин у Кьяры. Её отец потом подвезёт меня домой. Надеюсь, ничего страшного? Увидимся позже».

Дафния повторно перечитывает эсэмэску. Итак, домой она не явится! И это несмотря на свой день рождения. Забыла, что ли, что к ужину приглашена Мо? Или ей наплевать на все их старания и совместные усилия устроить ей некое подобие праздника? Нет, это на неё не похоже! Тогда что?

Дафния пробегает глазами текст в третий раз. Разумеется, Уна ничего не забыла. Просто она избегает их и не хочет в этот вечер появляться дома. Делает вид, что ничего не происходит. Всё, как обычно. Вот тебе коту под хвост все её усилия накрыть праздничный стол, приготовить на ужин самое любимое блюдо Уны. А дорогущий торт, который она даже не сумела вовремя забрать из кондитерской…

Вот уж кто расстроится, так это Мо, когда приедет к ним. И не просто расстроится, но и возмутится, вспылит в своём праведном гневе. Впрочем, с бурным темпераментом свекрови Дафнии не совладать.

Однако постараться сгладить все острые углы придётся! На всякий случай она набирает номер телефона Уны и слушает непрерывные гудки на другом конце линии, пока наконец не включается автоответчик: «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение после короткого гудка».

Дафния с некоторым внутренним облегчением отключает свой мобильник. Не доступен – так не доступен! В конце концов, что бы такого она могла сказать Уне, если бы та ответила на звонок? Какие такие слова нашла бы для неё, чтобы та их услышала? Поэтому пусть всё остаётся так, как есть. Девочке хочется побыстрее перелистнуть эту страничку календаря с такой невесёлой для неё датой. Быть может, к следующему году она окрепнет, повзрослеет, и тогда собственный день рождения, так ужасно совпавший с днём гибели отца, не будет для неё больше поводом для таких душевных терзаний.

Хорошо, что сегодня вечером она пошла именно к Кьяре. В своё время девочка частенько бывала у них дома, еще тогда, когда Уна приглашала к себе своих подружек. «О эта дружба не разлей вода! – шутил тогда Финн. – Эти девчонки знают друг друга с пелёнок!» «Замечательно, что у Уны есть такая близкая подруга, – подумала Дафния. – Очень хорошо!»

Нарядный торт одиноко стоит на столе. Уна отказалась от него уже изначально. «Да и кому оно нужно, это ядовито-розовое чудовище? Да никому!» О чем она думала своей башкой, корит себя Дафния, когда затевала этот праздничный ужин? Решила разыграть перед всеми какой-то нелепый фарс! Решено! Торт она вручит Мо, когда та засобирается домой. А если Мо откажется от презента, тогда она завтра скормит его Джорджу, когда он придёт на ленч.

Нет, и ни то, и ни другое!

Внезапно её осеняет. Она энергично запихивает торт обратно в коробку, снимает с ведра для мусора крышку и опускает коробку на самое дно. «Там ему и место! Невелика потеря!» Во всяком случае, она точно не скажет никому про этот злосчастный торт. А завтра они вместе с Мо сходят и купят новый торт. Она отвезёт свекровь в её благотворительную лавку, а там неподалёку тоже есть кондитерская. Вот там они и купят свежайший торт. Наверняка тем женщинам, которые трудятся вместе с Мо, придется по душе такой подарок. Кто же откажется от кусочка вкусного торта в обеденный перерыв? «Расценим такой жест, – мысленно подытоживает Дафния, – как мой личный вклад в общее дело благотворительности».

Она широко распахивает дверь в патио и замирает на пороге, вдыхая полной грудью влажный вечерний воздух. На улице по-прежнему прохладно, но она уже успела хорошенько согреться, приняв горячий душ. А потом переоделась в сухие джинсы, натянула тёплый шерстяной свитер, а на ноги – аж две пары толстых шерстяных носков, тех самых, которые когда-то носил Финн. А сейчас она сама часто щеголяет в них по дому, обходясь без всяких шлёпанцев. Удобнее же!

Уже совсем стемнело, хотя день изрядно прибавил и по-весеннему долог. Верный знак того, что скоро лето. Год назад ей в этот день было наплевать, что на дворе весна, что лето уже не за горами. Что было ей до того лета? Сегодня всё несколько иначе. До неё долетает явственный запах дыма. Видно, кто-то из соседей растопил камин. Дым стелется тонкой пеленой по влажной зелени, первой весенней траве, уже покрывшей землю.

Потом она долго смотрит, как резвятся на лужайке маленькие коричневые птички. Но вот они весёлой стайкой взметнулись вверх и тут же опустились на деревянный забор, отделяющий их участок от усадьбы Шейлы и Джима Редден. Слава богу, но, кажется, они ещё не выпускали своего кота на вечернюю охоту. С этим проказником никакая тварь не может чувствовать себя в полной безопасности. Но вот птички снова воспаряют в небо, и хорошо! Там он их точно не достанет.

Но что-то еще останавливает её взгляд, когда она всматривается ввысь, что-то парит гораздо выше птиц. Да это же воздушные змеи, целых два змея, с шикарными хвостами, медленно плывут по небу. Она уже целую вечность не видела в небе воздушных змеев. Дафния неотрывно следит за их кружением, и вдруг в памяти сам собой всплывает тот планер с поздравительным транспарантом в честь жениха и невесты, который она наблюдала сегодня утром, когда приехала на работу. Их имена, теперь уже наверняка мужа и жены, она забыла начисто. Поди, отплясывают себе сейчас где-нибудь на праздничном банкете – уже в качестве законных супругов.

Без пяти восемь в дверь звонят. Но это не Уна. У той имеется свой ключ.

– Вкусно пахнет! – констатирует Мо, входя в прихожую и, не раздеваясь, вручает Дафнии коробку в нарядной серебристой упаковке. – Это для Уны. – Потом начинает расстёгивать пальто.

– Отлично выглядите! – восклицает Дафния. Свекровь даже подкрасилась ради такого случая! Трудно даже вспомнить, когда она в последний раз делала макияж. А тут полный комплект: компакт-пудра, невообразимо густые синие тени на веках, губная помада. Конечно, чувствуется рука любителя, а не профессионала. И пудра совсем не того оттенка, который подходит цвету её кожи. Но в любом случае Мо старалась. Наверняка только ради Уны. А Уны нет, и некому по достоинству оценить героические усилия бабушки.

Дафния молча забирает пальто из рук Мо и вешает его на вешалку. Цвет ткани – зелень оливы, сзади хлястик, спереди ряд блестящих металлических пуговиц. Всё не то и всё не так! Длина до середины икры, чересчур громоздко для хрупкой Мо! И цвет! Он совершенно убивает все краски на её лице, придавая ему оттенок безжизненности. Но как бы то ни было, а это пальто – самая элегантная вещь в гардеробе Мо и, пожалуй, единственная, которая попала в её руки не из фондов благотворительных поступлений.

Под пальто чёрные брюки и дымчато-голубой кардиган, застёгнутый на все пуговицы до самой шеи. В кои-то веки свекровь сменила свои любимые кроссовки на чёрные лакированные лодочки. И, конечно, жемчуга тоже явлены свету. Эту нитку жемчуга Лео подарил жене на тридцатую годовщину их свадьбы. Да, Мо предстала сегодня в полном параде. «Что-то будет, когда она узнает, что Уны нет дома. Можно только догадываться, какова будет её реакция».

Дафния тянет с неприятным известием и ведёт свекровь на кухню. Она ставит коробку с подарком на приставной столик и открывает стенной шкафчик.

– Я сегодня немного припозднилась с ужином. Задержалась на работе, выезжала на осмотр дома. Может, пока рюмочку шерри?

Мо не большой любитель горячительных напитков. По словам Финна, впервые мать пригубила алкоголь девять лет тому назад, когда ей уже стукнуло шестьдесят шесть лет. С тех пор она никогда не позволяла себе ничего крепкого, за исключением разве что пары глотков сладкого шерри или (в совсем уже исключительных случаях) рюмочку ликера «Бейлис».

– А где Уна? Наводит красоту у себя в комнате?

Дафния наполняет два бокала и протягивает один Мо. Вот он, решающий момент! Наступил!

– К сожалению, Уны к ужину не будет. Я недавно получила от неё эсэмэску.

Мо хмурится.

– Что значит не будет? Почему?

– Думаю, она так и не смогла пересилить себя. Не хочет она видеть всего этого.

«Пожалуйста, – мысленно обращается к свекрови Дафния. – Давайте обойдёмся сегодня без сцен. Только семейного скандала мне не хватало!» Да уж! Домашняя склока – это то последнее, что у неё сегодня еще не случилось.

– Что значит «не хочет видеть»? Сегодня же её день рождения! Или она этого не понимает? Ты сказала ей, что я приду?

– Мо! Мне кажется, девочка не может праздновать свой день рождения в такой день. Видно, ей сама мысль об этом невыносима.

– Глупости! Разве мы собрались тут на праздник? Обычный семейный ужин с тортом, только и всего. Или она решила, что мы начнём стрелять за столом шампанским?

– Но, Мо! В конце концов, это её день рождения, и она вправе…

– Где она? Или она не удосужилась поставить тебя в известность о своём местонахождении?

– Она у Кьяры. Ужинает вместе с ними.

Мо раздражённо фыркает.

– Ужинает с ними! Можно подумать, нам легко переживать этот день!

Мо поднимает свой бокал и резкий ответ застывает у Дафнии на устах, когда она видит, как дрожит искорёженная артритом рука свекрови. Разве она не страдает так же сильно, как и они с Уной? Она тоже каждую минуту, каждую секунду думает о Финне. Горечь её утраты – это горе матери. Да и о Лео она продолжает горевать. А как же иначе?

Дафния пытается найти подходящие слова утешения и не находит.

– Как прошёл день? – спрашивает она, меняя тему разговора.

Но Мо резким движением головы отметает вопрос прочь.

– Как обычно, – сухо роняет она в ответ. – День как день. Как проходят все мои дни, похожие друг на друга, как две капли воды.

Дафния молчит, лихорадочно соображая, о чем еще таком можно спросить без опасения нарваться на очередной взрыв эмоций. Она отставляет в сторону свой бокал и принимается наполнять кастрюлю водой. Потом берётся за брокколи, разбирает её на мелкие соцветия, бросает в воду и ставит на огонь. Следом в духовой шкаф отправляются две большие тарелки для второго. Еще несколько минут уходит на то, чтобы проверить готовность цыплёнка. Всё это время в комнате царит гнетущая тишина.

– Хорошо хоть дождь перестал, – констатирует она наконец. – А цыплёнок удался на славу. Так что нас ждёт достойный ужин, пусть и только на двоих.

Мо молчит в ответ. Да, веселенький вечерок им предстоит!

– Я вот о чём думаю, – задумчиво роняет Мо.

Обе всецело заняты едой. Ужин близится к завершению. Второй бокал шерри (совершенно нетипичное явление для Мо) сделал своё дело и растопил холодок её отчуждённости. Однако начало фразы не обещает ничего хорошего, и Дафния непроизвольно сжимается от дурных предчувствий. Бог его знает, что может прийти в голову её свекрови, когда она берётся думать.

– Магазин! – Мо кладёт вилку на тарелку. На зубцах вилки застрял небольшой кусочек картошки. – С ним ведь надо что-то делать!

Магазин! Конечно же, свекровь имеет в виду магазин Финна под названием «Два колеса». После его смерти они обе владеют магазином на равных. Господи боже мой! И что она там надумала?

– Мне кажется, – Мо бросает на Дафнию внимательный взгляд, – что ты… то есть что мы… надо с ним что-то делать.

Напряжение внутри нарастает. Дафния судорожно вцепляется в свою вилку.

– Что именно? Вы хотите сказать, что его… следует продать?

– Вовсе нет, – спокойно возражает ей Мо. – Я хочу сказать, что его следует снова открыть.

– Открыть?! Но кто его откроет?

– Ты и я, кто же ещё! – ворчливо отвечает ей Мо. – Мы с тобой!

«Наверное, эта женщина шутит, – думает Дафния. – Хотя… хотя выглядит абсолютно серьезной». К тому же у её свекрови всегда были проблемы по части юмора.

– То есть вы вполне серьёзно предлагаете, – осторожно начинает Дафния, тщательно взвешивая каждое слово, – что нам, то есть вам и мне, следует снова открыть магазин и начать торговать велосипедами?

– Почему обязательно велосипедами? – удивляется Мо. – Чем угодно! Можно продавать игрушки… или бакалейные товары, к примеру. С ассортиментом я ещё пока не определилась. Надо всё хорошенько взвесить.

Игрушки! Они с Мо станут торговать игрушками! Будут день-деньской торчать за прилавком в окружении нарядных кукол, коробок с конструкторскими наборами «Лего» и надувных плавательных бассейнов. То еще будет зрелище! Сама мысль о подобной перспективе кажется Дафнии настолько нелепой, что она уже готова громко расхохотаться прямо в лицо свекрови. Но смеяться в такой день… Нет, это непозволительно ни при каких обстоятельствах.

А потому вслух озвучивается самый веский аргумент из всех.

– Вы, наверное, забыли, Мо, – говорит она, всё так же тщательно контролируя каждое слово, – что у меня уже есть работа.

– О да! – хмуро кивает головой Мо. – Работа у тебя есть! Кстати, скажи мне, сколько домов ты продала за минувший год?

Теперь пришла очередь нахмуриться уже самой Дафнии.

– А какое это, собственно, имеет отношение…

– Ты же ведь риелтор, не так ли?

– Да. Но что…

– А риелторы, как известно, занимаются продажей недвижимости. Вот я и спрашиваю тебя. Сколько домов ты продала в минувшем году? Десять? Двенадцать?

– Мо! Но это же не имеет…

– Шесть? Ты продала шесть домов?

– Ах, прошу вас! Ради всех святых! Оставьте эти…

– Насколько я понимаю, ни одного. За минувший год ты не продала ни одного дома. Я права?

Дафния чувствует, как кровь приливает к её лицу. Она бросает испепеляющий взгляд на свекровь.

– Всё не так просто, как вам кажется! И вы не имеете права…

– Я просто хочу предложить тебе заняться чем-то другим. По-моему, самое время!

– Что?! Но я не хочу…

– А единственное, что ты можешь… что мы обе можем… это открыть свой магазинчик и начать торговать. По-моему, вполне разумная идея.

– Как вы могли даже…

– Помещение у нас, слава богу, уже есть. Ты получила деньги в качестве компенсации за гибель мужа. Их можно потратить на приобретение товара. Всё складывается как нельзя лучше.

Дафния отказывается верить своим ушам. «Что она такое говорит?!» – думает она, растерянно глядя на свекровь.

– Мо! Вам же прекрасно известно, что я не прикоснусь к этим деньгам!

Мо нетерпеливо перебивает её взмахом руки.

– Ах, оставь, ради бога, эти свои причуды! Какой прок от того, что деньги продолжают просто пылиться в банке? Деньги должны работать! Это же очевидно!

«Нет! Эта женщина похожа на непробиваемую стену», – мысленно разъяряется Дафния.

– Послушайте меня, – голос её дрожит от плохо скрываемого напряжения. – Даже если мне придёт в голову заняться поисками новой работы, чего я не собираюсь делать ни при каких обстоятельствах, то самое последнее, что заинтересует меня, – это…

– Ты счастлива? – Мо резким движением руки отодвигает от себя тарелку и упирается локтями в стол. – Я спрашиваю тебя, ты счастлива? – Она буравит колючим взглядом невестку.

Вопрос застаёт Дафнию врасплох. Определённо, её свекровь лишилась разума, коль спрашивает такое!

– Счастлива?! Конечно же, нет! У меня разбито сердце! Вся моя жизнь пошла под откос! Как вы можете…

Мо энергично встряхивает головой.

– Я не об этом сейчас толкую. Я спрашиваю тебя, ты довольна своей работой? Ты счастлива быть риелтором?

– Да! Ровно настолько, насколько я могу себе позволить быть счастливой сегодня. Я люблю свою работу!

За столом снова повисает тишина. Обе женщины в упор разглядывают друг друга. Их отделяет всего лишь узкое пространство стола, а кажется, что между ними разверзлась пропасть. На столе стоят тарелки с нетронутыми закусками. Обеим сейчас не до еды. Что же за день такой проклятый! Всё валится на неё и валится! Одно утешение… день близок к своему завершению.

– Я понимаю, – начинает Дафния, пытаясь подвести черту под этим разговором. – Вам не по душе, что целый год магазин стоит запертым. Мне это тоже не нравится, поверьте! Но ваше предложение… оно ни в какие ворота не лезет! Если вы лично хотите открыть магазин, я не возражаю! Пожалуйста! Открывайте! Подыскивайте себе людей, компаньонов… которые могли бы поучаствовать в этом проекте деньгами. Но сама мысль о том, что к этому делу можно пристегнуть и меня, она просто абсурдна! Я ведь даже понятия не имею, что это такое – содержать собственный магазин!

«И уж меньше всего на свете я хотела бы работать вместе с тобой», – добавляет она мысленно.

Мо издаёт короткий смешок.

– О, это проще простого! Вовремя привози товар, аккуратно веди бухгалтерию и будь приветлива с покупателями.

– Но это невозможно уже потому, что…

– В любом случае без твоего участия мне не обойтись! Никаких посторонних людей! Распределим обязанности поровну. Я буду вести бухгалтерские книги, это – само собой… Ну а ты… ты сможешь управляться в торговом зале. Уверена, у тебя всё получится с покупателями. Нужно только взять себя в руки!

Хорошо ей говорить! Взять себя в руки! Пожалуй, самый бессмысленный совет из всех, которые она слышала. Ничего, кроме раздражения и даже ярости, он не вызывает. Будто это так просто – стряхнуть с себя всю горечь утраты, почистить пёрышки и ринуться вперёд по жизни. Как же несправедливы, как бессердечны эти слова Мо. Пожалуй, они ранят её сердце еще глубже и больнее, чем тот допрос, который только что учинила ей свекровь. Нет, больше она не станет сдерживаться!

– Довожу до вашего сведения, – начинает она неестественно ровным тоном, – что я ещё в трауре по вашему сыну! Согласитесь, в подобной ситуации взять себя в руки, как вы изволили выразиться, это не самая простая задача. Боюсь, у меня ничего не получится! К тому же, в отличие от вас, я ещё не до конца смирилась с его гибелью!

Лицо Мо делается каменным, и Дафния уже жалеет о том, что только что наговорила ей. Разве можно говорить в лицо матери подобные вещи? Недопустимо! Неслыханно! Непозволительно, даже если тебя вывели из себя.

– Мо! Простите меня, ради бога! Я не должна была…

И снова Мо перебивает её на полуслове.

– А сейчас ты послушай меня внимательно! – говорит она резким тоном, барабаня пальцем по столу. Побелевшие от напряжения костяшки пальцев выпирают вверх, словно холмики. – Можешь послушать меня хотя бы одну минуту? Я прекрасно знаю, как ты переживаешь гибель Финна. Представь себе, и я тоже переживаю, и не менее сильно, чем ты, поверишь ты мне или нет. Но неужели ты думаешь, что твоё нынешнее состояние пройдёт само собой? Что в один прекрасный день ты проснёшься и почувствуешь себя почти счастливой? Ты полагаешь, что время всё лечит? Чепуха! Полная ерунда! Имей же хоть каплю разума, чтобы понять это!

– Но я не могу! Я не могу просто совладать сама с собой. Честно! Понятия не имею даже, с какой стороны подступиться, с чего начать…

– Начать надо с того, чтобы снова обрести в своей жизни какую-то цель! – воскликнула Мо, всё ещё продолжая тыкать пальцем в стол. – Тебе надо что-то такое, что поможет тебе выйти из того ступора, в котором ты пребывала весь минувший год. Нам обеим надо! Да, я понимаю! Тебе ненавистна сама мысль о том, чтобы прикоснуться к этим злосчастным деньгам. Но вот тебе шанс пустить их в дело, потратить с пользой для всех нас. Не руби с плеча, Дафния! Обдумай хорошенько всё, что я тебе только что сказала.

Всё в душе Дафнии восстаёт и протестует против того, что предлагает ей сделать Мо. Зачем ей прыгать в неизвестность, когда у неё есть любимая работа? Зачем пускаться в какие-то авантюры, сжигая все мосты за собой? И еще неизвестно, чем всё это может закончиться. Скорее всего, ничем! Не говоря уже о том, что она пустит на ветер деньги, к которым поклялась не прикасаться, пока будет жива. Да и перспектива работать вместе с Мо тоже пугает. Мало приятного тереться с ней бок о бок изо дня в день. Нет, всё что угодно, но только не это!

Дафния проработала у мистера Доннелли шестнадцать лет. Собственно, на сегодняшний день это была её единственная работа и единственное место работы с начала всей её трудовой деятельности. Мистер Доннелли для неё – всё равно что второй отец. Мо права! За последний год она действительно не продала ни одного объекта, но на то есть и вполне объективные причины. В конце концов, всем известно, как нестабилен рынок недвижимости. Так что все эти сугубо экономические турбулентности не имеют к ней лично никакого отношения.

Сработает ли безумный план, созревший в мозгу у Мо? В конце концов, она же уже старуха! Быть может, даже немного выжившая из ума. И вот сейчас вздумала втянуть и Дафнию в свою бредовую авантюру.

– Простите меня, Мо! – твёрдо чеканит она каждое слово. – Но меня ваша затея не интересует. И участвовать в ней я не собираюсь. Ничего такого не будет.

Мо зло сверкнула глазами.

– Ты хочешь сказать, что это ты не допустишь, чтобы что-то было? Ты даже не обдумала моё предложение толком!

– Всё верно, не обдумала. И не стану обдумывать!

Какое-то время они молча испепеляют друг друга разъярёнными взглядами. Зловещую тишину, повисшую в комнате, нарушил неожиданно резкий телефонный звонок. Дафния схватила свой мобильник и увидела на дисплее номер телефона матери.

– Извините, но я должна ответить, – роняет она отрывисто, поднимаясь со стула. Только общения с Изабель ей сегодня не хватало! Очень своевременно! Хотя, с другой стороны, удобный повод хоть на минуту изолировать себя от общества Мо. Она идёт в гостиную и плотно закрывает за собой кухонную дверь. Тесно прижимает к уху трубку и начинает медленно подниматься по лестнице.

– Дафния, как ты себя чувствуешь? – спрашивает у неё мать.

– У меня сегодня угнали машину.

Всё же есть подходящая тема для разговора!

На часах уже половина десятого, но Уны всё еще нет.

– Позвони ей! – командует Мо, наливая чай в их три чашки и подкладывая вторую порцию торта на тарелку отца Дафнии.

– Я сегодня объемся, – жалуется тот шутливым тоном. – Вы меня уже обкормили!

– Вот и хорошо, кто-то же должен вас побаловать!

Эти двое любят общаться друг с другом. Им всегда приятно находиться вместе. Кстати, отец умеет как-то очень ловко сглаживать все острые углы, которые неизбежно возникают при контактах с Мо.

– Позвони Уне, – снова просит свекровь, и Дафния послушно набирает номер Уны ещё раз. И снова слышит в ответ механический голос автоответчика. Голос информирует, что абонент в настоящее время принимает только речевые сообщения.

– Уна! Когда ты собираешься домой? – вопрошает она в трубку. – У нас в гостях Джек и Мо. Мы пьём чай с тортом. Будем рады, если ты присоединишься к нам.

Кстати, выброшенный в мусорное ведро торт восстал из небытия и снова был явлен народу. Дафния обнаружила его лежащим уже на блюде посреди стола, когда вернулась на кухню после разговора с матерью. Она уставилась на блюдо в немом изумлении.

Мо в это время мыла посуду.

– Посмотри, что я обнаружила! – воскликнула она, не поворачивая головы от раковины.

– Вы вынули торт из мусорного ведра?

– Во-первых, он лежал в коробке! И коробка даже не помялась! – Мо наконец повернулась к ней лицом, держа в руках охапку вымытых вилок, ножей и ложек. На руках у неё были красные резиновые перчатки. – Интересно бы мне знать, – проговорила она примирительным тоном, – как он там оказался, в этом ведре.

Дафния опустила телефон в свою сумочку. Кажется, Мо настроилась на миролюбивый лад и больше не горит желанием дискутировать на больную тему.

– Просто… просто я подумала, что торт сегодня не совсем уместен. К тому же и Уны дома нет.

– Ну да! Уна отказалась ужинать вместе с нами, и ты решила выбросить торт в мусорку. Хороший, свежий торт! Ну не расточительство ли это!

Впрочем, последняя реплика свекрови тоже прозвучала вполне миролюбиво. Никакой желчи! Явно Мо завершила на сегодня все свои боевые действия.

Дафния сняла с крючка посудное полотенце.

– Знаю-знаю! Я поступила глупо! Нельзя было этого делать. Но я так устала сегодня… К тому же очень расстроена. Даже думать не могу ни о чём!

Мо аккуратно сложила столовые приборы в сушилку.

– Как я полагаю, в ведро пошёл совсем не тот торт, который ты заказывала?

– Нет, конечно! Этот стоит всего лишь четыре евро. Я его купила у нас в магазине по пути домой. А тот, который был заказан… я его даже не смогла забрать, – Дафния немного помолчала. – Не до того было!

И коротко посвятила свекровь в свои невесёлые новости.

Мо пришла в ужас.

– У тебя угнали машину?! Но почему же ты не сказала мне об этом сразу? А что говорит полиция?

– Они говорят, что, возможно, машина и отыщется, но не исключено, что её могут разбить. Или даже сжечь.

– Боже праведный!

Мо, моментально постарев и осунувшись, неловко опускается в кресло и замирает в нём. Вид у неё подавленный, и выглядит она в эту минуту на все свои семьдесят пять и ни днём меньше.

Дафния швыряет влажное полотенчико на сушилку и садится рядом с ней.

– Мо! Заберите, пожалуйста, тот, второй, торт завтра и отнесите в свою лавку. Попьёте все вместе чаю с тортом в свой обеденный перерыв. Я ведь уже оплатила заказ. Будет жаль, если они и тот торт тоже выбросят вон.

Мо с сомнением качает головой, раздумывая над предложением невестки.

– Но тогда я должна погасить тебе хотя бы часть стоимости заказа.

«Бедняжка Мо, – думает про себя Дафния. – Если бы она только знала, сколько стоит заказ, она бы тут же лишилась чувств».

– Ничего мне не надо погашать! – говорит она вслух. – Деньги у меня пока есть.

Как раз в этот момент их разговор и был прерван звонком в дверь. Пришёл отец Дафнии. И вот они втроем пьют чай, едят ядовито-розовый торт и поджидают Уну.

Но Уны по-прежнему нет, хотя на часах уже половина десятого.

– К кому, ты говоришь, она пошла? – спрашивает Мо.

– К своей подружке Кьяре.

– У тебя есть номер телефона этой Кьяры? Или её адрес?

– Нет.

Дафния не видела Кьяру уже год и сейчас даже с трудом представляет себе, как выглядит девочка. Единственное, что она помнит, так это то, что у Кьяры красивые рыжие волосы. Вдруг до неё доходит, что других путей связаться с Уной, кроме как по мобильнику, у неё нет. И вот, мобильный телефон недоступен. И как её искать сейчас? Впервые за весь вечер она начинает подозревать что-то неладное. А что, если Уна не вернётся домой? Заночует где-нибудь в другом месте? Что тогда?

– А как фамилия Кьяры? – спрашивает у неё отец. – Мы поищем их номер в телефонном справочнике.

И снова Дафния растерянно молчит в ответ.

– Я не помню, чтобы когда-нибудь Уна называла при мне Кьяру по фамилии, – начинает она оправдываться, понимая, какими жалкими в глазах свекрови и отца выглядят сейчас все её оправдания. Кьяра – самая близкая подруга Уны, а она даже не знает фамилии девочки.

Финн, конечно, знал. И знал, где живёт Кьяра. Он часто бывал у них дома: то отвозил домой Кьяру, то забирал у них Уну. Но Дафнии и в голову не приходило, пока Финн был жив, что когда-нибудь эта информация может потребоваться ей самой.

А ведь она, скорее всего, встречалась с родителями Кьяры. Наверняка они приходили на похороны Финна. А потом, в числе людей из этой длинной очереди, подходили к ней, пожимали руку, выражали свои соболезнования и всё такое. Вполне возможно, они даже навещали их с Уной в самые первые дни после разыгравшейся трагедии. Но память Дафнии хранит лишь смутные обрывки воспоминаний о тех страшных днях. Все почему-то говорят приглушёнными голосами, у всех скорбные лица. Бесконечная череда рукопожатий и опущенных вниз голов сливается в некое размытое и нечёткое изображение сплошного людского потока.

– Тогда позвони директору школы! – предлагает отец. – Уж наверняка школьное руководство в курсе того, как фамилия их ученицы. Вполне возможно, они и адрес её знают.

– Директор, – растерянно повторяет за ним Дафния.

Она не может вспомнить ни его фамилию, ни даже пол. Мужчина это или женщина? Нет! Надо сосредоточиться! Ведь она же бывает в школе, регулярно посещает все собрания, участвует во всяких родительских акциях и в обязательном порядке печёт торт для продажи на очередном благотворительном базаре, и в конце каждого триместра она тоже неизменно бывает на всех школьных мероприятиях. Она всё помнит! И фамилию директора она тоже знает!

Дафния лихорадочно перебирает в памяти знакомые фамилии, в то время как отец и свекровь озадаченно смотрят на неё. «Вспомнила! Два года тому назад на рождественском школьном концерте Уна вместе с еще несколькими девочками исполняла рождественские гимны. Их выступление объявлял именно директор школы. Он в тот вечер выступал в качестве ведущего. Да! Такой худощавый лысоватый мужчина. Кажется, его зовут мистер Данфи. Нет, не Данфи! – внезапно фамилия сама собой всплывает в её сознании. – Данворт! Да, именно так. Джон Данворт. Или Джозеф?»

Пришлось сделать три телефонных звонка, чтобы отыскать директора. Женский голос ответил не сразу, а лишь после пятого звукового сигнала.

– Кто его спрашивает? – интересуется она, и, когда Дафния называет себя, без дальнейших расспросов удаляется, чтобы пригласить директора к телефону. Судя по голосу, она не очень довольна. Да и директор, поди, тоже не в восторге, что его достают родители учеников даже дома и в такое неурочное время.

Но вот он наконец берёт трубку и старательно делает вид, что узнал её, хотя Дафния сильно сомневается, что это так. «Интересно, а он был на похоронах Финна?» – силится вспомнить она. И не может! Если её звонок и вызвал у него недовольство, он очень умело маскирует собственное раздражение. Он сразу же сообщает ей, что фамилия Кьяры – Омахони, девочка живёт на улице Морфилд-Террас. Поразительно! Под его началом несколько сотен учеников, а он помнит адреса каждого из них.

– К сожалению, я не помню точно номер дома, – винится он. – Точный адрес можно узнать, только заглянув в личное дело ученика. А личные дела, как вы знаете, хранятся в школе. Но думаю, что по фамилии вы сможете легко определить их номер телефона в справочнике. И, пожалуйста, перезвоните мне, если возникнут какие-то проблемы.

Дафния благодарит директора и отключает свой телефон. Интересно, что он подумал о ней? Хороша мамаша, пусть и не родная! Даже не знает номера телефонов подружек Уны. А ведь родители всегда должны быть в курсе того, с кем водятся их дети, в какой компании вращаются. Это одно из незыблемых правил родительского поведения.

Она снова начинает нетерпеливо листать телефонный справочник. А Мо в это время безуспешно пытается связаться с Уной по мобильнику. Ну вот они, наконец, эти Омахони, и адрес тот же – Морфилд-Террас. Дафния лихорадочно набирает номер. Ещё не известно, как отреагирует сама Уна на это вторжение в её частную жизнь! Что ж, сама виновата, что её взяли под контроль. Надо было отвечать на телефонные звонки. Но она ведь может всё ещё…

– Алло! – слышит она в трубке мужской голос.

– Мистер Омахони? – Дафния начисто забыла, как его зовут. Кажется, имя начинается на букву «Б».

– Да!

– Вас беспокоит Дафния Дарлинг, мачеха Уны. Я только что…

– Ах, Дафния, добрый вечер! Рад слышать вас. У вас всё в порядке?

«Разговаривает со мною так, – думает Дафния, – будто бы мы с ним расстались только вчера».

– Да, всё хорошо! Вот хочу перекинуться парой слов с Уной. А у неё мобильник отключён.

В трубке зависает тишина.

– С Уной? Но мне кажется… Секундочку, Дафния! Подождите!

Дафния слышит, как он роняет трубку на стол и куда-то удаляется. Долетают отголоски разговора с кем-то. Дафния терпеливо ждёт.

– Уна у них? – наседает на неё Мо.

Дафния кивает.

– Он пошёл за ней.

– Алло!

Но в трубке не голос Уны, хотя голос женский.

– Миссис Дарлинг, вы меня слушаете? Это – Кьяра. Уны у нас нет.

– Вот как? Она уже уехала… А говорила, что твой отец подвезёт её домой.

– Но миссис Дарлинг… Уны у нас сегодня не было.

– Не было? То есть она не ужинала вместе с вами?

– Нет! – отвечает явно сбитая с толку Кьяра. – Я её вообще не видела со вчерашнего дня.

– Что? – вскрикивает Дафния, отказываясь понимать то, что только что сообщила ей Кьяра. И чувствует, как на неё снова накатывает очередная волна страха. Даже кожа моментально покрывается пупырышками, и немеет язык во рту. Но надо держаться! Отец и свекровь ловят буквально каждое её слово. – Не понимаю тебя, Кьяра! Ты что, сегодня не была в школе?

– Была! А вот Уны не было!

– Как не было?! Я же сама подвозила её к школе.

– Да?

– Или вы в разных классах?

– Нет, мы по-прежнему учимся в одном классе. Только по спецпредметам у нас разные группы.

– Так ты её сегодня вообще не видела?

– Ну да! Я помню, что у Уны сегодня день рождения. А тут всё это… Вот я и подумала, что она решила сегодня не приходить в школу… осталась дома. Не захотела видеть никого из одноклассников.

Дафния изо всех сил старается осмыслить сказанное. По словам Кьяры, в школе она не видела Уны. Но ведь она была в школе! Что же получается? Что она просто сбежала с уроков, улизнула тайком… Не захотела ни с кем сегодня встречаться лицом к лицу, в том числе и со своими одноклассниками. Ну, с этим всё более или менее понятно! Но вот куда она пошла потом? А главное – с кем?

Внезапная догадка. А вдруг эта девочка – совсем не та Кьяра, с которой дружит её падчерица? Вполне возможно, у Уны целых две подружки, которых зовут одинаково: Кьяра. Произошло простое недоразумение, только и всего.

– А у вас в классе есть ещё одна Кьяра? То есть, я хочу сказать, может быть, у Уны есть ещё одна подруга, которую тоже зовут Кьяра?

– Хм! – погружается в раздумья её собеседница. – Не думаю. Насколько я знаю, в школе я единственная Кьяра.

Единственная Кьяра! Конечно, кто бы сомневался, что так оно и есть. Дафния чувствует, как влажнеют ладони её рук. Получается, что всё в той первой эсэмэске, которую отправила ей Уна, всё – от первого и до последнего слова – ложь? «Но если она не была у Кьяры, то где же она была всё это время? И где она сейчас? Есть же какое-то простое и внятное объяснение всей этой чертовщине?»

– Кьяра! – обращается она к девочке умоляющим тоном. – Но ты… ты не разыгрываешь нас, ведь так? Я имею в виду, что вдруг Уна попросила тебя ничего не говорить о том, где она находится. И ты согласилась поучаствовать в этом розыгрыше… Но если это и правда всего лишь злая шутка, то тогда умоляю тебя, Кьяра! Прекрати, пожалуйста! Потому что я действительно очень переживаю.

На какую-то долю секунды на другом конце провода воцаряется тишина. Потом девочка негромко откашливается и говорит.

– Дело в том, миссис Дарлинг, что ещё утром я послала Уне поздравительную эсэмэску, и она ответила мне, что осталась дома, потому что приболела немного.

– Что?! И в какое время это было?

– Где-то около половины десятого.

«Значит, всё правда», – доходит до Дафнии. Кьяра не обманывает её, и никакого недоразумения нет. Всё гораздо страшнее.

Уна пропала! Ей ещё только шестнадцать лет. Точнее, только что исполнилось семнадцать… и она куда-то пропала.

– Дафния, – снова берёт трубку отец Кьяры. – Это Билл Омахони. Послушайте, я уже уловил, в чём суть дела. То есть в данный момент вы и понятия не имеете, где может быть Уна. Сейчас я попрошу Кьяру, чтобы она немедленно обзвонила всех своих одноклассников. Вдруг она прячется у кого-то другого? Договорились? Вы слышите меня, Дафния?

Дафния молча кивает головой в ответ и лишь потом соображает, что она разговаривает по телефону.

– Да, – еле внятно лепечет она. В горле пересохло, и она с трудом выговаривает лишь это короткое слово. – Да, спасибо вам…

– Я вам перезвоню, как только мы разберёмся со всем. Не возражаете? Только, пожалуйста, напомните мне номер вашего телефона.

Дафния механически диктует цифры своего телефонного номера, но голос уже предательски дрожит. Всё – пустое! Она отлично знает, что Уна не может прятаться ни у кого другого. Им не удастся отыскать её так просто. Необратимость случившегося ужасает.

– Кьяра постарается сделать это как можно скорее, – продолжает вещать Билл. – Держитесь, Дафния! И будем на связи, ладно?

– Да, – соглашается она и чувствует, как подкашиваются ноги. – Спасибо вам!

Она кладёт трубку на рычаг и поворачивается лицом к отцу и свекрови.

– Они ничего не знают о том, где Уна, – начинает она докладывать им подробности своего разговора. – В школе её не было сегодня. Утром она отправила Кьяре эсэмэску…

Дафния замолкает, не в силах продолжать. Ужас сковывает всё её тело. Кружится голова, и она чувствует, как подступает тошнота к горлу и всё плывёт перед глазами.

– А вдруг она дома? – восклицает Мо. – Ты смотрела её комнату?

Её комнату! Ну, конечно! У Уны ведь есть своя отдельная комната!

Дафния вихрем взлетает по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. И замирает как вкопанная возле закрытых дверей. Новый приступ страха настигает её.

Она не могла! Она не могла обойтись с ними так жестоко! Уна – не такая!

Дафния настежь распахивает дверь, ведущую в комнату Уны. Комната пуста. Она безвольно прислоняется к дверному косяку, чувствуя, как её начинает трясти. Разрозненные куски информации в одно мгновение вдруг складываются в единую картину. Да всё же яснее ясного!

Уна убежала из школы.

Сейчас уже десять часов вечера.

Девочка отсутствовала дома целый день!

А она, между прочим, находится на её попечении, и это она, Дафния Дарлинг, несёт юридическую ответственность за свою падчерицу. И вот, девочки нет! Она потерялась, исчезла – всё, что угодно…

А ведь ей только семнадцать лет! Всего лишь семнадцать…