Читать книгу Неизвестный Сталин - Жорес Медведев, Рой Медведев - Страница 10

Хрущев и Булганин, прибыв на дачу Сталина где-то около полуночи 1 марта, провели там час-полтора, ограничившись беседой в основном с руководством охраны в дежурном помещении возле массивных ворот. До самой дачи от этого помещения было не очень далеко, но дача от ворот не была видна. Асфальтовая дорога к ней шла через густой лесной массив, и для подъезда к даче нужно было сделать еще один резкий поворот. Этот поворот и создавал тот шум от колес машины, который слышали и «прикрепленные» дежурные, и охранники самой дачи. Все окна дачи были наглухо зашторены, и свет в комнатах не был виден снаружи. Эти меры безопасности были введены самим Сталиным. Хрущев и Булганин решили не входить к Сталину. Им было уже известно, что Сталин парализован и не реагирует на вопросы. Но лично убедиться в этом они почему-то не хотели. Объяснение Хрущева, что они не хотели «смущать» Сталина, совершенно несерьезно. Можно предположить, что они приехали на дачу в Кунцево и оставались там в помещении охраны МГБ просто потому, что им были нужны надежные телефоны экстренной правительственной связи и безопасное помещение для согласования между собой определенных мероприятий. Отсюда они могли спокойно разговаривать и с Игнатьевым, которому охрана дачи подчинялась непосредственно. Когда Хрущев свидетельствовал: «Мы условились, что войдем не к Сталину, а к дежурным», то это могло также означать и договоренность с Игнатьевым. В Москву 2 марта 1953 года по приказу Булганина были «для сохранения порядка» скрытно введены несколько элитных подразделений Московского гарнизона. Министерство обороны и Генеральный штаб также должны были получить необходимые инструкции, связанные с недееспособностью Председателя Совета Министров и Верховного Главнокомандующего.

В последние годы правления Сталина даже члены Политбюро были уверены в том, что их домашние телефоны и квартиры прослушиваются органами безопасности. Поэтому сугубо конфиденциальные беседы между собой все, даже высшие чиновники, старались вести за пределами собственных стен. Нельзя исключить и того, что Игнатьев как начальник охранной службы МГБ и одновременно начальник всей охраны Сталина и Кремля также прибыл на дачу в Кунцево. Между полуночью и двумя часами утра 2 марта 1953 года на даче Сталина под защитой охраны и в присутствии Хрущева и Булганина (и возможно, также и Игнатьева) решались какие-то важные вопросы, которые и до настоящего времени остаются неизвестными. Берия понял это, но значительно позже. Именно этим можно объяснить не понятные для других неожиданные репрессии, которые обрушились именно на работников охраны дачи Сталина после 5 марта. По свидетельству Светланы Аллилуевой, весь персонал дачи Сталина был уволен через несколько дней после его смерти по приказу Берии. «Людей, прослуживших здесь по десять-пятнадцать лет не за страх, а за совесть, вышвыривали на улицу. Их разогнали всех, кого куда: многих офицеров из охраны послали в другие города. Двое застрелились в те же дни. Люди не понимали ничего, не понимали, в чем их вина? Почему на них так ополчились?»[33]

Маленков и Берия также получили сообщение с дачи о болезни Сталина около 23 часов 1 марта. Но не исключено, что Берия узнал об этом позже всех, где-то около полуночи. Как уже упоминалось, Старостин, позвонивший Берии после звонка Игнатьеву, не нашел его по тем номерам правительственной связи, которые были на даче. Не нашел Берию и Маленков. Через 30 минут (!) он позвонил Старостину и сказал: «Ищите Берию сами, я его не нашел». Но «вскоре» Берия все же нашелся и позвонил Старостину. Возможно, что это было уже после полуночи. Маленкову и Берии потребовалось еще три часа, чтобы приехать на дачу. Оба были явно растеряны. Свидетельствует Лозгачев: «Берия нахально прошагал в зал к больному Сталину, у Маленкова скрипели новые ботинки, он их снял и взял под мышку. Зашел к Сталину в одних носках»[34]. Эта картина не исключает того, что Маленков действительно думал, что Сталин спит, и не хотел его потревожить. Именно здесь Берия сказал Лозгачеву, что «Сталин крепко спит». Третий из находившихся на даче «прикрепленных», Василий Михайлович Туков, дополнил рассказ: «Берия вышел и стал бранить Старостина. Он не говорил, а кричал: “Я с вами расправлюсь. Кто вас поставил к товарищу Сталину? Дураки из дураков”. С ревом и вышел с дачи. 2-й секретарь ЦК ВКП(б) Г. Маленков засеменил за Берией, и машина отчалила от дачи»[35]. Бурное поведение Берии в этот день отметили все: врачи, Светлана, охранники. Берия был сверхвозбужден, проявляя то радость, то торжество, то страх и всегда нетерпение. Он почти всем угрожал и создавал впечатление, что именно он является теперь главным.

Хрущев второй раз уехал из дома ночью, когда его семья уже спала. Он поехал, по-видимому, в Кремль на совещание с возвратившимися с дачи Сталина Маленковым и Берией. Нужно было решать вопросы власти и проблему вызова врачей. Вызов врачей сильно запаздывал. Но ответственность за эту задержку, виновниками которой были, безусловно, «прикрепленные» к Сталину Старостин и Лозгачев и в еще большей степени Игнатьев, ложилась теперь только на Берию. Именно его заявление о том, что умирающий Сталин просто «крепко спит», вошло во все биографии Сталина в последние двадцать пять лет.

Первые решения о характере раздела власти принимали, по-видимому, ночью 2 марта Хрущев и Булганин с участием Игнатьева и Суслова. Это обеспечило Игнатьеву новый пост в Секретариате ЦК КПСС, а Суслову сохранение контроля за идеологической империей КПСС. Никто из этой группы не мог рассчитывать на высший пост в стране, которым в это время считался пост главы правительства. Маленков по своему положению был «вторым», но именно в партийном руководстве. Первыми заместителями Председателя Совета Министров были Булганин и Берия. Основное беспокойство мог вызвать на этом ночном совещании именно Берия. Его безусловно выдающиеся организаторские способности в сочетании с безграничным властолюбием создавали опасность новой диктатуры. Игнатьев и Суслов в случае выдвижения Берии на пост премьера могли опасаться за собственную жизнь. Решение о выдвижении на пост главы правительства именно Маленкова было, очевидно, неизбежным компромиссом. Берия с этим мог согласиться, так как он, по существу, «управлял» Маленковым. Вряд ли Хрущев и Булганин проявили инициативу в ликвидации нового расширенного Президиума ЦК КПСС, состоявшего из 25 человек, избранного по списку Сталина в октябре 1952 года. Это было коллективным решением старых членов Политбюро.

XIX съезд КПСС создал по предложению Сталина новую структуру партийного руководства. Политбюро было заменено расширенным Президиумом ЦК КПСС, в который входили 25 членов и 11 кандидатов. Но для оперативного руководства страной Сталин, также неожиданно, предложил создать узкое Бюро Президиума из 9 человек, в которое не вошли Молотов и Микоян. После съезда Бюро Президиума заседало в кабинете Сталина в Кремле только два раза, 31 октября и 22 ноября 1952 года, но ни на одном из этих заседаний не присутствовал Ворошилов, который был членом Бюро. Сталин его просто игнорировал. Однако Бюро не было легитимным органом руководства. В новом Уставе КПСС существование Бюро Президиума не было предусмотрено. При публикации решений Пленума ЦК КПСС от 16 октября 1952 года, на котором были созданы и Президиум ЦК, и Бюро Президиума, сообщалось лишь о создании Президиума и о его составе, но не о Бюро, о существовании которого к марту 1953 года почти никто ничего не знал. Его решения не публиковались и не рассылались по инстанциям. Было непонятно, существует ли этот узкий орган оперативного руководства или нет и каково распределение функций у его членов. Для легитимной реорганизации правительства, которую хотели осуществить Маленков и Берия, было необходимо решение Пленума ЦК КПСС. Но проект такого решения было необходимо предлагать от имени Президиума ЦК КПСС, так как функции прежнего Политбюро перешли к Президиуму, а не к Бюро Президиума. Но собирать полный состав Президиума, который еще ни разу не заседал, ни Берия, ни Маленков не хотели. Это означало бы легализацию этого органа власти. Берия и Маленков намеревались ликвидировать созданный Сталиным Президиум ЦК.

К утру 2 марта новый директивный орган партийного руководства был сформирован, и члены его собрались в кабинете Сталина в Кремле. Дежурные секретари Сталина были на месте и продолжали, как обычно, записывать в журнал посетителей кабинета всех входящих. Первым в 10.40 вошел Берия. Рассаживались вдоль стола, как обычно, оставив стул Сталина свободным. Официального председателя не было. На заседании присутствовали все члены Бюро Президиума и члены бывшего Политбюро: Молотов, Микоян и Шверник, которых Сталин не включил в состав узкого руководства. Был приглашен также М. Ф. Шкирятов, председатель Центральной контрольной комиссии КПСС. Заседание продолжалось всего 20 минут, и повестка его неизвестна. Можно предположить, что решался лишь один вопрос – самоутверждение. Вечером того же дня новый орган власти собрался снова. На этот раз заседание длилось ровно час, с 20.25 до 21.25. Решались, по-видимому, несколько проблем: ликвидация созданного на XIX съезде КПСС расширенного Президиума ЦК, реорганизация правительства и созыв пленума ЦК КПСС на 5 марта 1953 года. Полный Пленум ЦК и ЦК КПСС, в который входили около 300 человек, невозможно было созвать в течение одного-двух дней. 5 марта была, очевидно, ближайшая реальная дата, и она не была связана с ходом болезни Сталина.

Второе заседание «руководства» вечером 2 марта вел Берия, вошедший в кабинет Сталина первым. Но конкретного распределения портфелей на этом заседании, очевидно, еще не было. Лечение Сталина было только начато, и вопрос о характере смены власти мог обсуждаться лишь как сугубо предварительный. На заседание был приглашен министр здравоохранения Л. Ф. Третьяков, который, несомненно, дал прогноз заболевания, крайне пессимистический. Но он вряд ли мог в этот день предсказать, сколько времени продлится заболевание.