Читать книгу Детство и юность Кадима - Роза Кадимовна Хазиева - Страница 7

«Враг народа» Хази

В последних числах августа поздно вечером, когда во многих домах уже люди легли спать, к воротам Хазия и Хатимы подъехала пара лошадей с тарантасом. Хази услышал звук остановившейся повозки, храп загнанных лошадей. Сердце ёкнуло. Понял – это за ним. Не стал подходить к окну. Не стал подниматься со стула, продолжая сидеть. Страх затмил сознание. Задрожал всем телом. Неторопливо оглядел всё вокруг. Понимал, что в последний раз видит свой дом, жену Хатиму, сына Кадима. Хатима тоже насторожилась и с тревогой смотрела на Хазия своими всё ещё огромными и всё ещё красивыми голубыми глазами. Острое чувство жалости к ней пронзило сердце Хазия. Как мало было радости в её жизни, и как много горя! Как часто бедная женщина расставалась навсегда со своими любимыми людьми! Сейчас ей предстояла очередная разлука – на сей раз с мужем. Сможет ли она вынести это горе?

Кадим ничего не услышал, увлечённый делом. Он что-то мастерил ножом из дерева в углу, недалеко от отца. Кончик языка высунут, точь в точь как у матери. Его семилетний сын. Кто знает, что с ним будет, когда заберут Хазия? Сможет ли он выжить в этом страшном мире? И на что будут жить эти двое, когда заберут Хазия? Хатима не может работать на колхозном поле – здоровье у неё плохое, да и старенькая она, а Кадим ещё слишком мал. От чувства безысходности Хази низко опустил голову и замер.

В сенях загремели. Широко распахнулась дверь. Зашли трое. Все трое с оружием, отметил про себя Хази. Не поздоровались. Встали в дверях, широко расставив ноги. Один достал из кармана бумажку и стал читать. Это было постановление на арест. Хазия обвиняли в антисоветской пропаганде. Тот самый, кто читал бумагу, велел одеться. Хази неловко поднялся. Стул с грохотом упал набок. Застывшая от ужаса Хатима закричала и бросилась к мужу. Но один из мужчин ловко перехватил её и грубо толкнул к печке. Хатима отлетела и как бы прилипла к печке. Так и стояла, прижав расставленные в стороны руки к печке и глядела на всё происходящее широко раскрытыми глазами. Хази посмотрел на сына. У Кадима в глазах был страх. Он застыл с ножиком в руке. Тот юркий мужчина быстро подбежал к мальчику и выбил из его рук ножик. Он полетел куда-то в угол.

Хази медленно пошёл одеваться. Надел бишмет, нахлобучил на голову шапку. Один из мужчин завязал ему руки сзади. В это время Хази долгим взглядом посмотрел на жену, а потом – на сына. Знал, что прощается с ними навсегда. Двое мужчин с двух сторон схватили Хазия и стали тащить к выходу. Тут тот самый юркий мужчина подскочил к тому, кто зачитывал бумажку и спросил, сощурив глазки: «А книги?» «Вот ты и вынесешь!» – ответил мужчина, и вытолкнул Хазия на улицу. Взяв с двух сторон под руки, Хазия повели к тарантасу. Сначала забрался один из мужчин, потом велели забраться Хазию. С завязанными руками забираться на тарантас было трудно. После двух неловких попыток, получив прикладом по голове, Хази всё-таки забрался. Последним на тарантас забрался мужчина, читавший бумагу. Хатима и Кадим вышли к воротам и молча встали. Юркий мужчина вынес в охапке книги из дома и кинул их под ноги трёх мужчин, на дно тарантаса. Потом он ещё раз побежал в дом. Вынесенные книги снова бросил тут же. Побежал снова. Бегал туда и обратно до тех пор, пока не вынес все книги. Пока не завалил ноги мужчин в тарантасе. Потом сам запрыгнул на козлы, и тарантас резко дёрнулся. Зажатому между двумя мужчинами в тесном тарантасе Хазию не удалось ещё раз, совсем уж в последний раз, глянуть на жену и сына – на самых близких и дорогих людей на свете. Он опустил голову на грудь и беззвучно заплакал. Молиться не хотелось. Да, теперь у него, наверное, будет достаточно времени для молитв.

Хатима и Кадим долго стояли у ворот. Не могли поверить, что всё это произошло наяву, с ними. Не понимали, что это было. Не знали, что им теперь делать. Совсем стемнело, а они продолжали стоять. Горе и отчаяние сковали их. Но вечно так стоять нельзя. Живые люди рано или поздно возвращаются в настоящую действительность, как бы не было велико их горе. Первым пришёл в себя Кадим. Он подошёл к маме, обнял её и громко заплакал. Хатима, обняв мальчика, увела в дом. Ворота остались открытыми. Через какое-то время их закрыл кто-то из подсматривающих в щели заборов соседей. Возможно, им было жаль Хатиму и Кадима. Это была их помощь. Но, возможно, ворота закрыли из-за того, что деревенские люди терпеть не могут, когда они остаются на ночь открытыми. Непорядок!

Хатима и Кадим лампу зажигать не стали. И спать не ложились. Сидели всю ночь на сундуке у двери, крепко обнявшись. Кадим плакал. Хатима гладила его по голове и молчала. Она перебирала в уме события своей жизни. Спрашивала невидимого Бога: не слишком ли много испытаний за такой небольшой срок, как её жизнь? Но внутри кто-то строго сказал: «Нельзя роптать на Бога!» Хатиму этот голос только подстегнул: «Не слишком ли много испытаний на меня одну?» На сей раз голос молчал. Тогда Хатима сказала тому невидимому: «Бог, я больше не верю, что ты есть! Если б ты был, ты не мог бы быть таким жестоким. Я больше никогда не буду молиться тебе. Накажи меня, если хочешь, за это. Я уже столько вынесла, что ничего не боюсь! Ты не сможешь мне доставить больше боли, чем я вытерпела. Я теперь – безбожница!»

Высказавшись беззвучно, немного успокоилась. Хотелось рыдать в голос, кричать, что есть сил, упасть на пол, бить руками и ногами, колотить всё, что подвернётся под руку. Но этого делать было нельзя. Рядом сидел Кадим, крепко прижавшись к маме. Нечего ребёнка пугать. И Хатима терпела.

Под утро Кадим уснул. Хатима переложила ребёнка на лавочку и сама, упав тут же на пол, разрыдалась.

С этого дня деревенские люди, даже соседи, перестали заходить в дом Хазия. Они теперь обходили его дом. Даже родственники перестали навещать Хатиму и Кадима. «Хази – враг народа, он был против Советской власти. Так будет со всеми теми, кто ведёт антисоветскую пропаганду! » – объявили на собрании члены правления колхоза деревенским людям. Счетовод объявил, остальные кивали. На этом собрании Хатима сама не была. Она никогда в жизни ни на какие собрания не ходила. Ей об этом через забор шёпотом рассказала мама Салима Мафтуха апа, поздно вечером подозвав к забору вышедшую на двор женщину.

Салим теперь тоже не заходил к Кадиму.

– Вашего уже забрали. Его не вернёшь. А так, чего доброго, и нашего заберут. Поэтому уж вы не сердитесь. С вами теперь опасно общаться, – шёпотом говорила в щель Мафтуха. Хатима молчала. Да. Опасно. И нечего людей подвергать риску. Ну что ж, будут жить одни, ни с кем не общаясь.