Читать книгу Кортик фон Шираха - Рубен Маркарьян - Страница 14

По пути в отель Оксана сделала все, чтобы поссориться. Артем понимал, что барышня вовсе не жаждала скандала, просто врожденные «тараканы» в голове не уживались с «бабочками в животе», как однажды сама и подметила.

Ядовитые колючки в слоновью шкуру терпения Артема полетели сразу по выходу из музея, когда легкое вино еще не выветрилось.

Началось все с гомофобной шутки, которую Артем позволил отпустить. Неожиданно Оксана вступилась за геев, и Артем был вынужден защищаться, сообщив, что против геев ничего не имеет, а лесбиянок вообще искренне уважает, но категорически против пропаганды гомосексуализма.

– Не хочу чтобы это стало моей обязанностью, вот почему я против! – сказал Артем, улыбаясь.

Затем развил тему, предположив, что пропаганда гомосексуализма однозначно кем-то управляется, есть лидеры, которые засели в правительствах мировых держав, так что речь вовсе не о свободе выбора партнера, а элементарно о борьбе за власть.

– Для захвата власти нужны понятные лозунги, поддерживаемые простыми людьми. Так было при Ленине, опиравшемся на беднейшее крестьянство; так было при Гитлере, использующем национальные струнки; так и сейчас, когда кто-то обращает в политический капитал нетрадиционную ориентацию, – победно заключил Артем.

Оксана в ответ неожиданно выдала целую лекцию по социологии, сопровождая ее непарламентскими выражениями в адрес неразумно увеличенного эго своего друга.

– Арти, ты говоришь абсолютную чушь. Какие лидеры? Какой захват власти геями? Ты историю, что ли, не изучал? Тут же очевидно работает неумолимая логика исторических процессов. Как искусствовед со стажем тебе говорю, – Оксана говорила это с таким напором, что Артем перестал улыбаться. – Смотри, в эпоху модерна существовали три идеологии: либерализм, коммунизм и фашизм, и каждая из них боролась за право представлять модерн, как единственная правильная идеология.

– Я слышал об этом, – попытался Артем избежать льющегося на него водопада слов.

– В либерализме… А, ладно, потом о либерализме. В коммунизме субъект истории – кто? Класс! В фашизме – раса или государство, – не слушая его, продолжала бушевать Оксана. – Либерализм с коммунизмом победили фашизм в 1945-м, а потом либерализм победил коммунизм в 1991-м году. Я утрирую, конечно. Но! Вот скажи, кто в либерализме субъект истории?

– Ну, кто? – нехотя спросил Артем.

– Личность! Не класс и не нация! Личность! Типа, свобода от всего! От всех традиций и групп. Никаких тебе религий или наций. «Я» – это я, вот смысл либерализма!

Оксана взглянула в непонимающие глаза Артема.

– Взять женщин! Например, женщина – тоже личность! Не улыбайся так гнусно…

Оксана выстрелила глазами в Артема, который и правда улыбнулся.

– Да, я не… – начал было оправдываться, но Оксана продолжила.

– Свобода женщин от традиционных домашних обязанностей в форме западного феминизма; вот тебе, кстати, и низкая рождаемость! Именно здесь родились эти долбаные западные «права человека». Именно здесь и появилась массовая миграция в Европу из стран третьего мира: ведь либерализм считает, что нерожденного немца можно заменить сирийским арабом, как человеческой единицей (и налогоплательщиком).

Артем начал потихоньку улавливать в пьяном щебетании спутницы неумолимую логику и знание предмета, странным образом сочетавшиеся с практически идеальной по красоте внешностью Оксаны.

– Я слышал, нынешняя наша эпоха называется уже не модерном, – решил проявить себя под стать собеседнице Артем.

Оксана внимательно посмотрела на него, как бы раздумывая, издевается он или дружески подтрунивает. Артем добродушно смотрел на девушку голубыми глазами бравого солдата Швейка, так что Оксана только улыбнулась и смягчила тон.

– После 1991 года мы перешли в период постмодерна, другого названия я не знаю.

– Тогда и либерализм стал постлиберализмом? – лукаво спросил Артем.

– Вот именно! – глаза Оксаны опять наполнились огнем, в голосе снова зазвенела сталь. – Поэтому, достигнув свободы «от чего-то», теперь личность бесконечно делится на части. Например, один и тот же человек может быть католиком и геем одновременно, можно менять пол, сексуальную ориентацию и всё такое. Теперь же политика «прав человека» – это политика меньшинства против меньшинств, и их становится все больше: трансвеститы, бисексуалы, радикальные мусульмане на Западе, одно противоречит другому, и все качают «права». И весь этот дурдом происходит в обществе потребления, ведь либерализм пришел вместе с капитализмом, в котором один человек отличается от другого только в плане вкусов шоппинга, «фэшн» и голливудских фильмов. Кожа разного цвета, но думаем одинаково. И тупеем.

– Грустно… – согласился Артем. – Может плохо кончиться.

Оксана кивнула.

– Этот процесс может остановить только очень серьезный экономический кризис, когда вдруг кончится нефть, например. Или вода. Может, это и приведет к некому переосмыслению ценностей и возвращению к традициям. Ну, или война. Как обычное явление в человеческой истории. Блин, я зря надела туфли, ты был на редкость прав!

С этими словами Оксана сняла двух убитых немецкими тротуарами итальянцев и оставила их сиротливо лежать на холодной брусчатке.

– Бомжи доносят, – ответила она на вопросительный взгляд Артема.

– Мы идем на ужин сегодня, помнишь? Тебе надо купить туфли? – разумно поинтересовался Артем.

– У меня есть. Думаешь, с чего ты так надрывался, таская мой огромный чемодан. Там туфлей на эмиграцию хватит, а не просто на уикенд! – Оксана громко икнула.

– Энтшульдиген зи битте! – сказала она, приложив ладонь к животу. – Я тут с тобой отьелась и обпилась. Надо меньше жрать! Кстати, помнишь моего друга, который гонщик на раритетных тачках. Лёху? Он нас катает на «Руссо-Балте».

Лёха был другом из тусовки Оксаны, состоящей из нескольких семейных пар и просто мужчин и женщин, иногда собирающихся вместе на дни рождения, пикники и зарубежные поездки: от гонок раритетных вёдер до посещения премьеры оперы в Ла-Скала. Публика там была разношерстная, люди разных профессий, но все с лишним высшим образованием и потребностью к общению без корыстных интересов.

Артем не был допущен в круг избранных, Оксана никогда его не приглашала, то ли по причине понимания краткосрочности их отношений, то ли в этой компании у нее был свой такой же временный «Артем», с которым неудобно было сводить адвоката Каховского. Артем допускал, что этот самый Лёха, пилот «Руссо-Балта», и есть временный ухажер.

– С Лёхой не знаком, но много слышал, – ответил Артем. – Ты часто о нем говоришь с придыханием.

– И, кстати, есть почему! – воскликнула Оксана. – Ты знаешь, какой он молодец! Он похудел на двадцать килограммов! Просто взял и за полгода похудел! Был такой толстый, а сейчас просто Ален Делон! А ему 42, кстати! Просто красавец! Ммммм…

– И что? – Артем посмотрел на Оксану, понимая, что ссора неизбежна.

– Как что? – Оксана продолжала себя заводить. – Сила воли, понимаешь! При этом он не вываливает в Фейсбук всякие фото в спортзале, как твои друзья, он просто сделал себя! Молча, никому не говоря, мы все обалдели, когда его увидели!

– Ну, я тоже не вываливаю фото в Фейсбук из спортзала, – Артема тоже начинала заводить тональность разговора. – И мои друзья, кстати, если и выкладывают там что, делают это для примера. Чтобы показать себя. Среди них есть и мастера спорта, кстати, и пожилые сенаторы. Для чего иначе соцсеть?

– Они просто кичатся друг перед другом! А вот Лёха не выходит в соцсеть! Лёха просто самодостаточный и наполненный смыслом. Он стал ходить к батюшке через день, понимаешь? Человек вдруг взял и все переделал в жизни. Начал изменять и тело, и душу. И не кичится этим! Не то, что твои мастера спорта, айронмэны недоделанные. В каждой картинке самолюбование. «Я пробежал 40 километров сегодня, а мне пятьдесят!», «У меня сопли на финише длиннее, чем у Бьёрндаллена», тьфу… Противно! Да и ты! Ты не постишь в Фейсбуке физкультурные достижения на велотренажере, честь тебе и хвала! Но ты вечно цитируешь Евангелие! К месту и не к месту. Нашелся тоже, грешник, познавший истину и возомнивший себя Иисусом.

Артем с нескрываемым раздражением посмотрел на Оксану. В голове мелькнула шальная мысль снять другой отель и сбежать от нее, пока день окончательно не был испорчен. С чего она так завелась, было непонятно. Такое часто случалось, но обычно Оксана быстро приходила в себя и становилась самым нежнейшим существом на свете после подобного поведения. Но именно такое поведение Артему нужно было сначала пережить, чтобы не совершить убийства или другого неразумного поступка.

– Оксана, ты же сама говорила, что связалась со мной, потому что я, в отличие от других твоих знакомых мужчин, гораздо шире. И не в плечах, а в ином измерении. Что-то такое ты говорила про «глубины моего интеллекта», «силу моей воли», будто с морем сравнивала. Было такое?

– Было! – не задумываясь ответила Оксана. – Но…

– А твой Лёха, он кто? – спросил Артем. – Я о нем ничего не знаю, кроме того, что он катается на раритетной тачке и душа вашей компании.

– Он… Ну, я ж сказала! Он сейчас занялся собой, стал религиозен…

– Я понял, – Артем перебил. – Я спрашиваю, кто он? По жизни. Семья, дети, работа. Кто он, кроме того, что смог заняться собой, измениться и начать участвовать в гонках старых машин?

– Он… Ну, у него нет детей и он никогда не был женат. А работает он… В какой-то крупной полугосударственной компании суперкрутым программистом. Я точно не знаю. Но он очень непростой, вдумчивый и глубокий парень. Абы каких детей ему не надо! Хочет только по любви, большой и чистой. А любовь, как понятно, не ищется, она сама приходит.

Артем улыбнулся. Ему стало очевидно, что Оксана пьяна. В этом состоянии ее агрессия была неумолима, как пролетарская ненависть к буржуазии. Понятно, что Оксана высказалась и иссякла. Лёха – бессемейный, бездетный мужик в кризисе среднего возраста, с непонятной профессией, работающий в непонятной и неизвестной Оксане конторе, вдруг явился для нее идеалом мужской воли и внутренней духовной полноты. Такие слагаемые сформировали в голове у Артема образ.

Не без удовольствия он решил поделиться им с подвыпившей подругой, от которой пока еще не решил, бежать или нет.

– Малыш, почему ты восхищаешься прозрачностью лужи, но всегда ищешь и находишь мусор в прибрежной линии моря?

Оксана остановилась.

– Что? – посмотрела на Артема, не понимая пока его мысли. – Объясни-ка? Опять твои образы?

– Мне непонятно, почему ты так восхищена мужчиной, который к зрелым годам не стал никем, не обзавелся ни семьей, ни детьми, ни известностью и который всего лишь навсего перестал жрать на ночь, узнав, что напротив дома есть церковь.

Оксана задохнулась от желания высказать что-то резкое, но слова так и застряли в горле.

– Я… – только и смогла произнести.

– Ты! – понимая, что одерживает победу, сказал Артем. – Нет, я не против, верю, что Лёха классный парень. Вероятно, даже умный и увлеченный мэн, раз уж ездит на «Руссо-Балте». Но… Меня другое интересует, как так можно восхищаться прозрачностью лужи, находясь рядом с морем? И как можно ругать море за прибрежную грязь, ставя ему в пример чистые края лужи? Не понимаешь? Как у тебя, такой умной для твоей красоты барышни, возникает мысль сравнивать? Как можно морю говорить – «Да, ты вот глянь, у тебя загажены берега и вода мутная. Глянь на Лёху! Он втихую похудел на 20 кг, он – красавец! Наполненный смыслом жизни и сиянием Бога человек. А ты, ходячий цитатник Евангелия, ты, конечно, – море, но тебе и твоим друзьям обязательно надо этим кичиться! Вам обязательно нужно грохнуть грязной волной о берега Фейсбука, чтоб доказать, что вы все – крутое море. Бери пример с Лёхи!» То есть с лужи! Так?

– Я… – опять задохнулась Оксана, а Артем продолжал.

– Правда жизни в том, малыш, что морю абсолютно наплевать на лужу и её прозрачность. Лужа – это всего лишь маленький выдох моря в тёплую погоду, случайно пролитый дождиком на сушу. Не более того! Поэтому ни я, ни мои друзья – состоявшиеся люди, с детьми, семьями и своими страницами в Википедии – не будем брать пример с твоего Лёхи. Хотя он, повторюсь, наверняка классный парень, особенно на шашлыках.

Оставшиеся до отеля двести метров шли молча. До званого ужина оставалось чуть более трех часов. Артем пытался заговорить с замкнувшейся подругой, но та после двух молчаливых ответов на вопросы, только процедила сквозь зубы:

– Сейчас самое время нам обоим выдохнуть и помолчать.

Придя в номер, Оксана быстро скинула с себя платье, плюхнулась на застеленную кровать прямо в нижнем белье, и, отвернув край покрывала, прикрыла им тело, образовав что-то вроде кокона.

– Я посплю часок. Разбуди меня.

Артем походил немного по номеру, снимая с себя по очереди рубашку, брюки и носки, погрохотал дверками шкафа и падающими вешалками, но Оксана уже спала.

Взял ноутбук и прилег рядом на кровать. Посмотрел внимательно на лицо Оксаны, задумался. Красивая женщина, вызывающая противоречивые чувства от любви до ненависти в очень короткий промежуток времени. Такой, как сегодня, она была всегда. Может быть, именно в этом был секрет ее столь долгого пребывания рядом с Артемом. Никого из знакомых дам он более не брал с собой в зарубежные поездки, только ее, несмотря на возможность скандалов и неожиданных смен настроения. Сама Оксана говорила, что он ее терпит не потому, что очень добрый, а потому, что она «в отличие от его крашеных дур не заглядывает ему в рот и кошелек». Действительно, Оксана никогда не разводила его на «туфельки и платьишки», а если и отдавалась шоппингу, то только «за свои», и тогда, когда Артема не было рядом.

«Жениться вам надо, барин!» – вспомнились Артему вечно повторяемые его помощницей Тиной слова.

«Да, щас! – мысленно огрызнулся он. – Чтоб мне вот так, как сегодня, выносили мозг ежедневно?»

Вновь посмотрел на спящее лицо Оксаны. Бабочка губ чуть заметно шевелила розовыми крыльями, ресницы слегка вздрагивали, волосы, ручейком перебежав розовую щеку, нарисовали причудливый узор на подушке. Выглядела эта картина так мило и безобидно, что Артем тут же забыл о резком разговоре десять минут назад и невольно залюбовался.

«Вот же, засранка… – примирительно подумал он. – Сейчас проснется как ни в чем ни бывало, начнет щебетать…»

С усилием отлепил взгляд от бабочек и ручейков, повернулся на живот и открыл ноутбук.

Экран автоматически показал почтовый сервис с тремя непрочтенными электронными посланиями.

Артем открыл то, что было помечено «от Сизи»: