Читать книгу Не бери в голову - Рубен Матевосов - Страница 1

Первый раз Михаил Макаров надолго уехал из дома и родного города, когда окончил Пятигорский институт иностранных языков. В 70-е, так же как, впрочем, и в 60-е, и раньше в Советском Союзе выпускнику вуза не надо было беспокоиться о трудоустройстве после окончания вуза. Обо всем заботилось государство. Правда, выпускнику предоставлялся довольно-таки ограниченный выбор, как правило, далеко от тех мест, где он или она родились, росли, учились, где жила семья. Очень точно ту эпоху отражают слова песни: «Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз».

Распределение – вот то слово, которое было на устах большинства выпускников. Почему большинства, а не всех? Да потому, что ехали работать по распределению, в основном, те, кто не имел нужных связей, чтобы получить открепление, или те, кто был охвачен порывом «романтики», представляя реальную жизнь по умело снятым кинофильмам, восхваляющим героику комсомольских строек, решительных барышень и парней, покинувших уютные московские или ленинградские квартиры ради барака или съемной комнаты в одном из отдаленных уголков необъятной родины. Кто-то спешил оформить брак с жителем или жительницей того города, откуда не хотелось уезжать. Самые отчаявшиеся оформляли фиктивные браки.

Мише такой подход казался несправедливым. Ну почему Катьке или Маринке достаточно было выйти замуж за местного парня, чтобы не ехать по распределению. Может быть, замужество уже само по себе рассматривалось как достаточно сильный удар судьбы, который приравнивался к тяготам жизни в отдаленном районе? «А что, все может быть, – философски размышлял Миша. – Все-таки брак, как ни крути, это все равно, что «лишение свободы», а лишение свободы всегда считалось наказанием. Непонятно только, почему люди так спешили «лишиться свободы»».

В игру под названием «Найди открепление от распределения» были вовлечены практически все выпускники вузов. Но многие молодые специалисты не включились в игру по разным причинам. Среди них был и Михаил Макаров. Его природная любознательность, замешанная на здоровом азарте и небольшой доле авантюризма, которую его друзья и преподаватели воспринимали как приверженность долгу, привела к тому, что Михаил предоставил Судьбе самой распорядиться его будущим после окончания института. Эти же качества гармонично вписывались в его врожденное чувство гордости, которое не позволяло ему просить для себя каких-то привилегий. Миша не любил, когда в его жизни все заранее расписано. «Так жить не интересно, – считал он. – В жизни должна быть определенная доля неизвестного, немного интриги, а иначе это все равно, что голосовать в его стране на выборах – скучно и слишком предсказуемо». Такая философия и привела Михаила в зал института, где проходило распределение молодых специалистов на работу, напомнившее Мише эпизод из фильма «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», где пятнадцатисуточникам предлагалась на выбор работа на песчаном карьере, на уборке города и на стройке, что явно не вызывало их энтузиазма.

– Ну что, Макаров? Куда бы ты хотел поехать работать? – спросил декан во время этого, так называемого, распределения, создавая иллюзию выбора.

– А какие варианты? – на всякий случай поинтересовался новоиспеченный выпускник.

В таких случаях очень приветствовалось, если бы вы сказали что-то типа: «Куда партия пошлет, туда и поеду», или «Я бы поехал туда, где я нужнее», или что-то в таком же духе патриотическое. Но Миша был беспартийный, и, поэтому, выражение готовности поехать туда, куда пошлет партия, могло бы быть расценено, как примазывание к этой могущественной и уважаемой организации, чего Михаил никак не мог допустить в силу своей врожденной скромности.

– Есть Калмыкия и Чечня, – предложил декан. («Песчаный карьер – два человека», – стучало в голове Миши). Так и подмывало спросить: «А на ликеро-водочный есть»?

Мише очень нравился покер тем, что в этой игре можно было блефовать и пасовать. На некоторых скучных лекциях они с друзьями увлеченно играли и поэтому у Миши чуть не вырвалось: «Я пас», – но он вовремя сконцентрировался и вместо этого спросил:

– А места там еще есть?

Он спросил просто так, на всякий случай, в надежде на то, что все места расхватали, как его любимые горячие пирожки с горохом по 3 копейки, те выпускники, которые проходили распределение до него. Миша заметил, что декана сотрясает едва сдерживаемый смех.

– Как раз осталось по одному месту, – успокоил декан.

– Может быть, я зайду попозже? – предложил Макаров, цепляясь за эфемерную надежду на то, что мест может на всех не хватить.

– Попозже могут разобрать эти места, и останется Алтай, – пояснил декан.

Миша Макаров очень хорошо знал географию. Это всегда был его любимый предмет. Еще до того, как он пошел в первый класс, его отец с гордостью представлял своим друзьям сына и предлагал им спросить его название столицы какого-нибудь государства. Столицы это был конек маленького Миши, и он всегда безошибочно называл их, вызывая неподдельное восхищение друзей и знакомых отца. Позже, когда отец и сам начал удивляться познаниям сына, поняв, что тот никогда не делает ошибок, он начал предлагать друзьям небольшие ставки, что вызывало не меньший азарт, чем игра на тотализаторе. Но, когда все поняли, что выиграть у маленького Миши невозможно, азарт пропал.

В институте географию не преподавали, но Миша все равно точно знал, где находится Алтай. Это в Англии только один из трех опрошенных студентов точно знал, где находится Эверест, а двое других считали, что он находится в Европе. Миша не знал, как обстоят дела со знанием географии у них в стране, и не слышал ни о каких опросах студентов, но он точно знал, где находится Алтай. Миша Макаров ничего не имел ни против Калмыкии, ни против Чечни, ни тем более против Алтая. Может быть, там рай земной. Но все равно так и подмывало сказать: «Пас».

– Наверно я просто нерешительный, – думал он.

Дело в том, что Миша никогда раньше не был поставлен в такие условия, когда за несколько минут надо было принять жизненно важное решение. Ситуация была стрессовая. Распределение уже длилось несколько часов. По утрам Миша отделывался наилегчайшим завтраком, который чаще всего состоял из чашки чая и хлеба с маслом. Учитывая тот факт, что вся его энергия ушла на то, чтобы выдержать, выстоять и дождаться, когда кто-то решит за него его судьбу, в разгар распределения в животе у него начали раздаваться довольно громкие урчания, которых Миша откровенно стеснялся. И тут он вспомнил, как к ним в институт приезжал зав. районо из Чечни и агитировал ехать к ним в республику работать в школах, мотивируя тем, что молодые специалисты там очень нужны, что там кавказское гостеприимство и шашлык. «Шашлык, – вспомнил Миша. – Боже мой! Ну, конечно же. О чем тут думать».

– Шашлык. Ой, то есть Чечня, – выдал он, наконец.

– Молодец Макаров. Совсем немного колебаний, и принял решение. Не то, что некоторые, – похвалил декан.

* * *

Интересно, как все-таки складывается жизнь. Многое в жизни зависит от мелочей, от случайных событий и неожиданных решений. А может быть, эти события только кажутся случайными? Может быть, их направляет невидимая рука Судьбы? Ведь, если бы не приехал тогда в институт зав. районо из Чечни и не расхвалил бы шашлыки, и не был бы Миша так голоден на распределении, кто знает, где бы он оказался, и как сложилась бы его личная жизнь. Ведь именно в Чечне, в одной школе с ним, работала подруга его будущей жены Лены. Ее звали Лиля. Именно она сыграла роль свахи. Михаил знал, что есть такая девушка Лена Соловьева. Они учились на одном факультете, только на разных курсах. Он обратил на нее внимание еще в совхозе, когда их, студентов, посылали на уборку винограда. Уборка винограда, как тогда показалось Мише, довольно-таки сексуальное занятие. Зря некоторые студенты всякими путями отмазывались от поездки на уборку винограда. У них, думал Миша, либо совсем нет воображения и фантазии, либо их ничего кроме Битлз не увлекало. Даже то, как дышат запыхавшиеся от перетаскивания корзин с виноградом девушки, выбивало Мишу из привычного рабочего ритма, не говоря уже о капельках пота на их красных, разгоряченных лицах. Неудивительно, что статистика спешно заключаемых браков среди студентов, побывавших на уборке винограда, сразу после возвращения с сельхозработ была стабильно-устойчивой, с тенденцией к повышению.

Михаил работал с энтузиазмом, но больше просто ради удальства. Тем, кто выполнял норму, совхоз кроме питания давал возможность немного заработать. Но те студенты, которые не выполняли норму, в результате не только ничего не зарабатывали, но даже оставались должны совхозу после вычета стоимости питания.

Тогда в совхозе Миша Макаров не был лично знаком с Леной Соловьевой. Он видел ее на виноградниках, в столовой. Он заметил, что этой девушке очень идет носить косынку. Мише казалось, этот атрибут придает какую-то женственность. Он был уверен, если девушка наденет красивый платок, она быстрее станет объектом внимания парней, чем тогда, когда она натянет джинсы. «Наверно я старомоден», – думал он. Как бы то ни было, образ девушки в платочке прочно засел в его памяти. Не будучи лично знакомы, они по непонятной причине начали здороваться, когда позже встречались в коридорах института. Но одно дело здороваться, а другое дело ухаживать, а тем более, строить далеко идущие планы. Михаила его «выбор» уже занес в Чечню, и они больше не имели возможности даже здороваться в институте.

Отработав первый год в чеченской школе, Михаил приехал на летние каникулы домой. Те отпускные, что он получил, быстро закончились, хотя он особенно и не шиковал. Ему стало скучно. Времени отпуска оставалось еще больше месяца, а отдыхать, не имея денег, было неинтересно.

Как-то вечером Михаил с товарищем сидели на лавочке в парке, и пили пиво. Было темно. На соседней лавочке тоже кто-то сидел. Когда после некоторого количества выпитого пива зрение и слух обострились, Михаил понял, что на соседней лавочке с кем-то разговаривал их бывший командир стройотряда.

– Слышу знакомый голос. Никак, это вы, Олег Михайлович, там, в темноте шепчетесь? – окликнул Михаил.

– А это кто там, наш чеченец, что ли? Ты живой? – отозвался Олег Михайлович.

– Живой. Только вот глаз начал дергаться.

– Глаз? Ха, ха, ха. А почему глаз?

– Не знаю. Возможно, так организм реагирует на слишком большое скопление в одном помещении не слишком интересующихся языками подростков. Глаза же, как говорят, «зеркало души». Ну, вот душа и задергалась. А чтобы ни у кого не возникало сомнений, глаз это подтверждает, что-то типа желтого сигнала светофора. Очень нервная обстановка на уроках. Больше приходится их успокаивать, а не давать знания. Да и зачем им этот английский? Они хоть бы русский освоили. Получается, два иностранных языка изучают: русский и английский. Трудно им. Видно, не для моих нервов такая работа. Ну, а вы как?

– Я опять командую стройотрядом. Вот, приехал по делам на один день.

– А вам не нужны еще работники?

– Ты что, о себе?

– Конечно. Скучно мне еще целый месяц болтаться, да и деньги закончились.

– А ну приложи руку к сердцу и повторяй: «Я не хочу отдыхать. Я хочу работать. Я не хочу отдыхать. Я хочу работать».

– Я не хочу отдыхать. Я хочу работать. Я не хочу отдыхать. Я хочу работать.

– Вообще-то странно, но раз так, придется удовлетворить твое необычное желание. Кстати, я еду обратно завтра. Могу прихватить тебя.

На следующий день Михаил отправился в стройотряд. Хотя он уже не был студентом, но командир взял его по старой дружбе. Михаил был единственный выпускник среди студентов. Он познакомился с ребятами. Там были ребята с инфака и с филологического. Жили все в одном бараке. Каждый вечер по телевизору показывали «Семнадцать мгновений весны». Весь отряд цитировал высказывания штандартенфюрера СС Штирлица, шефа гестапо Мюллера и комментатора или автора, чей голос постоянно звучал за кадром. Романтика работы за рубежом запала в сознание Михаила еще при просмотре этого фильма. Хотелось применить свои знания с наибольшей эффективностью и, чтобы работа была интересной. Вместо этого единственная перспектива – школа в Чечне. Других вариантов на тот момент у Миши не имелось. Он должен был отработать три года, чтобы у государства к нему не было претензий и чтобы сам он мог сказать себе, что выполнил свой долг. «С другой стороны, – думал он, – если глаз начинает дергаться при работе с подростками, то о какой ответственной работе, а тем более за рубежом, может идти речь. Вон, у Штирлица всегда было одинаковое выражение лица: и когда кофе пил, и когда бутылкой с французским коньяком мочил сослуживца, и когда всаживал пулю в ничего не подозревающего агента, и когда обменивался взглядом с женой, специально привезенной из Советского Союза в Германию для того, чтобы посмотреть на него хотя бы издалека. А тут глаз может сразу выдать состояние души. Не хотелось бы, чтобы из-за такого пустяка, как задергавшийся не вовремя глаз, тебя разоблачили. Главное – не переоценить свои возможности».

Опыт работы в чеченской школе выявил еще одну слабую сторону Мишиного характера – вспыльчивость. Если все шло гладко, то он был вполне уравновешенный, но, если его начинали, что называется, доставать, а это могла быть просто провокация, то тут Михаил Макаров за себя не отвечал. «Из таких кандидатов штирлицы и филби не получатся, – справедливо думал Михаил. – Только страну подведешь». Ведь, если вспомнить учебу в средней школе, то классный руководитель даже не рекомендовала Михаилу продолжать учиться в девятом классе. Считала, что вполне хватит и восьми. Видимо он ее тоже очень сильно достал, как те чеченские подростки достали его самого. Михаил не мог припомнить, дергался ли глаз у классручки, но, чтобы привлечь внимание класса, или наладить дисциплину, она громко стучала кулаком по столу, причем, старалась попадать толстым обручальным кольцом, что было на пальце, – так получалось громче. Михаил этого стука не выносил так же, как запаха всякой дряни, которой приходилось дышать во время опытов на уроках химии, а поэтому под любым предлогом отпрашивался во время проведения лабораторных опытов.

* * *

В стройотряде работа не заладилась. Не хватало объема работ на всех, поэтому часто простаивали. Лежа от безделья на кроватях, разговаривали.

– Так ты, я слышал, уже работаешь в Чечне, – поинтересовался Сергей, студент четвертого курса иняза.

– Да, уже год отработал.

– Ну, и как там?

– Нормально. Живу в чеченской семье, в частном доме. Отдельная комната. Со мной живет еще один специалист из Пятигорска. Так что вдвоем весело.

– А как чеченцы к вам относятся?

– Нормально. Мы с ними дружим. Вполне гостеприимные люди.

– А то у нас тут всякие слухи ходят о чеченцах.

– Ты имеешь в виду, как из стихотворения о чеченце, который точит свой кинжал? Ерунда все это. Меня и моего товарища принимают как сына. Ты не поверишь, но у них очень уважительное отношение к мужчинам. Иду как-то из школы, захожу во двор, смотрю, знакомые рубашки болтаются выстиранные на веревки. Присмотрелся – мои рубашки. Я к Асет, хозяйке дома, спрашиваю: «Асет, это мои рубашки там сохнут на веревке?» Она улыбается и говорит: «Да. Их постирала Малика». «Это ее невестка, жена старшего сына Ахмета, – пояснил Михаил. – У нас, – говорит, – так принято». Возражать бесполезно. Традиции нарушать нельзя. Садимся за стол ужинать всегда вместе, как одна семья. Мы знаем, что они не едят колбасу, и мы уважаем их традиции. Покупаем рыбу или еще что-нибудь, что не противоречит их традициям. Мне нравится их уважительное отношение к старикам. В общем, все нормально. Ну, а у вас как там на факультете? Какие новости? За какими девчонками бегаете? – поинтересовался Михаил».

– А ты что, знаешь девчонок с нашего курса? – несколько удивленно спросил Сергей.

– Не забывай, что я всего год назад окончил Alma Mater. В совхозе были вместе. Кое-кого знаю, но так, чисто визуально или по имени.

– Ну, со мной в группе учатся Катя Федорова, Ира Иванченко, Лена Соловьева.

– О, так ты с Леной в одной группе?

– Да, а что?

– Так, ничего. Были в совхозе вместе два года назад. Приеду как-нибудь к вам в гости в общагу. Покажешь, где она живет?

– Давай, приезжай.

После стройотряда, Михаил снова отправился получать очередные дергания глаза. Его не покидало ощущение, что это напрасно потраченные годы, что то, что он там делает, никому не нужно. «Жить нормальной жизнью хочется сейчас», – здраво размышлял на досуге Михаил.

«Потом, когда будешь по утрам забывать в стакане свою вставную челюсть, будет поздно».

* * *

В Чечне молодые специалисты держались вместе, ходили в гости друг к другу. Как-то раз Миша со своим коллегой, с кем они вместе снимали комнату, Валеркой Резниковым, зашли в гости к филологам, среди которых была и Лиля. После традиционного чаепития и всего того, что называется общением, включающим обычный треп и «перемывание косточек» коллегам по школе, Миша с Валеркой засобирались домой. Лиля вышла их проводить. Улучшив момент, когда Валерка отстал, чтобы закончить рассказывать какой-то анекдот, и Лиля осталась один на один с Михаилом, она, что называется, «в лоб», спросила:

– Миша, как ты относишься к Лене Соловьевой?

– А ты откуда знаешь Лену? – не веря своим ушам, спросил он.

– Мы подруги. Так, как ты относишься к Лене?

– Знаешь, я не знал, что вы подруги, и, все-таки, почему ты спрашиваешь? – еще не совсем придя в себя от удивления, спросил Михаил.

– Мы на каникулах встречались и разговорились. Я рассказала, что со мной в одной школе работаешь ты. Мне показалось, она проявляет к тебе интерес.

– Да что ты. Мы даже никогда не встречались. Просто здоровались.

– Ну вот, видишь, здороваться тоже надо уметь. Ты, наверно, не так здоровался, как другие.

– Ничего подобного. Если ты думаешь, что я при этом подмигивал, то ты ошибаешься.

– Миша, девушке не обязательно подмигивать, чтобы она обратила на тебя внимание.

– А что обязательно?

– Этого в двух словах не расскажешь. Для начала просто напиши ей письмо, – посоветовала Лиля.

* * *

В начале октября, на День Учителя, Михаил с Валеркой решили съездить домой в Пятигорск. Дом есть дом, и где бы он ни был, всегда туда тянет, хоть на день-два. Вечером в Пятигорске они встретились с Валеркой и пошли в ресторан отметить профессиональный праздник.

– Слушай, а у тебя что, нет девушки? Ты ни с кем не встречаешься? – спросил Валерка.

– Так же, по-моему, как и ты, – парировал Михаил.

– Вот тут ты не прав. Помнишь Ларису из 6-ой школы. Ну, ты ее видел на вечере у них в школе.

– А… помню. Ты меня с ней знакомил.

– Ну вот. У нее такие ноги… Мы, наверно, поженимся.

– Ты что, из-за ног собираешься жениться?

– Ну, это только то, что сразу видно, – пытался убедить Валерка.

– Мне не понятно, что она в тебе нашла, – высказал Михаил свое «искреннее удивление».

– А я сам не знаю. Их, женщин, разве поймешь. Ну, а ты? Я тебе задал вопрос, а ты ухитрился увильнуть от ответа. Перевел стрелки на меня и думал, что я забыл?

– Честно говоря, мне нравится одна девушка. Она, кстати, живет в общежитии, недалеко отсюда.

– Ну, так давай сходим, – предложил Валерка.

– А что, можно. Я обещал одному студенту, с которым были летом в стройотряде, зайти к нему в гости. Он живет в том же общежитии. Пошли.

Вахтер остановил их у входа: «Вы к кому?»

– К Сергею Фомину.

– Проходите.

Михаил с Валеркой поднялись на третий этаж, где жили студенты иняза, и спросили у студента в коридоре, в какой комнате живет Сергей Фомин. Получив ответ, они постучали в указанную дверь.

– О, кого я вижу? – воскликнул Сергей, открывая дверь. – Ты, и вправду, решил сдержать слово?

– Конечно. Мы, джигиты, слов на ветер не бросаем, – ответил Михаил на приветствие.

– Заходите, – пригласил Сергей. – Присаживайтесь.

– Мог бы поздравить сначала, – с напускным упреком сказал Михаил. – День Учителя все-таки. А перед тобой целых два представителя этой уважаемой профессии.

– Поздравляю. Я и забыл.

– Ладно, на первый раз прощаем, но при условии, если достанешь три стакана. У нас с собой есть кое-что, чтобы и тебя приобщить к празднику.

– Так вы уже где-то посидели? – спросил Сергей, ставя на стол стаканы.

– Да, здесь недалеко. А как поживает Лена? Ты ее давно видел? – спросил Михаил.

– А ее комната здесь, рядом. Хотите, я вам покажу? – предложил Сергей.

– Хотим – с готовностью ответил Михаил.

Они пошли вслед за Сергеем, постучались в дверь. Им открыла девушка, видимо, соседка по комнате. Лены в комнате не было.

– Добрый вечер. Мы к Лене. Ты не знаешь, когда она придет? – поинтересовался Сергей.

– Она пошла в душ. Можете подождать, если хотите. Проходите, – пригласила соседка по комнате.

Гости расселись по кроватям, так как стульев на всех не хватило. Поставили на стол принесенные стаканы и бутылку шампанского. Не успели они раскрыть бутылку и наполнить стаканы, как дверь открылась и вошла она. На ней был халат, ее волосы еще были мокрыми, а лицо так и светилось чистотой. Выглядела она как-то по-домашнему. «Она повзрослела за эти два года, что мы не виделись. Стала еще красивее», – подумал Михаил.

– Лена, эти джигиты к тебе, – пояснил Сергей.

Она приветливо улыбалась. Не было никаких признаков недовольства, или раздражения. Хотя могла бы сказать что-то типа: «Не поняла…», или «Что вы хотите?» или еще что-нибудь в этом роде. То есть, их не прогнали, и это уже обнадеживало.

Михаил с Валеркой, как истинные джентльмены, встали с кровати, на которой до того сидели, и поздоровались.

– Здравствуй, Лена. Вот решили зайти к тебе в гости. Сергей показал нам твою комнату, – начал Михаил, толком не зная, как объяснить ей их непрошенный визит. – Познакомься, это Валера, мы вместе работаем. Ты извини, что мы вломились без приглашения.

– А ты как здесь оказался? Ты же в Чечне работаешь, – спросила Лена.

– Вот приехали с Валеркой на День Учителя. Завтра вечером обратно в Чечню.

Валерка наполнил стаканы шампанским.

– За знакомство и за День Учителя, – предложил он, подняв свой стакан. Все дружно чокнулись.

Включили магнитофон. Михаил, осмелев после выпитого шампанского, пригласил Лену потанцевать. Он не был большим любителем танцев, тем более, что танцевать предстояло между столом, кроватью и дверью. Все получилось как-то само собой. Ему, скорее всего, просто хотелось взять ее руку в свою под любым предлогом. А танец – и есть самый подходящий способ взять руку девушки, не вызывая ее недовольства. Может быть, через руку и передастся то что он чувствует. Ведь не скажешь же вслух об этом. Михаил почему-то, не очень верил в слова. Ведь слову могут и не поверить. Потом, как можно найти именно те слова, которые нужны. Ведь может случиться так, что скажешь не то, что чувствуешь, или слова упростят, придадут какую-то банальность или чрезмерную напыщенность тому, что чувствуешь. «Лучше уж совсем ничего не говорить о своих чувствах», – пришел к выводу Михаил. Никогда она не была так близко от него. Ее щека была рядом с его щекой. От ее волос пахло свежестью.

– Может, встретимся завтра? – предложил Михаил.

– У нас сейчас практика в 5-й школе. Я освобожусь в два часа.

– Хорошо. Я буду ждать возле твоей школы в 2 часа.

На следующий день он встретил ее возле школы, и они пошли погулять. Только сейчас, при дневном свете он по-настоящему увидел, какие у нее глаза. «Тот, на кого просто смотрят такие глаза, может уже считать себя счастливым», – подумал Михаил. Им было интересно вместе. Они оба любили книги, и было много тем, которые они могли обсуждать. Однако, день быстро прошел. Не было времени даже проводить Лену до общежития. Надо было заехать домой и сразу на вокзал. Вечером сели с Валеркой в поезд, который помчал их обратно к месту их работы.

– Красивая, – сказал Валерка, когда они уселись в купе.

– Кто? – не понял Михаил.

– Кто, кто, Лена, – пояснил Валерка.

– Да. У нее такие глаза… – мечтательно произнес Михаил.

– И что, из-за глаз ты на нее запал, – с издевкой спросил Валерка. – Чем ты отличаешься от меня? Я запал на ноги, ты на глаза.

– А женщины, говорят, западают на запах. Не понимаю, как можно запасть на твой запах, Валерка, – подтрунил Михаил над другом.

– Они могут унюхать, то, что не унюхаешь ты, – пояснил Валерка. – Может быть их рецепторы особенные.

– Ну, разве что особенные. С фильтрами очень тонкой очистки и ароматизаторами, – подытожил Михаил.

– На данный момент мне известны только две мужские особенности, которые не нравятся всем представительницам прекрасного пола, но, ни у тебя, ни у меня их, слава богу, нет, и это предоставляет нам шанс, – сказал Валерка, раскладывая матрац на верхней полке.

– И какие же это особенности? – поинтересовался Михаил.

– Когда из ушей растут волосы и потные ладони. А самое страшное, когда присутствует и то, и другое.

– Бррр. Давай лучше спать. Нам все равно их не понять, – сказал Михаил.

Вскоре Миша Макаров написал Лене Соловьевой письмо. Она ответила. Так завязалась переписка.

А потом на зимних каникулах они встретились. Он ждал ее в институте. Когда она появилась, она была, естественно, без платочка, как тогда в совхозе. На ней была вязаная шапочка. В шапочке ей тоже было хорошо. Ну, что тут скажешь? Если девушка нравится и в платочке, и без платочка, и в шапочке, и в домашнем халате, то это уже о чем-то говорит.

Был канун Нового 1977 Года. В тот день они вместе купили елку и поехали наряжать к нему домой. Это оказалась их первая совместная елка и первый Новый Год.

* * *

Если у кого-то возникает иллюзия, что ОН выбирает невесту, то это не так. У людей, как и у птиц, выбирает ОНА. ОН может здороваться, строить глазки, улыбаться, посылать записочки, одаривать цветами и подарками, засылать сватов, но все равно, выбирать, то есть выделить его из всей остальной массы потенциальных ухажеров и женихов, и выбирать в мужья будет ОНА. Но все вышеперечисленное должен делать ОН, если хочет добиться успеха. Это, конечно, относится к цивилизованному обществу, где женщины пользуются одинаковыми правами с мужчинами, хотя не обязательно используют все те права, какими пользуются мужчины, например, правом ходить раздетым по пояс в своем огороде, по понятным причинам, пользуются только мужчины, а женщины, похоже, этим правом просто не хотят пользоваться.

Маленькой моделью того, кто кого выбирает, могли служить в советское время вечера танцев, где, как правило, перед окончанием вечера последним объявляли «Белый танец», т. е. девочки приглашают мальчиков. И точка, и вечер на этом заканчивается. Никому из организаторов вечера даже в голову не приходило объявлять «Белый танец» в начале вечера. Это лишний раз доказывает, что окончательный выбор делает и должна делать ОНА. Уж как ОНА выбирает, каким критерием руководствуется – это другой вопрос. Кому-то нравятся широкие плечи и узкий таз, как у чемпиона по плаванию, кому-то – веселый нрав избранника, кому-то – красивый профиль, низкий баритон, кому-то – запах, кому-то еще что-то, или что-то еще.

Мишу Макарова бог не наградил ни голливудской внешностью, ни спортивным телосложением. Хотя, опять же, кто их, девчонок, поймет, на что они могут обратить внимание. Может быть, это и не так важно, что у него плечи и таз не как у пловца. Ведь не могут же все быть пловцами. Зато бог, как бы опомнившись, в качестве утешения подарил ему очень густые и жесткие волосы, для стрижки которых парикмахеры доставали какие-то специальные ножницы, которые, напоминали секаторы для подрезания кустов.

Миша Макаров не обладал ни искрометным юмором, ни красивым голосом, нюхать себя на предмет запаха, считал он, вообще бесполезно, плюс ко всему неправильный прикус. Об этом он узнал от Алексея, знакомого студента-стоматолога. Как-то раз в теплый весенний вечер они сидели в летнем кафе, и после второй выпитой бутылки Ркацители его товарищ, вдруг разглядев его, спросил:

– Миша, а почему ты не выправил свой прикус?

– Что не выправил? – не понял тот.

– Прикус.

– Что ты имеешь в виду. Я что-то не врублюсь, о чем ты.

– Ну, у тебя нижняя челюсть немного выпирает, – пояснил будущий стоматолог. – Это неправильно.

– Слушай, как природа меня создала, так и живу, – немного обиженно ответил Михаил. – Почему я должен что-то изменять? Мне, честно говоря, просто по фигу, какой у меня прикус и куда выпирает чья-либо челюсть. Ты забыл, что в мире творится? Вон, иранские студенты захватили американское посольство и удерживают больше 50 человек заложниками. А ты о каком-то прикусе. Начитался всякой ерунды в своих стоматологических учебниках.

Позже Михаил где-то прочитал, что у всей династии Габсбургов был неправильный прикус и окончательно успокоился.

Итак, его внешность, по его же мнению, подпадала под оценку «неприметный». Если бы он был царем на Руси, вполне возможно, это и было бы его прозвище: Михаил Неприметный. Но внешность это еще не все, успокаивал себя Миша. Есть еще привычки, характер, душа, наконец. Из хороших привычек у Миши была одна очень ценная, на его взгляд: он всегда имел при себе два носовых платка. И это не потому, что он был такой уж сопливый. Просто один из двух оставался чистым, и для Миши это было очень важно. Мало ли что, может понадобиться утереть кому-нибудь слезы, или сопли, или, не дай бог, перевязать пораненный палец.

– На привычки девчонки почему то не обращают внимания, – рассуждал про себя Михаил, – и напрасно. В семейной жизни привычки важнее внешности. Взять, к примеру, унитаз. Сколько споров и ссор возникает из-за пользования сиденьем унитаза супругами! И тут уже не до красивой внешности. Вон Катька ушла от красавчика Сашки только потому, что он, то ли не поднимал, то ли не опускал сиденье унитаза. – Что хуже из этих двух вариантов Миша тогда так и не понял, а уточнять было неудобно.

В своем характере Миша также видел немало положительных качеств. Но, чтобы узнать привычки и характер, требуется время и определенные условия. А девчонки, как представлялось, Мише, не всегда располагали временем. А может быть, надеялись обломать вредные привычки и воспитать положительные качества характера?

Несмотря на отсутствие привлекательной внешности и спортивной фигуры, Миша не испытывал комплекса неполноценности в отношении с девушками. Но он твердо знал одно – ему не нравятся разводы и, если он женится, то это должно быть на всю жизнь. И еще, он очень любит детей. Об этом Миша никому не говорил по той простой причине, что девушки, с которыми он встречался, могли бы понять это буквально. Кто их знает, как они мыслят. Скажи ей: «Я люблю детей», – а завтра она скажет: «Знаешь, у нас будет ребенок». Миша Макаров не был сторонником браков, заключаемых по причине того, что девушка, увлекшись «примитивным влечением», забыла о предосторожности. Такая ситуация напоминала ему распределение, где вам практически не оставляют выбора. Если речь идет о создании семьи, а не о сексе, то здесь все должно идти своим чередом: ухаживание, помолвка, женитьба, дети. Но не наоборот. Таковы были взгляды Михаила Макарова на взаимоотношения между сильным и прекрасным полом.

Но периода ухаживания, в том смысле, в каком представляют его многие, у Михаила просто не получилось, так как он мог приезжать к Лене только на каникулы. Двух каникул: зимних и весенних, им оказалось достаточно, чтобы принять решение. Их «Белый танец», т. е. тот день, когда Лена сказала ДА, состоялся в марте. Свадьбу решили сыграть в июне, когда Михаил приедет на летние каникулы. К тому времени Лена должна была защитить диплом. На весенних каникулах подали заявление в ЗАГС, и после окончания каникул Михаил отправился обратно в Чечню. На перроне вокзала его провожали мама и Лена. Мама еще не знала о стремительно приближающейся женитьбе своего сыночка. Пришлось сказать ей уже перед тем, как запрыгнуть на ступеньку отходящего вагона. «А что делать? Космический век», – пытался как-то оправдать себя новоиспеченный жених.

Два последних месяца холостяцкой жизни пролетели, и в конце мая Михаил приехал в Пятигорск. Через две недели должна была состояться свадьба.

Утром, в день свадьбы, когда Миша надевал свой финский костюм, купленный в Чечне за 150 рублей, и повязывал галстук, купленный за пять, он все еще не мог представить себе, что через несколько часов его жизнь круто изменится, что через несколько часов девушка, о которой он долго мечтал, станет его женой. Что думала она в этот момент, он не мог знать. Но в одном он был уверен – они оба очень волновались. Наконец, настало время отправляться за невестой. Свадебный кортеж тронулся в путь в дом невесты. В то время Лена жила в доме своих дяди и тети. Ее родители жили в Краснодаре.

Перед дверью, как и положено по традиции, жениха ждали подруги невесты и требовали выкуп. Этот вопрос быстро уладил дружка. Шампанское и конфеты открыли путь к невесте. В гостиной за накрытым столом ждали ее родители и близкие родственники. Невеста стояла в белом платье и фате рядом с отцом. Миша слышал высказывание, что все невесты красивые.

«Нет», – подумал Миша, – не хочу обидеть других невест, но моя невеста самая красивая!»

Когда он посмотрел ей в глаза, он не мог оторвать от них взгляда. Миша все еще не мог понять, в чем притягательность ее глаз. И только тут он сделал открытие, что красота ее глаз не только в тех волшебных, сногсшибательных серо-зеленоватых искорках, а прежде всего в том, что в них отражается целый каскад чувств и свойств души: застенчивость, нежность, чистота, смятение, радость. Это был один из тех моментов, когда хочется сказать: «Остановись мгновение. Ты прекрасно». Они оба были настолько взволнованы, что в загсе, на церемонии бракосочетания, прослушав речь представителя ЗАГСа, и услышав вопрос: «Какую фамилию вы решили взять?», – Лена незаметно толкнула Мишу в бок, очевидно, давая ему возможность сказать первым. Жених замешкался, не поняв, почему он должен отвечать на этот вопрос, и быстро сделал незаметный ответный толчок, дав невесте знак, что этот вопрос касается только ее. Она немного смутилась и назвала его фамилию: «Макарова».

Это в Америке принято репетировать свадебную церемонию, но в стране грандиозных экспериментов и экспромтов все привыкли все делать спонтанно. Молодые люди идут на собственную церемонию бракосочетания как студенты, не подготовившиеся к экзамену. Жизненный лозунг советского народа: «Ничего страшного. Прорвемся».

И вот, они уже муж и жена, носящие одну фамилию. Теперь их можно называть просто Макаровы.

Вскоре после свадьбы Михаилу Макарову пришлось ехать обратно в школу принимать экзамены. Несмотря на то, что это было расставание всего на две недели, это было первое расставание с женой. Она не могла поехать с ним, так как сдавала государственные экзамены. «В конце концов», – думал Михаил, – мы сами так спланировали нашу свадьбу, зная, что придется ненадолго расстаться».

А в конце августа они поехали в Чечню вместе.

Когда Михаил и Лена явились в то же районо, заведующий которого приезжал в их институт и приглашал на работу, и Михаил представил ему свою жену, тоже специалиста английского языка, зав. районо с некоторым разочарованием, а может быть, это был такой своеобразный юмор, сказал:

– Что, Макаров, не мог жениться на преподавателе математики? Нам сейчас очень нужны преподаватели математики.

– Так вы предупреждайте заранее, – ответил Михаил, приняв это за шутку. – Я передам всем неженатым коллегам ваше пожелание, Иван Тихонович. А поскольку вы не предупредили заранее, и я уже женился на преподавателе английского языка, то прошу оформить мою жену в нашу школу. У нас есть вакансия.

– Про какого это преподавателя математики спрашивал он? – в недоумении спросила Лена, когда они вышли из районо, закончив формальности с ее трудоустройством.

– Я думаю, это у него такой юмор, – ответил Михаил.

– Ты точно не встречался с математичкой? – продолжала допытываться Лена.

– Да ты что! Я математичек просто боюсь, – возмутился Михаил. – Это у меня еще со школьных времен. До сих пор снятся страшные сны как будто я не могу решить на уроке какое-то уравнение. Вообще наглый мужик. Мало того, что заманил меня в эту глухомань шашлыком, так еще требует, чтобы женились в соответствии с потребностями района в специалистах. Можешь себе представить, подходит к нему, например, Лиля и говорит: «Иван Тихонович, мне пора замуж, но я пока еще не знаю за кого выйду. Вам, вообще, какие специалисты нужны?»

– Каким еще шашлыком он заманил тебя? – не поняла Лена.

Пришлось ей рассказать, как его, так называемый, выбор пал на Чечню.

– А я все думала, почему ты согласился поехать сюда, – недоумевала Лена.

– Ну, теперь знаешь. Кстати, Чечня нас с тобой поженила. Если бы не Лиля, не знаю, решился бы я.

– Ты что, такой трусливый?

– Я бы сказал – нерешительный. Однажды я чуть не развернулся и не ушел, когда пришел к тебе в общежитие после Нового Год а. Не успел я рот открыть, чтобы сказать вахтеру, к кому я пришел, как впереди стоящий молодой человек спрашивает вахтера: «Можно пройти к Лене Соловьевой?» Я так и замер на месте. Я знаю, что братьев у тебя нет. На папу он не тянет по возрасту. Что остается?

– А, это тогда, когда Димка пришел сообщить, что Ольга родила? – засмеялась Лена.

– Тебе сейчас смешно, но откуда я знал тогда про Ольгу, про то, что она родила, и что этому обалдую приспичило бежать к тебе и хвастаться своим отцовством.

– Так ты меня тогда приревновал?

– У меня просто начало просыпаться здоровое чувство собственника. Я тебя никому не отдам.

* * *

Михаил и Лена проработали вместе в той школе один год, после которого он уже ничего не был должен государству и мог ехать на все четыре стороны. Они выбрали одну – в Краснодар. У них должен был родиться их первенец, а в Краснодаре жили родители Лены. Они были на пенсии и могли помочь с малышом.

В августе Лена родила девочку. Примчавшись в роддом, Миша подошел к окну палаты, где находилась жена, и позвал. Лена выглянула, сделала ему знак рукой подождать и исчезла за шторой. Через несколько секунд штора приоткрылась, и он увидел Мадонну с младенцем. Он быстро поморгал глазами, и на месте Мадонны он увидел Лену, поднимающую на руках и показывающую ему маленького человечка с черноволосой головкой. До сознания Михаила еще не доходило, что ему показывают его дочь. «Неужели у меня уже есть дочь? – восторженно думал молодой папаша, – и уже такая заросшая, как будто давно не стриглась. Она что, родилась уже с такой прической? Вот это да! Это просто как чудо. Вчера нас было двое, а сегодня трое».

Они назвали дочь Эллой. Просто потому, что им обоим нравилось это имя. Когда Лену выписали из роддома, и Михаил приехал забрать их домой, ему вручили ЕЕ, ту, которая станет его принцессой, смыслом его жизни, за кого он будет радоваться, о ком переживать, кем будет гордиться и хвалиться, из-за кого он будет ссориться с женой относительно методов воспитания, кого будет с удовольствием купать, кормить, носить на руках, целовать, и ради кого будет из кожи вон лезть, чтобы ее жизнь была достойной.

А пока ему вручили его первый главный приз в сложной викторине под названием жизнь. Когда он взглянул в подарочную упаковку в виде розового одеяла с белыми кружевами отворотов, он увидел, что из-за этих белоснежных отворотов на него с интересом взирают черные как маслины глаза и как бы спрашивают: «А кто ты такой?»

* * *

Михаил Макаров вспомнил ту ситуацию с «выбором» на распределении, когда через пять лет сидел в коридоре 10-го управления Министерства обороны СССР, куда он прибыл тоже для своего рода распределения, но на этот раз для поездки в загранкомандировку, куда он, в отличие от распределения после окончания института, решил поехать добровольно. За плечами были три года работы в чеченской школе и два года работы в институте. Кроме того, работа в авиационном училище, где обучались иностранные летчики и техники. Именно работа в училище дала толчок к принятию решения о поездке за рубеж.

Один за другим выходили молодые офицеры после собеседования, и сидящие в коридоре, ждущие своей очереди, спрашивали:

– Ну, что? Куда?

– Афганистан.

– Афганистан.

– Афганистан.

Шел 1982 год. Война в Афганистане в самом разгаре. «Похоже, здесь не предлагают даже Алтай», – подумал Михаил. «Ну да. Это же загранкомандировка. Сейчас мы нужны уже не на Алтае, а в Афганистане. Тем более, дело добровольное. А что делать? – рассуждал он. – Как жить? Как содержать семью? Надо как-то выбираться из этой нищеты. Афганистан, так Афганистан».

– Макаров, – раздался голос офицера, вызывающего для собеседования. «Я пас», – пришло в голову Михаилу, а ноги сами встали и понесли в кабинет. Войдя, он представился. Сидевший за столом полковник предложил сесть, а сам читал бумаги, видимо, его документы, лежащие на столе. Минуту-другую оба сидели, молча. Наконец, полковник оторвался от бумаг и взглянул на Михаила.

– Так вы работаете в в/ч 10 465? – уточнил полковник.

– Так точно.

– У меня там есть очень хороший друг. Полковник Круглов. Мы вместе повоевали во время арабо-израильской войны 1973 года. Вы его знаете?

– Так точно. Он преподает у нас в училище вооружение самолета, – ответил Михаил.

– Передавайте ему привет.

– Спасибо. Обязательно передам.

– Ну, что? Куда хотите поехать? – спросил полковник, отложив бумаги. – Есть Индия и Эфиопия.

(– А как же Афганистан? – чуть не вырвалось у Михаила.)

– Но я сразу скажу, – продолжал полковник, – в Индию нужны только два переводчика, а в Эфиопию 12. Кроме того, Индия оформляет документы год, а может, и дольше, а в Эфиопию вы уже через три месяца уедите.

– Мне бы конечно не хотелось долго ждать, – сказал Михаил.

– Ну, тогда Эфиопия, – подвел черту полковник.

Он был прав в том плане, что ждать долго не пришлось. Через три месяца Михаилу Макарову пришел вызов, и он начал собираться в дальнюю дорогу. В этот раз кроме родителей ему предстояло надолго расстаться еще с двумя дорогими ему людьми: женой и дочерью.