Читать книгу Не бери в голову - Рубен Матевосов - Страница 2

Михаил прибыл в Москву поездом за две недели до вылета в Аддис-Абебу. Всем отъезжающим должны были сделать прививки от желтой лихорадки и от холеры, и, кроме того, провести инструктаж.

На это время Михаила приютили дядя и тетя Лены, проживающие в столице. В тот мартовский вечер, когда Михаил позвонил в дверь квартиры, где проживали дядя Боря и тетя Тоня, дверь ему открыла тетя Тоня. Дядя Боря был еще на работе. Тетя встретила его очень тепло, несмотря на то, что виделись они всего один раз, когда Михаил и Лена приезжали в столицу отдохнуть, развеяться и прибарахлиться в московских магазинах. Короткая стрижка, обрамляющая круглое, похожее на татарское лицо, ни с чем не сравнимый московский говорок и доброжелательная улыбка с легким прищуром глаз – тетя являла собой неисчерпаемый источник доброжелательности, чувства юмора и спокойствия.

– Так ты куда едешь? – спросила тетя Тоня.

– В Эфиопию.

– Шпионом будешь работать? – продолжила она, улыбаясь.

– Вы наверно тоже насмотрелись «Семнадцать мгновений весны»? Нет, просто переводчиком в группе военных советников, – ответил Михаил.

В это время в дверь позвонили, и тетя Тоня пошла открывать. В прихожей раздался приятный баритон дяди Бори. Миша встал и вышел в прихожую. Дядя Боря снимал элегантное пальто мышиного цвета. На нем был красивый темно-серый костюм, белоснежная рубашка и строгий галстук. Дядя Боря работал в каком-то важном ведомстве. На полу рядом с ним стоял кожаный портфель, с которым, по-видимому, он ходил на работу. «Наверное, носит домой документы, чтобы поработать», – подумал Михаил.

– А, привет Михаил, – сказал он так, как будто они только вчера расстались.

– Здравствуйте, дядя Боря.

Они обменялись рукопожатием. Слегка покрытые сединой волосы, аккуратно зачесанные назад, здоровый румянец мартовского вечера на щеках и довольная улыбка говорили о том, что человек доволен, если не всей своей жизнью, то, как минимум, прожитым днем. Привычно переобувшись в домашние тапочки и прихватив с собой портфель, дядя Боря прошествовал на кухню.

– Ну, садись, рассказывай, куда собрался? – спросил дядя Боря, ставя портфель на стол и вытаскивая бутылку «Столичной» и несколько банок каких-то консервов, которые Михаилу ничего не напоминали из того, что он привык видеть.

– Вот в Африку собрался. Представилась такая возможность, – кратко пояснил Михаил, усевшись за кухонный стол.

– Бечя, ты бы сначала переоделся, – раздался голос тети Тони.

– Одну минуту, – извинился дядя Боря и исчез в спальне. Через несколько минут он вышел в кухню в спортивном костюме. Тетя Тоня уже ставила на стол приборы, а из кастрюли доносился дурманящий запах пельменей.

– Курица, порежь-ка нам огурчик, – попросил дядя Боря, открывая бутылку «Столичной».

Миша, посмотрев на стол и не увидев никакой курицы, сначала не понял что к чему.

– Курица, а что у нас на ужин? О, пельмени. Замечательно.

Миша переводил взгляд с дяди на тетю и обратно, едва сдерживая готовый вырваться наружу смех. «Бечя» и «Курица»! Вот это да! Миша слышал разные клички и прозвища, на которые люди откликались, но таких никогда не слышал. По всему было видно, что прозвища устраивали обе стороны, поскольку и дядя и тетя с готовностью на них отзывались.

Тетя Тоня вытащила из холодильника банку с огурцами, а дядя, тем временем, открыл одну из консервных банок, которую он извлек из своего волшебного портфеля. При более близком рассмотрении Михаил увидел, что это была сельдь в винном соусе.

– Ну, давай, с приездом, – поднял дядя Боря рюмку. Захрустев огурцом, дядя Боря расспросил, как поживает Леночка и Эллочка.

Михаил на миг задумался, устремив взгляд в пространство перед собой, мысленно представив, что сейчас делает его дочь, чем занимается жена, и снова почувствовал невидимые узы, связывающие его со всем тем, что называется домом. Он знал, что Лена очень любит своего дядю и начал подробно рассказывать об их жизни, заботах, желании иметь свое гнездо. На лице дяди Бори сияла улыбка. Видно было, что и он расспрашивал о жизни племянницы не из банальной вежливости.

– А как Коля и Ксеня? – спросила тетя Тоня о родителях Лены.

– О, они очень заняты, несмотря на то, что на пенсии. Все внимание на воспитание внучки. Если бы не они, нам было бы очень трудно. И живем же пока у них. Вот поеду зарабатывать на свое жилье.

– Молодец, – похвалил дядя Боря. Тетя Тоня поставила на стол пельмени. Михаил после вынужденной сухомятки в поезде не мог дождаться, чтобы попробовать свое любимое блюдо в исполнении тети Тони. Пельмени таяли во рту.

Закончился вечер двумя партиями в шахматы, где приз в виде того же прозрачного напитка из зерна ждал и выигравшего, и проигравшего.

На следующее утро Михаил отправился на инструктаж. Там он познакомился с некоторыми офицерами, которые направлялись туда же, куда и он. На инструктаже они узнали о ситуации в стране, о том, что там одновременно имеются два очага конфликтов: с одной стороны с Сомали, с другой – с сепаратистской провинцией Эритрея. Рассчитывать на то, что будешь жить в отеле и заказывать кофе в номер не приходилось. Один из офицеров, проводивших инструктаж, так и заявил: «Я не знаю, кто из вас куда попадет, но могу дать гарантию, что большинство из вас будут спать с автоматами».

Михаилу с самого начала принятия решения о поездке за границу ситуация напоминала игру втемную. Необычно было то, что сначала ты соглашаешься, а только потом узнаешь куда поедешь, и что будешь спать с автоматом. То есть, получается, что тебе безразлично, где и как тебя используют, – ты на все согласен. Михаил до этого никогда не спал ни с автоматом, ни с пистолетом, ни даже с рогаткой, и поэтому именно эта перспектива вызывала в голове наибольшее напряжение. Миша знал, что первой в списке заповедей стоит «Не убий». А раз она первая в списке, значит она самая главная. Как бы образно ни выразился тот офицер на инструктаже, получалось, что самая главная заповедь может быть нарушена. В Мишины планы не входило стрелять, тем более за тысячи километров от родины. Он просто хотел заработать денег, чтобы обеспечить семью жильем. Поездка за рубеж была, на его взгляд, единственной реальной возможностью честно заработать достаточно денег, чтобы купить квартиру или дом. Но если ради этого придется стрелять, то это уже совсем другое дело, рассуждал Михаил. А тем более, если будут стрелять в тебя.

В тот вечер он вернулся несколько задумчивый. Ситуация чем-то напоминала вербовку в какой-то Африканский легион. Тетя Тоня возилась на кухне. Михаил включил телевизор и с наслаждением откинулся в кресле. Но он не мог сосредоточиться на том, что показывали по телевидению. Фраза, сказанная офицером, проводившим инструктаж, не выходила из головы. Раздался звонок в дверь, а через несколько секунд баритон дяди Бори возвестил о его приходе. По голосу из прихожей можно было сделать вывод, что он и сегодня доволен прожитым днем, а в подтверждение этому на кухонном столе появился неизменный портфель – самобранка, из которого дядя Боря извлек тот же самый набор. Судя по всему, портфель вообще не предназначался для переноски документов.

– Ну, как прошел день? – поинтересовался дядя.

– Нормально, – лаконично ответил Михаил, понимая, что не стоит вдаваться во все подробности. Казалось, дядя Боря тоже вник в специфику ситуации и удовлетворился таким ответом.

– Ну и слава богу. Курица, как насчет ужина? – крикнул он жене.

– У меня все готово, – ответила добрейшая тетя Тоня. Они уселись за стол.

– А какую запись тебе сделают в трудовую книжку? – поинтересовался дядя Боря.

– Я, честно говоря, не задумывался, – искренне ответил Михаил.

– А интересно, как записывают в трудовой книжке, если работаешь шпионом? – включилась в разговор юморная тетя Тоня.

– Об этом лучше спросить у самих шпионов, – сказал дядя Боря.

– Да, я как-то не задумывался, какую запись мне сделают в трудовую книжку. С вами всегда интересно, тетя Тоня. Вы на такие мелочи обращаете внимание. Может быть, это и не мелочи, но об этом как-то не думаешь.

– Ладно, ладно, я шучу. Надо же тебя немного расслабить, а то, я смотрю, ты какой-то напряженный, – ответила тетя, вызывая очередное Мишино умиление своим московским диалектом.

– Просто сегодня проводили с нами беседу, и из всего этого я понял, что в фильмах, даже о том же Штирлице, нам показывают только романтическую часть жизни. А кто ему стирал трусы и носки? Или он сам их стирал?

– А почему это ты об этом задумался? – спросил дядя Боря.

– Ну, вот сегодня на инструктаже кто-то спросил, что брать с собой за границу. Офицер, который проводил инструктаж, дал целый список, в котором такие вещи, как тазик для стирки, стиральный порошок и прочие далеко не романтические вещи.

– А как же ты хотел? Тебе, скорее всего, самому придется стирать и свои трусы, и носки.

– Что, и вешать все это на веревке на глазах у всех? – недоуменно спросил Михаил.

– Ну, а где же? А вам посоветовали и веревку прихватить с собой? – опять с ухмылочкой спросил дядя Боря.

– Нет, про веревку ничего не сказали. Так, завтра придется пойти по хозяйственным магазинам. Нет, ну как я буду везти тазик? Куда я его засуну? В чемодан, что ли? – недоумевал Михаил.

– А ты замерь размеры чемодана и подбери такой тазик, чтобы поместился, – предложила тетя Тоня.

– Хорошая идея, – согласился Миша.

– А что, все эти вещи нельзя купить там? – недоуменно спросила тетя Тоня.

– Во-первых, как нам сказали, там все очень дорого, а во-вторых, у нас не будет денег, – объяснил ситуацию Михаил.

– Как это не будет денег? – не поняла тетя.

– Ну, зарплату будут платить только через месяц. В общем, все покупают эти вещи здесь и везут с собой, тем более, что можно бесплатно везти 100 кг.

– Во всей этой ситуации я вижу один положительный момент, – включился в беседу дядя Боря. – Раз нет денег, значит не надо их прятать и беспокоиться, что их украдут.

– Вы большой оптимист, дядя Боря.

Романтический угар начал потихоньку угасать. «Это еще ничего, – успокаивал себя Михаил, – купить и пронести тазик по столице, а вот как я буду себя ощущать, когда буду на глазах эфиопов вешать на веревку свои трусы и носки? А может быть, эфиопы переняли обычаи народов Кавказа, и мне просто не позволят местные женщины стоять возле тазика, как не позволяла хозяйка дома, в котором я жил в Чечне. Может быть, они так же уважают мужчин, как на Кавказе. Не надо раньше времени паниковать. Ситуация сама подскажет, что делать. В крайнем случае, придется улыбаться, пожимать плечом и разводить руками, мол, что поделаешь, дело житейское. Я не думаю, что меня будут забрасывать гнилыми помидорами за это. Тем более, как нам сказали, там с продуктами трудно. Надо сходить в библиотеку, в читальный зал и посмотреть, что там есть по обычаям и культуре Эфиопии. То, что говорят на инструктаже, в основном, касается будущей работы и политической обстановки в стране. Поэтому было бы полезно понять, чем живет народ, какие у них традиции и прочее».

В читальном зале библиотеки иностранных языков Михаил попросил что-нибудь об Эфиопии. Ему предложили географический справочник по странам Африки. Открыв раздел, посвященный Эфиопии, и прочитав довольно сжатую справку об этой стране, он понял, что ему придется открывать для себя эту страну. Михаила немного ошарашила информация о количестве языков, на которых говорят в Эфиопии. Оказывается, там говорят более чем на 80 языках. «Раз там столько племен и народностей, то значит и столько же разновидностей традиций, или примерно столько же – подумал Михаил. – Хотелось бы, чтобы были и какие-то общие традиции». Михаила обнадеживало то, что Эфиопия приняла православие в 4 веке, т. е. задолго до Руси. «Может быть, есть что-то схожее с нашими обычаями или, точнее, у нас с их традициями», – с надеждой подумал Михаил. Но ничего похожего на кавказские обычаи он, к сожалению, в справочнике не нашел. Единственное, что невольно отложилось в памяти из небольшой главы, посвященной культуре и традициям, это то, что в Эфиопии много уличных чистильщиков обуви. «Неужели там настолько грязно, – подумал Михаил. А, возможно, люди чистят обувь на улице просто, чтобы порисоваться?» Вспомнился кадр из фильма «Неуловимые мстители», где чистильщиком был связной Данька, а Буба Касторский под видом чистки обуви передавал ему информацию. «Не исключено, – подумал Михаил, – что в условиях военного времени эфиопские чистильщики обуви выполняли и специальные задания. Интересно, как далеко в прошлое уходит у них эта традиция? Может быть, прихватить с собой ящик сапожного крема и там двинуть оптом?»

Несколько удрученный, он отправился в хозяйственный магазин за тазиком и стиральным порошком. По пути зашел в Дом Книги в канцелярский отдел, где продавали значки.

– Дайте мне, пожалуйста, 150 значков с изображением Ленина, – попросил он девушку за прилавком.

– Сколько? – переспросила она.

– 150. Только разных, пожалуйста.

– У нас всего 8 видов.

– Значит по 20 значков каждого вида. Пусть будет 160.

– Вы что, коллекционируете значки? – недоумевала продавщица.

– Если бы я их коллекционировал, зачем бы я покупал много одинаковых значков, – резонно заметил Михаил продавщице.

– Вот и я подумала. Может быть меняться?

– То, для чего я их покупаю, не подлежит огласке, – окончательно заинтриговал он продавщицу.

В хозяйственном магазине ему предстояло выбрать тазик строго по размерам чемодана. Размеры он знал, так как замерил его заранее после рекомендаций тети Тони.

– Скажите, пожалуйста, какие габариты этого тазика? – спросил Михаил продавца хозяйственного отдела.

– Не знаю, – честно ответила та.

– Как это не знаете? Вы же их продаете. Что, вы не знаете, что продаете? – возмущался он.

– Почему не знаем? Знаем, – убедительно отвечала продавщица.

– Как же знаете, если не можете мне сказать размеры тазика.

– У нас никто никогда не спрашивал размеров тазиков.

– Ну, вот, я спросил. Для меня это очень важно.

– У нас нечем замерять тазики, – отрезала продавщица.

Пришлось купить швейный сантиметр, чтобы замерить тазик. Наконец тазик нужных габаритов был выбран и, оплатив покупку, Михаил с облегчением двинулся к станции метро, загрузив тазик коробками со стиральным порошком и значками с изображением Ленина.

Он был уверен, что его вид далеко не украшал общую картину столицы. Начал даже зарождаться какой-то тазиковый комплекс. Впечатление, что на него все смотрят и задаются вопросом: «А зачем он идет в баню со своим тазиком?»

Придя на квартиру дяди и тети, он первым делом примерил тазик к чемодану. Слава богу, все сошлось.

Наконец настал день отъезда. Рейс на Аддис-Абебу отправлялся в 22.00. Тетя Тоня приготовила вкусный ужин. Дядя Боря пришел с работы, как всегда, со своим «волшебным» портфелем, из которого привычным жестом извлек бутылку «Столичной». За столом, как всегда, шутили.

Позвонила Лена. Михаил почувствовал, как она старалась держаться, не расплакаться.

– Ты напиши сразу, как только доберешься до места.

– Конечно. Но, на всякий случай, не переживай, если долго не будет письма. Я точно не знаю, как долго идут письма.

– Делай мне вызов. Я приеду к тебе.

– Уволишься с работы? Оставишь Эллочку?

– Да. Я уже решила.

– Ну, что ж. Как только смогу я тебя вызову, – заверил Михаил жену, хотя сам не знал, насколько это реально. – Ты, главное, пиши почаще. Не жди пока придет ответ от меня. Просто пиши, как живешь, как доченька. Я тоже буду стараться писать как можно чаще. Ну, все. Долгие расставания не для моих и не для твоих нервов. Целую. Пока.

– Счастливого пути.

– Спасибо.

В трубке раздались гудки, а в горле Михаила образовался какой-то ком.

Дядя Боря, как нельзя вовремя, предложил еще «на посошок», распечатав вторую бутылку «Столичной». «Посошок» плавно перешел в «Стременную», а затем в «Закурганную», что привело к опустошению второй бутылки, после чего у Миши появилось чувство какого-то безразличия ко всему происходящему, как будто бы он не участвует во всем, а только наблюдает. Но это была иллюзия.

Настало время встать из-за стола и отправиться в аэропорт.

– Присядем на дорожку, – услышал Миша голос тети Тони. Он послушно опустился на стул, пытаясь вспомнить для чего это нужно. В затуманенной голове вертелись две версии: по одной, это надо было сделать, чтобы ввести в заблуждение злых духов, как бы сбить их с толку, вроде бы ты никуда не едешь, чтобы они расслабились, отвлекли свое внимание от тебя, а ты в это время вышмыгнул бы из квартиры, а по другой, – чтобы дать возможность своей душе, если она вдруг замешкалась, блуждая где-то по квартире, заскочить все-таки в тело перед выходом.

В аэропорт поехали на такси с дядей Борей. Тетя Тоня расцеловала Михаила на пороге квартиры и перекрестила.

В Шереметьево Михаил сразу понял, и с довольно-таки большого расстояния, где их группа. Все мужики, как на какой-то сюрреалистической картине, были окружены тазиками, как будто в очереди в баню. Никто не догадался или просто не захотел прятать их в чемодан. Подойдя поближе и поздоровавшись, он понял, что в том состоянии, в котором они находились, они, не колеблясь, пойдут через таможню, держа в руках не только тазики, но и ночные горшки. «Все-таки не зря во время войны перед атакой давали по 100 г спирта, – подумал Михаил. – А что, если бы давали по 200? Наверно разорвали бы всех врагов голыми руками».

Непредсказуемые, как характер русского народа, свойства напитка из зерна, в данном случае «Столичной», к моменту прибытия Михаила в международный аэропорт Шереметьево-2, видимо, достигли своего пика, трансформировав его взгляды и убеждения, которых он твердо придерживался до этого момента, можно сказать, даже кардинально изменив их. Теперь он был, пожалуй, готов вытащить тазик из чемодана посреди зала, название которого он уже точно и не смог бы сформулировать: то ли зал отлета, то ли вылета, а может быть улета? Он даже был готов уверенно идти через таможню, держа тазик под мышкой, что совсем недавно казалось поступком постыдным и недостойным джентльмена или штандартенфюрера СС Штирлица.

Попрощавшись с дядей Борей, Михаил присоединился к группе. Таможенники, видимо, уже насмотревшись на подобные отъезжающие группы, не задавали лишних вопросов.

В самолете предстояло лететь 12 часов. Сразу после взлета самолет превратился в летающий офицерский клуб, где все ходили друг к другу пообщаться и принять предлагаемый стаканчик. В проходе между креслами офицеры кое-где стояли, как в автобусе, держась за полки, а кое-где сидели на корточках, чтобы удобнее было разговаривать с сидящим товарищем. Михаилу нравились самолеты, но не тогда, когда в них летел он. Он больше любил смотреть на летящий самолет, находясь на земле. Но он ничего не имел против летающих клубов вроде того, что увозил их многочисленную группу далеко в незнакомую страну. Он буквально через полчаса после взлета уже изменил свое мнение о самолетах, когда, набрав нужную высоту, пассажирам был предложен ужин, который незаметно перешел в многочисленные частные вечеринки, продолжавшиеся чуть ли не до утра.

Для тех, кто предпочитает спокойную беседу на приглушенных тонах ресторанной массовке с танцами, потными партнерами и партнершами или сауне с водкой, пивом и всяческими массажами, самолет идеальное место. Не надо беспокоиться, как добраться домой, чтобы тебя не обчистили, или что тебя после помывки в сауне посадят в самолет вместо кого-то. Ты уже в самолете и уже летишь.

Через 4 часа, как раз, когда уже были убраны объедки аэрофлотовского ужина и некоторые пассажиры начали смыкать глаза, отчасти от того, что больше ничего не предлагалось, и отчасти от того, что уже ничего и не хотелось, лайнер пошел на снижение. Вскоре он приземлился в аэропорту Каира для дозаправки. И только тут Михаил ощутил все последствия охлаждения отношений между СССР и Египтом, о которых писали советские средства массовой информации. По причине напряженных отношений пассажиров не выпускали из самолета в течение часа, пока его баки заправляли топливом. Даже транзитным залом не дали воспользоваться. Туалеты в самолете во время стоянки были закрыты. «И это такая благодарность за Асуанскую плотину? – возмущался про себя Михаил, – и за помощь во время арабо-израильских войн 1967 и 1973 годов? Напрасно наши пилоты решительно садились в кабины египетских МиГов и летели наперехват израильских истребителей, пока арабские летчики совершали намаз. Если бы сейчас один из тех пилотов был на борту, – думал он, – то ему, наверно, было бы особенно обидно».

Настроение начало портиться пропорционально нарастающей потребности освободить мочевой пузырь. Миша не знал, как живут арабы Египта и какие у них мочевые пузыри, но при всем уважении к ним он был готов оросить небольшую часть бетонного покрытия прямо с верхней ступеньки приставленного к лайнеру трапа. Но там стояла одна из стюардесс и улыбалась. Похоже, эта ситуация напоминала ей какой-то аттракцион, а, возможно, их учили улыбаться в самых отчаянных ситуациях, чтобы подбодрить паникующих пассажиров.

– Пройдите, пожалуйста, в салон, – вежливо попросила она.

– А когда мы уже покинем эту негостеприимную страну? – поинтересовался Михаил.

– Уже скоро. Сейчас загрузят ланч-боксы, и можно будет взлетать.

– Нас еще кормить собираются? – искренне удивился он.

(– Это уже похоже на пытку, – подумал Михаил, – не дав освободиться от ужина, предлагают продолжить застолье.)

В ответ стюардесса только улыбнулась той же заученной улыбкой. Но когда Миша увидел араба, заносящего вкусно пахнущие контейнеры, он готов был простить им многое. Действительно, прошло минут двадцать, и их спящий клуб начал выруливать для взлета. Благодаря тому, что пассажиры, в основном, спали, очереди в туалет практически не было. Осуществив свою мечту, Миша уселся в кресло, все еще ощущая носом запах чего-то вкусного, спрятанного в контейнерах.

Из иллюминатора самолета была видна зарождающаяся заря нового дня. Под монотонный гул турбин Михаил погрузился в глубокий сон. Ему приснилось, что он в летном комбинезоне и шлеме бежит по тревоге к стоящему на стоянке МиГу, садится в кабину и взлетает на форсаже. В небе его МиГ догоняет пара израильских F-5, которые делают знаки крыльями, принуждая к посадке. Он чувствует характерное давление в мочевом пузыре и принимает решение совершить посадку на израильском аэродроме, чтобы облегчиться. Когда шасси МиГа коснулись бетонки, и после короткого пробега МиГ остановился, к самолету подбежали их техники, приставили лестницу. Михаил открыл фонарь кабины, вылез из самолета и открыл, было, рот спросить: «Ребята, а где тут у вас можно посс?.. – как вдруг его взгляд останавливается на одном из подбежавших техников. – Боже мой! – подумал Миша. – Так это же капитан Фельдман, эмигрировавший в Израиль».

На лице капитана засияла улыбка: «Добро пожаловать в Израиль», – говорит он, вытаскивая из кармана фляжку.

«Просыпайся, соня. Хватит дрыхнуть. Уже завтрак разносят». Михаил открыл глаза. Это его сосед, майор Антон Михайлов легко тряс его за плечо. По салону самолета разносился тот же манящий аромат чего-то, что было погружено в контейнерах во время ночной стоянки в Каире. Михаил посмотрел на часы. Было 8 утра. Через 2 часа они должны приземлиться в Аддис-Абебе.

– Пойду сначала освежусь, – сказал он Михайлову.

– Клиент желает освежиться? – передразнил его Антон, поднимаясь, чтобы пропустить.

Когда Михаил через несколько минут вернулся на свое место, его уже ждал завтрак в ланч-боксе. То, что так пахло, оказалось курицей карри. Насладившись курицей и выпив кофе с египетским пирожным, он окончательно простил арабов за их бессердечность.

В 10.00 по московскому времени самолет приземлился в аэропорту Аддис-Абебы. Пассажиры московского рейса, одетые в одинаково строгие и одинаково помятые костюмы, с такими же как костюмы помятыми лицами и одинаковым ощущением во рту, как будто там сдохло какое-то насекомое, ступили в незнакомый мир, озираясь по сторонам и пытаясь поймать ртом скудные запасы кислорода высокогорной столицы Эфиопии.

Их всех разместили в одной просторной комнате, похожей на казарму. На следующий день повезли на армейский склад и переодели в эфиопскую военную форму. Там же Михаилу выдали 9 мм кольт длиной сантиметров 25, с кобурой, достающей чуть ли не до колена. «Хорошо хоть не маузер», – подумал Михаил, явственно почувствовав, как его начало клонить в бок под тяжестью висевшего кольта. «Под этот кольт положена широкополая шляпа», – подумал Михаил, вспомнив любимый вестерн «Великолепная семерка». То, с чем предстояло спать, а именно калашников, пообещали выдать на месте, непосредственно, в части, где предстояло работать.

В течение последующих нескольких дней проходило очередное в Мишиной жизни распределение. На этот раз его никто не спрашивал, куда бы он предпочел отправиться. А просто объявили: «Макаров – 4-я дивизия. Огаден». Мишины познания в географии не заходили так далеко, чтобы свободно ориентироваться в отдельных провинциях стран Африки. Изучать эту провинцию предстояло без какой-либо теоретической подготовки, что было несколько непривычно для Михаила. За день до вылета к месту назначения Михаил попался на глаза какому-то, скорее всего, старшему, офицеру, который остановил его и спросил, где он взял то, что висит у него на боку. Михаил честно признался, что то, что висит у него на боку, было выдано ему на армейском складе. Офицер был искренне возмущен. Он приказал отправиться на склад и обменять кольт на привычный русскому человеку и русскому уху макаров. Михаил Макаров не мог не обрадоваться такому случаю, так как, во-первых, носить предстояло штуковину с таким же названием, как и его фамилия, а, во-вторых, вес макарова был явно меньше веса кольта, не говоря уже о длине. Эфиоп, выдающий оружие, улыбнулся ярчайшей белозубой улыбкой, но обмен совершил без всяких бюрократических проволочек. Только потом до Михаила дошло, что он беспрекословно выполнил распоряжение человека, которого ничего не отличало от других таких же мужиков, носящих одинаковую форму без погон и каких-либо других знаков отличия. Ведь Миша мог и послать его подальше, так как спросить: «А кто вы такой», – у него все равно не повернулся бы язык. Анализируя ситуацию, первое, что приходило Мише на ум, так это то, что все это походило на езду по трассе без дорожной разметки и каких-либо дорожных знаков, что было само по себе небезопасно, или на партизанский отряд. Но, услышав, как один из офицеров называет другого «Валентин Аркадьевич», а тот в ответ «Кирилл Николаевич», Миша понял, что версия с партизанским отрядом отпадает. Скорее так называли бы друг друга офицеры царской армии до революции. Вспомнился один из его любимых фильмов «Адъютант его превосходительства», где адъютант капитан П.А. Кольцов (разведчик Красной Армии, внедрившийся в штаб Деникинской армии) называл командующего белой армией генерала В.З. Ковалевского Владимир Зенонович, а тот в ответ обращался к своему адъютанту не иначе как Павел Андреевич. Такое взаимоотношение было вполне по душе Михаилу, однако, последующий опыт пребывания в составе группы военных советников, в особенности вдали от штабов и важных военных персон, показал, что люди предпочитали ограничиваться, обращаясь друг к другу только по отчеству, что возвращало Мишины представления о партизанском отряде, против которого он также ничего не имел против. Просто надо вовремя переключаться от субординации партизанского отряда к субординации офицеров царской армии и наоборот. Но с вариантом «наоборот» надо быть очень осторожным, чтобы впопыхах не обозвать какого-нибудь важного «Владимира Зеноновича» просто «Зеноныч».