Читать книгу Энциклопедия юридическая в 15 томах. Том 12 (С–Т) - Рудольф Левонович Хачатуров - Страница 5

С
СП

Оглавление

СПАСОВИЧ Владимир Данилович (16 января 1829 – 14 октября 1907) – профессор, известный судебный оратор, литератор-публицист и критик, исследователь проблем правовой науки.

В 1849 г. окончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В 1851 г. в Санкт-Петербургском университете защитил магистерскую диссертацию по специальности международное право на тему: «О правах нейтрального флага и нейтрального груза», а в 1863 г. в этом же университете – докторскую диссертацию на тему: «Учебник уголовного права. Т. 1 (Общая часть уголовного права материального). Вып.1».

С 1857 по 1863 г. В. Д. Спасович преподавал на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета. Был отстранен от преподавания в связи с тем, что в опубликованном им учебнике уголовного права комиссия, созданная по особому указанию Александра II, нашла более тридцати «враждебных мыслей». Попытка В. Д. Спасовича в 1864 г. занять должность профессора по кафедре уголовного права в Казанском университете оказалась безуспешной. В этих условиях вынужден был заняться публицистикой, литературной критикой, а впоследствии, с 1866 г. – адвокатской деятельностью, где снискал славу выдающегося защитника. Выступал защитником на ряде громких политических процессов.

Сферу научных интересов В. Д. Спасовича составляли проблемы уголовного и гражданского права, философии и социологии права. Основные труды: «Об отношениях супругов по имуществу по древнему польскому праву» (СПб., 18 5 7); «О праве литературной собственности» (СПб., 1861); «О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством» (СПб., 1861); «Учебник уголовного права» (СПб., 1863); «Права авторские и контрафакция» (СПб., 1865); «Об акционерных обществах» (СПб.,1885); «Черногория и законник Богишича» («Вестник Европы». 1889. №2); «Новые направления в науке уголовного права» (М., 1898); «Семь судебных речей по политическим делам (1877—1887)» (СПб., 1908). «Сочинения». Т. 1 – 1 0 (СПб., 1889 – 1902).

В. Д. Спасович разделял и обосновывал ряд демократических принципов и положений в уголовном праве. Почти по-марксистски звучит его вывод о целях уголовного наказания. В отличие от многих криминалистов, видевших в наказании цели устрашения, вознаграждения или исправления преступника, автор справедливо отмечает, что «наказание есть охранение закона положительного, посредством исключения из общества тех, чья совесть разошлась, судя по их внешним действиям, с совестью общественной и не подчиняется сей последней».

Из этой верной посылки В. Д. Спасович, однако, не делает, вытекающего из нее вывода о социальной, классовой природе преступности, пытается связать это негативное явление с общими началами разумного существования. По его мнению, уголовно преступными признаются действия, которые по разумному, согласному с природой вещей сознанию общества несовместимы с общежитием и не могут быть охранены другими менее насильственными действиями. Но видеть суть преступности только в этом – значит заранее оправдывать все факты государственного произвола в сфере уголовного права и уголовной политики.

В духе демократических принципов уголовного права В. Д. Спасович трактует и меру наказания, которая, по его мнению, должна «соответствовать и относительной преступности действия, и свойству породивших его мотивов, и вообще всей личности преступника». В то же время мера наказания за совершенное преступное деяние может быть определена совокупной деятельностью законодателя, судьи и исполняющей наказание административной власти. Абстрактную меру наказания, выраженную законом, нельзя применять напрямую к лицам, виновным в совершении преступления, поскольку в содеянном виновен не только преступник, но и общество отчасти виновно перед ним тем, что расположило его к преступлению своими правами. Поэтому между обществом и преступником неизбежно должен находиться посредник – судья, который призван снимать «с вины преступника все то, что может быть отнесено за счет внешних, действовавших на него влияний».

Хотя и в иносказательной форме, В. Д. Спасович выступал сторонником отмены смертной казни, будучи уверенным в том, что обществу «не только возможно, но и удобно существовать без палачей». В. Д. Спасович выступал и против распространенных в России телесных наказаний, называя их казнью телесной. Данный вид наказаний, полагал он, намного хуже смертной казни в двух отношениях: 1) унижает наказанного; 2) ожесточает и портит человека. Сохранение же телесных наказаний в законодательстве России и других стран объясняется дешевизной и быстротой применения наказания. «Не много стоит ворох розог, человека выпоряют и отпустят потом на все четыре стороны света». Другая причина живучести телесных наказаний кроется в нравах и темпераменте народа. Например, в России «нет никакой возможности заменить теперь же розгу, как дисциплинарную меру, чем-нибудь другим в крестьянском быту». В данном случае мы видим пример того, насколько глубоко внедрились в сознание людей крепостнические порядки, что даже такой прогрессивный деятель, как В. Д. Спасович, видит в розге единственно возможный способ наведения порядка в крестьянской среде, в отношениях крестьян с государством и иными лицами.

Перечень демократических воззрений В. Д. Спасовича в области уголовного права отнюдь не ограничивается сказанным. Все «тридцать ошибок», найденных царским правительством в его «Учебнике уголовного права», в действительности являются утверждением прогрессивных начал в уголовном праве, к которым оказалось не готовым правительство, но которые впоследствии оно вынуждено было в той или иной части воплощать в действующее уголовное законодательство России с тем, чтобы резко не диссонировать с законодательством передовых стран Западной Европы.

В. Д. Спасович профессионально занимался и литературным трудом, подготовив и опубликовав в «Вестнике Европы» и других периодических изданиях ряд статей о Гамлете, А. С. Пушкине, М. Ю. Лермонтове. А. Мицкевиче и других известных литераторах.

ПП. Т. 20. С. 396 – 398.


СПЕЦИАЛИСТ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

1. Специалист – лицо, обладающее специальными знаниями, привлекаемое к участию в процессуальных действиях в порядке, установленном УПК РФ, для содействия в обнаружении, закреплении и изъятии предметов и документов, применении технических средств в исследовании материалов уголовного дела, для постановки вопросов эксперту, а также для разъяснения сторонам и суду вопросов, входящих в его профессиональную компетенцию.

2. Вызов специалиста и порядок его участия в уголовном судопроизводстве определяются статьями 168 и 270 УПК РФ.

3. Специалист вправе:

1) отказаться от участия в производстве по уголовному делу, если он не обладает соответствующими специальными знаниями;

2) задавать вопросы участникам следственного действия с разрешения дознавателя, следователя и суда;

3) знакомиться с протоколом следственного действия, в котором он участвовал, и делать заявления и замечания, которые подлежат занесению в протокол;

4) приносить жалобы на действия (бездействие) и решения дознавателя, следователя, прокурора и суда, ограничивающие его права.

4. Специалист не вправе уклоняться от явки по вызовам дознавателя, следователя или в суд, а также разглашать данные предварительного расследования, ставшие ему известными в связи с участием в производстве по уголовному делу в качестве специалиста, если он был об этом заранее предупрежден в порядке, установленном статьей 161 настоящего Кодекса. За разглашение данных предварительного расследования специалист несет ответственность в соответствии со статьей 310 Уголовного кодекса Российской Федерации. (ст. 58 УПК РФ).


СПЕЦИАЛЬНЫЕ ОТДЕЛЫ БЫСТРОГО РЕАГИРОВАНИЯ (СОБР) – подразделения криминальной милиции, создаваемые в структурах Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД РФ и региональных управлений по борьбе с организованной преступностью.


Summum jus, summa injuria – «высшее право – высшая несправедливость»; высшая законность – бывшее беззаконие.


СПИРИДОНОВ Лев Иванович (1929 – 1999) – доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист РФ, заслуженный деятель науки РФ.

В 1952 г. окончил Ленинградский юридический институт.

В 1966 г. Л. И. Спиридонов защитил кандидатскую диссертацию на тему: «Правовое регулирование внутрихозяйственной деятельности колхозов», в 1973 г. – докторскую диссертацию на тему: «Социальное развитие и право».

Работал адвокатом, с 1966 по 1975 г. работал научным сотрудником, заведующим лабораторией НИИ комплексных социальных исследований при ЛГУ. С 1975 по 1978 г. Л. И. Спиридонов возглавляет кафедру уголовной политики и уголовного права в Академии МВД СССР. С 1978 г. работает в Ленинграде (С.-Петербурге) в высших учебных заведениях МВД, в том числе, в 1991—1997 гг. заведующим кафедрой государственно-правовых дисциплин СПб высшей школы МВД России.

Сфера научных интересов: теория и социология права, социология уголовного права и криминология.

Автор 143 научных работ (изданных при жизни), в том числе трех работ на немецком языке и 34 научных работы, опубликованных в закрытых изданиях МВД СССР. Основные научные труды: «Социальное развитие и право» (Л., 1973); «Проблемы социального планирования (некоторые актуальные вопросы теории и практики)» (Л.. 1974) (всоавт.); «Комплексные социальные исследования» (Л., 1976) (в соавт.); «Эффективность действия правовых норм» (Л.. 1977) (всоавт.); «Общественное мнение и право» (Л., 1985) (в соавт.); «Социология уголовного права» (М., 1986); «Абстрактное и конкретное в советским правоведении» (1987) (всоавт.); «Теория государства и права» (СПб., 1995; М., 1996, 1998, 2001); «Криминология» (СПб., 1995, 1998) (в соавт.). После смерти изданы: «Избранные произведения: Философия и теория права. Социология уголовного права. Криминология» (СПб., 2002), включая ранее не опубликованные незавершенные работы «Философия права», «Человек. Познание. Общество» (переизд.: Известия вузов. Правоведение. СПб., 2009. №6); «Избранные произведения по теории права» (СПб., 2009) и «Размышления о состоянии современной юридической науки (отрывки из занятий с аспирантами по теории права)» (История государства и права. 2009. №24).

ПН. Т. 4. С. 572 – 573.


СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Справедливость – это понятие о должном, содержащее в себе требование соответствия общественных отношений, правовых законов, общественного порядка общечеловеческим ценностям. Понятие справедливости, благодаря своей многозначности, используется в различных сферах познания и практики: в социально-гуманитарных науках, политической риторике, повседневном общении и т. д. Отсутствие семантической определенности этого понятия приводит к тому, что в современной научной и публицистической литературе широко представлены исследования, в которых доказывается приоритетность справедливости («Справедливость выше права!») над правом или же, наоборот, проводятся альтернативные мысли о том, что право включает в себя справедливость как неотъемлемую часть, а также сентенции о том, что справедливость возможна только под патронажем права (закона).

Поскольку традиционно принято обращаться к справедливости как символу долженствования, можно предположить, что до ее символизации и замещения исходного смысла разного рода технологическими и сциентистскими представлениями, справедливость воспринималась как способ бытия. По всей видимости, изначально справедливость существовала не как фигура речи, а как действие. Хотя в языке не сохранилась глагольная форма понятия справедливости, без допущения о том, что справедливость когда-то практиковалась как любое другое действие, сложно объяснить, почему за справедливостью закрепилась функция критерия оценки событий, явлений или конкретных действий.

В этой связи представляется правильным рассмотреть общепринятые толкования справедливости таким образом, чтобы в результате были выявлены значения справедливости как способа бытия (или действия). Полученные значения должны быть соотнесены с понятием права, и только затем следует подойти к решению вопроса о возможности установления между ними иерархических отношений.

Принято считать, что исторически первое понимание справедливости связано с непререкаемостью норм общественной жизни. Справедливость практиковалась как «уклад жизни» и выражалась в действиях, направленных на поддержание сложившегося порядка, и действиях, предотвращающих сомнения или попытки нарушения ее незыблемости. Платон считал справедливость «добродетелью великих душ» и, определив ее как один из высших нравственных принципов, стремился вывести за рамки повседневной общественной жизни. Подобные трактовки справедливости отражают общественные отношения, для которых характерны традиционность и «мягкие» формы социального неравенства. Очевидно, что они не требуют сложных форм социального регулирования, т.к. регламентируются обычаем и не предполагают позитивное право.

В противовес Платону, Аристотель в своем учении об уравнительной и распределительной справедливости возвращает справедливости ее утилитарный смысл. Уравнительная справедливость характеризует состояние обычных дел: «что-то обсуждали и достигли такой-то договоренности». Распределительная справедливость определяет процесс поиска договоренностей относительно сложных взаимодействий, требующих контроля со стороны некоего суверена. Поскольку распределительная справедливость определяет опосредованные отношения сторон, то ретрибутивной силы обычая оказывается недостаточно, и возникает необходимость закрепления договоренностей в письменных нормативных установлениях, сам факт наличия которых символизирует справедливость. В этом случае постановка вопроса об иерархии справедливости и права оказывается бессмысленной, так как эти сущности указывают на одну и ту же цель, достигаемую в совместных действиях.

Начиная с эпохи Нового времени, благодаря влиянию теорий общественного договора на социальные практики, из содержания понятия справедливости постепенно элиминируется идея ее происхождения в процессе определенной деятельности. В качестве источников справедливости определяются метафизические естественный закон, разумная природа человека или божественная воля. В результате справедливость начинает рассматриваться как самодостаточная, непосредственно не связанная с социальными практиками, ценность, которая может служить критерием оценки деятельности государства в отношении общества. Использование справедливости как формального критерия оценки благополучия социального порядка приводит к открытию сущностных противоречий между интересами государственной машины и общества. Они обнаруживаются, в частности, в диссонансе правовых ценностей, одним из проявлений которого является сама постановка вопроса: «Действительно ли справедливость выше права?». В содержании этого вопроса зафиксирован конфликт между законами государства и общественными ожиданиями, декларируемыми и реализуемыми правовыми ценностями и идеалами. Возможность множественных интерпретаций права и справедливости, отказ от их «привязки» к социальным практикам делают данную дилемму «справедливость или право» риторической фигурой, удобной для ведения символической борьбы теми или иными социальными силами.

Одним из вариантов возвращения к «деятельностной» модели справедливости представлено в теории Дж. Роулза. Данная теория строится на трех базовых допущениях, которые, к сожалению, не всегда учитываются ее адептами. Во-первых, Дж. Роулз предлагает рассматривать социальные практики любого вида во всех сферах общественной жизни по типу игровой деятельности1. Действуя в рационально устроенной системе позиций и связей, социальный агент руководствуется принципами справедливости, которые даны ему априори2. Как видим, и это составляет суть второго допущения Дж. Роулза, принципы справедливости оказываются родом нормативных суждений, которые сопровождают социальные практики регламентарно, налагают ограничения на общественное положение и должности, но не определяют их изначально и по существу.

Третье допущение данной теории состоит в том, что она имеет своим предметом только общественные институты, а справедливость как свойство, присущее отдельным действиям и лицам, в ней принципиально не рассматривается. Это связано с тем, что Дж. Роулз, являясь сторонником эгалитаризма, убежден, что без силы государства, как арбитра человеческих дел, справедливость не возможна. Государство, конституция обеспечивают и охраняют «игровое поле» социальных практик. Они же предполагают создание системы «искусственных» добродетелей, настроенных на справедливость. Думается, что теория справедливости Дж. Роулза описывает состояние дел, сложившееся в государствах с развитыми правовыми системами и формами дисциплинирования общества. А признание необходимости «искусственных» добродетелей для управления поведением превращает справедливость в один из формальных принципов права, содержание которого определяется деятельностью законодателя и практикой правосудия. В сфере индивидуального бытия справедливость оказывается родом честности, которая проявляется в действиях «игроков», принявших правила «игры» и стремящихся к максимизации минимума возможных достижений.

В отличие от рассмотренных выше трактовок справедливости в ее отношении к праву, феноменология закрепляет за феноменами справедливости и права атрибут актуальности. Это оказывается возможным благодаря тому, что феноменология возвращает субъекту права волю, потребности, интересы, право усмотрения и т. д. Кроме того связь актуальности и субъектности проявляется в преобразовании смыслов права в цель и схему действия, то есть в том, что принято называть «освоением». В терминологии Э. Гуссерля освоение в значении условия жизненного мира получило название «самоосмысление», которое направлено на прояснение всей совокупности волящей и деятельной жизни в отношении того, что это «Я» собственно хочет, к чему оно стремится в своей жизни. Результатом такой работы по самопрояснению выступает формирование представления о «согласованном стиле осуществления будущей жизни вообще»3.

В этом контексте особый интерес представляет понимание Э. Гуссерлем сущности общества и, следовательно, такого социального явления как право. В частности, в работе «Статьи об обновлении» философ утверждает их субъективированный характер: «Сообщество есть личностная, так сказать, состоящая из множества тел и все же связанная субъективность. Отдельные личности суть ее „члены“, функционально связанные друг с другом посредством многообразных „социальных актов“, духовно соединяющих личность с личностью…»4. Основная цель человеческих объединений, по мнению Э. Гуссерля – это «обновление» содержания духовных задач человечества. При этом одним из условий достижение этой цели с учетом требования сохранения преемственности между этапами развития человечества является наличие (априорная данность) норм и ценностей. Их значение в процессе духовного роста общества состоит в том, что человек «живет в борьбе за „наполненную ценностями“, защищенную от последующего обесценивания, падения ценности, разочарования, возрастающую в своем ценностном содержании жизнь»5. В процессе свободных размышлений возможен переход к другим стремлениям – как сделать исходный мотив «ценности личностного бытия» очевидным и понятным как обеспечить внешнее признание достижения целевых ценностей? Это стремление к ясности и является источником норм. Разумное стремление понимается в данном аспекте как стремление придать личностной жизни форму понятности в отношении тех или иных ее позиций в суждениях, оценках или практики и, в соответствии с ней, форму законности или разумности.

Отсюда следует, что справедливость, представленная в содержании правовых норм или ценностей, не может получить значимость для субъекта как бы «задним числом». Она должна быть «соображением разума», т.е. результатом желания и воли к признанию жизненной важности разумной саморегуляции, и только потом представляться вовне как общее требование.

Думается, что правомерно выделять два аспекта справедливости – внутренний (идеологический) и внешний (предметный) аспекты. С позиции первого аспекта справедливость связана с такими правовыми идеями как порядок, мера, равенство и свобода. Во внешнем измерении справедливость связана с условиями и конкретными средствами их реализации в правосознании и правовой деятельности. При этом, если во внутреннем аспекте правовые идеи самоочевидны, универсальны и самодостаточны, то во внешнем она существует только как возможность, обусловленная конкретным содержанием действий, отношений, интересов, мотивов субъекта права. Обнаруженное противоречие между различными измерениями призвано объяснить тот факт, что в действительности справедливость как идея или установочно-оценочный акт всегда реализуется как отрицание или ограничение условий правовой коммуникации. Признание субъектами безусловной ценности и нормативности справедливости оказывается более «жестокой рамкой», ограничивающей поведение человека, чем право как совокупность норм, установленных государством. Справедливость оказывается в результате способом бытия человека, возложившего на самого себя обязательство разумной саморегуляции. Подобная трактовка справедливости, сближающая ее с концептом базовой нормы Г. Кельзена, может стать основанием возрождения ценностей права и достижения качественных изменений в состоянии современной правовой культуры.

1

Ролз Дж. Справедливость и честность // Логос. – 2006. – №1. – С. 35.

2

На признание Дж. Роулзом априорности принципов справедливости указывает следующее положение его теории: «…Во-первых, каждое лицо (person), принимающее участие в какой-любой практике, или находящееся в сфере ее воздействия, имеет равное право на наиболее обширную свободу, совместимую с такой же свободой всех остальных; и, во-вторых, неравенство допустимо только в том случае, если разумно ожидать, что оно будет выгодно для всех и при условии, что общественное положение и те должности, с которыми оно связано, или из которых оно вытекает, являются доступными для всех». // Там же. – С. 36.

3

Гуссерль Э. Кризис европейских наук и трансцендентальная философия. Введение в феноменологическую философию. – СПб.: Владимир Даль, 2004. – С. 361.

4

Гуссерль Э. Статьи об обновлении //Вопросы философии. – 1997. – №4. – С. 122.

5

Там же. – С. 124.

Энциклопедия юридическая в 15 томах. Том 12 (С–Т)

Подняться наверх