Читать книгу Автобиография. Вместе с Нуреевым - Рудольф Нуреев - Страница 10

Все были абсолютно уверены, что после такого своеволия юноша должен вылететь за дверь, но, к удивлению окружающих и удивлению его самого, Рудик продолжал обучение. «Подошел конец года. Каждый из учеников Александра Ивановича Пушкина должен был подготовить вариацию[11] для итоговых экзаменов на сцене Кировского театра. Пушкин решил не выпускать меня на концерт, полагая (и вполне справедливо), что я еще не готов. И все же я не расставался с надеждой. Несмотря на очень плотное учебное расписание, я самостоятельно работал над мужской вариацией из па-де-де[12] Дианы и Актеона. Я подготовил свою вариацию. (Великая Ваганова всегда считала, что вариация – лучший способ показать, на что способен танцовщик.) Однажды вечером я попросил Пушкина посмотреть ее. Я станцевал вариацию для него одного, и он сказал, что я могу принять участие в итоговом экзамене. И я сдавал экзамен.

Еще один танцовщик подготовил ту же вариацию, но ощущение соревнования только раззадорило меня. Когда экзамен закончился, я знал, что произвел некоторое впечатление. Никто не сделал никаких лестных замечаний по поводу моего танца, однако я понимал, что в этом наиболее требовательном из училищ молчание само по себе означает одобрение. Первый бой был выигран. Мне как бы выдали пропуск, даровали официальное право танцевать. Наконец, я ощутил свою “сопричастность”».

Партнерша Рудольфа Нуреева, народная артистка СССР, балерина Наталья Михайловна Дудинская рассказывала: «Когда этот мальчик оканчивал балетную школу, он уже был полностью сформировавшимся танцовщиком с необыкновенным чувством стиля, потрясающим чувством формы. Казалось бы, откуда взяться всему этому у человека, который мало видел, мало читал, у которого только начиналась жизнь. Думаю, что все это от внутреннего дарования».

В свободное от занятий время Рудик ходил в театр, летал в Москву, чтобы посетить балетные занятия в Большом театре или посмотреть выступления зарубежных гастролеров, и, как и в детстве, непрестанно слушал музыку.

«С одним знакомым я впервые побывал на концертах классической музыки, услышал произведения Баха и Бетховена, сонаты Грига. Для меня явилось откровением то чувство наслаждения, которое приносили эти концерты, – писал Нуреев. – У меня никогда не было собственных пластинок, и вся музыка, которую я знал до сих пор, изливалась из нашего старенького радио в Уфе. В те годы я слушал в основном Чайковского, а иногда симфонию Бетховена, транслировавшуюся по случаю смерти какого-нибудь выдающегося государственного деятеля. Но на этих ленинградских концертах я впервые открыл для себя, какую чистую радость способна доставить музыка. К концу первого учебного года я взял за привычку ежедневно бегать в расположенный у Казанского собора музыкальный магазин и покупать ноты. Иногда я проигрывал их сам, если мог прочесть с листа, иногда просил сыграть кого-нибудь в училище. В те дни, когда мне не удавалось никого найти, я самостоятельно читал ноты и извлекал из этого массу удовольствия».

Объектом всеобщего внимания Рудольф Нуреев стал в 1958 году. Именно тогда и именно на московской сцене он пережил свой первый настоящий успех. В том году Нуреев должен был выступить на престижном московском конкурсе артистов балета, на который съехались представители всех балетных школ СССР. Неудивительно, что это событие звезда балета вспоминал, как солнечный день среди сотен дождливых: «К конкурсу я подготовил па-де-де из “Корсара”[13], вариации из “Гаяне”[14] и па-де-де Дианы и Актеона из “Эсмеральды”[15] – три отрывка с контрастным настроением, требующие высокого технического мастерства. Выступил я очень удачно. Впервые в моей жизни публика вызывала меня на бис».

В тот июньский вечер на похвалы не скупился никто. Его поздравляли «…педагоги и примерные ученики, лучший молодой танцовщик Большого театра Васильев и ведущий дирижер Фельдт».

«Когда я впервые увидел, как танцует Рудик, у меня возникло удивительное ощущение, что на сцене не человек, а красивое животное, – вспоминал народный артист СССР, балетмейстер Владимир Васильев. – Рудольф Нуреев был, как натянутая струна. Никогда не видел я ничего подобного. А ведь мы учились у одних и тех же педагогов».

«Уже на следующий день после московского конкурса его организаторы решили включить меня – единственного представителя Ленинградской хореографической школы – в состав участников фильма о русском балете, фильма, который они снимали в процессе конкурса и после, – вспоминал Нуреев. – Он назван известной строкой А. С. Пушкина “Души прекрасные порывы”. В нем я танцую па-де-де из “Корсара”. Год спустя фильм показали в Уфе. Сестра потом написала мне, что даже в мечтах не представляла себе, как замечательно я буду танцевать. Полагаю, мать тоже была горда и счастлива, но в нашей семье существовало неписаное правило – никогда не говорить вслух о том, что нам дорого. Однако инстинктивно я чувствовал: она любила и понимала то, что я делал».

Впоследствии, вспоминая себя, танцующего в тюрбане[16], Рудольф рассказывал корреспонденту одной из американских газет: «Я пересматривал этот фильм много раз и никак не мог понять, что так понравилось публике. Непривычно впервые видеть себя на экране. Ощущения смутные, как после первого секса…»

Было бы странно, если бы после такого успеха лучшие театры Москвы не пожелали видеть молодое дарование по фамилии Нуреев у себя в труппах. И они пожелали. Предложения начать творческий путь на их сценах сделали Большой театр и Московский академический Музыкальный театр имени К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко.

«Сразу по окончании училища мне предложили занять место солиста, минуя обычный период пребывания в кордебалете[17], традиционный для любого выпускника хореографического училища», – вспоминал Нуреев.

Одновременно с этим артисту поступило предложение работать в Ленинградском государственном академическом театре оперы и балета имени С. М. Кирова. Было о чем поразмыслить.

Чуть позже танцевавший «Корсара» на ленинградской сцене Нуреев вновь был обласкан вниманием публики, ему без устали аплодировали, вызывали на бис, им восторгались, а в довершение ко всему знаменитая балерина Дудинская вдруг совершенно серьезно, глядя Рудику прямо в глаза, сказала: «Не валяйте дурака. Не вздумайте предпочесть Большой театр. Оставайтесь здесь, и мы будем танцевать вместе».

Сама Наталья Дудинская приглашает его, двадцатилетнего мальчишку, быть ее партнером! К тому же она была права. Большой театр не может дать артисту возможность выразить себя так, как ему того хотелось бы.

«Большой стал витриной советской жизни. Одна из основных задач этого театра состоит в том, чтобы производить впечатление на приезжающих иностранцев и толпы туристов, ежедневно прибывающие в столицу из самых отдаленных уголков Советского Союза. Все здесь подчиняется государственной политике, и даже репертуар разрабатывается в соответствии с указаниями сверху. Совсем другое дело – Ленинград: удаленный от центра, с возможностью выбирать и относительно свободно проявлять себя в творчестве. По вышеперечисленным причинам, а также из-за преклонения перед Мариинским и моей непосредственной связи с Ленинградским хореографическим училищем, я выбрал Кировский».