Читать книгу Трансгалактический Моджо-тайп - Руслан Галеев - Страница 2

В мое время быть типпи считалось крутым. Хотя, если честно, большинство типпи, с которыми мне приходилось сталкиваться, оказывались либо самовлюбленными мерзавцами, либо наивными дураками-идеалистами. Но я не был типпи, мне повезло, я так и не научился врать самому себе. Поэтому я был недотепой. И Ревущий Медведь тоже, и Молчащая Сова, хотя последний был достаточно наивен, чтобы стать типпи, но он связался с плохой компанией. С нами…

Если типпи были кем-то вроде хиппи 60-х, то мы напоминали скорее битников. Битники тоже были крутыми, у них был Берроуз, но у них не было Вудстока, а у хиппи Вудсток был. И Вудсток оказался круче Берроуза, вот что я пытаюсь вам объяснить. Кто вообще помнит о битниках? Единицы. Зато про хиппи и лето любви помнят даже здесь и сейчас, когда расстояние до него исчисляется не только веками, но и световыми годами. Но в этом-то и кайф! Быть типпи в наше время значило быть на волне. А мы перли поперек волны. Понимаете, о чем я говорю?

Я родился на маленькой планете Кингстон сорок семь лет и шесть месяцев тому назад. С этим мне не повезло, потому что Кингстон – это дыра. То есть, фактически, это не дыра, а небесное тело, обладающее атмосферой (да здравствуют управляемые бактериологические процессы!), единственным городом, построенным вокруг большого завода по производству ядовитой дряни под названием «гелий 333» и пятью разными бургерными. Но, по сути – дыра дырой, без всякой надежды стать чем-то большим. Провинция – либо благородна, как седой ветеран, либо – диагноз. Кингстон была планетой-диагнозом.

А я был сначала мал, потом юн, потом молод и вокруг ничего не менялось. И сама эта перспектива неизменности и пресловутой стабильности (до конца отведенных тебе дней и да благословит Господь всемогущий стол данный мне и людей данных мне и всю эту ерунду, которая окружает меня при жизни и будет окружать мою могилу до тех пор, пока огонь очищающий не сотрет с лица вселенной саму память о человечестве), взламывала мне мозг и горстями закидывала в него губительные вирусы: надежды, мечты, грезы о чем-то большем. Нормальная ситуация, все мы в юности мечтаем о чем-то большем. Вопрос в том, насколько сильно ваш организм был поражен этой заразой? Если бы к моей голове тогда поднесли счетчик «нормально-ненормально», его бы не разнесло в клочья. Но указатель болтался бы где-то в районе критической отметки.

Как и положено зараженной системе, я довольно быстро перестал соответствовать представлению о том, каким должен быть хорошо воспитанный юноша Кингстона. Мои родители, мои друзья, мои одноклассники, соплеменники, сопланетники, собратья, соседи, короче, все эти so-so, таковое представления имели. И именно они гораздо раньше меня поняли, что во мне что-то сломалось. Наверное, они копались в файлах на моей консоли, и им не понравилось все то, что я слушаю, то, что я смотрю, и то, что количество порнографии в памяти не превышало количество фотографий других планет.

Видите ли, в чем дело, дорогие читатели. Планета Кингстон – это планета домоседов и патриотов своего куска бесконечной вселенной. Вы заметили, что все ограниченные люди рано или поздно обращаются к патриотизму? Причем, сам-то по себе патриотизм – штука неплохая. Но ведь и ядерная энергия сама по себе – неплохая штука. Она просто есть и все. Она не виновата в том, как ее используют плохие умные люди. Так что, когда я встречаю человека, на полном серьезе говорящего о себе, как о патриоте, я сначала долго приглядываюсь к нему, и только потом соглашаюсь выпить за его счет. Понимаете?

Еще раз: Кингстон – планета домоседов. На людей, которые покидают ее прекрасный климат, вечный покой и никогда не меняющийся порядок вещей, здесь смотрят косо. Поворачивают голову, упираются подбородком в плечо, и смотрят. Я бы вот как сказал: Кингстон хорош для людей моего нынешнего возраста. Когда начинаешь мечтать о неизменности, отсутствии сюрпризов, хорошей погоде и предсказуемом завтрашнем дне. Но тогда мне еще не стукнуло сорок семь, а едва исполнилось семнадцать! Я закончил школу и один курс института, предоставляющего возможность получить весь спектр теоретических знаний, которые могут понадобиться молодому человеку на заводе по производству «гелия 333». Еще два года, и я смог бы получить работу на том же самом заводе. Солнце всегда вставало бы на востоке, и всегда заходило бы на западе. Луна по имени Гаваи-5 была бы серым овалом на ночном небе, а луна по имени Кокос – тоже овалом, но красным. И так из года в год, из десятилетия в десятилетие. Рано или поздно у меня появилась бы любимая футбольная команда, и любимое место в любимом баре. А еще чуть позже я бы пришел к выводу, что прожил славную жизнь. Клянусь, так бы оно и было, если бы однажды на Кингстоне не появились типпи. Господи Иисусе, Дева Мария и все апостолы, какая бы прекрасная скучная жизнь у меня была! Но черт меня побери, если я жалею о том, что она не случилась!

И можете считать меня кем угодно. Дураком? Ладно, буду дураком. Шутом? Да, не вопрос. Стареющим идеалистом не от мира сего? Эй! Я вовсе пока не старею. Мне всего сорок семь лет, меня зовут Том Хант, и я намерен замутить одну из этих своих статеек. И как обычно, я буду рассказывать о самом себе, о том, что вижу, о том, что слышу, о том, что скрыто, и о том, что наяву, и вы, черт возьми, не заметите, как я расскажу вам о вас самих. И хотя многие не согласятся со мной, скажут, что я солгал или перегнул палку, но, парни, тихо, не надо судорог. Я всего лишь напишу то, что я о вас думаю, а как там обстоит на самом деле – спросите у тех, кто никогда не покидал славной провинциальной планеты Кингстон. Они знают, потому что они знают вообще все, и в этом их фишка. Но в этом же и их трагедия. Ибо незнание – прекрасно, оно ведет нас в будущее.

Стоп! Я же собирался рассказать вам о том, как на Кингстоне появились типпи. Для нашей дыры того периода это была та еще история! Когда огромный корабль, покрытый психоделическим граффити, приземлился на аэродром города, который тоже называется Кингстон (фантазия – грех), были потрясены все незыблемые устои общества. А когда космонавты в не менее расписных скафандрах вывалили наружу и тут же отправились в ближайший бар, неподобающе хохоча, неподобающе гремя неподобающей музыкой и неподобающе вращая зрачками, это перешло уже всякие границы. Приехал шериф О`Нилл со своими парнями, надавали бедолагам по гермошлемам, поломали гремящую аппаратуру, и заставили немедленно покинуть планету. Вот и все, каких-то жалких сорок минут на событие, которое изменило мне жизнь, и свидетелем которого я даже не был, потому что как раз в это время сидел на лекции по сопротивлению материалов.

За эти сорок минут я мог бы простить им и то, что они были самовлюбленными мудаками, и то, что они пестовали свой объединенный комплекс неполноценности чем угодно, кроме полноценности, и даже, прости господи, то, что, повзрослев, большинство из них променяло будущее своих идеалов на прошлое своих отцов. Только одного я не прощу им никогда: типпи вбили себе в голову, что человечество необходимо изменить к лучшему. Как и большинство недотеп, я люблю людей, но не люблю человечество. Стоит признать, что цивилизация у нас получилась так себе. Если бы мне сказали, что я могу помочь человеку, я бы сделал это, не задумываясь. Но когда я слышу о помощи человечеству, я начинаю стремительно деградировать и прячу кошелек.

Серьезно, все проблемы человечества от того, что его постоянно пытаются спасать. Фашисты, экологические маньяки, уравнители, проповедники, диетологи, политики, писатели, монахи и сторонники свального греха. Все пытаются спасти человечество! А надо просто оставить его в покое. Спасите человечество от спасителей человечества, и будет вам счастье.

К чему я это?.. Ах да, типпи. Дело в том, что шериф О`Нилл приходится родным братом моей матери. После института я зашел в его офис. Но дядя был занят, и велел мне посидеть за его столом и подождать. Наверное, он все еще был уверен, что для меня круто посидеть за столом шерифа, не знаю. В общем, я пошел и сел. Мне было скучно, больше того, мне было тоскливо. А на столе лежал пакет, набитый под завязку красными капсулами. Я услышал, как кто-то сказал вполголоса: «Проклятые типпи были закинуты по самые брови этой дрянью. Почему ты дал им улететь, О`Нилл?» А дядя ответил: «Потому что теперь о них будут болтать на каждом углу. А если бы я не вышвырнул их с планеты, их бы еще и увидели. Ты подумал о нашей молодежи? Какой пример эти ублюдки подали бы нашим детям?»

Не знаю, что случилось со мной, но услышав это, я вдруг схватил одну из капсул и сунул ее в рот. Потом я что-то ляпнул дяде в оправдание ухода, и побежал домой. Но не добежал. В красных капсулах был салазарин. Так что следующие несколько часов я общался с Богом (он отвечал на древне-мандаринском, но все же отвечал), пел хором с бордюрными камнями, и усилием мысли двигал отражения в окнах. Не буду отрицать, что позже мне приходилось принимать тяжелые наркотики, но это был лучший трип в моей жизни! В нем было пространство. С тех пор мне стало тесно на родной планете.

Я очнулся в клинике, рядом сидели плачущая мама и отец с серым лицом. Мой старик был славным человеком. Он не стал меня наказывать, он сел и поговорил со мной. Вряд ли он смог меня понять, но потом, когда я решил перевестись на факультет журналистики университета Беты-Массачусетс, он не мешал мне. В отличии от всех остальных.

Ну, а дальше… Дальше было многое. Коммуны типпи, митинги, наркотики, рок-н-ролл, путешествия, много веселого хулиганства и огромный космос… Да, было весело, но стать типпи я так и не сумел. Никак не мог отделаться от мысли, что в своем стремлении спасти человечество они ничем не отличаются от тех, против кого митингуют. Почему-то я знал, что это не проканает. Нельзя на серьезных щах бороться с людьми, которые не умеют искренне смеяться. Это как забивать гвоздь гвоздем. Так что, мы с друзьями выбрали другой метод сопротивления. Мы подняли этот мир на смех. И пусть порой это был смех сквозь слезы, но слезы-то были настоящими!

К слову. Вот почему мне нравятся космические разведчики. Они пытаются спасать людей, и плевать хотели на спасение человечества.

Пардон, мы вернемся к этому разговору позже. Только что открылась дверь рубки, и в кают-компанию заглянул Банджо, капитан корабля «Фифти-Фифти». Банджо – это прозвище, настоящее имя – Джо Бан. Забавно, правда? Я пойду, поболтаю с этим парнем, а потом объясню все то, что хотел объяснить.