Читать книгу Мертвый рай - Руслан Мельников - Страница 2

Странно…

Лаборатория располагалась в изолированном помещении сверхсекретных катакомб, под многотонным слоем земли и бетона, а Фурцев все равно улавливал эхо. Едва-едва слышное, но вполне ощутимое и такое знакомое. Ну, просто до одури знакомое. Если верить бою невидимых курантов, заканчивались очередные сутки.

Гость ждал. Молча и терпеливо. Он стоял неподвижно. Военная выправка, плотно сжатые губы, пронзительный взгляд, выпяченный, будто вырубленный из крепкой древесины подбородок. Широченные плечи. Здоровенные бицепсы. Хилый от природы Фурцев всегда завидовал его физической форме.

Впрочем, сейчас Фурцеву было наплевать на солдафона, застывшего у двери. Куда больше его занимала таинственная природа звуковых волн. Ну не могли они, никак не могли пройти сквозь толщу земли, защитный купол крепленого спецбетона, непроницаемые стены и обитые мягким пластиком двери, которые поглощают любой шум извне.

И все-таки Фурцев слышал древние куранты. Необъяснимый феномен?

Легко объясняемый.

За долгие годы, прожитые в Центральном Периметре, он слишком привык к этим нудным тягучим звукам. Он пропитался ими насквозь.

Именно бой кремлевских курантов с устрашающей регулярностью отмерял (или отнимал?) драгоценное время доктора Фурцева. И вот результат: теперь внутренние часы его собственного организма – Господин Персональный Хронос – общаются со своим хозяином, имитируя эти самые куранты. Что ж, слуховые галлюцинации явление по нынешним временам достаточно обыденное.

Стоп! А вот это уже не обман слуха. Человек у двери скрипнул начищенным берцем. Специально, конечно. Даже рядовой гвардеец из президентских Караулов слишком хорошо владеет своим телом, чтобы так вот опростоволоситься. Впрочем, рядового гвардейца за подобную вольность уже отправили бы в карцер, а этот… Ничего, этот подождет. Если реагировать на всех, кто хочет привлечь внимание к своей персоне, где взять время насладится маленькими радостями собственной скоротечной жизни?

А доктор Фурцев сейчас наслаждался. Он был доволен. Еще бы! Прекрасное настроение, прекрасный опытный материал, прекрасная работа! Если бы еще не этот осел в военной форме, внимательно наблюдавший за доктором, и за тем, другим… Который неподвижно лежит на лабораторном столе.

За мертвым.

За убитым.

Тело молодого гвардейца из личной охраны Президента идеально подходило для эксперимента. Именно то, что нужно. Не какая-нибудь тупая неповоротливая гора мышц – за такими телохранителями обычно предпочитали прятаться амбициозные мэры из глубинки – а невысокий жилистый крепыш. И потомственный боец, к тому же.

Информация собрана, справки наведены: четыре поколения предков мертвого гвардейца посвятили жизнь элитным спецподразделениям. У такого боевые рефлексы – в крови. Суперсолдат! Машина смерти! При благоприятном раскладе в одиночку справится со сменой провинциальных громил-телохранителей или с отделением милвзводовцев. Имея, разумеется, соответствующее вооружение. Ну, а вооружают гвардейцев всегда по высшему разряду. Да и без оружия, в рукопашной такой тоже справится с любым врагом.

Вообще-то парни из гвардии гибли редко. Можно сказать, не гибли вовсе. Без надобности не гибли. Слишком тщательно таких отбирают, и слишком долго кандидаты в президентскую охрану штудируют науку выживать-воевать-убивать-побеждать. После гвардейского курса обучения захочешь – не умрешь. Так что материал, покоящийся на столе из прозрачного пластика близок к идеалу. Разве что внешний вид…

Внешний вид портила маленькая дырочка в области сердца. Пулевое отверстие. Небольшой, но неизбежный изъян. След, оставленный опытным снайпером.

Сам киллер – один из лучших стрелков столичного милвзвода, кстати, лежит рядом – на соседнем столе. Хотя этот парень теперь вряд ли на что-нибудь сгодится: при самоликвидации бесшумной автоматической дальнобойки бедняга лишился обоих рук и половины черепа. Плюс развороченная грудная клетка… Зато до взрыва милвзводовец успел, наверное, повосхищаться возможностями спецвинтовки повышенного радиуса действия.

Снова настойчивый скрип у двери.

Увы, придется отложить на время блаженную медитацию. Иначе ублюдок с погонами начнет кашлять в стерильной лаборатории. Ублюдок пришел сюда для серьезного разговора. Ублюдок беспокоится, ублюдок угрожает докладом Президенту. Смеет угрожать! Ублюдок хочет знать, ради чего гибнут его люди. И ублюдок требует демонстрации.

Он ее получит.

Фурцев открыл глаза.

* * *

– Так что мне доложить Президенту?

Подтянутый офицер имел скверную привычку смотреть на окружающих сверху вниз. Это здорово нервировало, а иногда и откровенно бесило доктора. Но сейчас даже барские замашки гостя не могли вывести Фурцева из равновесия. Главное – колесики механизма под названием Эксперимент крутятся. Причем, крутятся давно, долго, быстро. И запущенную машину уже не остановить.

Что увидите, о том и доложите.

До чего же смешон, этот прямолинейный вояка, неловко барахтающийся в беспросветном омуте интриг столичного Периметра. Руководитель единственного военизированного отдела в высшем административном корпусе страны – отдела могущественного и такого беспомощного. Боевой офицер на хлебной, но скользкой должности чиновника. Батяня-командир, которого, согласно служебной инструкции-уставу, надлежало называть на гражданский манер – начальником. Начальник президентской Гвардии. По фамилии…

Его фамилия напоминала о вороненой оружейной стали и о черной птице, раскинувшей крылья над выгоревшим под солнцем черепом. Воронов, мать его… Такие вот забавные ассоциации вызывал у доктора этот начальничек гвардейцев.

Фурцев, все-таки, не удержался – позволил себе легкую ухмылку. Воронов не заметил. Как всегда. Сделал вид, что не заметил.

– Надеюсь, после ЭТОГО отстрел закончится? – сухо произнес человек в форме. – Вы должны понимать, что президентская Гвардия – не резиновая, и она предназначена не только для ваших опытов.

О да, конечно! Спецохранники президента – штучный, качественный, необычайно дорогой и весьма редкий рабочий материал. В противном случае, – если бы количество гвардейцев исчислялось не десятками, а ну, хотя бы тысячами, – возможно, и не потребовалось бы никаких экспериментов. Небольшая, но мобильная, хорошо вооруженная армия таких бравых парней могла бы, пожалуй, восстановить порядок в стране. Высадки десанта, стремительные рейды, захваты нелояльных провинциальных Периметров, перевороты… В нужную сторону…

Только вот нет у страны армии идеальных солдат. Недостаточно подходящих человеческих ресурсов, недостаточно времени для спецподготовки, недостаточно средств в тощем бюджете… Вербовщики еще кое-как наскребают достойных кандидатов для президентской Гвардии. Но с каждым годом – все меньше и меньше. А потому гвардейцы нынче жуткий дефицит. И живые, и мертвые.

Фурцев вздохнул. Обычно ему приходилось довольствоваться солдатами милвзводов. Среди них тоже попадались неплохие экземпляры, но милвзвод – есть милвзвод. Боевые летчики объединенной федеральной тактико-стратегической авиации, вернее, жалких ее остатков, и те по скорости реакции сильно уступают президентским гвардейцам.

– Офицер, если хотите доложить Президенту о готовности… хм… полуфабриката – прекращайте отстрел хоть завтра…

Доктор сознательно не обращался к начальнику Гвардии по званию: все-таки между гражданкой и армией пока, слава Богу, существует граница, пусть и формальная. Имени же своего собеседника он просто не помнил. В главном Периметре страны не принято обращение по именам – здесь не вшивая провинция. А что касается фамилии – то и это для Воронова – слишком много чести.

В общем, «офицер» будет в самый раз.

– …Но если вы намерены дождаться окончательных результатов работы, придется продолжить.

– Пр-р-родолжить?!

Показалось, или в тоне собеседника, действительно, проскользнули рычащие нотки?

– Пр-р-родольжить, – кивнул Фурцев, передразнивая собеседника. – Отстр-р-рел.

– Послушайте, из-за ваших опытов Гвардия редеет быстрее, чем пополняется. Думаю, когда Президент узнает…

– Думаете? Вы и это умеете? В таком случае вы должны понимать, что после подробного отчета о м-м-м… вынужденных потерях, первой с плахи покатится ваша голова. Ведь до сих пор вы молчали. И, насколько я понимаю, потому лишь, что опасались критиковать проект, изначально одобренный самим Президентом. Ценой вашего молчания стала жизнь двенадцати… нет, сегодня – уже тринадцати гвардейцев. Хоть я и не силен в военных науках, но сдается мне – это больше чем отделение. Почти суточная смена личной охраны Главы государства! Вы уже основательно влипли, офицер. И давать задний ход поздно.

Воронов уподобился убитому гвардейцу. Неподвижный, молчаливый. Стоячий труп, да и только! Таким он нравился Фурцеву больше.

– И потом, с чего вы взяли, что президент не в курсе реального положения дел. Вы, конечно, возглавляете службу его охраны, но именно поэтому являетесь слишком опасной персоной. Приемная младшего помощника – максимум, куда вас пускают. А у меня доступ повыше. И у меня есть свои способы для передачи информации наверх…

Палец Фурцева поднялся к слепящим лампам на стерильном потолке лаборатории.

– На самый верх. Той информации, которую я сочту нужной.

* * *

Ни один мускул не дрогнул на лице Воронова. Верный признак того, что офицер вне себя от бешенства. Доктор удовлетворенно улыбнулся: будет молчать. Бог с ними, с официальными секретными донесениями Президенту о ходе эксперимента, которые, наверное, не раз уже мысленно составлял начальник Гвардии. А может, и не мысленно? Может, уже аккуратная папочка имеется? С подшитыми листочками, которые ждут своего часа?

Ладно, папочку переживем. Главное – пресечена утечка нежелательных слухов по Периметру.

Вообще-то кроме этого напыщенного гусака в мундире об отстреле знает еще помощник президента третьего ранга, служба которого занимается материальным обеспечением Эксперимента. Как там его, который третьего ранга? Ни то Анатолий, ни то Николай. Нет, имени Фурцев снова не мог вспомнить. А фамилия? Терновский, кажется. Тоже, между прочим, бывший гвардеец. Один из лучших. Переведен на бумажную работу – в резерв. Отсечен от сослуживцев. Если Воронов совсем зарвется, будет кому заменить начальника Гвардии.

Хотя и помощники президента тоже меняются частенько. И не упомнишь всех. Даже по фамилии. По рангу удобнее: первый, второй, третий… Помощников много. Рангов – тоже. А что делать?! Жить в Периметре все равно, что жить в террариуме. Недовольных ситуацией – паршивой, надо признать, ситуацией в стране, здесь пруд пруди. И Глава государства должен надежно обезопасить себя от недовольных.

Времена изменились, гнилая демократия издохла, канули в Лету бессмысленные и разорительные выборы. Президентская власть, теперь просто захватывается сильнейшим. Или хитрейшим. Подкупы, убийства, «несчастные случаи», хитросплетения интриг, сложные должностные альянсы, создаваемые с дружелюбной улыбкой и с нею же разрушаемые в одностороннем порядке.

Политика… Современная политика. Именно так на вершину иерархической лестницы вскарабкался действующий Глава государства. «Президент» – звучит красиво, звучит привычно. Но это лишь дань прошлому. Под президентской властью нынче скрывается банальная тирания. Это не хорошо и не плохо. Просто неосторожные тираны долго не живут. И единственная возможность усидеть на вершине шаткой пирамиды – править инкогнито. Никто, кроме помощников президента не вправе входить в личные покои Самого. Никто, кроме них не знает Президента в лицо. И никто в случае переворота не потеряет больше, чем они.

Да, конечно, нелегко руководить через ограниченный круг посредников. Зато президент имеет возможность неузнанным появиться в любой точке Периметра, принять участие в любой беседе, подслушать любой разговор. Он может оказаться милком – рядовым солдатом милвзвода, или офицером, или мелким клерком, или клерком крупным, или поваром, или официантом в служебной столовой. Он может оказаться кем угодно, наш умный и осторожный Президент. А потому он неуязвим.

Фурцев усмехнулся. М-да, наш умный и осторожный…

Терновский, помощник Президента третьего ранга – тоже не глуп. Парень понимает: ставить палки в колеса Эксперименту – последнему спасительному шансу государства – чревато. И, что более важно – осознает, с какой влиятельной силой приходится иметь дело в лице руководителя исследовательской программы. В общем, Терновский тоже будет держать язык за зубами.

Ах, да… Об убийствах гвардейцев знали еще исполнители-снайперы. Но тут все совсем просто. На очередном совместном учении, тестировании или переэкзаменовке кому-нибудь из лучших милвзводовских стрелков Воронов лично отдавал приказ уничтожить своего подчиненного. Несчастного гвардейца обвиняли в участии в заговоре, а снайперу за непыльную работенку в лучших киллерских традициях обещали перевод на освободившееся место в президентской Гвардии. Кто ж откажется от такой перспективы?

Никто и не отказывался. Вот только винтовка-дальнобойка, выдаваемая для спецзадания, была с секретом: после первого же выстрела срабатывал перепрограммированный механизм самоуничтожения. Оружие взрывалось в руках стрелка.

Самоликвидатор – штука убойная, она не оставляет ни малейшего шанса. Впрочем, шансов не было и у бедняги-гвардейца. Даже президентские супермены не умеют уклоняться от предательских пуль, выпущенных своими. Этому их не учат.

В итоге гибли оба – и убийца, и его жертва. И – никакой утечки. Лишь изредка просачивались слухи о несчастных случаях во время учений, что, собственно, и не новость. Подготовка бойцов нынче жесткая и не всегда удается избежать потерь. А каковы потери – это уже другой вопрос.

Но в одном, конечно, Воронов прав: жрал Эксперимент лучшие людские ресурсы немеряно…

Опять – скрип офицерских берцев.

– Давайте ближе к делу, док, – попросил гость.

– С удовольствием.

Фурцев одернул белый халат и склонился над компьютером.

Лишних кресел в лаборатории не было (Убрали. Специально. На время демонстрации.), так что начальнику президентской Гвардии придется постоять.

– Я постараюсь избежать научной терминологии, – начал Фурцев. – Буду говорить… м-м-м попроще. Специально для вас, офицер.

Пальцы уже привычно стучали по клавишам. Центральный лабораторный блок пришел в движение.

Снежно белый Саркофаг заглатывал мертвого человека на прозрачном пластиковом столе. Настолько прозрачном, что казалось, будто неподвижный мертвец парит в воздухе.

Крышка вытянутой капсулы, напичканной электроникой, бесшумно опускалась сверху, дно выдвигалось из пола. Все происходило медленно, как и положено там, где излишняя спешка может навредить точному расчету и тщательно выверенным действиям.

– Для начала небольшой научно-популярный экскурс, с вашего позволения…

Заполнять паузы перед важными демонстрациями доктор научился давно – еще в студенческие годы, когда проводил свои первые публичные опыты в анатомичке.

– Вам, вероятно, известно, офицер, что человеческое сознание – это не яйцо, которое можно взять и переложить из одного лукошка в другое, не разбив при этом. Я неоднократно пытался проделывать такой фокус в лабораторных условиях, однако, каждый раз терпел неудачу. Разум человека вне зависимости от его уровня интеллекта, наотрез отказывается перебираться из своей родной черепной коробки в чужую. Пересадка мыслительного процесса невозможна в принципе. Максимум, чего можно добиться, – это совершенно бесполезные нейро-экскременты, извергаемые шокированным мозгом. Возможных перспектив только две: либо смерть, либо сумасшествие испытуемых.

В конце концов, я перестал жонглировать эфемерным понятиями – а что может быть эфемерней человеческого сознания – и, как подобает ученому, занялся конкретикой. Конкретными телами и конкретными импульсами, которые способна уловить аппаратура. Уловить и записать. Записать и использовать. Только тогда я достиг первых успешных результатов.

Воронов молчал. Воронов наблюдал без всякого выражения, без блеска в глазах. Ну-ну…

– К чему я это говорю, офицер? Просто психологически подготавливаю вас: не нужно близко к сердцу воспринимать мои опыты над вашими солдатами. Гвардейцы были и остаются рабочим материалом. Раз уж вы сами при жизни делали их своими марионетками, ни к чему прикидываться великим гуманистом теперь, когда они мертвы. И еще. Запомните: не все живое, что движется, не все разумно, что кажется таковым. Сразу станет легче.

Губы офицера чуть скривились:

– Вам бы спичмейкером или пи-арщиком работать в кризисных ситуациях: треплетесь много и, вроде бы, даже по теме, а ничего не понятно.

«Ублюдский солдафон!», – мысленно проорал Фурцев. И любезно улыбнулся собеседнику:

– Итак, начнем?

* * *

Капсула уже сомкнулась в единое целое. Сомкнулась плотно между верхней и нижней половиной не видно даже щелочки. Мертвое тело покоилось внутри.

Ждало.

Продолжения.

Долго клацала под пальцами клавиатура. Фурцев набирал сложную комбинацию цифр и символов. Набрал. Из Саркофага донеслось монотонное гудение.

– Идет сканирования материала, – комментировал доктор. – Вкратце напомню суть процесса. После физической смерти человека практически все центры нервной системы длительное время – иногда по нескольку суток – сохраняют активность. Раньше не удавалось даже зафиксировать эти слабые импульсы. Теперь же мы можем не только обнаружить их, но и записать на неопределенно долгий срок.

Специально разработанная программа позволяет заложить в компьютерную память образ виртуального двойника. Не самого покойника, нет, не его угасшего сознания, не отошедшей в мир иной души, не сформировавшейся за годы жизни личности, а двойника умирающей, но пока еще живой нервной системы. Можно сказать, что в электронном виде она будет умирать вечно. И… и никогда не умрет.

Таким образом, в нашем распоряжении оказывается несметное богатство, лишенное законного хозяина – разума. Огромный набор врожденных и приобретенных инстинктов, условных и безусловных рефлексов. И, конечно, рефлексов высшего порядка, открытых вашим покорным слугой: под-, пред-, и постсознательных действий, а также неосознанных поведенческих шаблонов «до-рацио» и условно осознанных алгоритмизированных поведенческих рефлекс-программ. А это, уж поверьте мне, немало. Гораздо больше, чем принято считать.

Сам старина Павлов не подозревал о том, что значат рефлексы в нашей жизни. Как показывают мои опыты, на долю чистого сознания приходится лишь мизерный сегмент человеческой деятельности: творчество и собственно умственный труд. В экстренных же ситуациях роль рефлексов, прежде всего, оборонительных и агрессивно-наступательных, становится основополагающей.

А у кого, по-вашему, они развиты в наибольшей степени? Правильно – у бойцов организованных преступных группировок, у тренированных милвзводовцев и – в особенности – у президентских гвардейцев, успешно прошедших программу спецподготовки. Ваши подчиненные ежедневно буквально захлебываются в адреналине, оттачивая искусство бездумно стрелять, резать и голыми руками рвать чужие глотки. А знаете, офицер, когда рефлекторные реакции организма обостряются до наивысшего предела? В самый экстремальный момент жизни – в момент смерти. Именно тогда бешеной волной нейроимпульсов наружу выплескивается гремучая смесь из концентратов всех неосознанных умений. Король мира тот, кто ее подчинит.

* * *

– Доктор Фурцев. Я уже слышал эту болтовню, причем, неоднократно. Теперь я хочу видеть конкретные результаты вашей работы.

Сканирование завершилось. Воронов с демонстративно скучающим видом смотрел на Саркофаг. Так, словно его собеседник на самом деле находился там, внутри белоснежного гроба.

– Вам, все-таки, придется меня дослушать, офицер. И, пожалуйста, не перебивайте, если хотите разобраться в сложных материях хотя бы на самом примитивном уровне.

«Примитивный уровень» Воронов проглотил, не поморщившись. Учат их там, в гвардии владеть собой, хорошо учат.

– Итак, заполучив первые виртуальные банки данных, в которых сосредоточены инстинкты и рефлексы мертвых солдат, я попробовал обмануть природу. Я внедрял боевые навыки в рефлекторную базу обычных граждан, никогда не державших оружие в руках. Перспектива штамповать таким образом супербойцов из рядовых клерков выглядела весьма заманчиво. Но и этот проект провалился. Несколько сотен двуногих растений – вот его результат.

Хрупкая человеческая нервная система не в состоянии освоить чужой рефлекторный опыт также, как и чужой разум. Как выяснилось, подобная пересадка возможна лишь из одного организма в… тот же самый. И вот теперь я пытаюсь заставить заново функционировать ваших погибших гвардейцев. Если мои опыты окажутся удачными, хаос в стране, наконец, сменится порядком. На страже законности встанет мертвая армия, которая по определению не будет ну, или почти не будет нести потерь.

– «Мертвый рай», если не ошибаюсь? – усмехнулся Воронов.

– Да, именно так я назвал свою исследовательскую программу. И не вижу в этом ничего смешного.

– Конечно. Разлагающиеся зомби на городских улицах… Что в этом может быть смешного?

– Ну, почему же разлагающиеся, офицер? В рамках «Мертвого рая» уже разработаны эффективные бальзамирующие инъекции и наружные препараты сверхдлительного действия. Гораздо сложнее было изыскать возможность для импортирования виртуальных импульсов отсканированной умирающей нервной системы в тело носителя после его окончательной смерти.

– Что значит, «было»? Хотите сказать, что уже решили эту проблему?

– Так точно, офицер, – не без издевки ответил доктор. И снова склонился над клавиатурой. – Взгляните…

Две половинки сканера-саркофага снова разъезжались. Крышка поднималась к разверзшейся нише на потолке, дно опускалась вниз – в пол, в открытый люк. На прозрачном столе в прежней позе лежал покойник. Ничего – внешне совершенно ничего – не изменилось.

– Нелегко, – продолжал Фурцев, – весьма нелегко оказалось расшифровать и оцифровать фиксируемые компьютером нейроимпульсы. Уйма времени ушла на разработку программы обратной связи, которая позволяет активизировать виртуальную копию отсканированных импульсов, усилить их и наложить заново на нервные центры рабочего материала. Ну а дальше – дело техники. Повторное сканирование – уже с компьютера на мертвое тело. Или, если угодно, печать. Кстати, только что вы были свидетелем именно этого процесса. Нервную систему вашего подчиненного я скопировал еще в день его смерти. А сейчас она… скажем так, реанимирована.

– И? – поторопил Воронов.

– Теперь с операторского компьютера по спецчастотам можно воздействовать на любой нервный центр покойника и добиться ответной реакции. Таким образом, вполне реально заставить мертвого человека выполнять те действия, которые он производил при жизни, не задумываясь. Начиная от рефлекторных глотательных движений и заканчивая ходьбой, бегом. Ну и, конечно, боевые приемы и прочие оборонительно-агрессивные реакции. За время обучения в Гвардии все это добро прочно входит в область инстинктов и рефлексов.

– Ерунда. Вам просто хочется так думать.

– Ерунда?! – Фурцев усмехнулся. – Вспомните, как в день нашего знакомства я неосмотрительно подошел к вам со спины. Из той вон потайной дверки. Просто чтобы застать вас врасплох, смутить и – не буду скрывать – дать понять, кто является хозяином в этом помещении.

Что вы сделали, почувствовав мое присутствие? Оглянулись? Попытались выяснить, кто находиться сзади? Да ничего подобного! Вы обучены мгновенно реагировать на любую опасность. И вы среагировали. Чуть не пробили мне голову и сломали руку.

Снимаю шляпу перед вашим профессионализмом: для этого вам потребовалось лишь несколько молниеносных движений. Но если вы скажете, что они были осмысленными, я назову вас лжецом. Или кретином. Вы действовали, не задумываясь, быстрее, чем привыкли мыслить. Иначе вам не пришлось бы потом так долго и неуклюже извиняться.

Воронов сжал зубы. Все сказанное было правдой.

– Вот этого-то опасного джинна, приученного убивать и калечить без раздумий, я выпускаю из бутылки, – продолжал Фурцев. – Можно сказать, почти выпустил. Мне удалось разработать несложную схему управления виртуальной нервной системой мертвого рабочего материала и даже заставить его двигаться. В принципе, достаточно стандартных функциональных клавиш и обычного манипулятора, чтобы навести убитого гвардейца на цель. Потом оператору остается только нажать «Делит» – клавишу активизации боевых навыков, – и…

Доктор щелкнул пальцами.

Звук в тишине лаборатории был похож на выстрел.

* * *

– Вы можете управлять трупом? – уточнил начальник Гвардии. – Это вы пытаетесь мне втолковать?

Недоверие, казалось, излучали даже его начищенные до блеска пуговицы. Офицер подошел к человеку на прозрачном столе. Неподвижное тело ничем не отличалось от покойников, которых Воронову довелось видеть раньше. А уж на мертвецов он насмотрелся. На всяких.

– Разумеется, – улыбнулся доктор. – Я. Могу. Управлять. Трупом.

И тронул клавиатуру. Рука мертвого гвардейца дернулась и судорожно вцепилась в пластик. Еще одно прикосновение к клавишам – и неживой солдат резко подтянул ноги, упершись голыми пятками в стола.

Идеальная прозрачность пластика делала покойника похожим на голого левитирующего йога. Зависшего, правда, в крайне нелепой, отчасти забавной даже позе.

Воронов поморщился:

– Док, если это то, ради чего было потрачено столько средств, времени и жизней, то грош цена вам и вашему «Мертвому раю». Я сам в детстве проделывал подобные фокусы с мертвыми лягушками. Надо только знать, куда ткнуть иголкой, чтобы дернулась лапка.

– В том то и дело, что вам требовалась игла, а я, как видите, прекрасно обхожусь без физического контакта. Я управляю мертвым телом на расстоянии. Причем, управляю более эффективно, чем вы – лягушкой.

– Управляете? Так вы называете эти бессмысленные подергивания? Не впечатляет, док, не впечатляет.

Лицо Фурцева заметно покраснело. Доктор задышал сквозь зубы – тяжело и со свистом.

– Ну, хорош-ш-шо, офицер, а что вы скажете на это?

Еще прежде чем по-настоящему испугаться, Воронов уловил краем глаза…

Быстрый тычок холеных пальцев в клавиатуру.

Стремительное движение на прозрачном пластике.

И машинально, рефлекторно – именно, машинально и рефлекторно! – он успел, едва-едва успел…

Увернуться от метнувшегося к нему…

ЭТО оказалось тем самым парнем с пулевым ранением в области сердца. Тем самым, который еще секунду назад неподвижно парил в воздухе. В позе спятившего йога.

Мертвый гвардеец оттолкнулся пятками от ребристого края стола и уже в полете перевернулся со спины на живот. Нехитрый прием, позволяющий в случае опасности мгновенно покидать кровать и нападать из положения лежа. Из состояния полусна.

Таким штучкам начинают обучать еще на подготовительных предгвардейских курсах. И, в общем-то, ничего особенного в неожиданном прыжке не было. Ничего, если бы его совершил живой человек. Но покойник!

Покойник с грохотом обрушился на пол. А вот здесь уже явный промах: приземляться тоже надо уметь, иначе еще до начала схватки отобьешь конечности. Хотя с другой стороны, мертвые ведь не чувствуют боли…

У Воронова голова шла кругом, а его бывший подчиненный, ныне подчиняющийся лишь командам компьютера, и не думал останавливаться. Оживший труп снова шел в атаку. Ну, не совсем шел. То ли парень повредил при падении ногу, то ли Фурцев был еще никудышным повелителем зомби… Гвардеец семенил на четвереньках. Получалось неестественно, неуклюже, но при этом невероятно быстро. И очень, очень страшно.

Молниеносный выпад мертвой руки. И в этот раз Воронов тоже отскочил. Начальник президентской гвардии умел мгновенно выходить из шока. Даже из такого.

Тоже научили…

* * *

«Любопытно все-таки, кто кого», – подумал Фурцев.

Доктор с интересом наблюдал из-за монитора. И в монитор – там тоже была картинка. Живая цель, которую видел сейчас мертвый солдат.

Предугадать результат схватки было затруднительно. Воронов все-таки не зря носил офицерские погоны Гвардии. Несмотря ни на внезапность нападения, ни на специфику атакующего объекта, самообладания он не потерял. И пока держался великолепно. Видимо, бывший гвардеец при жизни сильно уступал своему командиру. Хотя…

Злую шутку с офицером сыграл контейнер для мусора. Стоял сзади, попал под ногу. Пятившийся Воронов потерял целое мгновение. И – цап! Фурцев ухмыльнулся. Бледные восковые пальцы обхватили ногу начальника президентской Гвардии чуть выше щиколотки.

Сдавили.

Крепко. Сильно.

Воронов вздрогнул. Нет, никакого холода, приписываемого молвой рукам мертвеца, он в тот момент не почувствовал. Зато смысл выражения «мертвая хватка» ощутил в полной мере: кожа на ноге, казалось, вот-вот лопнет, а кость раскрошится в пыль.

Рука непроизвольно метнулась к закрытой кобуре внутрипериметрового ношения. Рефлекс-с…

– Нет! – крик Фурцева не был ни испуганным, ни встревоженным. Скорее, предупреждающим. Разумно-предупреждающим. Предупреждающе-угрожающим.

Воронов замер в напряжении, успев лишь расстегнуть кобуру. Все-таки, что ни говори, но лаборатория – вотчина доктора. Он тут чужак. Причем, чужак, совершено непосвященный в здешние тайны.

– Не стоит этого делать, – мягко посоветовал доктор, – Вы что, ужастиков в детстве не смотрели? Убить мертвого второй раз невозможно. Я задал программу на задержание, а не на уничтожение. Так что не волнуйтесь. Вас не станут рвать на куски. Пока я не отдам соответствующей команды.

Любезная улыбка…

Пальцы Начальника президентской Гвардии сжались в кулак. Потом Воронов отвел кулак в сторону – подальше от кобуры и от соблазна. «Да, гвардейцев наших готовят превосходно, – отметил про себя Фурцев. – Со страхом справляться они умеют. Наверное, это тоже рефлекс».

А офицер стоял неподвижно.

Все. Время бездумных рефлексов кончилось. Воронов обдумал положение, в которое попал. Весьма, кстати, незавидное.

Что он мог предпринять? Отстрелить из табельного пистолета руку зомби, гигантским клещом вцепившегося в лодыжку? Вряд ли удастся. Быстро – вряд ли.

Изрешетить компьютер Фурцева? Или – еще лучше – самого ублюдка-доктора? Можно. Теоретически. Но Воронов сомневался, что это остановит уже запущенную программу. А как тогда отменить задание? Как избавиться от ходячего… ползающего Гвардии мертвеца?

Пока наилучшим выходом было просто ждать и не дергаться. Интересно, этот докторишка в курсе, как гвардейцев обучают брать языков? Если оживший покойник, действительно, помнит боевые навыки, то при малейшей попытке сопротивления, он попросту разорвет сухожилия на ноге бывшего командира. Одним движением пальцев. Хрясь – и готово. А с такой травмой в Гвардии делать нечего.

Что ж, док, ладно, пусть будет по-вашему. Пусть все пока будет по-вашему. Но учтите – подобные выходки не забываются. И не прощаются. Никогда. Никому.

Офицер стоял неподвижно. У его ног неподвижно лежал мертвый солдат. Не выпуская «пленника». И свою потенциальную жертву.

– Не обижайтесь, я всего лишь продемонстрировал результат своей работы, – с невинным видом сообщил Фурцев, – Вы ведь именно этого от меня хотели?

Офицер стоял и молчал. Едва сдерживая клокочущую ярость. И боль в ноге. Неподготовленный, нетренированный человек уже орал бы и корчился от такой боли. Но Начальник Гвардии решил не доставлять такого удовольствия Фурцеву. Ни при каких условиях.

Фурцев улыбался…

– Сейчас я вас освобожу, офицер. Считайте все происшедшее шуткой. Или точнее, маленькой местью за мою безвинно пострадавшую руку. Надеюсь, теперь мы квиты?

Не дождавшись ответа, доктор ткнул в клавиатуру. Пальцы мертвеца разжались. Воронов нагнулся, помассировал ногу. Не нужно было задирать штанину, чтобы рассмотреть следы жесткой хватки. Они, следы эти, прощупывались через тонкую ткань. С недельку придется похромать. Как минимум, с недельку.

Солдат, чье разорванное снайперской пулей сердце, не билось уже несколько дней, пополз обратно к своему столу. Хотя нет, теперь он направлялся к соседнему – туда, где лежали останки милвзводовского снайпера.

Так, а это еще зачем? Воронов вопросительно взглянул на Фурцева.

– Небольшой штрих в завершение демонстрации, – пожал плечами тот, – Я дал нашему бравому бойцу новое задание.

«Бравый боец» добрался до очередной цели. Рывок…

Безжизненное тело бедняги-милвзводовца слетело на пол. Если верхняя часть трупа уже была изуродована самоликвидатором дальнобойки, то нижняя вполне подходила для эффектного заключительного «штриха».

На ногу мертвого снайпера обрушился твердый, как камень, хорошо набитый за долгие годы тренировок кулак.

Мертвец нанес один-единственный точный, профессиональный удар… Отвратительный хруст – и вышибленная из сустава коленная чашечка милвзводовца отлетела к стене. Шмякнулась о гладкую белую поверхность. Оставила кровавую кляксу с потеком.

Воронов чуть приподнял бровь. Однако же! Высший пилотаж! Подобными приемами владели немногие гвардейцы. И уж, конечно, Фурцев, эта лабораторная крыса в белом халате, не мог знать таких секретов рукопашного боя. А значит… Это означало только одно. Что расстрелянный солдат или что там от него осталось, действительно, помнит то, чему его учили при жизни. Дико, но факт. Воронов видел все своими глазами, а уж им-то он еще доверял.

* * *

– Я подумал, наш гвардеец тоже имеет право на маленькую месть, – Фурцев снова улыбался. И снова нажимал клавиши. – Вы так не считаете?

Начальник президентской Гвардии не ответил – Начальник президентской Гвардии тупо пялился на своего бывшего подчиненного. А бывший подчиненный буквально раздирал изувеченные останки милвзводовского снайпера. Только он мстил своему убийце без ярости, без боевого пыла и даже без хладнокровного расчета. Невозмутимо, как машина. Рефлекторно…

Воронов силился вспомнить имя гвардейца. Не мог. Что, почему-то, жутко расстраивало.

«Сумасшествие какое-то, – промелькнуло в голове. – Один покойник выясняет отношение с другим, а я, в компании с чокнутым ученым, наблюдаю за возней этих двух кусков мяса и страдаю от чувства вины». Начальник Гвардии пожалел, что вообще пришел сюда сегодня.

– Так вы не согласны со мной, офицер? – напомнил о себе Фурцев. – Право, а? На маленькую месть, а?

Воронов поднял глаза.

– Если уж говорить о возмездии, то, по-хорошему, на месте разбитого колена милвзводовца должна быть твоя голова, док.

Потом, вздохнув, добавил:

– Да и моя тоже. Так справедливо.

– Ну, полноте вам! Не забывайте, это всего лишь мертвое тело и восстановленные рефлексы. Сочувствовать рабочему материалу, испытывать симпатию или просто жалеть его – глупо. Но давайте, как вы любите говорить, ближе к делу. У вас есть еще вопросы ко мне?

– Есть, – офицер взял себя в руки.

Ближе к делу – вот именно! Вот то, что ему сейчас нужно! Чем ближе к делу, тем дальше от дурацкого ощущения нереальности происходящего и совершенно неуместного сейчас совестливого самоедства.

– Предполагаемый радиус действия системы управления вашим рабочим материалом?

– Все зависит от рельефа местности и мощности передатчика. Но даже при самых неблагоприятных условиях зона уверенного приема импульсных сигналов полностью накроет городской район средних масштабов.

– Способ поиска цели?

– Визуальную и аудиоинформацию на компьютер оператора передают миникамеры со встроенными микрофонами, которые маскируются под одеждой и кожей.

– Маскируются? Под кожей?

– Да, камеры спрятаны. А для лучшей ориентации в пространстве самого рабочего материала активизируются глазные и слуховые нервы.

– Оператор может подключаться к этим нервным центрам и обходиться без камер и микрофонов?

– Думаю, со временем такое будет возможно. Уже заканчиваются работы по созданию экспериментальной партии чип-маяков на гелевой основе, которые способны заменить наружные технические средства наблюдения. Но это очень дорогая технология. И не очень ненадежная. К тому же гелевые чипы пока совместимы лишь с живой тканью. Теоретически, на живые организмы их можно ставить хоть сейчас. На мертвые – еще нельзя.

– Насколько сложно управлять мертвыми солдатами?

– Не сложнее, чем играть в компьютерные игры. Как показывают опыты с учебными моделями, освоить управление на элементарном пользовательском уровне можно за несколько часов.

– Оператор лично управляет всеми действиями рабочего материала?

– Не совсем так. Правильно скоординировать отдельные движения трупа очень сложно, поэтому пришлось разрабатывать специальную схему управления.

– Принцип действия?

– Нажатием одной клавиши оператор запускает целый алгоритм комбинированных команд-заданий. Вперед, назад, вправо, влево. Идти, бежать, ползти, убить. Или, например, захватить пленника, как в случае с вами.

– Дальше?

– Дальше все делает компьютерная программа и прижизненный опыт материала. Виртуальная нервная система активизируют необходимые для достижения поставленной цели рефлексы. А рабочий материал выполнит задание наиболее привычным для него способом. Привычным до смерти, я имею в виду. Одни прыгают на врага прямо с лабораторного стола, другие скатываются ему в ноги; одни выбивают коленные чашечки, другие предпочитают выворачивать из суставов голеностопы. Боевые навыки, лучше всего усвоенные в мире живых, остаются особым индивидуальным стилем и в «Мертвом рае».

– Выходит, бойцу, которого вы натравили на меня, раньше очень нравилось драться лежа на брюхе и ползая на четвереньках?

В точку! Доктор недовольно поморщился. Воронов позволил себе улыбнуться. Немного – краешком рта. Ухмылка была мимолетной, но заметной – он постарался.

– Согласен, над нервными центрами, отвечающими за координацию движений и вестибулярный аппарат материала, следует еще поработать. – Фурцев говорил, нажимая клавиши и пытаясь заставить мертвеца влезть на пластиковый стол. Не очень, впрочем, преуспевая в этом. – Но у меня есть время, пока Президент не выбрал полигоны для полномасштабных испытаний «Мертвого рая».

– Обычно такие полигоны выбираются быстро.

– Ничего, я успею. Когда будет нужно, я поставлю ваших Гвардии покойников на ноги. Скоро вы и сами не отличите своих мертвых солдат от… хм… временно живых.

Доктор не удержался от смешка.

– Еще вопросы?

– Да, один. Когда вы все-таки планируете прекратить отстрел? Если ваши успехи, действительно, столь грандиозны, не пора ли притормозить? Недоукомплектованность Гвардии достигла критического уровня. И, если говорить начистоту, я уже начинаю опасаться, не полетит ли следующая пуля милвзводовского снайпера в меня.

Фурцев набрал побольше воздуха. Для демонстративного вздоха сожаления:

– Я все понимаю, но эксперимент не завершен. Наше с вами тайное киллерство окончится сразу, как только в нем отпадет необходимость. Не раньше и не позже. Ну, а теперь мне пора продолжать работу. Честь имею, офицер.

То есть, скатертью дорога… Так неожиданно и бесцеремонно выставлять чужаков со своей территории умел только доктор Фурцев.

Прощаться Воронов не стал. Молча повернулся, шагнул к выходу. Уже в дверях его окликнули:

– А, кстати, насчет пули, которая полетит в вас – дельная мысль! Должен же быть у мертвецов свой командир! Да и живых офицеров не мешает бы менять время от времени. Риск переворота, знаете ли…

Воронов обернулся. Глядя на его каменное лицо, доктор рассмеялся. Птичьим каким-то смехом:

– Успокойтесь. Шутка, шутка, просто шут-ка! Ступайте и спите спокойно. Живой вы пока более ценны.

Когда дверь захлопнулась (До сих пор извлечь шум из мягкого звукоизолирующего пластика не удавалось никому. Воронову – удалось), Фурцев уже не смеялся. Не улыбался даже.

Или, может быть, все-таки, не шутка? Или от мертвого Воронова пользы будет больше, чем от живого? Этот напыщенный индюк в погонах только что продемонстрировал изумительную реакцию. Определенно, таким рефлексам место на лабораторном столе «Мертвого рая».

Пальцы Фурцева все стучали по клавиатуре.

Гвардеец с простреленным сердцем, все тщился влезть на прозрачный стол. И не понять было, то ли нелепые движения покойника злили, то ли забавляли человека в стерильно белом халате.

Фурцев что-то насвистывал. Что-то нейтральное. Из классики что-то.