Читать книгу Шпион - Руслан Муха - Страница 4

Я тоскливо глядел в окно взлетающего с зелёной лужайки скайера. Ярко-красная крыша виллы мелькнула и исчезла. Настроение было паршивое, болели рёбра от полицейских дубинок, но я не мог ещё раз не попытаться удрать. Несопротивление целесообразно только тогда, когда ты невиновен либо тебе светит небольшой срок. Но в моём же случае попытка бегства при задержании особой роли уже не сыграет.

Я ощущал попеременно, как на меня накатывает то злость, то отчаяние. А ведь всё было так хорошо. Я ведь был почти у цели. Я уже мысленно распрощался с Мексикой и на всех парах мчал с сёстрами в Россию.

А всё этот проклятый сейф. Ну и на кой чёрт он мне сдался? Будто осёл упёрся в него. А ещё это дурацкое ощущение – как будто я точно знал, что там мешок бриллиантов, не меньше. А там пшик! Бумажки и фотографии эти. До сих пор картинка стоит перед глазами – чёрное пятно смолы на сером камне. Жуткие эти фотографии, если честно, было в них что-то такое, отчего у меня волосы на руках и затылке ершились. И почему этот американец хранит их в сейфе? Наверное, он просто больной на голову…

С двух сторон меня подпирали плечами полицейские, от одного из них, того, что постарше и с густыми усами, резко несло чесночным амбре, и я старался не поворачиваться в его сторону. Второй, молодой и подтянутый, в тёмных солнечных очках, похоже, возомнил себя крутым суровым полисменом, который даже в полумрачной кабине скайера не смеет снять очки, чтобы не разрушить образ крутости.

Руки ныли, вместо обычных наручников на запястьях стянули пластиковый хомут, и стянули так сильно, что не пошевелить, не провернуть. В пальцах покалывало, они потихоньку немели, приобретая голубоватый оттенок.

– Сеньор полисмен, – обратился я к тому, что в очках, протянув посиневшие руки. – Можно ослабить немного.

Коп недовольно скривился, хмыкнул и отвернулся, будто не услышал мою просьбу. Скотина. Я едва сдержался, чтоб не зарядить ему по морде этими самыми руками.

Второй коп, чесночный, легонько толкнул меня в бок, и снисходительно предложил:

– Давай, немного ослаблю.

Я с готовностью протянул ему руки. Любитель чеснока, пока ослаблял хомут, с интересом поглядывал на меня, усмехаясь в пышные усы. Я догадался, хочет что-то сказать. И судя по полному сочувствия взгляду, будет уму-разуму учить.

– И как же тебя так угораздило? – осуждающе покачал головой полицейский. – Эх, жаль тебя, идиота. Молодой ведь совсем. Сколько тебе? Двадцать? Двадцать два?

Я не ответил, лишь не без гордости подумал, что коп решил, будто я старше, чем есть на самом деле. А так мне девятнадцать лишь в октябре стукнет.

– У меня сын такой, как ты, – вздохнул полисмен. – Жить бы тебе в удовольствие, работать честно, веселиться, девчонок тискать. А теперь загремишь за решётку, здесь даже думать нечего. И зачем ты только полез в дом этого сеньора? Он же американский профессор, уважаемый человек, за ним правительство, президент! – коп многозначительно вскинул указательный палец. – Вляпался, ты, короче, амиго, по-крупному.

Ну вот, а я всё думал: где же мы промахнулись? Почему полиция приехала через секунду после того, как я вставил ключ? Нет же – это явно не из-за сейфа с автодозвоном, где-то ещё что-то было. Что-то, что мы упустили из виду. А теперь всё стало ясно. Диего плохо проверил этого богатенького гринго, а он оказался американским профессором, да ещё и связанным с правительством. Ну и, конечно, спецслужбы за ним приглядывали и наверняка и за его домом тоже. Скорее всего, вилла утыкана жучками и скрытыми камерами. Да что же мне так невезёт-то!

Чувство, будто я падаю с обрыва в пропасть, ощущалось настолько явственно, что у меня голова пошла кругом.

И как теперь? Я ведь надеялся, что получится выкрутиться.

Я рассчитывал на Диего, у него имеются связи в нужных кругах. В конце концов, мы не были одиночками, здесь это невозможно и небезопасно. За нами стояли серьёзные люди, которым мы отдавали часть прибыли, и поэтому нас никто не трогал. Я очень на них надеялся. А теперь мои надежды стремительно испарялись, как пролитая на горячий песок текила.

Теперь мне никто не поможет. Мафия не пойдёт против правительства ради какого-то сироты-циркача. И даже первая мысль – подкупить копов, ни для кого не секрет, что здесь они большие охотники до взяток, – разбилась вдребезги. У меня не хватит денег, чтобы откупиться от президента.

Весь остальной путь к полицейскому участку я провёл, хмуро глядя через окно скайера на распластавшиеся внизу, будто черепахи на солнце, дома.

Тревожные мысли крутились в голове. Нет, я не переживал о том, что попаду в тюрьму. Плевать, этого я не боялся. Я весьма изворотливый и смекалистый – не пропаду и в тюрьме. А вот как девчонки будут без меня? Кто о них позаботится? Отдадут ли Карлос и Диего им мою долю? Мы этот вопрос никогда не обсуждали. Да, наверное, никто из нас даже такой мысли допустить не мог, что выйдет осечка.

Вообще, что в Карлосе, что в Диего я был уверен. Они меня не кинут. Без Диего так мы вообще бы не выжили. Именно он приютил нас, когда мы почти два месяца скитались по улицам и натурально голодали. Конечно, большую роль сыграли мои способности щипача, которые Диего так впечатлили, что он сразу взял меня в оборот.

Он же помог нам с новыми документами, с жильём. Оставалось надеяться, что и теперь он не бросит.

В участок мы прибыли довольно быстро. Мне отсканировали сетчатку глаз, взяли скан отпечатков пальцев, сфотографировали, а после обыскали и нашли, заразы, в моих потайных карманах отмычки. У меня теплилась надежда, что хоть те, которые спрятаны в швах штанов, не найдут, но полицейский, будто прочитав мои мысли, притащил металлодетектор, и у меня отобрали всё.

Затем запихнули в маленькую тесную камеру: всего четыре койки, хотя заключённых вместе со мной уже было пятеро. Да, здесь было весьма людно, душно и воняло потом и мочой. У входа прямо на полу сидел пацан, весь в татуировках и даже на лице какие-то надписи и узоры, я сильно не вглядывался, потому что этот тип смотрел на меня с таким дерзким вызовом, что ещё секунда, и он сорвётся с места, накинувшись на меня с кулаками. От него так и жгло агрессией и злобой, но настроение у меня было едва ли боевое. Да и драку ради драки я не понимал, хотя и был уверен, что этого татуированного уложу с одного удара. На одной из нижних коек развалился тучный усатый мужик в расстёгнутой яркой цветастой рубашке. Рядом с ним сидел ещё один, его полная противоположность: тощий, кости и вены выпирают из-под сухощавой коричневой кожи, лицо в глубоких морщинах, взгляд безразличный и усталый. И последний – старик: грязный в драной одежде, очевидно, бездомный, он дрых прямо на полу, как-то неуместно свернувшись калачиком и подложив руки под щеку.

Мои временные сокамерники, кроме спящего старика, с интересом уставились на меня. Я изобразил простачка, поздоровался с ними по-французски, спросил, знает ли здесь кто-нибудь французский. К счастью, мне не ответили, на то и был расчёт, лучше притвориться иностранцем. Разговаривать сейчас ни с кем не хотелось.

Я переступил через спящего старика и разместился в самом тёмном углу камеры. В общем-то, три койки были свободны, и я мог занять одну из них, но глядя на грязные, засаленные, вонючие матрасы, желание к ним прикасаться сразу отпало. И я решил, что лучше уж сидеть на голом полу в тёмном углу. Сейчас мне хотелось спрятаться от всего мира, особенно от настойчиво-сверлящего взгляда татуированного.

– Эй, амиго, – злобно сверкнув золотым передним зубом, позвал татуированный. – Курить есть?

Я сделал вид, что не понимаю, о чём речь.

Татуированный поднялся на ноги, оживился толстый мужик на койке, привстал на локтях, сверкнув глазами в предвкушении драки.

– Ты что, глухой? Сигареты есть?

Он начал медленно подходить.

Я начал вставать, татуированный, видимо, так просто не отстанет.

– Отвали, – сказал я по-испански, настроения шутить больше не осталось. – Я не курю и тебе не советую.

Татуированный нарочито-удивлённо округлил глаза.

– Слышал, Пабло, как заговорил этот марикон.

Зря он обзывался. Долго это терпеть я не собирался, едва качнувшись, резко сделал прямой выпад, втащив ему по подбородку, и татуированный, окинув меня растерянным взглядом, рухнул на пол. Старик, возле которого и упал татуированный, проснувшись, встрепенулся, удивлённо окинул нас безумным взглядом и, качая головой, что-то бормоча, уполз в другой конец камеры, улёгся там и замолк.

Жирдяй и тощий продолжали смотреть на меня. Я вопросительно вскинул брови.

– Зря ты его вырубил, – вдруг весело усмехнувшись, сказал жирдяй, приглаживая усы, и снова завалился на койку.

Тощий в подтверждение закивал, а затем добавил мрачным голосом:

– Зря, точно зря. Теперь Хуан тебе ночью горло перережет.

– Пусть только попробует, – буркнул я и сел обратно.

Это мы уже проходили ещё в приюте. Хесус со своими псами с завидной регулярностью устраивали мне ночные экзекуции. И я даже не сомневался, что он может учудить нечто подобное. Ну не прирезать, конечно, как бы он сюда пронёс оружие? Но что-то близкое к этому – вполне. Только одного я не понимал, к чему это всё было? Показать свой авторитет? Зачем?

Скорее всего, уже сегодня мне выдвинут обвинения и переведут в центр предварительного заключения. Скучно им здесь, что ли?

Я несколько часов просидел в своём углу, больше никто меня не трогал. Только татуированный, очухавшись, что-то вякнул и уполз к входу. Оттуда он то и дело злобно зыркал, но я уже не обращал на него внимание.

Всё это время я думал о Женьке с Лерой. Теперь копы наверняка пробьют меня по базе и все выяснят. Нет, девчонок они вряд ли так быстро и просто смогут найти. Мы живём в доме покойной матери Диего. Девчонки красят светло-русые волосы в чёрный цвет, носят карие линзы, их светлая кожа давно стало смуглой от жарких лучей мексиканского солнца, и теперь весьма сложно отличить их от местных деревенских девиц. К тому же в их биометрических свидетельствах, на которые я потратил немало денег, значится, что Лаура и Эмилия Дельгадо родились в Мексике, что Диего их отец, а мать умерла шесть лет назад. Документы выглядят идеально, если не пробивать их по базе, но вряд ли кому-то придёт это в голову.

Главное, чтоб не взяли Диего и Карлоса, тогда вся наша конспирация рухнет и моих сестёр снова отправят в приют. Этого я боялся больше всего. Лерка может вообще не выдержать, она до сих пор не отошла от того случая. А от мысли, что то же самое может случиться с Женей, меня от злости начинало колотить. Даже несмотря на то, что прошло почти два года, я не мог спокойно вспоминать лицо Леры в тот день. Застывшие слёзы, безразличный потухший взгляд.

– Тебя обижали?

– Нет, – говорила она, а мне явственно слышалось да.

– Кто?

– Никто…

Слёзы задрожали в зелёных глазах сестры.

– Это Хесус?! Это он со своими шавками?!

Лера замотала головой, уткнулась лицом в ладони, затряслась в беззвучном плаче. Только сейчас я увидел синяки на её тонких запястьях, на ногах чуть выше колен, подол цветастого платья надорван, злость затмила разум.

Я знал, что никому до этого нет дела. Никто не заступится, и никто не поможет. Без толку кому-то жаловаться, добиваться справедливости. Обычно от этого становится только хуже. Ни воспитатели, которые и сами охотно применяли физическую силу, ни власти, которым вообще на нас плевать, пока жестокость не станет достоянием общественности, никто бы нам не помог.

Поэтому я всё сделал сам. Хесус и его друзья теперь навсегда запомнят мой дивный кислотный дождь, который я оставил им напоследок в ту ночь, когда мы бежали из приюта.

– Эй, идём, – окликнул меня полицейский, замок на решётке щёлкнул.

Меня привели в кабинет следователя, здесь было накурено и душно, как и во всём полицейском участке, старый кондиционер не охлаждал воздух, а рыча, исторгал горячий уличный жар.

За столом сидел с кислой миной следователь. Всё происходящее ему явно не нравилось, создавалось впечатление, будто его оторвали от просмотра долгожданного футбольного матча и заставили чистить помойную яму.

Он с ходу завалил меня однообразными вопросами: имя, год рождения, где проживаю, зачем залез в дом уважаемого сеньора Джонсона, где мои сообщники? Я отвечал одно и то же, строго придерживаясь легенды. Хотя и понимал, насколько это глупо и абсурдно. Наверняка меня уже пробили по базе, и следователь и так прекрасно знает, кто я такой, но вот в остальном…

Я уже в который раз выдавал одну и ту же информацию:

– Мигель Мария Альварес, родился шестнадцатого февраля, в тридцать восьмом году, в Тьера Нуэва штата Потоси. Переехал в Керетаро год назад, работаю на мебельной фабрике.

Кстати, я там и вправду работал, и именно под именем Мигеля Альвареса. Ну, когда не грабил дома и не воровал. Но на фабрике платили так мало, что этого едва ли хватало, чтоб прокормиться самому, не говоря уже о сёстрах.

На вопросы об ограблении я отказался отвечать без адвоката. Следователь глядел на меня тоскливо и заново начинал задавать вопросы. Но я продолжал стоять на своём, выбора особого у меня не было.

А потом мне надоело отвечать по третьему кругу на одни и те же вопросы, и я, в последний раз сказав, что говорить без адвоката не буду, замолк и больше никак не реагировал. Следователь взбесился: орал, угрожал, а я продолжал сидеть, с видом человека, одолеваемого смертельной скукой, и то и дело зевать.

– Ну, молчи, молчи, – свирепо раздувая широкие мясистые ноздри, выкрикнул следователь, – всё равно тебе не отвертеться.

Я устало прикрыл глаза и снова зевнул.

– Пошёл вон! – выкрикнул он, и меня снова отвели в камеру.

Время близилось к вечеру. Нас по одному сводили в уборную, выдали одноразовые миски с серой плохо пахнущей массой. Я к ней даже не притронулся.

А затем выключили свет, оставив лишь тусклую лампу в коридоре. Вроде как спать положено. Нижнюю койку по-прежнему занимал жирный, костлявый теперь залез на верхнюю и дремал. Старик сидел на полу и с аппетитом уплетал серую массу, а татуированный сидел теперь в моём укромном уголке, тварь.

Но я сделал вид, что не заметил этого, и сел у стены неподалёку от старика.

– Будешь? – старик кивнул на мою тарелку, я отрицательно махнул головой и улёгся на холодный пол, подложив руку под голову, на грязные койки я лезть так и не рискнул, а на пол была хоть какая-то надежда, что его изредка мыли.

– Я возьму, – снова сказал старик.

– Бери, – вздохнул я.

– Облезешь, – резко вскочив с места, сказал татуированный и выхватил тарелку из рук старика. Не, ну ни тварь ли?

– Тебе не разрешал, – с нажимом сказал я.

Татуированный гадко ухмыльнулся и, набрав в ложку побольше, нарочито запихнул в рот и мерзко принялся чавкать. Мало, видимо, ему первого раза было.

Ещё секунду назад я лежал на полу и вот, придерживаясь рукой за решётку, бью эту свинью в челюсть с ноги.

«Лишь бы не убить», – запоздало думаю я. Тарелка с едой вылетает у него из рук, разбрасывая серую массу по всей камере. Татуированный, громко клацнув челюстью, летит в стену.

– Айя! Марико-о-он! – завывает он. Кровь течёт у него изо рта по подбородку, он хватается за голову обеими руками, будто голова у него раскололась надвое и только так он сможет удержать в черепушке остатки вытекающих мозгов.

– Убью суку! – заорал он и бросился на меня.

На скорость и реакцию мне грех жаловаться. Я, молниеносно присев, подсечкой сбил его с ног. Татуированный завалился на бок.

Позади громко загрохотал дубинкой по решётке и принялся ругаться коп:

– А ну, заткнулись все! Что вы здесь устроили, собаки?

Все молчали. Только татуированный, утирая кровь с лица, бормотал ругательства.

– Ещё раз услышу, всех прикую к койкам! – заявил полицейский, ещё раз грохнул дубиной и ушёл.

Когда шаги полицейского стихли, жирдяй встал со скамейки, расплылся в улыбке и с восхищением уставился на меня:

– Ты что? Из этих? – спросил он, раскинув руки в стороны, как будто собирался меня обнять.

– Из кого из этих? – нахмурившись, спросил я и на всякий случай сделал шаг назад.

Восхищение на его лице переросло в восторг, граничащий с идиотизмом:

– Ну, эти! Ниндзя! Карате! Айкидо! Кунг-фу!

– Нет, – отчеканил я, – ничего из перечисленного.

Жирдяй разочарованно уставился на меня, явно ожидая пояснений.

Татуированный тем временем, отплёвываясь, на четвереньках уполз в тёмный угол.

– Зарядку по утрам просто делаю. Регулярно, – объяснил я и сел обратно к старику.

Жирдяй вздохнул разочарованно и улёгся обратно. В камере стало тихо.

Я тоже лёг, хотя и не собирался спать. Да и вряд ли бы вышло. Там татуированный из угла злобно зыркает, да и в голове ворох тревожных, тяжёлых мыслей, терзающих мой бедный разум. Только успокою одну, договорюсь с ней, что всё будет хорошо, как-нибудь обязательно выкрутимся, как тут же врывается другая и снова начинает вопить: «Это глубокая, беспросветная задница! Это конец! Спасайся кто может!»

Иногда я тоскливо поглядывал на замок решётки, думал, что будь у меня хоть одна отмычка, хоть завалящая скрепка, я бы попробовал сбежать. Но это так, фантазии. Если размышлять логично, то ничего бы у меня не вышло. Замок, может быть, я бы и вскрыл, а вот дальше – выбраться из полицейского участка, где куча вооружённых копов, – это вряд ли. Всё-таки жаль, что я не ниндзя.

* * *

Утром меня снова вызвал следователь, и снова на допрос. Теперь меня привели не в кабинет, а в комнату, предназначенную именно для допросов и опознания. Здесь было огромное зеркало в полстены, нетрудно догадаться, что с обратной стороны за нами кто-то наблюдал. Ещё меня приятно удивило, что в этом помещении кондиционер работал исправно и, наконец, можно было хоть немного передохнуть от жары. Я сощурился, глаза заслезились. После полумрачного коридора яркий свет лампы под потолком больно бил по глазам. Хотелось протереть глаза, но наручники плотно сжимали запястья за спиной. К счастью, с меня их сняли, прежде чем усадить за стол напротив следователя. Я тут же принялся тереть глаза.

– Имя, – не глядя на меня, сказал следователь, что-то увлечённо изучая на экране нано-сэда.

– Мигель Мария Альварес, – отчеканил я. Хотя в этом уже на самом деле не было никакого смысла, наверняка по отпечаткам меня уже успели пробить.

Следователь задумчиво кивнул и снова что-то принялся изучать.

– Мигель Мария Альварес, – мрачно повторил он.

Я вздохнул, скучающе окинул взглядом серые стены комнаты, посмотрел в зеркало. Кто же там?

– Скан-экспертиза показала другие данные. Ни-ки-та Бог-да-но-вич Орь-лов, – по слогам прочитал он с экрана и поднял на меня изучающий взгляд.

Я отрицательно мотнул головой:

– Странное имя какое-то… Впервые слышу.

Следователь устало вздохнул и продолжил:

– Разыскивается по подозрению в похищении несовершеннолетних воспитанниц приюта «Аlas de angel» Валерии Орьловой и Евгении Орьловой.

Я не отвечал. Смотрел ему в глаза с непроницаемым лицом, думая о том, как там сейчас девчонки и что сказал им Диего по поводу того, что я не вернусь.

– Покушение на жизнь и нанесение увечий различной степени тяжести воспитанникам приюта для сирот «Аlas de angel»: Хесуса Моциа, Хуана Паулино…

Он перечислял их имена, а я чувствовал, как на меня тёплой волной накатывает удовлетворение. Я всё думал, а вдруг мой план не выгорел, вдруг шары не взорвались, вентилятор не заработал и я всё неправильно рассчитал. Тогда бы вышло, что Лера осталась без отмщения.

А оно нет, сработало. Эти мрази получили по заслугам, правда, их и убить мало за то, что они сделали. А теперь я ясно видел, как Хесус открывает дверь в их комнату, как они заходят, включают свет и висящий под потолком вентилятор начинает крутиться, шары лопаются об спицы, и кислота летит им в лицо, на руки, в глаза.

Голос следователя грубо ворвался в мою фантазию:

– А теперь ещё обвиняется в незаконном проникновении со взломом на территорию частной собственности, а также в хищении имущества из дома сеньора Джонсона. В подделке документов, а также вы подозреваетесь в восьми ограблениях на территории штата Керетаро и шести в штате Потоси.

Я молчал, его слова доносились до меня будто через стекло. Словно это я сейчас стоял с той стороны зеркала и наблюдал за каким-то незнакомым парнем, и это вовсе не меня, а его во всём обвиняли.

– Что скажете, сеньор Орьлов? При обыске у вас обнаружили отмычки для взлома в количестве шестнадцати штук, вас нашли на месте ограбления. Все улики против вас. Сознаетесь во всём, сдадите сообщников, срок по ограблению будет меньше. И сообщить, где вы прячете сестёр, тоже придётся.

Я долго смотрел на него, изображая мыслительную деятельность. Но здесь и думать не о чем, поэтому я сказал:

– Мне положен защитник. Где мой адвокат? Я хочу позвонить.

На самом деле нет у меня никакого адвоката, да и звонить было рискованно. Но я всё же решил, что нужно связаться с Диего.

– Хорошо, – как-то слишком легко согласился следователь.

Несмотря на то, что право на звонок закреплено в конституции, все прекрасно знали, как на самом деле соблюдаются эти законы полицией. Они должны были дать мне позвонить ещё вчера, но, конечно, никто об этом даже не подумал.

– Вы можете связаться с родственниками или друзьями. И да, ваш адвокат уже здесь, ожидает.

Я изумился. Неужели Диего так быстро подсуетился? Или мне назначили бесплатного защитника? В последнем случае толку от такого адвоката мало, но и всё же это лучше, чем ничего. По крайней мере, узнаю, как обстоят мои дела.

Следователь ушёл. В комнату втиснулся совершенно лысый, невысокий, щуплый мужчина. Он был в костюме, явно не из дешёвых, взгляд цепкий, хитрый прищур за тонкой золотой оправой очков. А ещё адвокат совершенно не походил на мексиканца. Бледный, остроносый, сероглазый. Также он не очень-то походил на бесплатного адвоката, ни на того, которого мог мне найти Диего.

– Здравствуйте, господин Орлов, – по-английски сказал адвокат, протянув мне руку. – Меня зовут Уильям Барнс, я представляю интересы мистера Джонсона.

Я отдёрнул протянутую для рукопожатия руку от руки адвоката. Ну, теперь понятно, этот даже не мой адвокат.

– Я не буду с вами говорить, – отчеканил я.

– Очень зря, – сказал Барнс и бесцеремонно уселся напротив. – Мистер Джонсон сам настоял, чтоб я вас защищал.

Я вопросительно уставился на него.

– Я хоть и представляю интересы мистера Джонсона, – принялся он объяснять, – но они едва ли относятся к делу об ограблении. Но об этом позже. Я на данный момент единственный человек, который может вам помочь избежать тюрьмы.

Я непонимающе вглядывался в непроницаемое строгое лицо Барнса и никак не мог понять, в чём здесь подвох. Это всё выглядело ну очень уж подозрительно. С чего это вдруг Джонсону приспичило прислать мне своего адвоката и вообще помогать?

– А если по делу, ваши дела обстоят хуже некуда. Ваших сообщников задержали ещё вчера. В их автомобиле обнаружили всё похищенное у мистера Джонсона имущество. Карлос Диес, Доминго Дельгадо. Верно?

Эта новость обрушилась на меня будто громадная гора, вот-вот норовящая раздавить и растереть в труху. Всё кончено.

– Нет, не может быть, – будто во сне пробормотал я, сам испугавшись собственного голоса.

Я глупо улыбался и мотал головой, а Барнс, скрестив пальцы, с хладнокровным спокойствием смотрел на меня.

– И тем не менее это так, – сказал он и положил передо мной узкий монитор нано-сэда. – Узнаёте это фото?

Я снова глядел на то смоляное пятно, которое уже видел в сейфе на вилле Джонсона.

Я не ответил.

– Вы знаете, что это?

Я отрицательно качнул головой.

– Ладно, спрошу прямо: мистер Орлов, вы проникли в дом мистера Джонсона с целью хищения секретной информации для русских спецслужб?

Этот вопрос был таким неожиданным и абсурдным, что я не удержался и захохотал на всю комнату.

– Что? Спецслужбы? Русский шпион? – продолжая смеяться, переспросил я. – Да вы с ума сошли?

Барнс удовлетворенно закивал, убрав монитор в папку.

Я же не мог успокоиться. Что-то здесь было не так. Какого чёрта адвокат спрашивает меня о таких вещах? Вывод один – никакой это не адвокат.

– Мы должны были проверить, – сказал Барнс, а это его «мы» очень многое мне о нём сказало. Передо мной сотрудник спецслужбы Соединённых Штатов. И, похоже, я вляпался во что-то крупнее грозящего тюремного заключения.

Барнс продолжил разъяснять:

– Ваш отец Богдан Орлов в общей базе числится как русский шпион, и возможно…

– Это неправда! – перебил его я. – Мой отец был артистом, гражданином мира, политика его совершенно не интересовала. И убили его американские спецслужбы по ошибке. Он не был шпионом!

Барнс ждал, когда мой поток возмущений иссякнет, с завидной выдержкой и спокойствием, а когда я замолчал, продолжил:

– В вашем личном деле значится, что вы владеете двенадцатью языками. Это так?

Я ещё пылал от негодования, но этот вопрос совершенно выбил меня из колеи.

– Это здесь при чём?

– Просто ответьте.

– Нет, – солгал я.

На самом деле я говорил на шестнадцати языках и только на восьми из них свободно. Мы много путешествовали, в некоторых странах гастролировали годами, а так как раньше я был парнем компанейским и общительным, мне хватало полугода общения с местными, чтоб выучить язык более или менее сносно. Да и языки мне давались легко. Если ты уже знаешь несколько языков, то начинаешь замечать, что многие слова чем-то между собой похожи, имеют общие корни или звучат очень похоже. Но мне всё равно было непонятно, куда ведёт Барнс. Неужели знание языков автоматически делает из меня шпиона?

– А у меня другая информация, – Барнс снова достал монитор. – Например, педагог из приюта «Аlas de angel» Лючия Париэнтес в вашей личной характеристике очень вас нахваливает, считает чуть ли не гением. А вот рекомендательное письмо, которое она отправляла в Национальный автономный университет. Здесь она утверждает, что именно вы должны претендовать на государственную стипендию и бюджетное место, так как владеете двенадцатью иностранными языками, являетесь весьма способным учеником и обладаете покладистым характером. Это если кратко. Судя по письму, эта сеньора от вас в восторге.

Я грустно улыбнулся. Ах, бедная сеньора Париэнтес, она всерьёз считала, что из меня может что-то выйти. Наверное, это единственный человек в приюте, о котором я мог вспоминать с теплотой. Добрая, тихая женщина, слишком впечатлительная и ранимая, эта работа ей едва ли подходила.

Но она слишком переоценивала мои знания. Я мог свободно говорить на хинди или японском, но читать на этих языках я совершенно не умел, да что там, я даже символов не знал. Более или менее сносно я понимал латинские буквы и кириллицу, но если говорить о грамматике, то здесь туши свет. Здесь – без прикрас – я жутко безграмотен и ни слова не напишу без ошибок на любом известном мне языке.

– У вас хорошая физическая подготовка, – утвердительно заявил Барнс. – Сколько вы занимались цирковой акробатикой?

– Всю жизнь, – я бездумно уставился на монитор в руках Барнса. Неужели там, в этой штуке у него и вправду всё обо мне.

– Я не шпион, – я посмотрел ему в глаза.

– Я знаю, – спокойно ответил он. – Но с вашими данными вы могли бы им стать. Отмычки, которые у вас нашли… Вы и вправду ими вскрыли все замки в доме Джонсона?

Я не стал отвечать. Мне совсем не нравилось, куда вёл этот якобы адвокат.

– Что вам нужно? – я резко подался вперёд, зло уставившись на него.

Другой бы отшатнулся, но этот, напротив, тоже наклонился ко мне и, понизив голос до шёпота, сказал:

– Нам нужен такой человек, как вы.

– Да вы рехнулись, – также шёпотом ответил я.

– Нисколько, мистер Орлов. Мы ознакомились с вашим досье, вы – идеальный кандидат. Вы умеете приспосабливаться, вы сильны, молоды, умны, легко обучаемы, а главное – вы полиглот. Знаете, как много в мире людей, владеющих двенадцатью языками?

Я пожал плечами. Тоже мне невидаль.

– Думаю, достаточно, мистер Барнс.

– А сколькие из них смогут по стене вползти в узкий шкаф? Сколькие смогут взломать замки?

Я молчал. Смотрел на него, нервно постукивая коленом по внутренней стороне стола. Ну, какой я, к чёрту, шпион?

– Куда вы собираетесь меня отправить? – наконец сказал я, напряжённо застыв.

– Если вы согласитесь, я введу вас в курс дела. Одно могу сказать: оттуда, куда мы вас отправим, нельзя вернуться.

– То есть? – усмехнулся я. – Отовсюду можно вернуться при желании. Ну, разве что вы собрались запустить меня в другую галактику.

Барнс шутку не оценил.

– Что-то вроде этого, – рассеянно ответил он, а внутри у меня всё похолодело.

– Что это за место такое?

Он не ответил. Снова вернулся к монитору, что-то там изучая, но явно не собираясь показывать мне.

– Бред какой-то, – сказал я, когда молчание затянулось. Разговор явно не был окончен.

Адвокат поднял на меня скучающий взгляд:

– У вас нет особого выбора. Вам светит довольно приличный срок, и нет никакой гарантии, что вам удастся выйти из тюрьмы вообще. А ещё ваши сёстры отправятся в приют, откуда вы их похитили…

Барнс замолчал, с хищным хладнокровием изучая мою реакцию. Я смотрел на него с такой злостью и ненавистью, что если бы мой взгляд обладал силой, от Барнса только пепел бы на стуле остался. Одна мысль, что их отправят в тот же приют, где наверняка по сей день царят те же порядки, доводила меня до бешенства.

– Или, – радуясь тому, какого эффекта достигли его слова, продолжил Барнс, – мы инсценируем вашу смерть, а вы будете работать на нас.

– Ничего не выйдет. Сестёр вы моих никогда не найдёте, а лезть в какую-то задницу, из которой нельзя вернуться, идиотизм. Лучше я отсижу, а вы в свою задницу сами дружно шагайте вместе со своим профессором.

Барнс улыбнулся одними губами, прищурился и развернул ко мне экран.

На фото Лера и Женя с испуганными лицами в сопровождении женщины полицейского выходят из дома Диего.

– Их доставили в отделение Рио-Верде. Вскоре за ними приедет социальный работник, который сопроводит ваших сестёр в приют «Аlas de angel».

– Нет! Как вы?.. – я даже не понял, как вскочил с места и уже собрался рвануть к дверям.

– Сядьте и дослушайте, – Барнс схватил меня за руку и настойчиво усадил обратно. – Вы слишком импульсивны, вам бы поработать над самоконтролем. Там, куда вы отправитесь, он вам очень пригодится.

– Я разве согласился?!

– Если согласитесь, то ваши сёстры будут в безопасности. Я лично проконтролирую, чтоб они покинули Мексику как можно скорее. Они будут содержаться в лучшем интернате США до совершеннолетия, получат гражданство. А также на их счёт будет поступать ежемесячно пособие. Они не будут нуждаться ни в чём, получат хорошее образование, смогут устроиться в жизни. Только для этого вам придётся умереть здесь и начать всё заново там, мистер Орлов.

– Там – это где? – вкрадчиво произнёс я.

– Вы согласны?

Какое-то время я смотрел на него, пытаясь понять, правильно я поступаю и не вляпаюсь ли ещё в большие неприятности, а затем ответил:

– Да, я согласен.