Читать книгу Минин и Пожарский. Подробные биографии - Руслан Григорьевич Скрынников, Руслан Скрынников - Страница 3

Минин и Пожарский. Всего лишь несколько лет довелось этим людям бороться бок о бок. С тех пор их имена стали в сознании русских людей неразделимы.

Предки Кузьмы Минина происходили из Балахны – небольшого поволжского городка в окрестностях Нижнего Новгорода. В России в то время фамилии едва лишь входили в обиход и еще оставались уделом избранных, принадлежавших к верхам общества. Простонародью заменой фамилии служило отчество. Деда Кузьмы звали Анкудином, отца – Миной Анкудиновым. Самого же Кузьму величали всю жизнь Мининым, а под конец уважительно – Кузьмой Миничем.

Балахна располагалась в низине подле самого берега Волги, в неудобных для жизни местах. По весне великая река разливалась и затопляла часть города. Вешние воды нередко сносили избы и сараи. Но посадские люди неизменно возвращались на обжитые места и отстраивались заново. Городок рос и расширялся. В низине под землей пролегали водоносные слои с обильным соляным раствором. Соль служила тем магнитом, который неизменно притягивал на посад окрестное население. Жители Балахны издавна кормились соляным промыслом. На торговле солью непомерно разбогатели именитые люди Строгановы. Им принадлежали десятки соляных варниц, речные суда, торговые фактории в разных концах страны. В конце царствования Грозного Мина Анкудинов числился одним из совладельцев соляной шахты (трубы) «Каменка». Промысел в Балахне требовал больших затрат и трудов. Орудуя заступом и лопатой, посадские люди рыли колодец глубиной в пятнадцать-двадцать метров. Колодец мог в любой момент обвалиться, поэтому его стены крепили с помощью бревенчатого сруба. Место для шахты выбирали на глаз, и случалось так, что скважина проходила мимо соляного источника. Тогда работа шла прахом. Трубу забрасывали. Необходимость заставляла мелких солепромышленников сооружать соляные колодцы в складчину, а затем совместно эксплуатировать их сообразно затраченному труду и капиталу.

Семье Мины приходилось трудиться в поте лица. На трубе «Каменка» дела хватало для всех. Подрастая, сыновья ездили с отцом в лес по дрова, помогали поднимать из глубины колодца на поверхность бадьи с рассолом, переносили их на варницу и поддерживали огонь в ее топках. Наконец, белую вываренную соль сгребали в кули и везли на базар в Нижний Новгород. В трудах и заботах проходили дни, месяцы и годы.

К концу жизни Мина имел пай в нескольких трубах. Но на его долю приходилось не слишком много рассола, и, чтобы не подорвать предприятие, он всю свою долю промысла отказал старшим сыновьям Федору и Ивану Мининым. Со временем наследникам удалось расширить дело. Вместе с отцовской «Каменкой» им принадлежала теперь варница «Новик», и они черпали рассол еще из нескольких труб. Одна из скважин находилась в общем владении Федора Минина и князя Дмитрия Пожарского. Но было это уже после Смуты.

Кузьма Минин не получил доли в соляных промыслах, и ему пришлось искать свой путь в жизни. В юности он не раз сопровождал отца в его поездках в Нижний Новгород, где близко познакомился с торговым делом. После раздела имущества с братьями Кузьма получил свою долю наследства и перебрался в уездный центр. Здесь он купил себе двор, завел лавку и занялся мясной торговлей.

Кузьме Минину пришлось приложить много усилий, прежде чем он обзавелся прочными связями в нижегородском округе. Приходилось объезжать деревни, закупать скот, перегонять его в город, там забивать. В летнюю пору мясо портилось мгновенно, и его надо было успеть продать. Мясоторговцы не могли просуществовать без определенного круга заказчиков, принадлежавших к зажиточным кругам посада. Лавок в мясном ряду Нижнего Новгорода было достаточно, и Минин старался поддерживать добрые отношения со своими заказчиками, чтобы удержать их. Состоятельным покупателям доставались лучшие куски, которые шли по самым высоким ценам. Кости и сухожилия продавали бедноте за бесценок.

Кузьма Минин женился, по-видимому, уже после переезда в Нижний Новгород. Суженой его стала Татьяна Семенова из посадской семьи. Никто не знает, скольких детей родила Кузьме его жена. Выжил из всех один лишь сын Нефед. Семья Мининых жила подобно сотням других нижегородцев. Двор был обнесен высоким забором. Подле жилой избы раскинулся яблоневый сад. В дальнем углу на огороде стояла маленькая банька.

Нижегородский посадский «мир» вел замкнутое существование. Вместе с имуществом горожанин наследовал профессию отца, его социальное положение, деловые и дружеские связи. Как пришлому человеку Кузьме Минину пришлось всего добиваться самому. Когда посад избрал его своим старостой, для него это было огромным успехом.

Соратник Минина Дмитрий Пожарский имел княжеский титул и длинную родословную, но не принадлежал к аристократическим слоям общества. «Родов дряхлеющих обломок» – эти слова как нельзя лучше подходили к истории семьи Пожарских.

Предки Дмитрия Пожарского были владельцами Стародубского удельного княжества, располагавшегося на Клязьме и Лухе.

При Дмитрии Донском в Стародубе сидел князь Андрей Федорович, имевший четырех сыновей. Старший сын, Василий Пожарский, получил от отца большую часть земель. Но к XVI веку наследники буквально растащили на части древнее родовое княжество.

Дед Дмитрия Пожарского Федор Иванович Немой происходил из младшей ветви удельного рода. На его долю досталось немного вотчин. Он владел землею вместе с тремя братьями. В середине XVI века князь Федор служил при дворе Ивана Грозного и даже попал в тысячу «лучших слуг», но потом все круто изменилось.

В годы опричнины Иван Грозный сослал на поселение в Казанский край сотню княжеских семей. Опале подверглись Ярославские, Ростовские и Стародубские княжата.

В казанской ссылке побывали пять князей Пожарских со своими семьями. Среди них был и Федор Иванович с женой и детьми. Семья лишилась разом всего. Взамен конфискованных земель и имуществ князь Федор получил на прокормление в ссылке несколько крестьянских дворов в Бусурманской слободке под Свияжском. Настанет время, и Дмитрий Пожарский будет оправдывать неудачную службу отца и деда ссылкой на опричную грозу. «Мои родители, – отметит он, – были много лет в государеве опале». В действительности опала на Пожарских была кратковременной.

Вскоре царю Ивану пришлось признать неудачу своей опричной затеи и вернуть в Москву ссыльнопоселенцев. По его приказу казна стала возвращать им вотчины либо наделяла их примерно равноценными землями.

По возвращении из Казани в Москву Федор Пожарский вновь оказался на службе и участвовал в последних кампаниях Ливонской войны в скромном чине дворянского головы. До воеводского чина он так и не дослужился. Перед кончиной Федор принял пострижение в Троице-Сергиевом монастыре. Жена его, княгиня Мавра, пережила супруга на тридцать три года.

Федор Пожарский женил своего старшего сына Михаила на Марии Берсеневой-Беклемишевой. В ноябре 1578 года в семье Михаила и Марии родился сын Дмитрий, будущий знаменитый воевода. В лице княжича Дмитрия соединились два опальных рода. Пожарские пострадали от Грозного, Берсеневы – от его отца Василия III.

Прадед Дмитрия Михайловича Пожарского Иван Берсень был человеком широко образованным. Он близко сошелся с известным писателем и гуманистом Максимом Греком. Вокруг этих двух людей собрались все те, кто выражал недовольство политикой Василия III. В откровенных беседах с Греком Иван Берсень негодовал на самодержавные замашки московского государя, требовал возврата к старым порядкам и прекращения бесконечных войн. Обладая острым язвительным умом, Берсень не боялся перечить великому князю. Фанатически настроенное духовенство настояло на расправе с вольнодумцами. Берсеню отрубили голову на льду Москвы-реки. Максима Грека осудили на вечное заточение в монастырской тюрьме.

Семья Беклемишевых бережно хранила память о знаменитом деде. Мария Пожарская получила по наследству некоторые из его земель.

Казанская ссылка подорвала благополучие Пожарских. Казна вернула им село Мугреево (Волосынино) и некоторые другие родовые земли в Стародубе. Но за время отсутствия владельцев эти вотчины пришли в упадок. Семье предстояло налаживать жизнь заново.

Сразу после свадьбы Михаил Пожарский продал сельцо Калмань, полученное им с приданым из семьи Марии Берсеневой-Беклемишевой.

Продажа вотчины позволила молодым поправить свои материальные дела.

Михаил Пожарский носил прозвище Глухой. Военная карьера ему не удалась. В отличие от отца, он не дослужился даже до чина дворянского головы. Михаил умер, когда его сыну Дмитрию едва исполнилось девять лет.

Княжич Дмитрий рос и воспитывался вместе со старшей сестрой Дарьей и братом Василием, который был на шесть лет моложе его. Детские годы провел в родовом гнезде в Мугрееве. Двор Пожарских, окруженный бревенчатым частоколом, заполняли низкие деревянные постройки. В центре двора стояли рубленые хоромы с резным крылечком. Поблизости от них теснились плоские людские избы и челядиный двор. Вокруг располагались поварня, погреба, житные клети, конюшня, скотный двор, сенники. Обычной принадлежностью усадьбы был сад с вишневыми деревьями и яблонями, пруды с карасями. Поодаль лежали поля, на которых трудились кабальные холопы и крестьяне.

Дмитрию Пожарскому минуло двенадцать лет, когда в Угличе погиб восьмилетний князь Дмитрий Угличский, младший сын Ивана Грозного. Царственный младенец явился на свет в недобрую пору. Иван IV подумывал о том, чтобы заточить в монастырь его мать Марию Нагую и заключить более счастливый брак с английской принцессой. Смерть помешала царю осуществить свои замыслы.

После кончины Грозного многие поговаривали, что царевич Дмитрий, рожденный в седьмом браке, является незаконнорожденным. На этом основании правитель Борис Годунов запретил церковникам упоминать имя царевича Дмитрия как члена царской семьи на торжественных богослужениях.

В довершение бед Дмитрия Угличского поразила неизлечимая болезнь – эпилепсия. 15 мая 1591 года царевич погиб в столице своего удельного княжества, смертельно поранив себя во время припадка эпилепсии. О гибели младшего сына Грозного говорили и в семье нижегородского посадского человека Кузьмы Минина, и в семье князя Пожарского. Но угличскую драму забыли очень скоро. Дмитрий Пожарский не мог предвидеть того, что ему еще придется столкнуться с двойником угличского князя на поле брани.

Семье Пожарских довелось жить в Москве в первые годы царствования Федора Ивановича, когда там происходили крупные народные волнения. Выступления низов еще не привели к гражданской войне. Но глухие подземные удары уже предвещали близкое землетрясение.

Стремясь преодолеть последствия военного поражения в ходе 25-летней Ливонской войны и воцарившейся повсюду разрухи, правительство Федора отменило Юрьев день и ввело крепостнический режим в виде заповедных и урочных лет. Ни помещики, ни крестьяне не могли предвидеть, к каким роковым последствиям могут привести годуновские нововведения. Считалось, что заповедные годы, воспрещавшие крестьянские переходы, – это мера временная и преходящая. Крестьян тешили надеждой на то, что им надо подождать совсем недолго – до «государевых выходных лет» – и их жизнь потечет по старому руслу. Но шли годы, и они убеждались в том, что их жестоко обманули. Тогда-то в русских деревнях и родилась полная горечи поговорка: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»

В сельской округе все чаще толковали о появлении разбойников в лесах и об избиении господ их слугами и холопами. С наступлением темноты дворовые сторожа запирали ворота усадеб на все засовы и ночь напролет несли караулы с зажженными фонарями.

Страна стояла на пороге гражданской войны.

В семье Пожарских умели ценить образование. Едва дети подрастали, их обучали грамоте. Владельцы дворянских гнезд обычно приглашали в дом знакомого дьякона, и тот проходил с учениками псалтырь и часослов.

Сразу после кончины мужа Мария Пожарская передала в монастырь деревеньку ради «устроения» его души. Жалованная грамота на деревню была составлена от имени наследника, и мальчик скрепил документ собственноручной подписью. Со временем почерк княжича приобрел твердость и некоторое изящество. Поступив на службу, Дмитрий охотно расписывался за сверстников, не владевших пером. Однажды ему пришлось расписаться в ведомости сразу за четырех неграмотных княжат и двух дворян.

Наибольшее влияние на формирование личности Дмитрия Михайловича оказала мать. В течение всей своей долгой жизни она делила с сыном его заботы и радости. Характером и умом Мария, видимо, пошла в своего деда – Ивана Берсеня. После долгих хлопот она добилась того, что Поместный приказ закрепил за наследником Дмитрием часть отцовского поместья. Княжич был старшим в мужском колене, и на нем сосредоточились надежды семьи.

В девять лет княжич Дмитрий вступил во владение мещевским и серпейским поместьями за Угрой. Его совладельцами стали мать, сестра и младший брат. Поместье было не слишком большим: пашни в нем числилось четыреста четвертей, но лишь часть ее обрабатывалась.

Когда пришло время, Мария Пожарская женила сына.

На Руси браки заключали в раннем возрасте. «Всякому родителю, – поучала церковь, – подобает сына своего женить, когда будет возрасту ему пятнадцать лет, а дочери – двенадцать».

Выбирали невесту родители жениха. После удачного сватовства родственники привозили его в дом невесты и там договаривались насчет приданого. Подписав рядную запись, они шли в соседнюю комнату поздравить ждавшую там мать невесты. Во время смотрин невесту показывали не будущему мужу, а его матери. Невеста восседала за обеденным столом, наряженная в «доброе» платье. Иногда жених настаивал на том, чтобы ему показали суженую. Но после сговора у него почти не оставалось возможности отказаться от невесты.

«Не ищи невесту знатнее и богаче тебя, чтобы быть господином в своем доме» – таким правилом руководствовалась Мария Пожарская, выбирая невесту сыну Дмитрию.

Свадебная церемония на Руси отличалась сложностью. Подготовка к свадьбе начиналась с устройства постели для новобрачных. Опочивальню устраивали в сеннике. Постель стелили на сорока снопах. В головах постели ставили кадь с житом и венчальные свечи. В зависимости от достатка свадьбу играли либо в доме невесты – «по меньшому чину», либо на два дома – «по большому чину». Поутру свадебный поезд – жених с «боярами» ехал на двор невесты. Наряженная в красный сарафан, та ждала его в горнице. Свахи расчесывали кудри прежде жениху, потом невесте. Подружки затягивали песнь, оплакивая расставание с девической жизнью. Дружки резали каравай и подносили всем приглашенным. Затем родители передавали дочь жениху с рук на руки, и новобрачные отправлялись под венец. В церкви невеста, едва выйдя из-под венца, падала в ноги жениху и касалась его сапога в знак вечной покорности. Жених сверху накидывал на молодую полу кафтана, обещая ей защиту и прибежище на всю жизнь.

Женой княжича Дмитрия стала девица Прасковья Варфоломеевна. Ее фамильное прозвище не получило отражения в документах. Молодая жена попала в дом, где всем распоряжались мать и бабка мужа. Все это было в порядке вещей. Прасковья всю жизнь безропотно подчинялась свекрови. Своему супругу она родила многих детей.

Семья разрасталась. Марии Пожарской приходилось все чаще ездить в столицу. Там она гостила в семье дочери либо хлопотала на своем подворье в Белом городе. Дел всегда хватало: надо было присмотреть за домом и дворней, вовремя починить крышу, пополнить запасы в погребах, закупить товары на столичном рынке, навестить духовника, родных и соседей. Дмитрий охотно сопровождал мать в ее поездках. Когда же он поступил на службу, роли переменились. Мария Пожарская старалась не покидать московский двор, пока сын находился там по делам службы.