Читать книгу Девушка и Большой Красный Дракон - Ruslan Ushakov - Страница 8

Что, если бог не хочет, чтобы мы в него верили?

Что, если он хочет, чтобы мы верили в самих себя?

Наша первая встреча.

Оглушительный концерт.

И я, одетая в его вкусе. Боже мой, откуда мы женщины только знаем это? Чужие вкусы.

Мне кажется нет ничего сложнее, чем угадать, чего хочет другой человек.

Я ни разу не видела его. Только читала о том, кого и как он убивал. И вот я одетая.

Черные башмачки и белые гольфики.

Плессированная юбка и вьющиеся волосы.

Влажная укладка.

Каково это: быть объектом вожделения?

Женщина – это всегда мишень.

Он скажет мне потом:

– Я не нападаю на виктимных.

– Почему напал на меня?

– Что-то почувствовал.

Сегодня последний день нашего знакомства.

Возможно, именно поэтому я рассказываю это тебе.

Хочется оставить о нем добрые воспоминания.

Как мы познакомились?

Он изнасиловал меня на концерте одной рок-панк-поп-группёнки.

Молва скажет «допрыгалась».

Люди скажут «сама виновата».

Я скажу:

Больше всего на свете я хочу, чтобы он это повторил.

Но давай по-порядку: это моя работа. Ну не в смысле быть изнасилованной. А в смысле быть наживкой.

Вокруг концерт. Это какая-то особая среда.

Словно аквариум. Само пространство тут какое-то вязкое и плотное. Маскарад.

Где каждый может перестать быть самим собой.

Стать массой.

Стать частью чего-то большего. Чего-то другого.

Меня всегда пугали, люди, которые избегают походов на концерты. Не фанатеют по какой-нибудь группе, не признают себя фанатами сериальчика, сидят дома в день города или на новый год.

Что они возомнили о себе?

Я внутри оглушительного выступления. Толпа уже перестала быть скопищем обладателей билетов – теперь это единое существо. Я растворяюсь.

Сначала я строю из себя робкую, чтобы убедить его, что проблем со мной у него не возникнет.

Такую знаешь, которую лапают за жопу в толпе, а ей проще сделать вид, что типа не заметила, чем разжигать конфликт.

Хорошенькое местечко – толпа. Огроменное скопление народу.

Ему нравилось делать это у всех на виду.

Я оборачиваюсь и сквозь контузию шоу… Ловлю его взгляд. Точнее – он ловит меня. Как венерина мухоловка.

Такой взгляд, знаешь…

Если ты посмотрела – ты не сможешь сделать вид, что это случайно. Надеяться, что он забудет. Что он простит. Что он улыбнётся.

Мурашки.

Я отворачиваюсь.

Вокруг грохочет концерт.

Пот и буйство. Но я уже думаю только о нем.

Ты сразу понимаешь: он не один из нас.

Я отвернулась. И не напрасно.

Почти сразу он схватил меня сзади за шею, за горло так что я всхрипнуть не успела и поволок в какое-то заранее спланированное место.

Нельзя играть с огнём и не разгореться самой.

Лучший момент для контратаки – когда он достанет свой прибор. Это все знают.

Мои губы затекли.

В изнасиловании всегда есть момент, когда ему надо освободить руки, чтобы достать и начать процесс.

Оказавшись в какой-то подсобке, он швырнул меня в стену так сильно, что часть моего тела стала на секунду абсолютно плоской.

Я слышу грохот концерта за стеной.

В всполыхах света я вижу типичного работника сцены.

Если бы я не знала – я бы поверила: перчатки торчащие из бокового кармана на широких брюках, выцветшая футболка с крупным принтом какой-то никому не нужной группы. Намотанная на запястье стяжка для проводов.

Готовился.

В конце-концов все мы кого-то косплеим.

Он скажет мне потом:

– Знаешь, как попасть куда угодно без пропуска?

– Знаешь этот трюк со стремянкой?

Там в темноте у меня не получается оглядеться, но это что-то вроде комнаты звукооператора.

Он расскажет мне потом:

– Оденься как подсобный рабочий и неси в руках тяжелую стремянку – пропуск не понадобится.

Проверь на досуге со своим парнем.

Я пытаюсь прийти в себя. После удара спиной. Глаза крепко накрепко зажмуриваются от боли. В глазах темнота с сияющими пятнами.

Самое страшное, что я не могла подготовиться. Знать, как он будет меня убивать.

Я отмахиваюсь от него бутылкой валявшейся на полу.

Когда все тактильные ощущения на двадцатисантиметровом ноже примотанном скотчем к руке в моих широких рукавах.

Но я неловко отмахиваюсь бутылкой.

Чтобы он и подумать не мог, что я вооружена.

Знаешь, как Шелли Дюваль битой в «Сиянии».

Охотник всегда больше следит за манерой движения жертвы.

Манеры важнее действий.

Мне надо сыграть полную недееспособность от стресса.

Он сам заходит в ловушку и закрывает за собой дверь.

Чтобы достать нож, мне нужен тот самый момент.

Тот самый момент, когда он поймет, что ему ничего не угрожает.

Думала ли я в тот момент, что жизнь женщины это всегда изнасилование?

На работе. На учёбе. Дома.

Женщина проживает всю свою жизнь в страхе перед мужчинами.

Мы просто хорошо адаптируемся.

Природа все равно заставить тебя делать это.

Ты просто можешь выбрать с кем.

Он прижимает меня к стене.

И что любовь, если не победа над этим страхом?

Раздвигает с силой мои сжатые ноги. Его рука шарит под юбкой… гладит кожу у самых трусиков.

– Ты ведь этого хотела, сучка?

Я впервые услышала его голос.

Как скала разбивающая волны.

Он лапает меня. Мастерски.

Я – плотина сдерживающая наводнение чувств.

Я пытаюсь успокоиться.

Мурашки покрывают даже щеки.

Ты это не твое тело.

Я не узнаю свой собственный голос. Сдавленный. Сжатый.

– От- сглатываю -ва- глубоко вдыхаю -ли.

Он закрывает мне рукой рот.

Счастье любит тишину.

Я мотаю головой и кусаю его за запястье.

Так больно, что я буквально чувствую эту боль сама.

Во рту лоскут кожи.

Кровь.

Ты кусалась в детстве?

На его руке…

Мои глаза… Знаешь, так больно смотреть прямо перед собой. На расстоянии восьми сантиметров.

Его запястье со шрамами.

От чужих зубиков.

Делала себе часики укусами в детстве?

Я не первая, кто кусает его туда.

Он уже целует мою пылающую шею.

Его это только заводит.

Может это вообще его фетиш.

– Это всё, что ты сделаешь? Изнеженное поколение… Или может еще запишешь на меня дис и выложишь на ютуб?

Сейчас я все исправлю.

Думали о том, какими жалкими становятся насильники после задержания?

Я уже готова увидеть изменения в его лице.

Я уже готова создать их сама.

Я бью локтем ему в лицо, еще и еще.

Я кричу ему.

– Я из полиции! Вы арестованы!!! На пол!!!

Я достаю нож.

Я готова увидеть, как он сникнет. Как он заскулит.

Я готова услышать: «Я не хотел ничего такого».

Это не первое моё задержание.

Я знаю, какие слюни и сопли сейчас начнутся.

И будут длиться на каждом заседании.

Я набираюсь терпения на месяцы вперед.

И с рыком получаю удар по руке такой силы, что нож ударяется об пол и несколько раз подпрыгивает на кафеле со звоном.

Мне прилетает удар по лицу.

Если я провалилась, то он сейчас убежит.

Но он снова коленом раздвигает мои ноги.

Он шепчет.

– Вот так мне уже гораздо больше нравится.

Он признается мне потом:

– Заводит только когда сопротивляются. Только когда думают, что у них есть воля, силы и шансы изменить обстоятельства. Хотя их нет. А то, что ты из полиции, я знал с самого начала. И про нож.

Он скажет:

– Это как рыбалка. Погрузить рыбу в иллюзию возможности спасения – в этом весь кайф. Тянуть её из воды, когда всё уже решено.

Он будет томить:

– Я не буду скрывать. Я очень хотел тебя трахнуть, именно потому что ты за мной охотилась. Никогда не думал, что стану тем самым злодеем насильником.

Мы смотрим глаза в глаза.

И я вижу водоворот вечности.

Я планировала заорать. Даже репетировала, чтобы это выглядело натурально, и он так и не понял, что я за этим сюда и пришла.

Но сейчас я слышу свой собственный крик.

Заложенные уши.

Плотину прорвало.

Инстинктивно

Я стала зверем.

Загнанным Рики-Тики-Тави.

Вот, чего он ждал. Вот, чего он добивался.

Мои зрачки – черные дыры с обваливающимися во внутрь краями.

Я вся стала крик, как вода становится пар.

Мои легкие разрываются от внезапного рывка дыхания.

Его зрачки захватывают мои зрачки, и как бы они не двигались. Как бы не дрожали. Он повторяет каждое их микродвижение.

Он расскажет мне потом. Что это и есть его «самый кайф».

– В тот момент, когда ты собираешься убить жертву, она молит о пощаде. Она видит, что её ничто не спасёт, и молит дать пожить ещё немного.

– Дай пожить…

– …Еще немного.

– Это и есть то мгновение, когда ты становишься богом. Ну хотя бы можешь почувствовать, каково это.

Я пойму его потом.

Но в тот момент…

Он сдавливает руками мои запястья. Вдавливает их в мягкую липкую прокуренную дерматиновую стену.

Я хриплю:

– Ты безбожник?

– Ох знала бы ты, как сильно ты ошибаешься…

Перед моими глазами была уже не человеческая голова.

Раза в четыре крупнее, похожая на лошадиную морду.

Голова Дракона.

Причина, по которой люди ненавидят вас и будет тем, из-за чего кто-то влюбится в вас до беспамятства.

И, если любовь это болезнь, то я хочу знать, как ею заразиться.

Впрочем в тот момент, я списала это всё на аффективный бред.

Конец Света?

Нет. Первая Любовь.

Он поцеловал меня в губы.

Его огромный шершавый язык заполнил мой рот.

Он объяснит потом:

– Я знаю, что ты чувствуешь. Дом это место, куда не заходит никто без приглашения.

Если у тебя нет такого места – у тебя нет себя.

Если кто-то заходит в твой дом без спроса – у тебя нет тебя самой.

Так чувствуют себя изнасилованные.

Когда кто-то входит в тебя без спроса – тебя больше не существует.

Понять, что ты из себя представляешь можно только в одиночестве. Люди лишающие себя одиночества позволяют насиловать себя обществу. У них нет самих себя.

Я хочу им это вернуть. Оставить человека в одиночестве с самим собой, чтобы он получил шанс понять, кто он есть.

Ты еще слушаешь меня?

Знаешь…

Так много говорят в оправдание насилия. В оправдание жестокости.

Что мол это животные инстинкты, и мужики сами себя не контролируют.

Как мало сказано в оправдание желания быть изнасилованной.

Он шипит мне прямо в лицо:

– Я знаю, чего ты хочешь. Я читал твой статус в вк.

Что, если наши статусы действительно кто-то читает?

Что наши статусы, если не молитвы посылаемые в небо? Моя вот, будь она не ладна, была услышана.

Мои губы отвечают на поцелуй.

Моё сердце – канарейка.

Я хочу сказать:

– Раз уж мы все равно будем делать это…

Я задыхаюсь от возбуждения.

– Сделай это жестко.

Он суёт мне руку в трусики.

И я стала тем, кто я есть.