Читать книгу Пока Париж спал - Рут Дрюар - Страница 14

Париж, 4 апреля 1944 года

Как будто мне не хватало комендантского часа, установленного бошами, и мои родители установили свой. Я должна была возвращаться домой к восьми, хотя в свои восемнадцать лет я мечтала выходить вечерами в кафе или на танцы на один из секретных балов, о которых все взволнованно шептались. Я могла развлекаться только по пятничным вечерам, когда мне разрешали пригласить парочку друзей. Мама позволяла нам собираться в библиотеке, она была намного уютнее гостиной, в которой стояли жесткие кушетки эпохи Людовика Шестнадцатого. В библиотеке же была мебель, привезенная из нашего загородного дома, – из потертой мягкой кожи. Нам нравилось развалиться в ней и притворяться, что мы курим и что мы такие декаденты, когда на самом деле мы всего лишь жевали твердые лакричные палочки и пили чай, который мама заказала из Англии еще до войны.

– Ты знаешь, что Марк уехал? – Агнес облизывала свою лакричную палочку, искоса поглядывая на меня.

– Но он ведь католик! – Мое сердце забилось чаще. Они не могли его забрать.

– Нет, глупенькая. Он присоединился к Маки.

– Нет!

– Он что, не приходил попрощаться с тобой?

Мне нравился Марк, и Агнес знала это. Я покачала головой. Они обе смотрели на меня с жалостью.

– Не переживай, – сказала Матильда, – он ни с кем не попрощался. Мы узнали это только благодаря тому, что его мама встретила мою маму в очереди за пайком. Она очень расстроена, конечно. Боши убьют его, если найдут.

Я не понимала, как она может говорить о таких вещах таким будничным тоном.

– Ну, он хотя бы что-то делает. – Я замолчала, собираясь с мыслями. – Разве вам не хочется что-нибудь сделать?

Я переводила взгляд с одной на другую, но они смотрели на меня с каменными лицами

– Это слишком опасно, – наконец выдавила Агнес. – Я не стану бежать в горы, чтобы присоединиться к Маки. Они живут как дикари, спят на улице. Можете себе представить?

– Но они хотя бы пытаются, не так ли? Они делают все что могут. – Мне хотелось защитить их.

– Думаю, они очень храбрые, – добавила Матильда. – Я бы так не смогла. От меня не было бы никакой пользы – я бы сдала все их секреты за секунду, если бы меня арестовали.

Она поежилась.

– Боши творят с ними ужасные вещи, если им удается их поймать.

– Представь, что тебе пришлось бы нести секретное послание. Я бы с ума сошла от нервов, – тихо произнесла Агнес.

Я выдохнула.

– Я тоже. Но если хотите знать, я бы попробовала.

– От Жака никаких новостей? – вдруг спросила Агнес, меняя тему разговора.

Жак исчез однажды ночью в прошлом месяце. До этого его исключили из Сорбонны за еврейские корни, и Матильда передавала ему записки от других студентов, но в последний раз, когда они должны были встретиться, он не пришел. Потом мы узнали, что его поймали и отправили в Дранси.

– Жаль, что я не позвала его пожить у нас. – Голос Матильды звучал подавленно.

– Это было бы слишком опасно. – Агнес наклонилась к Матильде и тронула ее за локоть. – Если бы они нашли его у тебя дома, они бы забрали тебя и твою семью.

– Я надеюсь, что мы сможем быть друзьями, когда он вернется. – Голос Матильды сорвался, и я почувствовала ее боль.

Сколько раз мы стояли и смотрели, как наших соседей увозят черт знает куда. Мы все ощущали себя в какой-то мере соучастниками, хотя мы никогда не говорили об этом вслух. В конце концов, что мы могли сделать?

– Вы слышали историю про мужчину, который пристрелил нациста в универмаге «Принтемс»? – Агнес снова сменила тему разговора.

Казалось, что ей всегда удается узнать обо всем раньше других. Помогал тот факт, что она работала в булочной; люди всегда разговаривали, пока по два часа стояли в очереди за хлебом. Мы смотрели на нее, ожидая продолжения.

– Ага, средь бела дня, на нижнем этаже, где они продают сумки.

Она помолчала, чтобы мы успели переварить сказанное.

– Он знал, что его арестуют и казнят, но все равно сделал это, – она сделала паузу, – разве это не храбро?

– Но нацисты в отместку расстреляли французских заключенных, – сказала Матильда. – Думаешь, это того стоило?

Она поднялась с кресла.

– Что-то я не уверена в этом.

Я на мгновение задумалась.

– Мне кажется, бошей это только злит, и они начинают обходиться с нами еще хуже.

– Согласна. – Матильда посмотрела на меня. – Мы не выиграем войну, убивая бошей время от времени.

Она снова плюхнулась в кресло.

– Я слышала, что де Голль пытается собрать армию в Англии, – прошептала Агнес. – Однажды они придут и помогут нам победить бошей.

– Мы должны быть готовы к этому, когда они придут! – Как бы я хотела сделать хоть что-нибудь.

– Готовы? – засмеялась Агнес. – Ладно, я буду готова. Более чем! Если они придут сюда, я их всех перецелую!

– И я! – согласилась Матильда. – Я бы не отказалась от красивого англичанина.

Они захихикали.

– Я бы хотела себе сумочку в форме противогаза. – Агнес снова сменила тему.

Матильда улыбнулась:

– Да, они выглядят здорово, но они очень дорогие.

– И я хотела бы повязать себе тюрбан.

Агнес потрогала свои непослушные кудрявые волосы.

– Они выглядят так изысканно, но моя мама никогда мне не разрешит. Считает, что это выглядит по-деревенски.

– Просто надо правильно это сделать и добавить пару нарядных сережек. – Матильде нравился этот разговор, но я спрашивала себя, как мы можем говорить о прическах и моде в такое время. Это казалось таким поверхностным, таким бессмысленным. Неужели мы, девушки, были такими недалекими? Эта мысль меня огорчала.

– А вы знали, что мадам Клермон из аптеки встречается с нацистом? – И снова Агнес сменила тему. Я кивнула. До меня доходили слухи. – Он из СС, – добавила она заговорщицким тоном.

– Это отвратительно. – Матильда буквально выплюнула эти слова, ее глаза яростно засверкали. – Эта женщина заслуживает смерти.

Агнес встала, подошла к фортепиано, открыла крышку и со всей силы ударила по клавишам. Она начала играть «Мой легионер». Матильда присоединилась к ней, облокотившись на пианино, но я была не в настроении петь в тот вечер.

Вдруг Агнес перестала играть.

– Шарлотта, – она повернулась ко мне, – надеюсь, ты не против, если я спрошу, зачем ты работаешь в госпитале бошей?

Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули.

– К твоему сведению, там не все боши, некоторые из них вообще-то французы.

– Да, но они коллаборационисты, а это то же самое.

– Я думаю, это даже хуже, – вмешалась Матильда. – Они не должны были присоединяться, не так ли? Это их выбор.

– Мама нашла мне работу. Она хотела, чтобы я работала, – сказала я, проигнорировав последнюю реплику. Матильда всегда делила мир на черное и белое.

– Твоя мать? Я думала, она ненавидит бошей.

– Конечно, ненавидит. Но она сказала, что заботиться о раненых – хорошее занятие для молодой девушки во время войны.

Я попыталась изобразить ее командирский голос, и они засмеялись.

– Но ты не должна!

Матильда холодно посмотрела на меня.

– Ты уже взрослая. Ты не должна делать все, что она тебе говорит.

Я посмотрела на нее, думая, что она права. Пора начать самостоятельно принимать решения.

– Я думала, ты поедешь в Сорбонну, когда сдашь экзамены. Думала, ты хочешь изучать литературу. Ты так хорошо окончила колледж. – Агнес с глухим стуком закрыла крышку фортепиано. Это заставило меня вздрогнуть. Мама учила меня опускать ее аккуратно и беззвучно.

– Да, я очень скучаю по учебе.

– Ну, ты могла бы читать сама. Тебе ведь для этого не нужен университет, правда?

– Это не то же самое. Книга – это нечто большее, чем просто слова на странице.

Агнес пожала плечами.

– В любом случае, сейчас в этом нет особого смысла.

– Я знаю, о чем ты, – согласилась Матильда. – Кажется, что бесполезно учиться, пока людей арестовывают и убивают.

Она замолчала.

– Возможно, твоя мама права.

– Да, она не видит смысла продолжать обучение, когда будущее такое неопределенное, и как ни крути, лишний талон намного нужнее. Образование – роскошь, которую мы больше не можем себе позволить.

– Это твоя мать так сказала? – нахмурилась Матильда.

– Нет, это я так сказала.

– Забавно это, не так ли? Когда вы так богаты.

– Я имею в виду с моральной точки зрения.

Матильда нахмурилась еще сильнее.

– Моральной?

– Ну, сейчас есть вещи поважнее, разве нет? – Я надеялась, что не обидела ее.

– Да, но что мы можем?

Агнес встала и вздохнула так, будто ей наскучил наш разговор.

– Не знаю, как вы, но я всегда хочу есть.

Она погладила свой плоский живот.

– Зато мы остаемся стройными, а?

– Слишком стройными.

Мой живот заурчал в знак согласия.

– Мы ели ягненка в прошлое воскресенье! – Агнес понизила голос. – Мама заложила свое жемчужное ожерелье и купила его на черном рынке – на папин день рождения.

Я почувствовала, как на лбу у меня появилась морщинка.

– Моя мама не любит покупать что-то на черном рынке.

– Но она не против того, что ты работаешь в госпитале бошей? Мои родители никогда бы мне этого не позволили.

Агнес прищурила глаза:

– Постарайся держаться подальше от неприятностей.

Я уставилась на нее, не понимая, о чем она говорит.

– Ну, ты знаешь этих солдат. Они на все готовы ради…

– Ради чего? – спросила Матильда.

– Ну, вы знаете.

Агнес дотронулась до своего носа и посмотрела на меня многозначительным взглядом. Тут вошла мама со свежезаваренным чаем.

– Bonsoir, les filles.

Мы сразу перестали сутулиться, сосредоточились и выпрямили спины.

– Bonsoir, Madame de la Ville, – хором произнесли Агнес и Матильда.

Она разлила всем чай через ситечко в фарфоровые чашки.

– Merci, Madame de la Ville.

Я вздохнула и стала ждать, пока она выйдет из комнаты, чтобы мы могли продолжить разговор. Но она не собиралась уходить – она стояла в своем пошитом у портного приталенном костюме. Я бы хотела, чтобы у меня был такой костюм, а не бесформенные платья, которые она шила мне. Думаю, она все еще считала меня ребенком.

– Как поживает твоя мама? – спросила она Агнес. На ее ровном лбу появилась озабоченная морщинка.

– Все хорошо, спасибо. – Я почувствовала, что Агнес напряглась. Ее мама дружила с моей, но потом что-то случилось. Что-то связанное с войной и черным рынком.

– Я все еще помогаю в булочной, когда там есть немного хлеба.

– Да, кажется, что очереди становятся все длиннее, не так ли?

Она отвернулась от Агнес.

– А как твоя учеба, Матильда?

– Хорошо, спасибо. То есть, я имею в виду, что все не всегда гладко, некоторые курсы отменили.

Мама кивнула.

– У тебя есть учебники, но это не то же самое, не так ли?

– Нет, конечно, нет, особенно с наукой.

– Конечно.

Казалось, что мама не помнила, что именно изучает Матильда.

– Bien. Тогда я оставлю вас, девочки. Я вернусь в восемь часов, так что у вас будет достаточно времени, чтобы вернуться домой.

– Но мама, это всего через час. Они живут недалеко.

– Нет смысла лишний раз рисковать.

Она развернулась на каблуках и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

– Не переживай, Шарлотта, – сказала Матильда сочувственно. – Моя мама предпочитает, чтобы я возвращалась домой до комендантского часа.

– Шарлотта, – Агнес посмотрела на меня с беспокойством, – ты правда должна быть осторожнее, раз ты работаешь в этом госпитале для бошей. Я удивлена, что родители позволяют тебе. Люди могут не то подумать.

– О чем это ты? – Я почувствовала, как участился мой пульс.

– Ну, ты знаешь. Они могут подумать, что ты коллаборационистка.

– Нет!

– Ты знаешь людей. Они такие.

– Хватит, Агнес! Все знают, что Шарлотта не такая.

Матильда зло посмотрела на Агнес.

– Конечно, нет! Мы заступимся за тебя. – Агнес поднялась, расправила платье и посмотрела на картину на стене.

– Это Пикассо?

– Да, мама получила его на прошлой неделе.

Она подошла ближе к картине.

– Очень прогрессивно. Теперь ему нельзя выставляться, знаете. Нацисты считают, что это убогое искусство.

– Убогое? – Матильда рассмеялась. – Кто тут еще убогий?

– Должно быть, она стоила целое состояние. – Агнес продолжала рассматривать картинку.

– Это подарок.

– Подарок? – Она вскинула бровь. – Должно быть, твоя мама знает интересных людей.

Я уставилась на нее, гадая, что она думает на самом деле.