Читать книгу Ключ от послезавтра - Рута Шейл - Страница 4

На первый взгляд, комната была безлюдна. Стол, пустые полки, несколько школьных парт и гулкая тишина нежилого помещения. На то, что имеет смысл подождать, намекал включенный ноутбук. Возле него и топталась сейчас Янка, нарочно сопя и покашливая.

Наконец из-за шкафов показалась кудрявая голова хозяйки библиотеки.

– Ой, – сказала она и близоруко прищурилась. Поправила сползшие на кончик носа очки и улыбнулась: – Привет. Не слышала, как ты вошла. Дел невпроворот. Смена началась, а у нас книги не расставлены. Обещали помощницу – не приехала. Вот, сама кручусь. За книжкой?

– Да. Только не решила, что выбрать. Первый отряд.

– Кажется, знаю! – обрадовалась библиотекарь. Порывшись в коробках, извлекла одну и протянула Янке. – Это из нового. Очень хорошие отзывы.

С обложки на Янку глядел скелет. Натуральный такой. Веселый. Судя по названию, он же был главным героем этой истории.

Янка нервно хихикнула, представив реакцию Кати, когда она заявится в отряд с чем-то подобным. Еще решит, что специально выискивала, чтобы поддеть за вчерашний обморок.

– А есть что-нибудь из классики?

– Это искать надо… – Библиотекарь выглядела разочарованной. – Может, сама посмотришь? В той стопке на подоконнике. Там точно есть Крапивин. И, кажется, Волков.

Янка пробежала взглядом по затертым корешкам. В отличие от тех, что ждали своей очереди в коробках, эти книги были неновыми. Зато названия знакомые. «Алиса в Стране чудес»! То, что надо. Янка заранее преисполнилась чувством выполненного долга перед добрейшей Анной Ивановной и брякнула книгу на стол возле компьютера с таким видом, словно сама ее написала.

– Угу, отлично. Скажи свое имя, пожалуйста. Запишу ее на тебя.

– Колесникова Янина Станиславовна. Первый отряд, – повторила она на всякий случай.

– Прямо так – Янина? Красиво, – похвалила библиотекарь. Пощелкала кнопками и вернула книгу Янке. – Читайте на здоровье. Ох, что ж мне делать с этими коробками…

– А хотите, я помогу? – неожиданно для себя предложила Янка. Будто кто за язык дернул! – Репетиций сегодня нет. Только книжку отнесу и сразу вернусь. Если вы не против.

Кудрявая библиотекарь просияла:

– Было бы замечательно! Как раз ребята из старшего отряда обещали прийти! А вместе за день справимся, верно?

Янка еще больше пожалела о своем внезапном порыве. Знать бы заранее, что помощники уже объявились!

Но идти на попятную было поздно.

Впрочем, расставлять книги казалось ей занятием гораздо более гуманным, чем вырезание сердечек-валентинок, в огромном количестве нарисованных детьми перед отбоем. И вот теперь Катя ожесточенно стригла ножницами алую бархатную бумагу, только обрезки разлетались.

– Ку-уда? А шарики кто будет надувать? – Рядом и правда валялось штук десять красных сморщенных «сердец». Уж лучше книги!

– Я вечером. Честно. Обещала в библиотеке помочь.

– Кому? – прищурилась Катя. – Каверину? Сегодня библиотека прям повышенным вниманием пользуется. Кого ни спроси – все помогают в библиотеке. Халтурщики, – фыркнула она. Очередной символ импортного праздника влюбленных лег в аккуратную стопку себе подобных.

Упоминание о Денисе внезапно порадовало. Такая компания примирила бы Янку с гораздо более неприятной, чем глотание библиотечной пыли, работой.

Библиотекарь – она попросила называть ее просто Алена, без отчества, – обрадовалась Янке как родной. Сунула в руки тряпку и попросила протереть с полок пыль. Громогласный хохот возвестил о том, что пионеры Дениса тоже здесь и неплохо проводят время.

– Денис Петрович, можно я возьму другую швабру? Эта неудобная, – громко поинтересовался нахальный девичий голосок. Ответа Янка не расслышала, но, судя по взрыву смеха, вожатый за словом в карман не полез.

– Помощнички, – усмехнулась Алена. – Если успеешь, разберись с теми старыми книгами. Во-он тот дальний шкаф как раз подойдет.

Янка послушно заелозила тряпкой по полированному дереву. В коридоре Инга Лунева со старшими девчонками украшали стены гирляндами сердец. Даже стенгазету нарисовать успели. От такого количества любви у Янки начинало ломить в висках.

– Привет, Ян! И ты здесь?

А вот и Денис. Улыбается. Можно подумать, очень рад. Впрочем, он всегда такой. Как там говорят? На позитиве.

– Да вот, решила переждать красно-розовое сердечное безумие.

– Аналогично. Каждый год все с ума сходят с этим Валентином. Шоколадки, валентинки, ящики-фигащики… Готовься получать свою порцию вселенской любви!

– Ну уж нет. – Янка представила себе подобную перспективу и содрогнулась. – Будь добр, притащи мне сюда хлеб и столовский кефир и оставь под дверью. Пароль: «Каждой дуре по Амуре». Отсижусь пару дней, пока все не уляжется.

В пятки что-то уткнулось. И еще раз. И еще.

– Отойдите, пжалста!

Янка обернулась и увидела плечи. Задрала голову. Это что, дети? Снизу так вообще кажется, что одни ноги. А так – копна блондинистых волос, взгляд снисходительный. Хотя с таким ростом эта девочка могла себе его позволить.

Пока соображала, совсем упустила из виду Каверина. А не следовало бы. Тот быстро сгреб мелкую Янку в охапку и приподнял над полом.

– Подметай, Метлицкая, подметай. Не позорь фамилию.

– Не надорвитесь, Денис Петрович, – съехидничала исполинская Метлицкая. Пошуровала шваброй под Янкиными ногами и ретировалась за шкаф.

– Кто бы говорил, – буркнул Денис. Вернул Янку на место и тоже откланялся.

Глупости, конечно, но она все равно смутилась. Позабыв про пыль, принялась как попало запихивать ветхие книжки в самый дальний шкаф. Ему-то что, пошутил и забыл. А Янка вдруг начала прислушиваться к болтовне за стеллажами, стараясь различить голос Каверина. Да и вообще безотчетно чувствовала его присутствие неподалеку. Он был. И это радовало.

Перекидав на полку одну книжную стопку, Янка переместилась к следующей. Между книжными корешками она заметила серый пластиковый край, потянула за него и оказалась обладательницей папки-скоросшивателя. Точно в такие же они всей группой упаковывали рефераты.

Ура! Хоть какое-то разнообразие.

Сверху была пришпилена серая газетная страница. «Техасская резня в Дорофеевском лесопарке»? Еще и с фотографиями. Вот же гадость. За скрупулезным перечислением травм и повреждений следовал набранный более мелким шрифтом текст: «Пожар в Графских развалинах».

– Ого, – вслух произнесла Янка. Пробежала глазами несколько строчек и повторила: – Ого. Денис! Можно тебя на минутку?

– Хоть на пять, – мгновенно отозвался тот из соседнего угла. – Что у тебя?

– Помнишь наш вчерашний разговор? Слушай.

Пожар в Графских развалинах.

В минувшее воскресенье в отреставрированной усадьбе Светлый Яр произошел пожар. Прибывшие на место происшествия расчеты вовремя устранили очаг возгорания. В результате от огня незначительно пострадали внутренние помещения, один человек погиб. Обстоятельства происшествия и личность погибшего устанавливаются. По предварительным данным, им может быть пропавший месяц назад в Дорофееве школьный педагог В. В. Залесский. Следствие просит возможных свидетелей обращаться по телефону…

– Да, я как раз об этом и говорил. Только не знал, что он еще и учитель… Гляди, здесь фотография.

Залысины надо лбом, плотно сжатые губы. Глаза прозрачные. Рыбий какой-то взгляд. Можно предположить, что особой любовью у учеников педагог Залесский не пользовался.

– Похож! Мамочки, до чего на нашего призрака похож. Только у того волосы были такие. – Янка чиркнула ребром ладони по шее чуть выше плеч. – И спина сгорбленная… а руки как будто до колен – длиннющие. Неужели вправду он? Вернее, его неупокоенный дух.

Денис перевернул страницу и теперь разглядывал исчирканный шариковой ручкой тетрадный лист.

– План усадьбы? – произнес он с любопытством. Развернул папку вверх ногами, затем обратно. – Ничего не понимаю. Писанина еще какая-то…

– Дай посмотрю.

На ветхой, с махровыми краями бумаге значилось:

Расписка.

Я, Залесский Яков Михайлович, получил от студента Монахова Николая кольцо с рубином в уплату карточного долга.

22/Х/1910 (Залесский)

– Фамилия та же. Дату видишь? Это, наверное, его предок, – благоговейно прошептала Янка.

За распиской виднелся еще один, не менее затертый листок, сверху донизу исписанный мелким неразборчивым почерком. От многократного складывания бумага совсем истерлась – строчки в местах сгибов отсутствовали. На их месте светлели дыры. Письмо буквально рассыпалось под пальцами.

– Нечитаемо, – постановил Денис и протянул папку Янке. – Пойду, ладно? А то, чувствую, наворотят они без меня.

Янка покивала в ответ, а сама впилась взглядом в пожелтевшую страницу. Разобрать написанное и правда оказалось непросто – соблюдением каллиграфии автор не отличался. Чернильные строчки то и дело сливались, наползали друг на друга, к тому же пестрили «ятями» и «ерами», о которых Янка знала только понаслышке. «Милая Асенька, – шепотом прочитала она, отчаянно щурясь. – Я все потерял. При мне осталась лишь моя душа, и то до тех пор, пока не сажусь за суконный стол. В такие мгновения кажется, что и она меня покидает…»

Милая Асенька,

Я все потерял. При мне осталась лишь моя душа, и то до тех пор, пока не сажусь за суконный стол. В такие мгновения кажется, что и она меня покидает. Сегодня отнес Якову Залесскому маменькино кольцо. Нижайше прошу Вас не сообщать ей раньше времени эту печальную новость. Я все еще надеюсь искупить вину и вернуть себе фамильную ценность. Но об этом позже. Как ее здоровье? Как Ваши занятия с Эллой Германовной? Все ли… (далее неразборчиво).

Сам я вынужден был съехать из нумеров и живу теперь у товарища. Он хороший, честный, доброй души человек и отказывается брать с меня деньги за постой, зная, в каком горестном положении я оказался по собственной глупости. Пишу как никогда много. Денег на краски не хватает, зато в печи всегда довольно угля. Часто вспоминаю Вас, дорогая Асенька. Наше любимое место – бываете ли Вы там без меня? (Неразборчиво) …тайник в бальном зале, где сокровища… (неразборчиво)… душа моя.

Я обещал рассказать Вам еще про перстень. Возможно, маменька делилась с Вами его загадочной историей. На всякий случай повторюсь. Почитай столетие назад была в нашем роду некая Ефросинья, крепостная графа Дорфа. Колдуньей слыла. Пришла она раз к самому графу и говорит – так, мол, и так, привиделась ей во сне скверна и погань, что по усадьбе хозяином ходит, графские сокровища в телеги грузит и золотом сумки набивает. И срока тому ровно семь дней. Граф так истолковал слова Ефросиньи, что придут в Светлый Яр французишки Наполеона, чтобы разграбить и осквернить все, что там было. Он и сам понимал, что встреча с врагом – вопрос времени, да только не думал, что случится это так скоро. А богатство было так велико, что за семь дней никак не перепрятать. Решил тогда граф – коли сон окажется в руку, то запалит он усадьбу со всем добром, чтобы не достались врагу ни картины, ни скульптуры, ни другое нажитое. А Ефросинье даровал хитрый перстень с камнем, похожим на крест.

Все вышло как сказала колдунья. После Бородинской битвы наши войска отступали от столицы, а жители в спешке бежали, увозя только самое ценное. Наутро ожидались в Светлом Яре авангардные разъезды неприятельской конницы. А с вечера граф Дорф раздал дворовым факелы и первым с молитвой запалил дом.

Хозяин покидал пепелище налегке. Но были и те, кто не поверил в искренность его порыва. Ведь после пожара среди дымящихся развалин не оказалось ни одной мраморной скульптуры… Куда же (неразборчиво)? Этот вопрос, милая Асенька, не дает мне покоя вот уже несколько дней. С тех самых пор, как собственными руками отдал я перстень с камнем в виде креста проклятому Залесскому и увидел, как почернело от жадности его лицо. Похоже, слишком щедро заплатил долги Ваш покорный слуга Николенька. Впрочем, разве теперь узнаешь?

Асенька, не дает мне покоя загадка наших развалин. Все думаю – а вдруг оно там, под ногами? Сокровище графа Дорфа. В подземных ходах, которые (неразборчиво). Давно ведь поговаривали, что даже из деревни есть (неразборчиво)…

На этом месте текст обрывался. Янка уважительно покосилась на паркет, будто прямо под ним и таились несметные богатства. Пальцы аккуратно отложили в сторону хрупкий лист. Непрочитанным остался всего один. Короткая заметка, напечатанная на принтере. Слава Богу, не пришлось больше ломать голову над устаревшими буквами. В заметке говорилось, что перед тем как открыть здесь дом отдыха – еще тогда, в семидесятые, – реставраторы провели изыскания в основании дома. Янка читала очень быстро и даже шептала вслух:

– «Мы наткнулись на остатки подземного тоннеля, – вспоминает архитектор Ирина Быстрова. – Пробовали пройти дальше, но остановились через несколько метров. Углубляться оказалось слишком опасно из-за вероятности обрушения сводов. Чтобы избежать несчастных случаев, мы засыпали расчищенный нами вход в подземелье. Подземные ходы в Светлом Яре действительно существуют, но для их исследования нужны значительные финансовые средства. Надеюсь, рано или поздно научный поиск все же будет организован и принесет сенсационные открытия…» Вот же блин!

– И я о том же. Колесникова, у тебя совесть есть?

Янка машинально спрятала папку за спину. Но возглас принадлежал не Алене, которой полагалось гневаться из-за невыполненной работы, а второй вожатой Кате. Этой гневаться тоже не возбранялось. Невырезанные сердца и ненадутые шары должны были изрядно отягощать Янкину совесть. Однако этого почему-то не происходило.

– Про шары я помню, – на всякий случай покаялась Янка. – Ты Каверина случайно не видела?

– В столовой твой Каверин, с отрядом! Давно уже. И тебе тоже было бы неплохо там появиться. Для порядка. А то один Каверин на уме.

– Кать, я же вовсе не…

– Оно и видно!

Снова какая-то сердитая. Не иначе, всеобщее лихорадочное оживление действует. У почтового ящика – небольшое столпотворение, валентинки так и сыплются. Девочки направо, мальчики – налево. Шепчутся, глядят загадочно. И все волнуются. Недовольна одна только Якушева.

После полдника обещали кукольное представление, а значит, подпирай себе стену и цыкай на шептунов часа полтора, не меньше. Янка рассчитывала найти Дениса и обсудить с ним содержимое серой папки, но увы – Каверин столь же тщательно бдил вертикальность стены по другую сторону от сцены. Зато рядом была бессменная Катя. И ей тоже не терпелось поговорить. На сей раз Якушева заходила издалека.

– Ян, я понимаю, что это не мое дело… Сама не люблю, когда кто-то ко мне с такими вопросами лезет. Не хочешь, можешь не отвечать. – Пауза. Тщетное ожидание уверений в обратном. – Но что это ты все время про Дэна спрашиваешь? Понравился?

– М-м.

– Я тебя понимаю. Дэн классный. Он многим нравится. Особенно пионеркам – каждую смену драмы. Но в лагере он никогда ни с кем не встречается. Принципиально. Вроде бы у него и девушка в Москве есть. Ян, а Ян…

– М-м?

– А ты Пашке валентинку подаришь?

– Нет.

– А Каверину?

– Нет!

Не объяснять же, что в отношении к грядущему празднику они с Денисом вполне сошлись во взглядах, и оба мечтают отсидеться в недосягаемости этого самого праздника.

– Ясно. Боишься, – логично заключила Катя. – Я тоже боялась. А теперь решила – хватит. Нужно попытаться. Ты меня поддерживаешь?

– Ну так, Кать! Давно пора.

К полному Янкиному удовольствию, помолчали. Но стоило ей как следует углубиться в мысли о графских сокровищах, Катя снова зашептала:

– Ой, чуть не забыла. Сегодня у нашей Киры день рождения. Вечером собираемся в клубе. Она просила тебя пригласить. Пойдешь? Дэн после спектакля едет в магазин за…

– Магазин? – встрепенулась Янка. – Ка-ать! Мне б тоже съездить.

– Вот ведь упертая! – восхитилась Катя. – С таким настроем точно своего добьешься! Я имею в виду, Каверина. Ладно, отпускаю. Лети навстречу мечте. Хотя бы шоколадка мне за помощь полагается?

– Две, – легко согласилась Янка. А ведь со стороны все это наверняка выглядело именно так. Как будто она попросту запала на Дениса, вот и ухлестывает за ним напропалую. «Запала». Никогда не нравилось это слово. Точно не про нее. Ей, Янке, просто лучше, когда Денис есть рядом, чем когда его нет. Но специально искать его общества она не собиралась.

С самим Денисом удалось договориться после спектакля.

– В магазин? Обязательно поеду, – на бегу подтвердил Каверин. Вечно он куда-то не успевал и опаздывал. Не поговорить. – Со мной? Можно. Через час у клуба. Устраивает?

– Еще как!

Даже ужином жертвовать не придется. Редкостное везение.

* * *

Все дружно стягивались на дискотеку, и только охранник дядя Толя со всех ног несся в противоположную сторону. Торопливо осенял себя крестными знамениями и выглядел, мягко говоря, напуганным.

– Завяжу! На этот раз точно завяжу! Ни капли! Вот те крест!

– Чего это он? – озадачилась Катя, когда тот протопал мимо, не поздоровавшись. – А с виду вроде приличный.

Видимо, подумал об этом и Петр Геннадьевич Каверин. В момент триумфального бега дяди Толи через весь двор он как раз чинно выходил из дверей главного корпуса. Ни дать ни взять, барин.

– Анатолий! – строго окрикнул директор, и охранник вытянулся по стойке «смирно». Даже шапку стянул, чем еще больше усилил собственное сходство с крепостным крестьянином. – Что за шум?

– Завяжу, – громогласно повторил дядя Толя. – Весь день нервы мотает, проклятая! Довела, сил никаких нет.

– Да кто ж тебя довел? Сидишь в своей сторожке, как сыч. Носа на улицу не высовываешь.

– Нечисть, Геннадьич. Не знаю, за какие грехи тебя сюда начальником поставили, но дурное тут место, как пить дать! Тьфу, даже от слова энтого с души воротит.

– Анатолий, ты по-человечески объяснить можешь?

– С утра балует, проклятая. Ночью вроде не было ничего, а тут гляжу в окно, у забора – она! Крышка от гроба! Ленты ветерком колышет, и тишина… Дескать, ждет меня, Геннадьич, поджидает. Бабка-то покойная. Ну, думаю, врешь, не возьмешь. Шторку задвинул, вроде как не видел ничего, да и дело с концом. А потом она пропала.

– Ты, Анатолий, и правда, завязывай с этим делом-то, – нахмурился Петр Геннадьевич. – Я на все сквозь пальцы смотрю, потому что жаль тебя, непутевого. Где еще такую работу найдешь? Где, я тебя спрашиваю?

– Ты обожди, дослушай. – Охранник выдержал эффектную паузу и вытаращил глаза в сторону своей будки у ворот. – Она и сейчас там!

Вышло и вправду жутко. Чернющая ночь, луна, лес вокруг. И вот это его замогильное «там». Янка почувствовала холодок в районе желудка. Зато Катя вовсю давилась от смеха.

– К-крышка! – выдохнула она, утирая слезы. – Неужели Дамик опять ее до машины не дотащил?

И словно в подтверждение ее гипотезы мимо пронеслись оба приятеля – Денис и Дамир – как раз в направлении сторожки. От директора лагеря маневры не укрылись.

– Поливанов, Каверин! Чтоб через пять минут в моем кабинете! Распустились совсем… Шутники. Сумасшедший дом, а не смена.