Читать книгу Светорожденные. Предвестники бури - Рутен Колленс - Страница 8

***

Сейчас ее жизнь могла либо повернуться, да так круто, что голова пошла бы кругом, либо продолжила бы влачить свое жалкое существование в четырех стенах, ожидая смерти.

Острые кирпичные кладки царапали ей колени, локти, но она словно не чувствовала, не замечала этого. «Провалы, бреши, черная магия» – повторяла Ольна, не считаясь со временем. Заколдованная, она начала видеть смыл всего только в них.

Волшебница медленно ходила около стен. Цепкие черные паучьи пальцы выглядывали за каждой трещиной, недовольно хватая девушку за тюремный балахон. Они чувствовали в ней угрозу, но уже не боялись так сильно, как в первые часы. Они догадались о ее намерениях и решили, во чтобы это не стало, помешать наглой волшебнице сломить их власть в этой темнице. Но Элин было все равно на клыкастых защитников. Она взмахивала рукой, и пауки исчезали, превращаясь в серую дымку.

Время бежало слишком быстро, но никто этого не замечал, кроме, быть может, огненного рарога, готового крушить все и вся вокруг от скуки. Комната начала утопать в световом потоке, у пленниц зарябило в глазах. Дух завыл, прыгая в фонаре:

– Тут нет никаких «провалов»! – выкрикнула Ольна, пытаясь перебить боль в глазах и истошную песню рарога. – Какие такие «щели» должны быть вообще!?

– Должны быть, ищи! – приказала волшебница, срываясь на крик. Все были на пределе.

«Что искать? – завопило внутри. – Провалы? Щели? Как же плохо, когда ничего не понимаешь!». Ольна упала на колени и прижала к сердцу холодные руки. Нет, ей не было холодно, ей было страшно. «Бесполезно, – сдаваясь, девочка заплакала, вытирая слезы соленым рукавом. – Здесь ничего нет». Она уже и не надеялась, что что-нибудь найдет, не помнила, когда последний раз ей везло в этом, однако нынче морон был ее оберегом и он решал, когда и что она должна отыскать.

Бесчисленное множество каменных клеток марунов закружились, поднимаясь по спирали все выше и выше, приближаемые к землям Гексиоды, и, достигнув предела, остановились, замерев над раскинутыми лучами Ремени. Подняв мокрые глаза, Ольна увидела молочную дорожку света, что не принадлежала рарогу, не была в его власти, и, пробежав по ней глазами, встретила бледное око треснувшей луны, подсматривающее через крошечное окошко. Морон будто бы улыбнулся ей. Стоило маленькой пленнице задуматься над этим, как темница вновь начала движение, приближаясь к сердцу Аладеф. Освещаемая ночным светилом, она оголила свое дно, и маленький, крохотный, еле заметный луч пробился сквозь толщу камней и паучьих лап, ослепив малютку. Если бы раньше Ольна увидела его, непременно подумала бы, что это обман зрения, однако сейчас все было иначе. Она нутром почуяла, что это то, что она ищет. Забыв обо всем на свете, не жалея собственных пальцев, пленница расковыряла проем между кирпичами.

– Сюда! – закричала Ольна, прыгая от радости и не чувствуя боли. – Здесь что-то есть! Посмотри, Элин!

– Я тоже нашла, – обрадовалась волшебница, хватая рукой пульсирующую стену. – Морон помог нам – хоть какой-то от него прок. Теперь возьми это, – в руки Ольны упал крохотный флакон с сиреневой жидкостью.

– И что с этим делать? – беспомощно спросила пленница.

– Выпей, – посоветовал рарог. – Я давно мечтал посмотреть, в кого превращаются дети от отвара из сока древа жизни. Говорят, они начинают набухать, как вишни, краснеют, а потом – бах! Взрываются!

– Подумай, кроха! – грозно велела волшебница, бросая недовольные взгляды на рарога и отпугивая от себя черных пауков. – Стены иссохли, так напои их! Одной капли будет вполне достаточно.

Ольна потянула за крышечку. С трудом она поддалась, и в воздух посыпались белые искры. «Всего капельку, одну лишь капельку!» – прошептала малютка и выплеснула половину содержимого на светлую точку меж камнями, испуганно посмотрела на Элин, готовая выслушать дюжину ругательств за расточительное отношение к ее ценному отвару, но волшебница не обратила на случившееся никакого внимания.

– Кажется, пронесло, – выдохнула девочка, как тут же в темницу ворвался белый дым и из всех щелей хлынул яркий голубой свет. Едкий запах плесени заполонил все вокруг, Ольна начала безудержно кашлять.

– Я же сказала, – зашипела волшебница под звонкий хохот духа, – одной капли хватит!

Отмахнувшись от заволакивающей пелены, Элин подняла руки вверх и воскликнула:

– Успокой свой норов и явись мне!

Ее голос прозвучал четко и мелодично. Она магией призвала флакон из рук Ольны и вылила остатки на последнюю брешь. Комната превратилась в светлый шар. Серебряные ленты побежали по венам темницы к символу Трилиона, сплетаясь воедино. Со стен, с потолка, с пола устремились тонкие струны, обволакивая собой воздух и выжигая огромную черную надпись из сотен рун.

– Как вы думаете, после всего этого нас еще не заметили? – спросил дух в фонаре, покрывшись пятнами блестящих искр. Элин, как и, впрочем, Ольна, не обратили на его слова никакого внимания.

– Что это такое? Второй знак?

– Нет, – отсекла девушка. – Знак Трилиона все еще жаждет крови, он не открылся нам. Это, – она кивнула в сторону надписи, – заклинание для обряда. Теперь можно приступить к нему. Мне нужна жертва.

– Жертва? – небо обрушилось на Ольну с полной тяжестью, все сложилось в одну ужасающую и пугающую собой картину. – Вот почему ты здесь, почему стражники не отправили тебя в другую пустую темницу… Тебе нужна была жертва!

Рарог и Элин переглянулись, пытаясь понять, к чему ведет маленькая пленница, Ольне же все было ясно. «Неужели судьба берегла меня лишь для того, чтобы сделать жертвой в чужой игре?!» – воскликнул голос внутри, переполняемый горечью от несправедливости. Всепоглощаемой волною девочку накрыла злоба. В любое другое бы время она с радостью согласилась бы умереть, отдать всю себя на свершение благородной цели, но сейчас, когда свобода казалась так близка, когда от нее отделяло всего-то три знака, в ней проснулась жажда жизни и жажда бороться за эту жизнь. Ей захотелось кинуться на волшебницу, растерзать ее в клочья.

– Никакая ты не волшебница! – воскликнула она. – Ты ведьма! Самая настоящая, – она стала ходить из угла в угол, провожаемая удивленным взглядом полымя. – Вот какие ходы вы оба продумали с самого начала! Ты, – Ольна яростно указала пальцем на Элин, – заколдовала стражников, чтобы они посадили тебя с еще одним пленником, чтобы ты свершила свой темный обряд, чтобы убить меня!

Удивленная, Элин скрестила руки на груди, хотела что-то сказать, но Ольна не давала вставить и слова:

– Разумеется, – она подняла руки к вверх, охватывая взором весь блестящий искрами потолок, – вас послал Харон. «Маленькая паршивка слишком долго занимает место в моей тюрьме, все ее сокамерники мертвы, одна она держится из последних сил, пора бы ей на покой» – говорил он, не так ли? – полыхая, Ольна вцепилась глазами в волшебницу. Та стояла, не двигаясь, с загадочной улыбкой на лице. – Что смешного? Нравится смотреть, как мучаются, как бьются за жизнь невинные, маленькие?

– Потрясающе, – вымолвила Элин через зубы. Голос ее был спокоен, как никогда, и от этого малютка впадала в еще больший гнев. Она хотела продолжить кричать, но волшебница взмахнула пальцем, не дав вымолвить больше ни слова.

– Она раскусила нас, целительница, – сухо сказало Полымя, превращаясь в желтую светящуюся лужицу, – мы действительно злые приспешники Харона или кого-там еще? Маленькое чудовище в обличье миловидной девочки мучает нас больше всего на свете, и мы из кожи вон вылезем, чтобы попасть в Аладеф и изничтожить его. Теперь, когда она все знает, можно со спокойно душой приносить ее в жертву.

Элин приказала взглядом молчать и ему.

– Тебе уже говорили, Ольна, – первый раз она обратилась к малютке по имени, и это испугало маленькую пленницу больше, чем мысли о приближающейся смерти, – что ты такая же, как и все люди на Земле? Они не умеют ждать, не умеют верить словам, никто из них не может быть верен даже самому близкому человеку, что уж тут говорить об незнакомцах?! И ты так подобна им. Самое ужасающее во все этом то, что тебя уже не исправить, даже заточение в Аладеф не сможет выбить ни из тебя, ни из других землян эту хворь, – девушка зашагала к руне Трилиона, оставляя за собой следы из ржавчины. Ольна на всякий случай сделала шаг назад, хотя, безусловно, понимала, что, если волшебница решит ее убить, она это сделает, ее ничто не остановит. Девушка тем временем, присела и вытерла символ рукавом. – Ты, как и большинство людей, не думаешь наперед. Тебе лишь бы сделать – не важно как. Вам, землянам, безразличны те чувства, что вы можете принести своими мыслями, своими словами. Вы мните, будто это просто-напросто слова, но иногда даже самое безобидное слово может оставить непоправимый след.

Ржавчина вспыхнула синим пламенем, волшебница подняла глаза, и Ольна в страхе отшатнулась – глаза пылали.

– Пока ты здесь, пока ты в моем мире, будь добра следить за языком и за своими мыслями, ведь они могут обратить в прах твой единственный шанс на спасение.

Сердце Ольны забилось сильнее. Она почувствовала, как у нее подкашиваются ноги. Последние слова врезались в голову. Комната наполнилась странной тишиной.

– Я не намереваюсь приносить тебя в жертву, – перебила ее волшебница. – Знак Воина Духа не предусматривает чью-то смерть. Надобно просто немного крови, вот и все. Это и есть жертва, на которую мне необходимо пойти.

Голова стала невыносимо пустой, Ольна ощутила невероятное облегчение.

– Я не ведьма, я же говорила, – спокойно продолжала Элин, – но, даже если бы и была ею, то в этом не было бы ничего плохого. Не все ведьмы – прислужницы сатаилов.

– Зараза, – невольно произнесла Ольна, чувствуя себя крайне неуютно. – Я как услышала про жертву, так чуть от страха с ума не сошла. Больше не пугай меня так, ладно?

– Значит-с, все земляне такие, – потянул рарог, безмятежно болтаясь в фонаре, как в киселе.

– Ты это о чем? – спросила Ольна, подымая глаза к потолку.

– Обидят и даже извинения не попросят, – фыркнул дух и превратился в надувной шар.

– Ой, – Ольна схватилась за губы. – Я вам таких гадостей наговорила!

– Не то, чтобы, – хмыкнул он, извиваясь. – Просто, знаешь ли, обидно, когда тебя называют приспешником того, с кем ты даже не знаком.

– Прости! Прости! – взмолилась девочка. – Я не хотела. Я ведь не такая, правда! Я… – она опустила глаза, глотая носом капельки слез. – Я очень испугалась. Знаете, все эти дни, проведенные взаперти, я хотела умереть, но, когда представилась возможность… я очень, очень сильно испугалась. Никогда бы не подумала, что во мне проснется такая жажда к жизни, – девочка вытерла лоб рукавом, подошла к волшебнице и взглянула в ее глаза. Может быть от голубого свечения, может от светлячков в фонарике Ольне показалось, что теперь они стали не голубыми, а темно-коричневыми. – Прости, что наговорила на тебя, ты ведь добрая волшебница, правда? Возьми мою кровь, мне не жалко. Бери, сколько нужно.

Волшебница резко отвернулась и встала над руной, протянув руку.

– Ну уж нет. Ты и так еле держишься. Моей крови будет всецело достаточно.

Она взглядом прикоснулась к своей ладони. На туну ее глаза потемнели, опасная магия безжалостно разрезала кожу, красная кровь полилась вниз и обволокла Трилиона – руна загорелась.

– «Моя кровь омоет твою дорогу, сила возглавит тьму и растворит печать, возложенную на твои врата. Моя частица принадлежит тебе, забери, как уплату за волю мою, возьми и опоись ею. Отпусти меня, пленника твоего. Я словом своим мою веру знаменую. Лишь слово это отворит мне путь. Откройся мне, повелеваю!» – волшебница прочла заклинание и подняла руки вверх, кровь с ее ладони хлынула вниз по запястью к плечу, оставляя на одежде огненную полоску.

Три раза она повторила заклятие. Ничего. Волшебница опустила руки, оторвала часть своей одежды и обернула кровоточащую рану.

– Почему не сработало? – разочарованно хмыкнула Ольна.

– Может ты его неверно прочитала? – удивился рарог. – Может не «твоя», а «моя частица принадлежит»?

– Я не знаю, – девушка пожала плечами. – Я все верно сказала, не может быть по-другому.

Ольна стала думать.

– Ты не пленница Аладеф, – вдруг произнесла она, удивляясь своей догадливости. – Ночь еще не прошла, твоя душа все еще твоя. Этот обряд должна провести я.

– Ты ануран, – отсекла Элин, – в тебе нет альвиона, магия крови тебе не подвластна.

– Я должна попробовать, – запротестовала Ольна.

– Не имеем право тебе запретить, – фыркнул рарог, заинтересовано поглядывая вниз. Малютка открыла зажившую ранку на пальце и бросила каплю своей крови на руну.

– Повторяй за мной, – сказала волшебница и начала читать заклинание. Ольна послушно повторила слово-в-слово.

«…Откройся мне, повелеваю!..»

Ничего не должно было произойти. Элин была уверена, что ничего не произойдет. Одним движением руна Трилиона ушла вглубь под кирпичи, что-то щелкнуло и на этом же месте всплыла турмалиновая замочная скважина. От удивления волшебница потеряла дар речи.

– Знак Силы? – сломлено спросил дух, облизывая длинным языком стекло.

– Это он, – выдохнула волшебница.

– Я справилась! – воскликнула Ольна, начиная хлопать в ладоши. – Теперь ты видишь, что я не бесполезна?

Элин сомкнула брови, делая вид, что не обращает внимание на крики малютки.

– Нельзя терять времени, – перебила она Ольну, которая уже во все горло кричала «Я молодец!». – Рарог?

Дух надул щеки, покраснел и, потужившись, срыгнул золотой ключ, что взлетел в воздух и, проскользнув через стекло, будто пройдя сквозь пшеничное тесто, приземлился в руки волшебницы.

– Ключ от всех темниц, – похвасталась она, вставляя его в замочную скважину.

– Откуда он у тебя? – удивилась Ольна. Элин загадочно улыбнулась. Один поворот ключа заставил всех замереть. Пол под ногами задрожал. Элин отошла к стене, прихватив за руку Ольну. Чудилось, что вся комната сейчас же упадет в бездну. Пыль обрушилась, пауки, бешено перебирая лапками, собрались в огромную стаю и ускользнули прочь из темницы через крошечное окошко. Серебряные нити исчезли, руна Трилиона разломилась на три части, каждая из которых спустилась вниз, закручиваясь спиралью и образуя узкую кривую лестницу. «Проверим, кто ты есть на самом деле» – выбилась надпись по краям образовавшегося колодца.

– Что это значит, Элин? – спросила Ольна, увидев незнакомые символы.

– Проверим, кто ты есть на самом деле, – прочитал фонарь, опередив волшебницу. Элин и Ольна переглянулись.

– Рарог, – властным голосом призвала его Элин, опуская полымя вниз и освещая образовавшуюся черную бездну. Темнота скрылась прочь, вслед за светом потянулись черные тени скрипучих каменных ступеней. Огненный рарог начал громко чавкать в фонарике, пытаясь словить ртом паутину, свисающую в колодце со всех сторон.

– Стой! – громко закричал дух, чуть было не подавившись, почувствовав столкновение с дном. – Дальше дороги нет, – он осмотрелся по сторонам, превратив свой огромный глаз в сотню крошечных и охнул. – Ого! Тут столько иероглифов!

– Там есть выход? – прокричала Ольна ему, наклоняясь над пропастью. Ее голос, сотню раз отразившись от стен, заставил фонарь дребезжать и чуть было не проделал трещину в стеклышках. Элин встала на колени, опустив голову в колодец. Казалось, ее огромные косы, упавшие вниз, вот-вот готовы потянуть ее за собой.

– Не кричите там! – пригрозило полымя, почесывая надувшиеся огненные уши. – Сейчас гляну.

Дух опустил голову, надев воображаемую шапочку сыщика и приклеив угольные усы. Как только его взгляд коснулся золотого сияния дна, лицо тут же переменилось, глаза сузились, он нервно захихикал.

– Что там? – спросила, ослепленная вспыхнувшем от него светом, Ольна.

– Заврад Контуум, – послышался хлипкий голосок.

– Что? Что это значит? – девочка обратила взгляд к волшебнице. Элин застыла в серебряном сиянии, словно мраморная кукла. Губы ее задрожали, вскочив, дикой ланью она помчалась вниз. Ольна поняла, что ничего хорошего это не предвещает. – Эй! Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?

Никто не ответил, Ольна неохотно направилась к каменным ступеням, в надежности которых она сильно сомневалась – перил не было, а до дна – слишком далеко, так что каждый шаг мог оказаться последним. «Давай, ты сможешь!» – подбодрила себя девочка и аккуратно встала на первую ступеньку. Ступенька тут же пошатнулась и недовольно скрипнула.

– Вот видишь – все хорошо. Они крепкие.

Ольна, прижавшись к стене, быстрыми шагами спустилась вниз. Голова закружилась от круговорота. Еще один круг и в лицо хлынул свет. На миг пленница потеряла дар речи. Это были самые красивые врата на свете, когда-либо увиденные ею. «Прекрасная ювелирная работа. Каждый штрих изготовлялся не одну ночь, – заметил голос в голове. – Что это за материал?»

Цвет врат, что раскинулись под ее ногами, был не постоянен. Мгновение он блистал белым золотом, следом – красным, синим, зеленым…

– Дарк во всем своем великолепии, – сказал рарог, рассматривая алмазный замок, выгравированный тонкими штрихами. Извиваясь и бушуя, у его подножья голубыми самоцветами расстилалось море, словно настоящее, а там, где виднелся золотой закат, возвышался белый одинокий маяк с исходящем из него огненным маревом. Ажурные лепестки граней, собирающиеся в центре непостоянным златоцветным бутоном, расползались по вратам змеями во все стороны света, цветы украшали лиловые поляны у раскинувшихся берегов заброшенных рек, вода в которых поблескивала рыбьей чешуей под звездным водоворотом неба.

Ольна почувствовала, что вот-вот лишится глаз и резко отвела взгляд.

– Это что, люк? – спросила она, прикасаясь пальцами к мягкому, холодному, каменному полотну.

– Врата, кроха, – поправила Элин, – это врата златоцвета. Последний знак – знак Избранности.

Элин грубо подняла фонарь. От столь резкого движения рарога внутри просто-напросто расплющило по дну. Удивленная такому безобразному отношению к духу, Ольна хотела было выразить свое недовольство, но, взглянув на волшебницу, поняла, что не стоит.

– Что-то не так? – спросила она. Элин развернулась и, не оборачиваясь, пошла наверх.

– Все не так, Ольна, – ответила она на ходу. – Все! Ах, ты же не понимаешь! Заврад Контуум – чрезвычайно редкий и крепкий златоцветный сплав. Именно из него сделаны эти врата, кроха.

– И? – выдавила девочка. За Элин продолжил рарог:

– Их не открыть. Цена за избранность, которую они требуют, слишком высока. Древняя, очень сильная магия заточена в них, малютка. Открыть такие врата может только их создатель, либо тот, кто имеет от них ключи. Так как мы ни те, не другие, то пробыть нам в этой темницы до самой кончины!

Ольна задержала дыхание. «Как такое может быть? Элин же волшебница! Разнесла бы эти врата в клочья, да и все дела!» – возмутилась она.

– Нет, Ольна, – отсекла Элин, будто читая мысли девочки. – Волшебство здесь бессильно. Их магия сильнее, чем любая другая на свете. Все кончено, – сдаваясь, Элин скатилась вниз по стене. – Теперь отсюда есть только один выход – смерть.

– А если взорвать стены темницы, и…

– Ты мнишь меня всевластной?! – закричала она. – Эти стены заложил сам Хедрик. Ты думаешь, его просто так величают самым могущественным волшебником Эйлиса и всего Семимирья?

Аладеф ликовала. Она уничтожила все то последнее, что было у Ольны: ее надежду. Морон жалобно скрылся под седыми тучами, опечаленный своим поражением. Черные пауки возвратились домой.

Неуклюже перебирая ногами, Ольна подошла к Элин и села рядом. Мягкие бурые волосы девушки коснулись плеч малютки, косы обхватили ее, прижимая поближе.

– Раз уж нам придется провести здесь остатки наших жизней, расскажи мне, как ты попала сюда? Что это за мир? Откуда ты сама? – осыпала Ольна градом вопросов незнакомку, решив начать все сначала.

– Терять нечего, целительница, – жалостно пропел рарог, – мы все и так умрем. Ты можешь рассказать ей свою историю. Больше никто и никогда ее не услышит.

Волшебница Дакоты сдалась. Паучьи лапы сладостно обхватили ее со всех сторон.

– Если ты так хочешь, я поведаю тебе свою историю, – шепотом начала Элин, закрывая глаза. – Я помню лишь последнюю ее часть, но думаю, этого хватит. Предупреждаю: она жестока и ужасна, в ней нет смысла, нет долгожданных побед добра, нет ничего, что могло бы радовать.

– Как и моя, Элин, – прошептала Ольна, прижимаясь к волшебнице. – Боюсь, мы с тобой очень похожи, хоть и жили в разных мирах.

– Нет, кроха, мы совсем разные, похожи лишь наши миры.

– История страшна. Ты не боишься? – заинтересовался рарог.

– Я давно не боюсь страшных историй, – ответила девочка. Элин свела брови на переносице. Длинная прядь бурых волос упала ей на лицо и спрятала глаза. Фонарь осветил ее темный силуэт, и Ольна увидела, как ее губы дрожат.