Читать книгу «Я, может быть, очень был бы рад умереть» - Руй Кардозу Мартинш - Страница 7
Козье дерево
ОглавлениеО мухах я знаю две вещи: они любознательны и любят весну. Они никогда не подлетают ко лбу только один раз, подлетают, потом снова подлетают, каждый раз сужая круг обзора, никому не удаётся избавиться от мухи с первого раза. Что касается весны, как любое животное, они любят весну, потому что любят жизнь.
Именно весной вылупляется первое отложенное мухой яйцо, одно здесь, другое там, и вот у тебя уже целый эскадрон слепней.
В канун Пасхи тысячи мух роились позади здания. Не знаю, кто появлялся первый, чтобы занять это место, козлята или мухи, но всё это было очень рано, ещё до рассвета. Вереница козлят, привязанных один к другому верёвкой, а также со связанными более короткой верёвкой лапами, хромали вверх по холму. Они блеяли и разбудили меня. Пастух привязал их к большому пробковому дубу у края скалы, открыл мешок над маками и мальвой и развернул инструменты.
Я не знаю, кто производил больше шума, умирающий козлёнок, или тот, кто смотрел, как он умирает. Во всяком случае, чем больше тот человек резал им горло, тем быстрее затихало блеяние, и у меня сложилось впечатление, что последние были так напуганы, что, в конце концов, умирали в облегчении и тишине.
Тогда можно было услышать мух.
На Пасху – чаще козлёнок, чем ягнёнок: с зелёным горошком, суп из печени козлят с апельсином, отбивные котлеты, – бедный козлёнок. Они блеют бе-е-е-е-е, а не а-а-а-а-а, то, что долетало до моего окна, больше походило на детский плач, а кровь Христа – вёдра с кровью, которая пролилась на маки и хлынула вниз по склону.
Затем мужчина поменял нож и вырезал печень, лёгкие, кишечник, крохотное сердце и теперь срезал тонкий слой жира, растягивая тушу так, что кожа натягивалась, как наволочка на подушку. Мясник был очень худым и напоминал Тысячного Человека, который, поговаривали, спрятал свою жену в горах, но потом оказалось, что это не он.
Однажды я помог построить на этом дереве небольшой домишко. Крупные жёлуди, толстые ветки и пробковая кора на стволе, которая идеально подходила, чтобы прибить дощечки. Дом на дереве вышел косоватым; но в любом случае, не ахти какое приключение – тайное убежище прямо за нашей квартирой.
Пробковый дуб использовался теперь исключительно для козлят с круглыми не моргающими глазами, подвешенных за сухожилия ног. Некоторые весили всего четыре килограмма, из морды стекал густой красный соус, который вонял под полуденным солнцем, чем привлекал полчища обезумевших мух, жаждущих отложить туда яйца. Они появлялись только один раз в год, в день козлят, но прилетали с одной-единственной целью, загрязняя чистый воздух своими крыльями.
Я рассказываю это только потому, что порой думаю, не под влиянием ли этого обстоятельства сформировался Зэ Карлуш, убийца из нашего дома. Он жил на первом этаже и должен был на всё смотреть снизу вверх, низко-угольный ракурс на скотобойню. Может быть даже стена его комнаты, выходившая практически на саму яму, была забрызгана каплями крови. Однажды Зэ Карлуш купил охотничий нож на Руссиу и зарезал нашу учительницу Катарину 23 ударами. Говорят, до сих пор он ни на минуту не раскаялся в содеянном, хотя так ничего и не объяснил.
– Она должна была умереть, – несколько раз повторял он в суде.
Катарина была само очарование, она научила меня азам английского, а также словам forward и in spite of.
Все соседи, с первого по последний этаж, были свидетелями свершившегося преступления.
Например, он был очень тихим, носил очки и смотрел умоляющим, слегка улыбающимся взглядом, но никогда прямо в глаза, просил его не отвлекать, когда он натягивал велосипедную цепь. Его главным занятием на публике с детства было натягивать велосипедную цепь внизу лестницы. Позже он вдруг стал играть на синтезаторе, кстати, неплохо. Мог бы даже давать уроки. Был ли у него особый талант? Витор Жорже, который убил жену, дочь и ещё пятерых за раз на пляже Осу да Балейя, был органистом то ли в Пинейру да Круш, то ли в Линьо.
Зэ Карлуш вырос у нас на глазах, так сказать, как скромное, но экзотическое растение, поэтому-то мы и не знали, что за фрукт из него получится, получилось вот это. Но преступление произошло в доме Катарины, недалеко от больницы, примерно в 600 метров, в серо-зелёном здании.
Потом мы пойдём туда.
Я спускаюсь по лестнице, прохожу мимо мусоропровода, который никогда не использовался, только в первые месяцы, пока не засорился. Раньше жилые дома в четыре-пять этажей строили без лифта, это считалось правильным. Но теперь это не удобно для пожилых людей, да и мы все, в целом, потеряли терпение к лестницам. Когда начинается дождь, нет никакого желания возвращаться домой за зонтом, неизвестно ещё, что хуже: физическая нагрузка или простуда. И вот однажды вы обнаружите, что вам не удаётся продать квартиру, несмотря на прекрасный вид на Скалу и качественную постройку, строительный раствор должен сохнуть три года, прежде чем стать пригодным для жилья.
Одну минуту, пожалуйста, только положу её в карман. Я присмотрел её ещё вчера вечером. Она всё ещё была там.
Это моя недавняя привычка. Я плохо сплю. Я выхожу из Интернета, ложусь спать, но продолжаю смотреть на включённый монитор, который внезапно засыпает в пурпурно-синих спиралях, закручивающихся подобно осьминогам на чёрном фоне. Мне не хватает только заставки на веках.
Я много размышляю. Три, нет, четыре раза я в полной темноте вставал на колени, вытаскивал из-под кровати за кучей журналов коробку, открывал и доставал её, вот как сейчас. В руке она легче, чем можно было подумать. В конце концов, вес – понятие исключительно психологическое.
– Не смей её ронять.
Некоторые сравнивают их с зелёными сосновыми шишками, даже по весу они близки к тем самым настоящим зелёным шишкам, пахнущих лесом, если использовать этот образ, а я ни разу не встречал лучше, слива мне не нравится, а шишка меня устраивает. Сосновая шишка с небольшим алюминиевым кольцом, банка металлического коктейля со стальным наконечником.
Я кладу её в карман куртки, и когда иду по улице, держу руки в карманах, это меня успокаивает. Пора спускаться.
Через маленькое окошко лестничной клетки, выходящего к задам здания, залетают листья козьего дерева, принесённые ветром.
Сеньор Роша со второго этажа полз на четвереньках вверх по лестнице и напугал нас, когда мы наткнулись на него на лестничной площадке, вусмерть пьяного с широко открытыми неподвижными глазами. Когда он скончался, дочь соседки продолжала делать ему непрямой массаж сердца, потому что она собиралась стать врачом, но тогда им ещё не стала, но как бы там ни было, в тот раз он действительно был по-настоящему мёртв. У жены сеньора Роша были рыжие волосы, и к концу она питалась только бутербродами с ветчиной или сыром, которые были разбросаны по всей квартире: в каждой комнате валялся надкусанный бутерброд, или два-три – бутербродная инсталляция. Иногда она звонила в полицию, она выглядывала в окно и была уверена, что наркоторговцы собираются похитить её и увезти на красной машине, возможно, именно этого она и хотела. Сын, инженер путей сообщения, как отец, приходил домой таким пьяным, что проходил мимо нашего дома прямиком в Сенфинскую эвкалиптовую рощу. Поняв ошибку, он поворачивал назад, но снова промахивался, на этот раз двигаясь в сторону платанов Руссиу, на потеху себе и нам.
– Вон он идёт.
Одно из исторических имён жителей города, согласно одному очень интересному краеведческому справочнику это – «зюзя». «Алкоголик» и «пьяница» – научные термины. Алкоголик – это алкоголик, а вот зюзя значит вялый, грязный, промокший человек. Об импотенции никто не говорит, как-то стыдно, но ноги растут оттуда.
Когда-то в прошлом зюзя потерял твёрдый звук, а слово, должно быть, потеряло свою твёрдость в бокале вина, никто больше его не видел. Если хочешь начать здесь бизнес, открой кабак, всегда найдётся место для алкашей.
В другом издании начала ХХ века можно встретить такое уточнение, цитирую: «стоит на страже и стучит своей булавой», «он так силён, что даже солнце перед ним робеет».
Я – стою на страже. Это вдохновляет.
На втором этаже супружеская пара ссорится из-за того, что первое слово их сына не «папа», а «дерьмо». Так как он не умел произносить «рррррр», то в процедурном кабинете он:
– Демо, демо, демо!
Однажды тёплой ночью какой-то пьянчуга прислонился к ставням первого этажа и завывал часами:
Ливия, ты меня не любишь, Ливия,
я знаю, что ты меня не любишь, Ливия,
почему ты меня не любишь, Ливия?
Люблю Ливию, люблю Ливию-ю-ю… люблю-ю-ю…
Зэ Карлуш наверняка слышал серенаду, потому что он был не глухой, у него ведь был синтезатор.
Вина за её жизнь не только его вина.
Есть много форм любви, не все из них целесообразны. Он выбрал свою. Играл на синтезаторе, натягивал цепь.
Последние три ступеньки, не споткнись, и выход, дверь клак! замок электрический, цветут рододендроны, белые и розовые (кипячение их листьев даёт ядовитый отвар, говорит травница из Сенфима).
* * *