Читать книгу Прежде чем я усну - С. Дж. Уотсон - Страница 7

Часть вторая
Дневник Кристин Лукас
Понедельник, 12 ноября

Оглавление

Часы только что пробили четыре, начинает темнеть. Пока Бен не вернулся, я пишу и перечитываю написанное, прислушиваясь, не зашумит ли его машина. Обувная коробка стоит на полу, у моих ног, из нее торчит бумага, в которую был завернут дневник. Когда Бен придет, я спрячу дневник в шкаф и скажу ему, что отдыхала. Это ложь, но вполне невинная, ведь нет ничего ужасного в том, что я хочу сохранить в тайне свои записи. Я должна записывать то, что вспоминаю. То, что узнаю. Но это не значит, что я хочу, чтобы кто-то – кто бы то ни был – это прочитал.

Сегодня я встречалась с доктором Нэшем. Мы сидели напротив друг друга, по обе стороны его рабочего стола. За его спиной стояла картотека, на которой покоилась модель черепа, разрезанного пополам, словно апельсин. Доктор спросил меня, как мои успехи.

– Хорошо, – ответила я. – Кажется.

Это был непростой вопрос, ведь я четко помнила только события нескольких часов с момента своего пробуждения. Я «познакомилась» с мужем словно в первый раз, хотя знала, что это не так: мне позвонил доктор Нэш и рассказал про дневник. А после обеда он заехал за мной и привез в свой офис.

– Я записывала все в дневник, как вы сказали. С прошлой субботы.

Он явно обрадовался:

– И как вам кажется, это идет вам на пользу?

– Думаю, да, – ответила я.

И я рассказала ему о своих воспоминаниях. О женщине на вечеринке, о том, как узнала о болезни отца. Пока я рассказывала, он делал какие-то пометки.

– А сейчас вы помните все эти события? – спросил он. – А сегодня утром помнили?

Я не отвечала. Честно говоря, я не помнила. Разве что очень смутно. Утром я прочитала свои субботние записи: как мы с мужем позавтракали, как отправились на Парламент-хилл. Все это казалось чистым вымыслом, не имеющим ко мне никакого отношения, и я стала читать и перечитывать один и тот же отрывок, стараясь как бы «закачать» его в память. Это заняло у меня больше часа.

Я читала то, что рассказал мне Бен: как мы встретились, как поженились, как жили… И ничего не чувствовала. Однако другие вещи задевали меня гораздо сильнее. Моя подруга. Я не помнила подробностей – вечеринки, фейерверка, нашего пребывания на крыше, встречи с парнем по имени Кит, – но воспоминание о ней еще теплилось во мне, и сегодня утром стали всплывать какие-то новые детали. Ее дерзкая рыжая шевелюра, одежда – всегда только черная, ремень с железной пряжкой, алая помада, ее манера курить так, как будто это самое офигительное занятие на свете. Я не помнила ее имени, зато вспомнила, как мы познакомились.

Комната была затянута сигаретным дымом, сквозь который раздавались звон и треск игровых одноруких бандитов и мурлыканье музыкального автомата. Я попросила у нее прикурить, она дала зажигалку, потом представилась и пригласила присоединиться к ее компании. Мы пили водку, пиво, а потом в туалете она держала мои волосы, пока я блевала и блевала в унитаз.

– Ну, подруга, похоже, мы с тобой закорешились! – воскликнула она со смехом. – Не с каждой я готова на такое!

Я поблагодарила ее, неизвестно за что, и вдруг выпалила:

– А у меня отец умер, – как будто это что-то объясняло.

– Черт!.. – сказала она и, мгновенно перейдя, как она прекрасно умела, от пьяной бесшабашности к деятельному участию, увела меня в свою комнату.

Мы ели тосты, пили крепкий кофе, слушали музыку и вели разговоры про жизнь, пока не начало светать.

Картины были развешены у нее по стенам, стояли за спинкой кровати, по всей комнате валялись альбомы для рисования.

– Ты художница? – спросила я.

– Поэтому я и очутилась в универе, – кивнула она.

Я вспомнила, что она говорила о факультете изящных искусств.

– Наверное, стану училкой, как все, но пока можно позволить себе помечтать, верно? – (Я рассмеялась.) – А ты, чем ты занимаешься?

– Английским.

– Ага! – воскликнула она. – Значит, будешь писать романчики или учить детишек? – Она рассмеялась, беззлобно, но все-таки я не стала откровенничать про рассказ, над которым сегодня работала.

– Не знаю. Думаю, в этом мы похожи.

Она снова рассмеялась и произнесла:

– Ну тогда за нас!

Мы чокнулись кружками с кофе, и я почувствовала, впервые за многие месяцы, что все непременно будет хорошо.

Я все это вспомнила. Я чувствовала изнеможение после огромного усилия воли, направленного на то, чтобы вытащить из недр памяти все до единой подробности и запустить механизм. Но где же воспоминания о моей жизни с мужем? Никаких следов. Перечитывание его рассказа не вызвало во мне никакого отклика. Только ощущение, что не было не только прогулки на Парламент-хилл, но и ничего того, о чем он мне там рассказал.

– Я помню какие-то вещи, – сказала я доктору. – Из юности, из того, что вспомнила вчера. Они во мне живы. Я вспоминаю все новые подробности. Но я совершенно не помню, что делала вчера. Или в прошлую субботу. Я могу попытаться визуально воссоздать то, что прочитала в дневнике. Но я знаю, что это не воспоминание. Что я просто это представляю.

Доктор Нэш кивнул:

– Вы помните, что происходило, например, позавчера? Может быть, какой-нибудь эпизод? Как вы провели вечер?

Я вспомнила, что записала все про то, как мы ложились спать. И ощутила себя виноватой. Виноватой в том, что, несмотря на всю доброту Бена, не могу спать с ним.

– Нет, не помню, – соврала я.

Я подумала, может, раньше он делал какие-то попытки, чтобы я растаяла, чтобы позволила любить себя? Цветы, шоколад? Может, ему приходилось каждый раз устраивать «романтические прелюдии», как в первый раз? Бедняжка, я представила, какая непростая для него задача каждый раз «соблазнять». Он ведь не может поставить песню, под которую мы танцевали на нашей свадьбе, или приготовить то самое блюдо, которое мы ели в наш первый ужин наедине, потому что я просто их не помню. В конце концов, я его жена и он не должен каждый раз уговаривать меня заняться любовью, как будто это происходит в первый раз.

Но бывает ли, что я позволяю ему заниматься со мной любовью или даже сама этого хочу? Бывает ли, что я просыпаюсь утром и знаю о нем достаточно, чтобы во мне пробудилось настоящее желание?

– Я совсем не помню Бена, – сказала я. – Я снова испугалась его сегодня утром.

– А вам бы хотелось? – спросил он и снова кивнул.

Вот это вопрос!

– Ну конечно! – воскликнула я. – Я хочу вспомнить свое прошлое. Хочу узнать, кто я. И кто мой муж. Ведь это так важно.

– Понимаю, – перебил он, помолчал, затем оперся локтями о столешницу и сложил руки в замок, будто проигрывая в голове, что мне сказать, или подбирая верные слова. – То, что вы рассказали, вселяет надежду, – начал он. – Все говорит о том, что ваши воспоминания не утрачены полностью. Вся проблема не в хранилище, а в доступе к нему.

Я переварила его слова и спросила:

– То есть мои воспоминания на месте, только я не могу до них добраться?

– Можно и так сказать. Да, – улыбнулся он.

Я ощутила отчаяние. Тоску.

– Но как же мне вспомнить больше?

Он откинулся на спинку стула и заглянул в свои записи.

– Скажите, на прошлой неделе – в тот день, когда я дал вам блокнот, – вы записали, что я показал вам фотографию дома, где вы жили в детстве? Я тогда отдал ее вам.

– Да. Записала, – ответила я.

– Вы вспомнили намного больше после того, как увидели фотографию, чем когда я просто просил вас описать ваш родной дом. – Он помолчал. – Впрочем, это неудивительно. Но мне интересно, что произойдет, если я покажу вам снимок из того времени, которого вы не помните. Интересно, вспомните ли вы что-нибудь по снимку.

Я сомневалась, не зная, куда приведет эта новая тропинка, но в то же время понимала: вообще-то, выбора у меня нет.

– Хорошо, – согласилась я.

– Прекрасно! Тогда сегодня мы посмотрим еще один снимок. – Он вытащил какую-то фотографию из файла, потом обошел стол и сел на стул рядом со мной. – Сначала вопрос: вы помните что-нибудь о вашей свадьбе?

Я заранее знала ответ: нет, не помню. Положа руку на сердце, я была уверена, что никакой свадьбы с мужчиной, которого я утром увидела в своей постели, вообще не было.

– Нет, – сказала я. – Не помню.

– Совсем ничего?

– Нет, – помотала я головой.

Он положил передо мной фотографию.

– Здесь вы поженились, – сказал он, похлопав по ней.

На снимке была церковь. Маленькая, невысокая, с миниатюрным шпилем. Никогда ее не видела.

– Ну что?

Я закрыла глаза и попыталась очистить сознание. Вижу реку. Мою подругу. Пол из черно-белой плитки. И все.

– Ничего. Я не помню, чтобы видела эту церковь.

Он был разочарован.

– Вы уверены?

Я снова закрыла глаза. Чернота. Я попыталась припомнить день своей свадьбы. Какие были мы с Беном, он в костюме, я в белом платье, как мы стояли на траве у церкви… Но все было тщетно. Меня охватила печаль. Как любая невеста, я, должно быть, готовилась к свадьбе несколько недель, выбирала платье, с нетерпением ждала примерок, заранее вызвала парикмахера, продумывала макияж. Я представляла, как мучилась с меню, как выбирала псалмы для церкви, цветы, как старалась поверить, что этот день превзойдет все мои ожидания. А теперь я даже не могу понять, как все прошло. Словно кто-то украл у меня все, ничего не оставив. Ничего, кроме мужчины, за которого я вышла.

– Нет. Я ничего не могу вспомнить.

Доктор убрал фотографию.

– Согласно данным, полученным при вашем первичном лечении, вы поженились в Манчестере, – сказал он. – Это церковь Святого Марка. Фотография свежая – другой в моем распоряжении не было. Но думаю, она выглядит примерно так же, как в то время.

– Фотографий с нашей свадьбы не сохранилось, – сказала я. Это был и вопрос, и утверждение.

– Нет. Все сгорели. Во время пожара в вашем доме вроде бы.

Я кивнула. Слова доктора как будто придали дополнительный вес этому факту. Как будто авторитет доктора Нэша был для меня намного весомее, чем все старания Бена.

– А когда я вышла замуж?

– Где-то в середине восьмидесятых.

– До несчастного случая.

Доктору было не по себе. Интересно, говорила ли я с ним когда-нибудь про аварию, из-за которой лишилась памяти?

– Так вы знаете, что привело к вашей амнезии?

– Да, – ответила я. – Я спросила об этом Бена. Позавчера. И он мне рассказал. Все это я записала в дневнике.

Доктор кивнул:

– И что вы теперь чувствуете?

– Не знаю. Я ведь не помню самой аварии, так что не ощущаю ее реальности. Я вижу только ее последствия – во что я превратилась. Я понимаю, что должна ненавидеть того, кто это сделал. Особенно учитывая, что его не поймали и он так и не был наказан за преступление. За то, что сломал мне жизнь. Но, как ни странно, я этого не чувствую. Я не могу представить себе этого человека, вообразить, как он мог выглядеть. Его как будто не было.

Он казался разочарованным.

– Вы так думаете? Что ваша жизнь разрушена?

– Да, – помолчав, ответила я. – Да, я так думаю. – (Доктор молчал.) – Разве я не права?

Не знаю, какой реакции я от него ожидала. С одной стороны, мне ужасно хотелось, чтобы он стал разубеждать меня, доказывать, что у меня вся жизнь впереди. Но он не стал. Вместо этого он посмотрел мне прямо в глаза. Только сейчас я заметила, какие у него потрясающие глаза: синие, со стальным оттенком.

– Мне так жаль, Кристин, – произнес он. – Так жаль. Но я делаю все, что в моих силах, и думаю, что смогу вам помочь. Серьезно. Пожалуйста, верьте мне.

– Я верю, – сказала я. – Верю!

Я сидела, положив руку на стол, и он накрыл ее своей. Ладонь у него была тяжелая, горячая. Он сжал мои пальцы, и мне вдруг стало неловко и за него, и за себя. Я взглянула на него, его лицо выражало грусть, и только; я поняла, что это был просто порыв, молодой мужчина утешал стареющую женщину. Не более того.

– Прошу прощения, мне надо выйти в туалет, – сказала я.


Когда я вернулась, он уже налил нам кофе, и мы молча пили его, сидя напротив друг друга. Казалось, доктор не хочет встречаться со мной глазами – он углубился в изучение своих записей, неловко ерзая на стуле. Сначала я подумала, что он стесняется того, что пожал мне руку, но наконец он взглянул на меня:

– Кристин, я хотел бы задать вам вопрос. Точнее, два вопроса. – (Я кивнула.) – Во-первых, я решил написать о вас исследование. Это совершенно необычный случай в данной области, и я думаю, придание его огласке в рамках научного сообщества принесло бы огромную пользу. Вы не возражаете?

Я взглянула на стопки журналов, которые высились справа и слева на его столе, на полках, в шкафах. Значит, таким образом он решил сделать, ну… или упрочить свою карьеру? Вот почему я здесь? Я хотела сказать ему, что нет, мне не хочется, чтобы он использовал мою историю, но в конце концов помотала головой и сказала, что не возражаю.

– Хорошо, – улыбнулся он. – Благодарю вас. Тогда второй вопрос. То есть пока это только идея. Хочу попробовать с вами кое-что новенькое. Вы не против?

– О чем вы говорите? – Мне стало не по себе, но в то же время я была рада, что он хочет поделиться со мной чем-то важным.

– Смотрите… – Он сделал паузу. – Согласно документам, поженившись, вы с Беном какое-то время жили вместе в съемном доме в Восточном Лондоне. – (Пауза. Ни с того ни с сего я услышала голос матери: «Это жизнь в грехе!» Поджатые губы, жест рукой досказали остальное.) – А потом, приблизительно через год, вы переехали в другой дом. Вы жили там довольно долго, до того дня, как произошла авария. – Он снова помолчал.


– Дом расположен сравнительно недалеко от вашего. – (Я уже догадывалась, что он собирается предложить.) – Вот я и подумал: мы могли бы съездить туда прямо сейчас, по дороге домой. Что скажете?

Что я скажу? Я сама не знала. Это был вопрос на засыпку. Я знала, что это было бы разумно, что эта поездка могла помочь в каком-то мистическом смысле, но почему-то не испытывала такого желания. Словно почувствовала, что мое прошлое таит какую-то опасность. И ехать в этот дом не стоит.

– Даже не знаю, – сказала я.

– Вы прожили там много лет.

– Знаю, но…

– Мы можем просто посмотреть на дом снаружи. Заходить необязательно.

– Заходить? – удивилась я. – Но как…

– Не волнуйтесь, – сказал доктор. – Я написал письмо нынешним хозяевам. Мы говорили по телефону. Они будут очень рады, если осмотр дома принесет какую-то пользу.

Признаться, я была удивлена таким поворотом.

– Вы серьезно?

Он покосился в сторону. Ясно, что он что-то недоговаривает. Интересно, что он пытается от меня скрыть?

– Да, – ответил он. – Кстати, не для всех пациентов я иду на такие подвиги. – Я молчала, и он с улыбкой добавил: – Кристин, я и правда думаю, что это может помочь.

Разве у меня был выбор?


По дороге я собиралась записать новые впечатления в дневник, но путь был действительно недолгий, и я как раз дочитала последнюю запись, когда мы приехали на место. Я закрыла дневник и огляделась. Дом был братом-близнецом того, в котором я проснулась утром – чуть не забыла, в котором я теперь живу, – тоже из темно-красного кирпича, с деревянной выкрашенной дверью, эркерным окном и ухоженным садиком. Разве что дом выглядел побольше, чем наш, а окно под крышей подсказывало, что там мансарда, которой у нас не было. Вот загадка: зачем надо было переезжать на каких-то пару миль практически в такой же дом? Но потом до меня дошло: это было бегство от воспоминаний. Воспоминаний о счастливом времени, до роковой аварии, когда нам было хорошо и мы жили обычной жизнью. А ведь Бен сохранил их, пусть даже только он.

И тут меня посетила надежда, что дом поможет мне что-нибудь вспомнить. Разбудить прошлое.

– Я хочу войти, – сказала я.


Здесь я остановлюсь. Я хочу дописать, но все это слишком важно, и мне не хотелось бы торопиться, а Бен должен вернуться с минуты на минуту. Он и так задерживается. Уже стемнело, тишину улицы периодически нарушает шум мотора. Я слышу, как к домам подъезжают машины, одна за другой, скоро и Бен будет здесь. Лучше я пока прервусь и спрячу дневник понадежнее, в самую глубину шкафа.

Продолжу позже.


Я как раз накрывала коробку крышкой, когда пришел Бен – в двери повернулся ключ. Он вошел, сразу позвал меня, я крикнула, что спускаюсь. Хотя я спешила, но постаралась хорошенько спрятать коробку. Потом я тихонько прикрыла дверь шкафа и пошла вниз.

Вечер был напряженный. Пока мы ужинали, я думала, может, мне удастся вернуться к дневнику перед мытьем посуды. Но увы! Зато пока мыла посуду, мне пришла в голову мысль разыграть мигрень. К счастью, когда я закончила прибираться в кухне, Бен сказал, что ему нужно поработать в кабинете. Я вздохнула с облегчением и сказала, что иду спать.

Я и правда забралась в постель. Мне слышно, как Бен щелкает по клавишам компьютера – какой приятный, успокаивающий звук! Я уже перечитала то, что написала до прихода Бена, и снова живо представила, как стояла сегодня перед домом, в котором некогда жила. Теперь я могу все подробно записать.


Все случилось на кухне…

Доктор позвонил в дверь – очень резкий звонок, – и хозяйка дома Аманда, в блузке кремового цвета, с золотыми украшениями, тут же открыла дверь. Она пожала руку доктору Нэшу и кивнула мне с выражением жалости, смешанной с восхищением.

– О, вы, должно быть, Кристин! – воскликнула она, склонив голову чуть набок и протянув мне руку с идеальным маникюром. – Прошу вас! – Закрыв входную дверь, она представилась и добавила: – Вы можете оставаться здесь столько, сколько нужно. Договорились?

Я кивнула и огляделась. Мы стояли в ярко освещенной прихожей, устланной ковром. Поток солнца падал сквозь панорамное окно прямо на букет алых тюльпанов на декоративном столике. Молчание было долгим и неловким.

– Дом прелестный, – наконец произнесла Аманда, и на миг мне показалось, что мы с доктором Нэшем – потенциальные покупатели, а она – риелтор, умело ведущий переговоры. – Мы купили дом почти десять лет назад. Мы его обожаем. Он такой светлый! Не хотите пройти в гостиную?

Мы последовали за хозяйкой. Гостиная была большая, обставленная со вкусом. Но я не ощущала ничего, никакого смутно знакомого чувства. Это могла быть комната в любом доме, в любом городе.

– Большое спасибо, что разрешили нам посмотреть дом, – сказал доктор Нэш.

– О, ну что вы! – воскликнула женщина с забавным смешком.

Я подумала: она, наверное, катается верхом или любит возиться с цветами.

– Вы многое изменили в доме с тех пор, как въехали? – поинтересовался доктор.

– Не очень, – ответила она. – Так, кое-что.

Я бросила взгляд на шлифованный паркет и белые стены, на светло-бежевый диван, современные картины на стенах. Представила дом, откуда уехала утром, – и поняла, что он ничуть не похож на этот.

– Вы помните, как здесь все было, когда вы переехали? – спросил доктор Нэш.

– Не очень хорошо, к сожалению, – вздохнула Аманда. – На полу был ковролин, песочного цвета кажется. А на стенах обои. Насколько я помню, в полоску.

Я попыталась представить комнату, которую она описала. Ничего.

– Тут был камин, мы его убрали. А теперь я жалею. Он бы добавил уюта.

– Кристин, – позвал доктор Нэш, – что-то вспоминаете? – (Я покачала головой.) – Может, имеет смысл пройтись по всему дому?

Мы пошли на второй этаж. Там были две комнаты.

– Джайлз часто работает дома, – проговорила Аманда, когда мы заглянули в первую; бо́льшую часть комнаты занимали письменный стол, картотека и книги. – Кажется, у прежних хозяев здесь была спальня. – Она взглянула на меня, но я ничего не сказала. – Эта комната чуть больше, чем вторая, но Джайлз не может здесь спать: она выходит прямо на дорогу. – Аманда помолчала. – Он архитектор. – (Я тоже молчала.) – Какое совпадение, – продолжала хозяйка. – Муж купил этот дом тоже у архитектора! Мы познакомились с ним, когда приехали смотреть дом. Джайлз сразу с ним подружился. Уверена, нам удалось сбить цену на несколько тысяч исключительно из-за общности интересов. – (Еще одна пауза. Не знаю, может, она ждала благодарности.) – Джайлз открывает собственное бюро.

Архитектор, подумала я. Архитектор, а не учитель, как Бен. Наверное, Бен продал дом не этим людям. Я попыталась представить кровать вместо стола со стеклянной столешницей, обои и ковер вместо деревянных панелей и выкрашенных в белый цвет стен.

Доктор Нэш повернулся ко мне:

– Ну что?

Я снова помотала головой:

– Ничего. Я ничего не могу вспомнить.

Мы зашли во вторую комнату, потом в ванную. Во мне ничего не щелкнуло, и мы вернулись вниз, на кухню.

– Может быть, все-таки выпьете чая? – спросила Аманда. – Я буду рада. Все уже готово.

– Нет, спасибо, – ответила я.

Помещение было нарочито простым. Резкие линии. Техника белая, хромированная. Рабочая поверхность напоминала цементный блок. Единственным цветным пятном была широкая ваза с лаймами.

– Наверное, мы уже скоро пойдем.

– Да, конечно, – сказала Аманда.

Ее активная готовность помочь уступила место разочарованию. Мне даже стало неловко. Она явно рассчитывала, что визит к ней станет чудом, которое меня исцелит.

– Могу я попросить стакан воды? – попросила я.

Она тут же просияла:

– Ну конечно! Позвольте, я налью!

Она протянула мне стакан с водой, и в ту самую секунду, в тот миг, когда я взяла у нее стакан, это произошло.

Аманда и доктор исчезли. Я была одна. На столе, на овальном блюде, влажно поблескивала разделанная тушка рыбы. Я услышала чей-то голос. Мужской голос. Мне показалось, что он принадлежит Бену, но лет на тридцать моложе.

– Белого вина открыть? – крикнул он. – Или красного?

Я обернулась и увидела, как он входит в кухню. В ту самую кухню, где я только что стояла рядом с Амандой и доктором Нэшем. Правда, стены теперь были другого цвета. В каждой руке Бен держал по бутылке вина, это был тот же, знакомый мне Бен, но очень стройный, почти без седины и с усиками. И он был голый. Его член был возбужден и забавно подпрыгивал при каждом шаге. У него было гладкое, молодое тело, мышцы груди и рук четко очерчены, и меня просто захлестнуло желание. Я судорожно вздохнула – и рассмеялась.

– Ну что, белого? – Он тоже рассмеялся, затем поставил бутылки на стол и подошел вплотную ко мне.

Он крепко обнял меня, я закрыла глаза, мой рот невольно приоткрылся, и я стала жадно целовать его, тут же почувствовала, как его член уперся мне между ног, и обхватила его рукой. Но даже в тот момент, когда мы целовались, я думала про себя: «Я должна запомнить эти ощущения. И записать все подробно. Я обязательно все запишу».

Я вся подалась к нему, он начал раздевать меня, пытался расстегнуть молнию на платье…

– Ты что! – сказала я. – Не надо… – Но, произнося эти слова, пытаясь остановить его, я в то же время точно знала, что еще никогда так не хотела ни одного мужчину. – Идем наверх, – прошептала я. – Быстро!

Мы пошли на второй этаж, на лестнице он сорвал с меня остатки одежды, и вот мы уже в спальне с серым ковролином и обоями с синим рисунком… И все это время я продолжала думать: вот что я должна описать в своем новом романе, я должна запомнить свои ощущения.

Тут я споткнулась. Раздался звук разбитого стекла, и видение испарилось. Словно пленка с фильмом прокрутилась до конца, на экране запестрели помехи, точки, беспорядочные тени. Я открыла глаза.

Я стояла на том же месте, на кухне, но передо мной снова был доктор Нэш, чуть поодаль Аманда, оба не сводили с меня тревожных, испуганных глаз. Это я разбила стакан с водой.

– Кристин, с вами все в порядке? – спросил доктор Нэш.

Я молчала. Я не знала, что должна чувствовать. Ведь сейчас впервые я по-настоящему вспомнила своего мужа.

Я снова закрыла глаза и попыталась вернуть эту сцену. Тушка рыбы, вино, мой муж, усы, его нагота, болтающийся пенис – но ничего не вышло. Воспоминание исчезло, испарилось, словно его и не было, словно настоящее поглотило его без следа.

– Да, – ответила я. – Все в порядке…

– Что случилось? – перебила Аманда. – Что с вами?

– Я кое-что вспомнила.

Руки Аманды взметнулись ко рту, на лице восторг.

– Правда?! Как замечательно! – воскликнула она. – Что же вы вспомнили?

– Прошу вас… – вмешался доктор, шагнул вперед и взял меня за руку; разбитый стакан хрустнул у него под ногами.

– Своего мужа. Я вспомнила своего мужа.

Аманда была явно разочарована. Казалось, она хочет сказать: и это все?

– Доктор Нэш, я вспомнила Бена! – Меня начало трясти.

– Отлично, – сказал он. – Отлично! Потрясающе!

Мы все вместе вернулись в гостиную. Я опустилась на диван. Аманда принесла мне горячего чая и тарелку с печеньем. Конечно, она не понимает, думала я. И не может понять. Я ведь вспомнила Бена. И себя, совсем молодую. Как мы с ним были вместе. Теперь я знаю, что у нас была любовь. Мне не нужны другие доказательства. То, что я увидела, было так важно! Вряд ли эта женщина когда-нибудь испытает подобное.

Всю обратную дорогу домой у меня было приподнятое настроение. Я была заряжена какой-то нервической энергией. Я смотрела на мир вокруг – незнакомый, загадочный, чужой, – но он таил для меня не угрозу, а море возможностей. Доктор Нэш сказал, что, по его мнению, это очевидный прогресс. Он просто сиял. «Прекрасно! – все повторял он. – Прекрасно!» Я не была уверена, о чем он говорит: о моем прорыве или о самом себе, о своей карьере. Он сказал, что хочет, чтобы я прошла сканирование, и, почти не думая, я согласилась. Он дал мне мобильный телефон, сказал, что это бывший телефон его девушки. Он был не такой, как тот, что я получила от Бена. Поменьше, и, чтобы открыть кнопки и экранчик, надо было сдвинуть крышку вверх. «Будет запасной, – сказал он. – Звоните в любое время. Когда посчитаете нужным. И носите его с собой. Я буду звонить на него, чтобы напоминать про ваш дневник». С тех пор прошло несколько часов. И я успела понять: он дал его, чтобы иметь возможность звонить мне без ведома Бена. Он открыто об этом сказал: «Вчера я позвонил, и трубку снял Бен. Это не очень удобно. Так нам будет проще». И я не стала задавать новых вопросов.

И все же главное: я вспомнила Бена. Вспомнила, что любила его. И может быть, сегодня ночью, когда мы ляжем в постель, я постараюсь загладить свой вчерашний отказ. Теперь меня переполняют эмоции. Мне хочется жить.

Прежде чем я усну

Подняться наверх