Читать книгу На краю бездны - С. Дж. Уотсон - Страница 10

Хоуп-коттедж – и еще три-четыре практически неотличимых друг от друга кирпичных здания – стоит чуть в глубине вымощенной брусчаткой старинной площади в конце Слейт-роуд, добраться до которой можно только через узенький, изогнутый под прямым углом проулок. Море здесь так близко, что я чувствую на языке соленый привкус. Это идеальное жилье, скромное, но уютное, со всем, что мне необходимо. Уединенное убежище, где я могу скрыться от всех.

Внизу располагаются кухня и гостиная с низенькими диваном и креслом и ковром с орнаментом в виде морской травы на полу. В одном углу стоит телевизор, слева от него на стене круглое зеркало, а в противоположном углу, у двери, висит барометр, стрелка которого, по всей видимости, навечно застыла между «дождем» и «бурей». Наверху спальня и ванная. Отделан интерьер с большим вкусом: в кремовых и серых тонах, с небрежно разбросанными там и сям подушками контрастных цветов, кучей покрывал на кровати, открыточными черно-белыми фотопейзажами в рамках на стенах. На некоторых снимках запечатлена женщина – судя по всему, сама Моника. На одном она сидит на фоне фотографического задника вполоборота к камере, с улыбкой глядя в объектив, на другом она снята у лодочного спуска, окруженная стайкой ребятишек, а две девочки стоят чуть поодаль. Лучшие подруги.

Я наливаю себе черный кофе и жадно пью. Он горчит, но, едва допив первую чашку, я наливаю вторую. Я тут уже третий день и толком не могу спать. В деревне все осталось прежним, и в то же время неуловимо изменилось, будто давний знакомый переоделся в другой наряд. Но людей на улицах больше, чем я ожидала. Я вижу, как они ходят по магазинчикам, поднимаются на холм, отдыхают на скамейках у кромки воды. Нет, тут не оживленно и уж точно не толпы, но улицы совсем не так безлюдны и пусты, как я боялась. И видеосюжетов на наш сайт загружают больше, чем я смела надеяться, и я собственными глазами несколько раз видела, как люди что-то снимали. Все будет хорошо. Иначе и быть не может.

Я перебираю в памяти вчерашние ролики: мужчина просыпается, жена вручает ему открытку и поздравляет с днем рождения. Девчушка бежит по пляжу во весь дух, потом спотыкается и падает. Пожилая женщина в доме престарелых. Девушки компанией едят жареную рыбу с картошкой у края воды. Особенно меня зацепил один ролик, хотя в дело его пустить, пожалуй, не получится. Девочка-подросток стоит на лодочном спуске рядом с «Кораблем на мели» в хмуром свете дня, глядя на волны. Она хватается за поручень и начинает медленно перебираться через него. Цепляется за металлический прут, а потом, театрально взмахнув руками, падает. Кажется, что она бросается в воду, и мне мгновенно приходит на ум Дейзи. Я почти готова поверить, что это она, хотя Дейзи не могла прыгнуть с этого места, там до пляжа всего-то несколько футов. Но что делает эта девочка? Я внимательно смотрю, как она появляется вновь и со смехом взбегает по лодочному спуску. Камера берет ее лицо крупным планом, и она ухмыляется, как бы говоря: «Ну что, получилось снять? Я молодец?», и я понимаю, что она просто дурачится.

Мои мысли перескакивают на Дейзи, а с нее на Зои. Если не считать Гэвина, никто о них не упоминал, но я сама провела небольшое расследование. Я погуглила Дейзи, но на этот раз копала тщательней. Все случилось под самое Рождество; она прыгнула со скалы на рассвете без малого десять лет назад. Дома, в трейлере, в котором она жила, всю ее одежду и вещи потом нашли нетронутыми, в том виде, в каком она их оставила. Пару дней спустя волны вынесли в нескольких милях дальше по побережью ее кроссовок, а вскоре и то, что осталось от куртки. Тело так и не обнаружили, поэтому формально она до сих пор считается пропавшей без вести, хотя не может быть практически никаких сомнений в том, что она покончила с собой. Ни у кого не нашлось оснований считать, что к исчезновению причастен кто-то еще.

А вот с Зои Персон дело обстоит совершенно иначе. Она исчезла поздней весной чуть больше трех с половиной лет назад. Вечером была – а наутро пропала. Родители, обнаружив пустую постель, решили, что она сбежала на свидание, но она так и не вернулась. Ну сбежала и сбежала; никто даже не заикнулся о самоубийстве, никто не считает, что ее похитили. Почему же тогда – во всяком случае, если верить Гэвину – «некоторые» полагают, что между двумя этими происшествиями существует связь?

Допиваю кофе и иду за пальто и камерой. Сидя тут, ничего не разузнаешь.

Я протискиваюсь сквозь узкий проход и оказываюсь на Слейт-роуд. В деревне более-менее безлюдно. Рядом с лодочным спуском в одиночестве сидит мужчина, а чуть впереди, возле паба, группка девушек оккупировала одну из скамеек. Курят, должно быть, хотя я слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Больше никого не видно. Я быстро записываю на камеру эту сцену и иду дальше.

На лодочном спуске я снимаю чаек, которые кружат над омаровыми садками, то резко пикируя, то вновь взмывая ввысь. Облепленные водорослями веревки хлопают на ветру. Я снимаю «Корабль на мели». «Корабль», как его называют местные, – сувенирные лавки, книжный магазин, который обнаружился в одном из переулков. Потом снимаю маяк и делаю себе мысленную зарубку вернуться сюда ночью. За пабом береговая линия, круто изгибаясь, образует мыс, который вдается в залив, – Скалы, так Гэвин его назвал, – и там, на этом мысу, стоит черный дом. Блафф-хаус. Его я тоже снимаю, потом решаю подняться по крутой тропке вверх, на парковку.

Внимательно глядя под ноги, чтобы не поскользнуться на обледенелых участках, я стараюсь по возможности использовать ступеньки и то и дело останавливаюсь перевести дух и запечатлеть вид. Потом окидываю взглядом горизонт и снимаю далекие деревья, гнущиеся на ветру. Здесь, наверху, воздух кажется менее густым и мне легче дышать. Я поворачиваю налево, миную парковку и деревенскую администрацию. Справа располагаются овощная лавка и почтовое отделение с примыкающим к нему благотворительным магазинчиком. И там, и там продаются открытки практически в одинаковом ассортименте, и я заглядываю внутрь, чтобы посмотреть, нет ли среди них такой же, какую прислали Дэну. Теперь я уверена, что она пришла из Блэквуд-Бей, и хотя я в красках рисую себе, как выхожу на след, на этот раз мне не везет. На открытках в изобилии представлены виды деревни и ее окрестностей, изображения паба многие столетия назад, но той самой среди них нет. Надо продолжать поиски.

Через дорогу находится сквер, и я, с усилием толкнув калитку, захожу в него. Он совсем малюсенький, по сути, всего лишь детская площадка, несколько качелей и горка, да еще крошечная эстрада посередине, но зато отсюда открывается отличный вид на деревню и на бухту. Вдали виднеется Блафф-хаус, безмолвный и безжизненный. Он чем-то неодолимо притягивает меня, я чувствую связь с ним даже отсюда. В этом есть нечто гипнотическое, он как черная дыра у самого моря, которая засасывает в себя все, даже солнечный свет. Меня вдруг охватывает необъяснимая уверенность, что это именно то место, откуда спрыгнула Дейзи.

Я заставляю себя оторваться от дома и скольжу взглядом дальше. Вдалеке, еле различимый за водной гладью, виднеется соседний городок. Молби. По сравнению с Блэквуд-Бей просто мегаполис. Там крупные жилые массивы, новостройки с аккуратными лужайками и дорогими машинами, припаркованными в проездах. Там школы, супермаркеты, рестораны быстрого питания, а также крохотный кинотеатр и одинокий ночной клуб. С таким же успехом мог быть расположен и в миллионе миль отсюда.

Я решаю выпить чего-нибудь горяченького, прежде чем вернуться в Хоуп-коттедж. В середине Слейт-роуд я заметила кафе и теперь туда направляюсь. Я переступаю порог, и дверь за мной с грохотом захлопывается. Это натуральная забегаловка: клеенчатые скатерти, мисочки с кубиками кускового сахара в бумажных обертках, яйца и жареная картошка, чай, который подают в щербатых кружках. Свободных столиков более чем достаточно. На стойке в глубине зала помаргивает миниатюрная новогодняя елка; на конце каждой ее синтетической ветки мигает пошлый светодиод. Я заказываю кофе у женщины, которая стоит за стойкой в безупречно-белом фартуке и затемненных очках. Ей лет, наверное, сорок с небольшим, ее слишком рано поседевшие волосы коротко подстрижены – с этой стрижкой пикси выглядит она очень стильно.

Не успеваю я усесться за столик со своим кофе, как дверь распахивается и входит мужчина в прорезиненной куртке. Он невысокий, лишь немногим выше меня, и крепко сбитый. Небрит, а его длинные волосы в художественном беспорядке. Он заказывает сэндвич с беконом, и, когда оборачивается, чтобы выбрать столик, наши взгляды едва не встречаются, но тут он замечает какого-то парня, сидящего в углу, и подходит к нему поздороваться. Потом берет журнал и устраивается с ним в ожидании еды. Его лицо кажется мне знакомым, хотя и смутно, но я никак не могу сообразить, где же его видела. Может, в одном из роликов с моего сайта? Как бы то ни было, в его облике есть что-то магнетическое; хотя особенно привлекательным его не назовешь, он обладает особой энергетикой, от него исходят флюиды, притягивающие взгляд. Я утыкаюсь обратно в свой кофе, но уже поздно. Он заметил, как я на него таращилась.

– Славный сегодня денек, – произносит он, и я вновь смотрю на него.

Он широко улыбается, но глаза у него странные, пугающие: один темнее другого и слегка подергивается. Он откладывает в сторону журнал:

– Погостить приехали?

Я говорю, что да, и добавляю:

– Кажется, здесь довольно тихо.

– Да тут чертово затишье в последнее время, – смеется он.

– Правда?

– Ага. Вы где-то тут остановились?

Я бросаю взгляд в окошко на стайку девушек, которые идут мимо, хихикая на ходу. Не знаю, зачем я разыгрываю безразличие, просто это кажется правильным.

– Ну да. Внизу, в деревне.

Он некоторое время молчит.

– Фильмом, что ли, занимаетесь?

Прежде чем я успеваю ответить, дневной свет на мгновение приглушается, и я бросаю взгляд на улицу. Мимо окна проходит одинокий мужчина, и у меня мелькает мысль, что он преследует тех хихикающих девушек, но я говорю себе, что это разыгралась паранойя, и я просто проецирую на них опыт первых дней жизни в Лондоне.

– Я заметил камеру.

Она лежит на столе рядом с сахарницей.

– Вы меня раскусили, – улыбаюсь я.

– Да я прям настоящий Шерлок Холмс, – ухмыляется он. – Видимо, я вашу машину чиню.

– Что, правда? Вы друг Гэвина?

– Угу. – Он протягивает руку через весь стол. – Брайан. Еще пара дней, и будет ваша машинка как новенькая. У нее подвеска накрылась. – Он указывает на стул напротив. – Не возражаете, если я к вам подсяду?

– Ни капли. Я Алекс.

Он подходит и опускается за мой столик. С такого расстояния до меня доносится запах его лосьона после бритья, сладковато-пряный, хотя я улавливаю и еще какую-то ноту. Возможно, кожу. Нечто темное и грязное. Он кладет на стол свой журнал, что-то про морскую рыбалку, и тут я вспоминаю, где его видела. Одна из статей о Блэквуд-Бей, которые я проглядывала в Интернете, была посвящена кампании – в конечном итоге безуспешной – за сохранение местной станции спасения на водах, и на фотографии к этой статье был он, в желтой куртке и со стопкой листовок.

– Ну и как продвигается?

– Прошу прощения?

– Я про фильм, – смеется он.

– Да нормально, – говорю я. – Мы только начали.

– И что же народ снимает?

– Всякую всячину.

Я вспоминаю вчерашние ролики. Девушка разыгрывает сцену самоубийства. Подростки перекусывают на скамеечке у паба.

– Всё уже на сайте, заходите посмотреть.

– Может, и зайду как-нибудь. А знаете, это здорово. Приятно будет наконец увидеть нашу деревню на карте.

Брайан косится на женщину за стойкой, но та усердно полирует столешницу в ожидании, когда приготовят заказ. Он понижает голос:

– Тяжело, понимаете ли, жить в такой глуши. Может, ваша программа даст людям какой-то толчок. – Он откидывается на спинку стула. – Во всяком случае, мы все на это надеемся.

– Посмотрим, что из всего этого выйдет.

Я колеблюсь. В голове звучат слова Дэна: «Попробуй-ка что-нибудь раскопать».

– Наверное, вам хочется, чтобы ваша деревня попала в новости в позитивном ключе?

Его глаза слегка сужаются.

– В каком смысле?

Я беру из мисочки сахарный кубик.

– Просто вспомнила ту погибшую девушку. Дейзи, так ее звали?

– Да, так.

– Наверное, всем пришлось нелегко. В такой-то маленькой деревне… Вы тогда тут были?

– Угу. Но я живу не здесь. Мой дом неподалеку от Молби.

– Получается, вы ее не знали?

– Знал, но совсем немного.

– Ну да, тут все близко.

Он делает глоток из своей чашки. Я прикидываю, насколько далеко можно зайти.

– Говорят, самоубийство…

– Ну, раз говорят, значит так и есть.

– Но почему?

– Пес его знает! Подростковый возраст. Может, с парнем поссорилась.

– Это же не повод сразу покончить с собой?

Он сокрушенно улыбается, и я задаюсь вопросом, есть ли у него дети. Что-то в его манере держаться подсказывает, что нет, хотя и сама не пойму, что именно. Какая-то грусть, опустошенность, которая нет-нет да и проскальзывает, несмотря на все его обаяние. Его будто что-то гнетет. Бремя упущенных возможностей и ошибок прошлого.

– Так тогда поговаривали, – произносит он, тщательно подбирая слова. – Но, по правде, думаю, сыграло роль и то, как они жили. Матери она была не слишком-то нужна. Ее другое интересовало. Выпивка. Наркотики. Вы в курсе, что они жили в трейлере?

Я киваю. Женщина за стойкой возится с радиоприемником, делая вид, что не слушает.

Я наклоняюсь вперед и понижаю голос:

– Но была же еще одна девушка, Зои? Зои Персон.

Он колеблется. Кажется, этого говорить не стоило. В конце концов, почему он должен мне доверять?

– Ну да, – соглашается он наконец, – но там совсем другое дело. Она сбежала. Это все, что я знаю.

Он ставит свою чашку на стол.

– Так вот о чем на самом деле ваш фильм?

В голосе слышатся разочарование и настороженность, и я качаю головой:

– Нет. Я просто… Просто мне стало интересно. Две девушки из одной деревни…

– Но это разные вещи, – настаивает он. – Одна сбежала. Вторая сиганула со скалы.

Я вижу, как он раздумывает, завершить разговор или нет, но, видимо, я взяла правильный тон, потому что он продолжает:

– Конечно, была еще ее подружка. Пропала без вести приблизительно тогда же, лет десять тому назад…

Меня вдруг бросает в холод.

– Кое-кто считает, что между ними что-то произошло. Поссорились, или еще что-то в этом роде. Но кто знает?

Повисает молчание. Сахарный кубик рассыпается в моих пальцах, и я рукой сметаю крошки со стола, потом устремляю взгляд за окно, в темнеющее небо.

– А мать Дейзи еще жива?

Брайан качает головой:

– Судя по тому, что я слышал, это стало для нее последней каплей. Она к тому времени и так-то уже почти спилась, а потрясение окончательно ее добило.

– А остался здесь хоть кто-нибудь, кто их знал? – спрашиваю я. – Дейзи и эту ее подружку. Кто-то, кто мог быть в курсе, что между ними произошло?

Он на мгновение задумывается.

– Может, Моника?

– Моника? Моя квартирная хозяйка?

– Так, значит, вы живете в Хоуп-коттедже?

Я киваю. Ему приносят сэндвич, завернутый в пергамент, и кофе. Он благодарит официантку.

– Попробуйте поговорить с ней, если вам так хочется, но, понимаете, жизнь есть жизнь. Нельзя вести себя так и надеяться, что все сойдет с рук.

– Как она себя вела?

Он сокрушенно улыбается:

– Могла иногда что-нибудь отчебучить. Ладно, пойду я, пожалуй. – Он весело подмигивает мне и сгребает свои вещи. – Надеюсь, еще увидимся.