Читать книгу Золотое снадобье - С. И. Гроув - Страница 14

24 февраля 1881 года

…Так и вышло, что на пятый вечер нашего пребывания на борту «Гнездышка» мы сделали открытие, позволившее оценить весь масштаб хитрости капитана Рена.

То есть я наполовину ожидала чего-то подобного, но такое!.. Истина застала врасплох и Бронсона, и меня. Мы ждали капитана в его каюте. Он, по обыкновению, пригласил нас отужинать, но на сей раз тут же стал извиняться – некое дело требовало его присутствия – и попросил нас подождать, добавив: «Ничем не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома!»

Мы с Бронсоном долго сидели молча… Последние несколько дней выдались для нас не самыми простыми. Мне делалось на борту «Гнездышка» все некомфортней, ибо я нутром чувствовала обман; Бронсон же все более подпадал под обаяние капитана Рена и его белозубой команды, пребывая в уверенности, что они суть самые добрые и компанейские ребята на всем белом свете. Предыдущим вечером мы с ним едва не поссорились из-за этого. Я настоятельно советовала мужу поменьше откровенничать с капитаном, но Бронсон только посмеялся. Я сказала, что лишь глупец так легко дает себя очаровать. Он в ответ раскритиковал мою глупую подозрительность.

Так мы и молчали, сидя за капитанским столом. Наконец я встала, быть может движимая некоторым раздражением, и, перейдя в дальнюю часть каюты, стала осматривать полки, хранившие библиотеку и навигационные инструменты капитана. Полки, заставленные книгами, неизменно напоминают мне моего дорогого брата Шадрака; рядом с ними я всегда чувствую себя как дома. Итак, я праздно вела пальцем по корешкам, украшенным сплошь неведомыми мне названиями… Можете вообразить мое изумление, когда одна надпись словно бы ответила моим мыслям: «Шадрак Элли»!

Кажется, я вскрикнула от восторга.

– Что такое? – спросил Бронсон, наконец-то соблаговолив нарушить молчание.

– У Рена тут книга Шадрака! – ответила я.

И, еще не договорив, поняла: все неправильно!

Автором действительно числился Шадрак Элли, но… Я же знала все книги, написанные братом. «Карты Калифорнии, мексиканская граница и Мексикано-американская война». Я в недоумении разглядывала обложку.

– Неужели он опубликовал что-то новое, а мне не сказал? Вряд ли автор доводится ему тезкой… Чушь какая-то!

Бронсон, подойдя, встал у меня за спиной и сам прочел название.

– Я тоже не припомню у Шадрака такой книги, – сказал он.

– То-то и оно, – тихо ответила я. – Что хоть это такое – Калифорния?

– Посмотри, где издано, – посоветовал Бронсон.

Я открыла шмуцтитул и ахнула. «Издательство братьев Робертс, Бостон, 1899».

– Да как такое возможно?.. – вырвалось у меня. – Сейчас ведь всего лишь восемьдесят первый?..

Бронсон недоуменно хмурился, разглядывая книгу. Тут распахнулась дверь каюты: вошел капитан Рен.

Он, конечно, тотчас понял: что-то случилось. Нервным движением он спрятал свой янтарный монокль, не стал ничего говорить нам, не задал никакого вопроса – просто стоял и смотрел. Я с изумлением подметила в его прищуре оттенок испуга. С чего бы?

– Капитан Рен. – Я показала ему нашу находку. – Как вышло, что у вас на полке стоит книга моего брата… которую издадут через восемнадцать лет?

Рен примирительно вскинул ладони. Тревога в его взгляде сменилась столь же беспокоящим выражением отрешенной печали.

– Пожалуйста, – проговорил он, – пожалуйста, только не волнуйтесь.

– Да как же нам не волноваться? – спросила я, наверное, чуть громче, чем намеревалась. Рука Бронсона скользнула к моей талии, стремясь поддержать. – Я пытаюсь понять, что это значит!

– Я объясню… я все объясню, – заверил нас капитан. – Вы садитесь, пожалуйста. Позвольте, я велю подать ужин и все вам расскажу.

Тогда я сказала себе: желай он нам навредить, возможностей для этого у него было без счета! А кроме того, я в самом деле жаждала объяснений.

Мы с Бронсоном вернулись за стол. Рен позвонил в колокольчик, приказал подавать ужин и по традиции налил нам по бокалу вина. Я обратила внимание: он вынул бутылку не из стеклянной горки, как обыкновенно, а из ящика стола. Она была снабжена весьма необычной, странно аккуратной наклейкой; я никогда таких не видала. Между тем капитан на несколько секунд погрузился в глубокое размышление. Бронсон же взял меня за руку и крепко сжал, ибо неожиданная находка тотчас изгладила все шероховатости, возникшие между нами.

– Вам, быть может, покажется, что я лжец, каких свет не видал, – со вздохом начал Рен. – Что ж, я в самом деле вас обманул… Прошу вас об одном: имейте в виду, мне пришлось лгать ради очень благой цели. Более того, я пошел на обман по прямому распоряжению моего правительства, правительства Лиги Энкефалонских эпох, равно как и во имя своей собственной чести.

Мы с Бронсоном обменялись взглядами, полными недоумения. В дверь постучали: прибыл наш ужин.

Рен предложил нам отведать жареной курицы с картофелем, морковью и мятным маслом. Воистину, кормили на борту «Гнездышка» отменно. Исключительное качество блюд граничило с очередной тайной: например, я так и не сумела дознаться, откуда они каждый день брали свежие овощи. Только сегодня нам с Бронсоном кусок в горло не лез. Ужин так и стыл на тарелках: мы слушали рассказ капитана.

– Я родом вовсе не с Нового Запада, – по очереди глядя нам в глаза, говорил Рен. – Я из Австралии, как и весь мой экипаж. Просто нашей целью было до последней мелочи имитировать ново-западное судно и соответствующую команду. Каждый из нас обучался истории, обычаям и языку вашей эпохи. Но, как вы, Минна, верно подметили, наше обучение оказалось далеко от совершенства… Говоря совсем откровенно, нам строго воспрещены несанкционированные контакты с уроженцами вашей эпохи, так что случай проверить теорию практикой выпадает нечасто.

– Тогда к чему такие усилия в маскировке? – Я чувствовала себя окончательно сбитой с толку. – Зачем притворяться, если вы с нами даже не разговариваете?

– Есть обстоятельства, – продолжал Рен, – при которых общение, наоборот, приветствуется. К примеру, при угрозе жизни, как в вашем случае, я обязан был взять вас на борт. Другой повод, более распространенный, связан с основной деятельностью «Гнездышка». Мы должны проникать в среду местных для сбора информации о вашей эпохе.

Мы обдумали услышанное.

– Информации? – переспросил Бронсон.

– Так вы шпионы? – одновременно вырвалось у меня.

– Вот-вот, – вздохнул Рен. – Я предвидел, что примерно так вы и подумаете. Позвольте же мне объяснить еще кое-что. Даю вам слово, что наши намерения – во всяком случае, намерения команды этого корабля – никакой враждебности не содержат.

Я только что упомянул здесь Лигу Энкефалонских эпох; к ней принадлежит и моя эпоха, Австралия, и другие, по шкале времени опередившие Новый Запад.

– Что вы имеете в виду? – спросил Бронсон.

– Ваши историки и картологи уже начали составлять карты «нового мира», как у вас выражаются, верно? – Мы кивнули, Рен же продолжал: – Так вот, если его упорядочить согласно хронологии, имевшей место прежде Разделения, некоторые страны окажутся позади Нового Запада, иные же – впереди. Так, Доисторические Снега явились из далекого прошлого, Новый же Запад равнозначен девятнадцатому столетию. – Мы вновь согласно кивнули. – Соответственно, эпохи, расположенные в будущем относительно вашей, начиная с моей родной Австралии, испытавшей Разделение в двадцатом веке, образовали союз. Это и есть Лига Энкефалонских эпох.

Рен умолк, ни дать ни взять достигнув особо трудного момента в объяснениях. Он даже обратил внимание на еду и, ища повод отвлечься, отведал немного курицы и картошки.

– Вы никогда не задумывались, – спросил он затем, неохотно кладя вилку, – почему вам не доводилось принимать у себя посланников из эпох, которые вы назвали бы грядущими?

Мы на время потеряли дар речи.

– Конечно задумывались, – проговорила я наконец. – Общепринятая версия гласит, что путешествия слишком далеки и опасны.

Рен покачал головой:

– Это верно не для всех. Иные эпохи нимало не затрудняются дальними переездами. Скажем, австралийцы могли бы еженедельно высаживаться на ваших берегах сотнями, да что там – тысячами!

– Вряд ли грядущим эпохам так уж интересно непосредственно посещать минувшее, – не согласился Бронсон. – Мы же не мчимся толпами в Папские государства, а почему? Там такое владычество суеверий, что нашего дорогого друга того и гляди отправят на костер! Вот и вас, я так думаю, к нам на Новый Запад не особенно тянет!

Рен снова покачал головой:

– Бронсон, не мне вам рассказывать о неутолимом любопытстве исследователя! Вы же сами прямо сейчас едете изучать Папские государства. Неужели вам не кажется странным, что в Бостоне ни разу не встречали путешественников из Австралии?

Мне пришлось уступить:

– Пожалуй, вы правы.

Рен подцепил на вилку еще кусочек курицы.

– Лига Энкефалонских эпох сложилась вскоре после события, известного вам как Великое Разделение. Ваша эпоха, Новый Запад, расположена на изломе. Все позднейшие эпохи принадлежат к Лиге. И нас связывает соглашение, предписывающее воздерживаться от путешествий в вашу эпоху, равно как и в более ранние.

– В Пустошах есть эпохи из будущего, – сказал Бронсон. – До сих пор мы беспрепятственно ездили туда и сюда.

– Это не полноценные эпохи, а всего лишь осколки, – пояснил Рен. – Вскоре после Разделения они утратили качества, способные сделать их членами Лиги. Ничего действительно энкефалонского там давно не осталось.

– Какова же цель Лиги? – спросил Бронсон.

– Цель… – Рен отодвинул тарелку, его лицо омрачилось усталостью. – Наша цель – оградить всех вас от нас.

Он замолчал и некоторое время смотрел в пространство. Обычно наш капитан был сама жизнерадостность, неизменно сиял юмором и добротой… Неожиданно став грустным и сугубо серьезным, он, казалось, даже постарел лет на десять. На загорелом лице резче обозначились морщины; прежде они казались мне лучиками смеха, но теперь виделись шрамами постоянных тревог. Он провел рукой по лбу, крупная ладонь ненадолго прикрыла глаза.

– Если я расскажу вам, чем продиктовано такое решение… Наши эпохи сообща постановили, что вам не следует знать о… – капитан вновь помедлил, перевел дух, – о несчастье, постигнувшем будущее. От этого-то знания мы вас и ограждаем. Мы, экипаж «Гнездышка», – всего лишь горстка в составе тысячных сил, удерживающих нынешнее положение дел. Мы обычно общаемся только с внедренными агентами, сами же предпочитаем наблюдать издалека.

– Агенты, значит, – повторил Бронсон.

– Да, – извиняющимся тоном произнес Рен. – Среди вас, в смысле, в до-энкефалонских эпохах, живут наши люди, выдающие себя за местных уроженцев.

Я открыла рот, но он продолжал:

– Понимаю, как это выглядит, но и вы нас поймите. Мы нуждаемся в своего рода полиции, которая выслеживает и ловит наших людей, путешествующих без разрешения, ибо нарушители соглашений могут исказить и развратить ваши эпохи, распространив сведения из будущего. Мы и вас подобрали, возвращаясь с проваленного задания: нам было поручено задержать одного такого нарушителя, но не удалось. Вы подвергались смертельной опасности; законы Лиги не воспрещали мне взять вас на борт. Увы, у моей команды и у меня самого нет привычки к постоянному общению со столь проницательными гостями… – Он улыбнулся. – Я знал, что падение нашей маскировки – лишь вопрос времени!

Мы с Бронсоном так и не положили в рот ни кусочка. Услышанное от капитана нуждалось в серьезнейшем осмыслении. Потрясающее откровение Рена несло в себе несомненный заряд правды, лишь подкрепленный искренностью его поведения; нам и в голову не пришло усомниться в истинности услышанного.

Я тут же переоценила впечатления и воспоминания последних пяти дней. Обрело смысл все, прежде казавшееся мне подозрительным, – легкие, но в то же время заметные нюансы физического облика и здоровья команды, странная смесь нового и старинного в корабельном убранстве, отрывочная информированность Рена. Стало окончательно ясно и то, что я чувствовала интуитивно: капитан ни в коем случае не желал нам зла. Меня по-прежнему снедало жгучее любопытство о Лиге Энкефалонских эпох и ее удивительной тайне, но я вдруг с особенной остротой осознала, сколько сделал для нас Рен. Он не просто спас нас посреди океана. Он самым трогательным образом приспособил к нашим нуждам свой корабельный мирок, восславив тем самым некогда принятые обеты. Бог с ними, с непостижимыми тайнами грядущих эпох! Я отчетливо видела, чего стоила Рену непоколебимая верность принципам. Как он в эти минуты напоминал мне брата!..

– Спасибо вам, капитан Рен, – сказала я наконец, – и за объяснения, и за доброту. Учитывая все, что вы нам рассказали, могу представить себе, сколь многие на вашем месте покинули бы нас на милость океана.

Необходимо заметить, что Бронсон успел достаточно сильно привязаться к Рену, а стало быть, острее прочувствовал и обман. Поэтому он молчал гораздо дольше, чем я.

– Да, – сказал он, и я заметила у него на скулах легкий румянец. – Мы от души благодарим вас за гостеприимство на борту этого корабля… из каких бы странных краев вы ни происходили.

Рен вздохнул с облегчением.

– Ценю ваше понимание и доброту, – сказал он. – Право, я вовсе не осудил бы вас, надумай вы напрочь от меня отвернуться.

– Допустим, отвернулись бы, и что дальше? – спросил Бронсон.

У моего мужа доброе сердце, неизменно склонное прощать; он ни на кого не мог подолгу сердиться, и капитан не стал исключением.

– Вот уж глупость была бы отвергнуть ваше гостеприимство и выскочить за борт! Мы еще подумаем, как с вами быть… – а на лице у него было написано прямо противоположное, – но, пожалуй, продолжим какое-то время мириться с вашим чудесным вином, отменными блюдами и весьма изысканным обществом!

– Вот и хорошо, – рассмеялся Рен. – Уж вы постарайтесь.

– Я все-таки не в силах понять, – вставила я и накрыла рукой лежавшую на столе книгу, – откуда взялась книга, написанная моим братом!

– Да. – Рен взял книгу. – Да, конечно… Вы знаете, точнее было бы выразиться иначе: написанная кем-то другим с такими же именем и фамилией. Ибо это личность совершенно иная. В моей эпохе известно, что эту превосходную книгу написал некий Шадрак Элли, живший в Бостоне около ста лет назад.

Я купил ее для себя… и весьма неосмотрительно взял в нынешнее плавание, поступив, мягко говоря, не по протоколу. Представьте, однако, до чего трудно создать корабль, до последней мелочи удовлетворяющий всем требованиям. Ваша эпоха сама не вполне соответствует тому девятнадцатому веку, который пережит нами. Попробуй-ка все учти!

– Понятно, – медленно произнесла я, дослушав до конца. – Тогда… Скажите, капитан, вашей эпохе известна женщина по имени Вильгельмина Тимс? А мужчина по имени Бронсон Тимс? И… маленькая девочка… София?

Рен посмотрел на меня, прищурился, улыбнулся:

– Правду сказать, я не знаю. Раз вы нашли книгу, подписанную именем брата, стало быть, возможно и это. – И мягко добавил: – В нашем прошлом многое сбылось иначе, Минна. Вашу эпоху оно напоминает гораздо меньше, чем нас самих.

– Естественно, – согласилась я. – Я спросила из чистого любопытства.

– Что ж, – сказал Бронсон, – теперь, когда мы все прояснили, быть может, вашей команде имеет смысл оставить притворство? Позволят ли нам увидеть, каковы австралийцы на самом деле?

– Боюсь, друг мой, этому не бывать, – грустно проговорил Рен. – Конечно, мы перестанем выдавать себя за уроженцев Нового Запада. Возможно, даже вернем некоторые элементы привычных удобств, от которых вынужденно отказались… – Он постучал ногтем по винной бутылке и улыбнулся. – Увы, мы не смеем, так сказать, совершенно поднять занавес, ибо это означало бы попрание данных нами клятв о сохранении тайны. Самое же обидное, что мы не сможем отправиться с вами вглубь Севильи. Мы и так оставили намеченный курс, поскольку я счел своим первостепенным долгом в целости и сохранности доставить вас в порт.

– Понимаем. В высшей степени понимаем, – ответила я. – Мы вам бесконечно благодарны за то, что ради нас вы изменили маршрут.

– Не стоит, – сказал Рен. – Знаете, что мы еще сделаем? Пойдем на привычной для нас скорости. Воображаю, какое облегчение испытает команда… Таким образом, мы прибудем в Севилью не через пять дней, а непосредственно завтра. – У нас с Бронсоном разом вырвался изумленный возглас, капитан же сказал: – Да, это тоже… творческое осмысление правил, но семь бед – один ответ! Об одном только сожалею – все это ускорит и наше с вами расставание. Завтра, по прибытии в Севилью, вам снова придется рассчитывать лишь на себя.