Читать книгу Гранаты - С. Крамиш - Страница 4

– Будешь ночевать тут? – спросила Кристина.

Девушка передвинула тяжёлую дверь. Беккси увидела то, что ожидала в крайней ситуации.

– Это его комната?

– Да. Можешь пойти ко мне.

– Жарко, – отметила я, – не хочу потеть вместе. Он точно не вернётся?

– Сегодня нет. Я принесу новый комплект белья.

– Не нужно.

– Он трахал дешёвых шлюх на этой кровати. Мало ли, что они принесли в разъёбанных вагинах.

– Не нужно, – повторила девушка.

– Как хочешь, – пожала плечами Кристина, – спокойной.

Она хлопнула дверью. Обиженно. Очередное «прости» полетело за ней. Неловкость любила Бекку так же сильно, как та спелую вишню.

Девчонка осталась одна в наполненном, чем-то особенным, пространстве. У окна, прикрывающего наготу ветхой решеткой, стоял испачканный мольберт. Льняной холст принял красочное окончание произведения искусства. Поодаль вздыхала армия таких же раненных бойцов. Разбросанная одежда упоминала о хозяине. Ребро письменного стола избито сотнями пивных крышек. На нём валялись стопки бумаг, пара тощих книжек и фотография четверых родственных, но давно разбитых расстоянием. Прожжённый тысячей окурков, пушистый кремовый коврик. Велосипед, давно сломавший ногу. Старые металлические жалюзи…

Здравствуй, Читатель. Предлагаю периодически совестно просвещаться, а заодно и сближаться. Так мы будем принимать участие в существовании друг друга. Итак, жалюзи. Практически каждому известно, что это такое и как они выглядят, но перевод французского слова jalousie стал для меня открытием. Ревность. Именно это ощущение стало толчком для мужчин, чья кровь пустила на поверхность бензин, а неземная красота жены освободила искру. Отныне шоколадные радужки пожиравшие угольки, наблюдали за тем, что твориться под солнцем, за тяжёлым занавесом. В то же время случайные прохожие не имели возможности узреть дикое создание.

Женщина сокрыта в доме от любопытных людских очей.

Коротко, но интересно, не так ли?

…не пропускали нулевые фонари. Затертый, земляного цвета шкаф, ловил лучи желтизны. Серые обои покрывали причудливые узоры. Скорее всего, Милош самостоятельно отпечатывал их талантливой рукой. Смольные вихри, медные символы, фантасмагорические изображения. Баллончики с красками всевозможных цветов и оттенков, целовали пол, нехотя пачкали его своими внутренностями. Узкая, полуторная кровать шепталась со стеной по правую сторону от двери. Тут же, у изголовья, ночевал избитый скейтборд. Возле него повидавшие дни и локации кеды.

В мыслях проносились воспоминания, но не её, не Бекки. Милош был здесь. Он стекал по проводам в стенах, медленно, невесомо. Между виниловыми фотообоями и стеной, в составе дешёвого клея, он сдерживал дремучую чащу и нечто, спрятавшееся в глубине детства, под кроватью, в шкафах. Догорал в лампе без люстры и взрывался, вновь, лопаясь, в сердцевине агонии.

Его неизвестный облик скрывался в ослепшей ночи. Милош будет здесь. Он может существовать снаружи. Трясти телом в такт примитивным мотивам. Активируя механизмы внутри уставшего рассудка, решать детские головоломки, предварительно, отведав волшебных таблеток – не важно. Хозяин комнаты всегда оставался в её тесноте.

Книги на полке всё ещё были в его холодных, худых руках. Милош всегда здесь. Он перелистывал страницы не становясь умнее. Не читая, не вдаваясь в сюжет, события, характерыпорядком наскучивших героев, он закрывал толстое и доставал затёртое до дыр неприличное содержание. Это же он и создавал. Это было в его картинах. Похоть, вторгающаяся в узкую промежность выдумок Милоша, управляла его кистью.

– Вагины. И только… – прошептала Беккария прежде, чем коснулась клитора.