Читать книгу Житейские истории учительницы французского. …которые вернут тебе вкус жизни! - С. Пыльнова - Страница 2

Пока я нехотя покидала постель, заправляла ее пледом, то и дело норовя в него закутаться и снова уснуть, Ирина Филипповна шла в пекарню возле моего дома, завтракала пирожными и пила кофе. В полдесятого утра она, никогда не опаздывая, звонила в звонок и влетала в мою прихожую, как бабочка, словно это не ей скоро стукнет шестьдесят два.

Перенести занятия на дневное время мы не могли. Ирина Филипповна была бесконечно чем-то занята, и только утренние часы были для нее подходящим временем. Для меня же они были желанной возможностью поспать и, в общем-то, я могла позволить себе отказать ей в уроках ради этого, но… Ирина Филипповна была моей любимой ученицей. И ради того, чтобы послушать ее новости, я готова была раз в неделю переживать ранний подъём.

– Вы вернулись, Ирина Филипповна! Я так рада! Сейчас расскажете мне, как прошло ваше путешествие.

Старушка была ростом мне до плеча. Она носила короткую стрижку, её волосы были красно-каштанового оттенка, с аккуратными кудряшками. Глаза со стрелочками смотрели озорливо, а темное платье чуть ниже колена в яркий мелкий цветочек дополняло живой образ.

– Я посмотрела Лиссабон, Сонечка!

Мы прошли на кухню, я убрала со стола бутылку кокосового йогурта обратно в холодильник, кинула на стол ручки и ксерокопии упражнений. Мы сели друг напротив друга, и Ирина Филипповна затараторила на французском.

Поездка в Португалию ей понравилась очень. Она в восторге от трамвайчиков, паштейш и моста Васко да Гама. Ирина Филипповна умолкла и задумчиво посмотрела на цветы в вазе.

Моя ученица мечтала встретить старость в Бордо. Последние три года она находилась в активном поиске жениха и, чтобы стать ближе к цели, обратилась в брачное агентство и ко мне. Французский она осваивала со скоростью света, что было очень удивительно в её возрасте, особенно учитывая, что она не знала никаких языков прежде. И если говорить о результатах, то на фоне других учеников она показывает одни из лучших. Ирина Филипповна очень заинтересованный человек. У неё нет сомнений, что язык ей нужен, берёт от занятий всё и сразу безотлагательно юзает. За время, что она ко мне ходит, она не проигнорировала ни одного домашнего задания. Молодые говорить боятся или стесняются, хотя часто неплохо излагают свои знания на бумаги или прокручивают в голове. Но Ирина Филипповна не упускает любой возможности живого общения. Она пристаёт к носителям языка везде, где встречает их, и совсем лишена барьера.

Женихов становится всё больше, а география её путешествий шире. Однако, Ирина Филипповна была верна мечте, и все её заграничные друзья из Бордо.

– Вам было комфортно с вашим новым спутником?

– О да. Но не слишком.

– В чем же дело?

– Он не транжира.

– А вам, непременно, нужен транжира?

– Мне не нравится, когда на мне экономят.

– В чем же он вас ограничивал?

– Вроде бы, ни в чем. Но мне показалось, что он не хочет ничем меня баловать. Зато, у него умопомрачительно смешные носки.

Почти всегда, когда мои брови взмывали вверх при подобном повороте сюжета, она указывала наманикюренным пальчиком мне на лоб и повторяла, что ботокс избавит меня от морщин, как избавил её и сделает лицо добрым. Но… носки?.. Я не ослышалась?

– Да, носки! – вновь оживилась Ирина Филипповна. – Они такие яркие, всех цветов! Он носит только такие. Когда я открыла его комод и увидела радугу носков, я сразу в него влюбилась! Не может плохой человек обожать такое разноцветие красок, верно, Сонечка? Но в сексе…

Однажды я позволила ей рассказать про секс и это продолжалось два академических часа, поэтому я почувствовала, что прервать её нужно прямо сейчас и выкатила глаза, как две тарелки:

– Ирина Филипповна! Перейдём к упражнениям!

– А, кстати, Соня, знаете, что я услышала о себе недавно?

– Что, Ирина Филипповна?

– Что я гулящая женщина. Я даже пила таблетки от давления после этого. Меня обидели. Очень. Как на ваш взгляд, я – гулящая женщина?

На мой взгляд, Ирина Филипповна была эскортницей из разряда непрофессиональных любительниц, но моё отношение к любимой ученице было прекрасным, и я боялась, что эта формулировка вряд ли показалась бы ей доброй.

– Мне не кажется так. Я думаю, что вы умеете кайфовать от жизни.

– Мне сказали, что я пятьдесят пять раз ездила во Францию к кому попало. Как объяснить людям, что мне нравится? Может быть, я на самом деле стала чувствовать жизнь. Это же столько внимания! Обо мне заботятся, чтобы я чувствовала себя комфортно, чтобы мне было интересно, вкусно, приятно… Я в 25 лет не ощущала себя такой женственной, как теперь…

– У вас есть храбрость быть собой. Уже это достойно уважения.

Ученица вызывала у меня искреннее восхищение. Она была живым доказательством, что жизнь не заканчивается ни после сорока, ни после пятидесяти, ни после траура. Эта женщина контрастировала на фоне подавляющего большинства унылых пенсионеров и была для меня феерическим открытием. Она была моей верой в будущее. Она создавала для меня новую модель старости. Я бы поверить не могла в возможность ярких приключений, когда буду в её возрасте, но она не оставляла сомнений в том, что жизнь может кипеть, как ядерный котлован, когда угодно.

Я никогда не забуду, как она пришла ко мне с мечтой о Бордо. Почему Бордо? Она не знала. Просто много лет мечтала, но однажды проснулась с уверенной целью. У нее была длинная жизнь до этого. Двое детей и два мужа. Первый уже давно находится пожизненно в психбольнице, а второй умер незадолго до нашего знакомства.

– Первый муж был изначально в зоне риска, – говорила она. – Когда много ума, можно с него сойти. Он и сошёл. Второго выбрала чуть-чуть поглупее. Но всё равно любила.

Наш первый урок больше был похож на прием психоаналитика. Она пришла робкая, изнурённая, в горе. Но нельзя было не заметить её жадного желания дальше жить. Казалось, она была почти банкротом в этой жизни, но вдруг решила поставить всё на зеро и… сняла банк…

– После его похорон я ехала в метро домой. Кто-то из близких хотел отменить вылет и остаться ночевать со мной, но я отказалась. Все поминки провела, мечтая, как открою дверь в квартиру, сниму обувь, плотные черные вещи и приму душ. А потом выпью персикового сока, съем несколько конфет и почитаю книгу. Да, Соня, я думала так. Меня эти мысли поражали. Я несколько часов назад похоронила мужа, кощунство…

Мне было пусто, больно. В нашем уютном семейном гнёздышке я внезапно очутилась вдовой. Но, несмотря на горе, я… это было… – она споткнулась на полуфразе, – …мне стыдно за эти слова… Это было обычное человеческое чувство радости, когда лифт остановился на девятом этаже, ключи открыли дверной замок и в прихожей меня встретил запах дома. Я даже улыбнулась, когда села на пуфик, сняла неудобные туфли и нагнулась, чтобы размять онемевшие от усталости стопы.

Квартира была ужасно, невыносимо пуста. Хотелось, чтобы из кабинета вышел Сережа, обнял меня. Мне даже в какие-то пару секунд показалось, что он действительно выйдет.

Сняла костюм, положила в стиральную машину и запустила стирку. Я очень люблю стирать! Меня просто хлебом не корми… Мне так нравится запах всех этих порошком и кондиционеров, когда достаёшь белье из машинки… Так вот, я отписалась в чатах, что доехала и зашла в душ. Что могло быть приятнее горячей воды после такого дня? Струй, скользящих по телу, уносящих с собой всё плохое? И что могло быть приятнее ощущения тела в пушистом, немного жестковатом после стирки махровом халате? Когда идёшь в лёгких тапочках на кухню, и влажные волосы распадаются по плечам, и с них стекают по шее капли воды. C’est la béatitude1.

Ничего не могла поделать. Плохая я была или хорошая, когда ощущала всем телом, что мне хорошо в этом моменте? Я выпила сок, съела конфеты, включила чайник и подошла к окну. Город горел огнями вдалеке, но больше всего мне всегда нравилось смотреть в соседние окна. Не слишком далеко и не слишком близко. Сквозь занавеси и шторы в них просматриваются человеческие фигуры, экраны мониторов и телевизоров. Кто-то курит на балконах, кто-то стоит у окон, как я. Иногда я хулиганю. Смотрю на людей в театральный свой бинокль.

Стал нагреваться и закипать чайник. Чаю не хотелось уже. Хотелось слушать звук. Такой семейный, домашний. Звук, который по вечерам перед сном собирал нас с Сережей за кухонным столом.

А потом пошла выбирать книгу. Я давно не читала, потому что не очень любила, но в тот вечер мне настойчиво захотелось. Несмотря на вымотанность, усталость и неуместность, всю дорогу с поминок я мечтала завершить день с книгой в руках. Может быть, мне хотелось успокаивающего шуршания страниц, или дело было в том, что именно книги познакомили меня с мужем. Я взяла с собой в спальню Хейли, легла в постель и долго просто лежала, глядя в потолок. Потом взяла телефон и проверила входящие. Мне не нравилось принимать соболезнования, поэтому растущее чувство раздражения сопровождало чтение сообщений.

Мне не нравилось состояние траура. Не нравилась атрибутика. Ужасные траурные цветы, отвратительные ткани и скорбящие, скорбные, прискорбные выражения лиц. Я бы прямо сейчас написала завещание: не хочу омерзительных венков на своих похоронах, не хочу, чтобы каждый сыпал горсть земли на гроб, но кому есть дело до наших «не хочу»? Они всё равно сделают, как надо… Я горевала. Не пожизненно, как горюют другие вдовы в моём возрасте. И причиной тому – моя мечта о Бордо, Сонечка.

Таким было наше знакомство у меня на кухне. Ирина Филипповна ощутила новые горизонты. В этом вся суть непоседливой маленькой дамы. Она ещё носила траур, и стыдилась истинного, неуместного, но честного желания дальше жить. Она была слишком честна перед самой собой, чтобы делать вид, что ей плевать на будущее. Ей казалось страшным кощунством, как скоро она перестала быть совершенно оглушена бедой. Я видела, как сильно и искренне она горевала и о муже и о своём жизнелюбии. Но не в её правилах было жить только прошлым. И она зажила мечтой.

Не знаю, поддерживали ли дети идеи Ирины Филипповны, но не препятствовали. Дочь была замужем и ждала ребенка, а сын работал стоматологом. Все были заняты своим делом, о матери они с удовольствием заботились, часто баловали чем-то приятным и, кажется, ничего не имели против ее личной жизни.

– А у вас, Соня, когда будут дети?

– Скорее всего, у меня не будет детей.

– А чего так?

– Ну, много причин.

– Какие, например? Вы не можете родить? Сколько вам лет?

– Тридцать четыре. Вероятно, могу.

– Не от кого?

– Дело не в этом.

– Так почему не рожаете?

Странно, но она не взбесила меня этими вопросами. Я чувствовала, что она, в отличие от большинства людей, не ищет в собеседнике уязвимых мест и не стремится быть правой. Ей просто любопытно.

– Я не вижу смыслом своей жизни рождение ребенка. Пока ещё не реализовала других своих желаний. Боюсь от них отвлечься.

– Боитесь быть плохой мамой?

– Думаю, я была бы хорошей мамой.

– Так что же мешает?

– Не хочется. Мне нравится быть не обременённой.

– Никогда не хотелось?

– Был один момент, но… всё в прошлом.

– Вернемся к теоретической части нашего Passé composé2?