Читать книгу Принцип Шамбалы. Обнаружение скрытого сокровища человечества - Сакьонг Мипам - Страница 4

Глубоко в душе я с ранних лет знал, что быть сакьонгом – предназначение моей жизни, но, когда мой отец сделал это официально, я понял, что в действительности не очень понимаю, что значит быть сакьонгом. Когда я спросил отца, чем занимается сакьонг, он ответил: «Сакьонг пробуждает в людях их изначальное добро».

«И это всё?» – подумал я. Не может же быть, чтобы всё было так просто? И что он имел в виду, когда говорил, что люди изначально добры? И если это правда, почему тогда вокруг так много страданий? Это был коан, нечто, над чем следовало подумать. Я тогда не подозревал, что следующие тридцать пять лет своей жизни я проведу, пытаясь понять – и пережить – простоту и сложность того, чему учил меня отец.

Отец хотел, чтобы моё образование было таким же, как и у него в более поздний период жизни, отражающим баланс Востока и Запада. Я получил духовное наследие своей собственной традиции, с её глубокой эзотерической мудростью, изучая буддийскую философию и учения тантры. На протяжении многих лет я изучал западную мысль, философию, политику и экономику, а также поэзию и литературу. Физически я тренировался в стрельбе из лука, верховой езде и боевых искусствах. Моё образование было и классическим, и современным. А также я практиковал медитацию и размышление как в Азии, так и на Западе. Тренировки и практика научили меня, что само по себе обучение к мудрости не приводит. Скорее, через саморефлексию мне нужно было усвоить то, чему я научился, попробовать применить в жизни и затем размышлять над результатами. Вот процесс, ведущий к мудрости.

Меня поглотил ещё более глубокий внутренний процесс, когда мой отец скончался в 1987 году. Мне было двадцать четыре года, его уход стал временем большой боли и смятения не только для меня, но также для шамбалинской общины и всего мира. Так как я был его духовным наследником, то моей задачей было его заменить. Однако я не чувствовал ни готовности, ни способности продолжить его дело. Я был ещё молод, и мне нужно было выковывать собственный духовный путь. Предстоящий путь казался туманным, неизвестным и навевал плохие предчувствия. Тем не менее из чувства долга и глубокой любви к моему отцу я продолжал учиться, практиковать буддизм и старался следовать пути воина Шамбалы.

Временами этот путь был трудным и полным испытаний. Я не только углублял своё духовное понимание, меня также пригласили руководить большой и многоликой общиной, располагавшейся как на Востоке, так и на Западе. Одновременно я работал с человеческой неуверенностью, потерями, гневом и запутанностью. Вдобавок ко всему этому я чувствовал огромную ответственность как держатель линии, которая насчитывала тысячи лет, и теперь от меня зависело, как она будет развиваться дальше. Я должен был не только понять суть собственной традиции, но также определить, как продолжить её в контексте современной культуры. Я подвергался постоянным испытаниям как в моей собственной общине, так и в мире в целом. Порой люди убеждали меня заботиться не столько об общем тяжёлом состоянии мира, сколько сфокусироваться на собственной традиции. Однако по мере того, как я продолжал выполнять свою роль лидера, я начинал понимать, что и в духовных, и в светских стремлениях всё время возникает понятие человеческой природы, и я был вынужден ежедневно размышлять об изначальном добре.

В этот период я часто думал о том, почему мой отец захотел выйти за пределы его собственных духовных границ и войти в мир глобальной экономики, политики и окружающей среды. Позиционировать себя как тибетского буддийского ламу и учителя было бы гораздо безопаснее и проще. Однако мой отец был не такой. И что более важно, это было не то, кем он себя чувствовал. Его учителя говорили ему, что мир, который они знали и любили, приближается к концу и что передача сути тибетской мудрости – что люди и общество добры вне рамок буддизма или любой другой религии – зависит от него. Он считал, что самый лучший путь совершить это – взять на себя роль защитника земли, защищая добро, пробуждая его в других.

И я спросил себя, почему такая яркая личность придаёт такое большое значение такой простой идее изначального добра?

Мой отец глубоко верил в человечество. Как на Востоке, так и на Западе он всегда объединял получаемые им знания, стараясь понять и сравнить не только то, чему учил Будда, но также то, чему учили Платон, Аристотель, Иисус, последователи иудаизма и ислама, а также и великие умы Китая – Лао Цзы и Конфуций. Особенное уважение он испытывал к великому индийскому правителю царю Ашоке, а также к Догэну из традиции дзэн и Сётоку Тайси в Японии. Несмотря на различия этих традиций, каждую из них можно было бы сжато, но без потери интенсивности изложить и выразить в двух главных идеях: человечество доброе, и добро – это природа общества.

Именно благодаря изучению и размышлению я начал ощущать внутренний сдвиг в моём понимании, что принцип Шамбалы – это универсальная тема, которая лежит в основе всех очевидных и не совсем очевидных нитей человеческой мысли. Эта универсальность не разбавляет ни одну из традиций, это самое сердце всех традиций. И мы его не создаём. Мы его открываем.