Читать книгу Железный бульвар - Самуил Лурье - Страница 9

Есть же такие счастливчики, что привыкли просыпаться на одной из Линий, а за зарплатой ездят на какую-нибудь Плуталову улицу – либо Бармалееву, – а не то в переулки: скажем, в Мучной или Соляной, на худой конец – в Масляный.

А вот вы попробуйте прожить всю жизнь на Чекистов – от Маршала Жукова до Пионерстроя и обратно.

И не позавидуешь мальчику – или девочке – с улицы Передовиков: название малой родины звучит насмешкой.

Советский словарь поясняет его примером из художественной литературы соцреализма: «Колхоз был передовиком по выполнению всех планов». Пример в своем роде удачный, но, согласитесь, предложение это само нуждается в переводе – да еще вряд ли поддается ему.

А если мальчик (или девочка) не удовлетворится бредовой фразой и дойдет в порыве любознательности до самого Даля, то смысл придется выбирать один из двух: «Передовики на службе, кои идут вперед, обгоняют других, отличаются» – либо «Передовой баран, передовик, вожак стада».

Вот, значит, под какими звездами ты рождено, прелестное дитя. Как если бы злая фея криво усмехнулась над твой колыбелью.

Но ты не бойся: Город рано или поздно ее перехитрит. Когда здравый смысл оскорблен, ему на помощь приходит фантазия. Скажем, проспект Ударников – кстати, перпендикулярный Передовикам – уже сейчас устремляется к джазу, минуя коммунистический труд. И проспект Металлистов все отчетливей прославляет одно из направлений рок-музыки.

Тоже и контекст – великое дело. Всем уже и сейчас абсолютно до лампочки, даже по барабану, что, допустим, Бармалеев и Подрезов были домовладельцы, Плуталов – кабатчик, а Подковыров, наоборот, – большевик. Теперь они – одна компания, неразлейвода, образуют неразрушимую геометрическую фигуру и призрачную зону повышенного риска, наподобие Бермудского треугольника.

Точно так же Чайковский, поместившись между Лавровым и Щедриным, перестал быть автором «Лебединого озера» – временно возглавил «хождение в народ».

Теперь, конечно, не то: народники и прочие революционеры упразднены, практически выключены из списков. А как аккуратно располагались, прямо по Евклиду: Желябов строго параллелен Перовской, Каляев – Лаврову. Под прямым углом – Чернышевский.

Этот еще существует: метро ему покровительствует. А прочие – нишкни, ведь чего удумали, злодеи, помимо равенства и братства: иные ведь покушались на августейших особ! А что умерли за народ – так им и надо, а нам все равно. Цареубийцам в нашем городе не место. Не желаем больше слышать их имен.

То ли дело – герои Гражданской войны. Олеко Дундич умел одним махом шашки разрубить человека пополам. И Пархоменко – в Первой конной отважный комдив! Бела Кун расстреливал пленных белогвардейцев тысячами. А Дыбенко – кронштадтских мятежников. Отлично спится в спальных районах под сенью столь славных имен.

Однако и тут Город берет свое: понемножку, потихоньку вытесняет из них идею душегубства. Иные жители улицы Трефолева (когда-то Петергофской) искренне думают, что genius ихнего loci сочинил «Дубинушку» и «Когда я на почте служил ямщиком…», а не то что проявил себя стойким чекистом в Реввоентрибунале, где «осуществлял большую работу по очистке воинских частей от враждебных элементов».

Равно и про мадам Коллонтай: какие бы ни числились за ней комзаслуги – она работает у нас как бы символом вечной женственности. Любовь к матросам. Теория стакана воды. Да что говорить: неутомимый был у старухи моральный облик!

И вполне соответствует окружающему пейзажу.

Красивые-то улицы освобождаются от надуманных имен легко. Гороховой уже наплевать на железного Феликса, Кронверкский забывает беднягу Буревестника, Вознесенский знать не знает, кто такой был Майоров. Не всякий с ходу скажет, как назывался еще недавно Троицкий мост или где находилась такая площадь – Брежнева.

Надо надеяться – и Лештуков переулок выберется как-нибудь из-под акына. И также исконный Скорняков (ныне пока Остропольский) вернется в историю Петербурга. И Шуваловская – ныне именуемая Чистяковской: в честь донбасского города Чистякова, которого, кстати, не существует, поскольку и он, в свою очередь, переназван; он теперь – город Торез.

Интересно, что эти три псевдонима – и еще штук шестьдесят – придуманы, исключительно чтобы сделать приятное г-ну Джугашвили – ко дню его рождения в декабре 1952 года. Узаконены одним постановлением Ленгорисполкома. Пятнадцать лет твержу, как попугай: похерьте варварскую эту резолюцию! что вам стоит? а Город сразу как похорошел бы! Начальники – ноль внимания.

Но ничего. И богиня Случайность, и богиня Глупость, каждая по-своему, тоже обогащают местный колорит.

Взять хоть каналы. Крюков – Крюковым же и прорыт, на Грибоедова – классик от большого ума баловался с танцорками (что характерно: у Комсомольского – вообще-то Харламова – моста); что же до Круштейна – в нем, говорят, одноименного эстонца утопили (приняв, должно быть, за еврея)… Ну так что ж? Вода в каналах все равно блещет, и листва по ней плывет.

26 мая 2003