Читать книгу Белая как снег - Самюэль Бьорк, Samuel Bjørk - Страница 2

1

Апрель 2001

Стоя на парковке у старой школы Фредхейм в Лёренскуге, Томас Боркгренвинк надеялся, что хоть немного подует ветер. Он понятия не имел, почему выбрал для встречи именно это место, видимо интуитивно. Безветрие. Наверное, чтобы как можно больше усложнить все для него, да? Тридцатишестилетний норвежец бросил взгляд на часы, когда стая ворон слетела с дерева. Пустынную местность пронзил громкий горловой птичий крик. Здесь не было ничего, только участки земли, гравийный карьер и старое белое здание – школа, в которую он сам ходил, когда был маленьким. В другой жизни. До того случая. Давно он не был в этих местах. Да и вообще нигде не был. Двенадцать лет за решеткой. Он освободился несколько месяцев назад и все еще не мог привыкнуть к этому ощущению. Что можно делать что хочешь. Томас Боркгренвинк плотнее укутался в куртку, сел на ступеньки старой школы и подставил лицо под слабые лучи солнца, выглядывавшего из-за рощи.

Без пятнадцати девять. Они договорились на десять, но Томас решил не рисковать. Она могла сделать все что угодно. Видите, мы договорились на девять, а он еще даже не пришел? Вы правда думаете, что у него есть право навещать сына? В последний раз они виделись, когда мальчику было всего два года, вы же это понимаете? Кроны деревьев у дороги вдруг зашевелились, и Томас резко почувствовал прилив оптимизма. Может ветер все-таки поднимется? Это, конечно, тупая идея. Воздушный змей? Томас всю голову сломал, чем им тут заняться. Зайдя в магазин игрушек, он стоял там так долго, пока продавщица наконец не спросила, все ли в порядке. В порядке? Ну ясное дело, что ничего не в порядке. Как она вообще могла такое спросить? Хотя, разумеется, ее вины здесь нет. Поэтому он решил взять первое, что пришло на ум, и самое лучшее. Воздушного змея. На улице. Около старой школы. Запустить вместе змея. Здорово ведь, правда? Сейчас он, конечно, пожалел об этом, когда ветер снова стих в верхушках деревьев. Шахматы, вот что он на самом деле планировал. Научить парня правилам, может, сыграть вместе, но эту мысль Томас отбросил, узнав, что встреча будет на улице. На расстоянии. Что она ни при каких обстоятельствах не оставит их вдвоем.

Ее тон был совсем не такой, как тогда, когда она пришла его навестить. Сив Юнсен. Он даже не помнил, кто она такая. Боркгренвинк, к вам посетитель. Впервые за три года. Девушка. Она ждет в комнате номер три.

Посетитель?

Девушка?

Мама?

Нет.

Конечно же нет.

Нарядилась, словно по особому поводу, с цветами в волосах, румянцем на щеках и в коротком летнем платье. Сив Юнсен. Одноклассница из старшей школы. В те несколько месяцев, которые он успел туда походить, до того, как поддался голосам в голове. Сив приходила каждое четырнадцатое число, почти три года, и под конец начала нравиться Томасу. Затем фотографии из родзала. С первого дня рождения мальчика. Мартин скучает по папе!

А потом все.

Больше не приходила.

Нашла другого, постепенно это стало понятно.

Да и бог с ней.

Но ребенок?

Самый милый мальчик на свете.

Его сын.

Мартин.

Ну уж нет, черт ее побери.

Томас Боркгренвинк встал со ступеньки и вышел на парковку, чтобы стряхнуть с себя злость.

Спокойно.

Не выходи из себя.

Пусть она однажды и прекратила навещать его и вместо этого он стал получать письма, напечатанные на принтере безличными юристами, где говорилось, что он больше не сможет видеть малыша.

Томас пнул камень ногой и снова взглянул на часы.

Пятнадцать минут десятого.

Никого не видать.

Зачем вообще было назначать встречу здесь? Где ничего нет. Из Финстада идет улица Лусбювейен, а тут вообще почти никто не живет. За поворотом полигон для стрельбы. Гравиевая площадка за опушкой вдалеке. Томас знал тут каждый камешек, он обожал эту школу, это место. Он приходил сюда рано утром, чтобы не быть дома, в мрачном здании с этими холодными людьми, которые вроде как должны были о нем заботиться. На ночном столике будильник со стрелками-руками Микки Мауса показывал, что пора вставать, чтобы не опоздать в школу, и бесшумно выйти из комнаты в носках, чтобы никого не разбудить, и положить с собой еду из того, что найдется в холодильнике.

В школе он не был отличником, но и двоечником тоже – так, середнячок.

Но там он чувствовал тепло.

От тех, кто не был равнодушен к нему.

Без пятнадцати десять приехала первая машина, немного ржавая «Тойота Королла». Из нее вышла блондинка в круглых очках, нервно протянувшая ему руку.

– Астрид Лом, Служба защиты детей.

– Томас.

Она кашлянула, открывая папку, в которой наверняка было все то, что ему уже прислали.

Осужден за убийство.

Восемнадцать лет.

Освобожден досрочно за хорошее поведение.

Мать одобрила встречу с сыном.

Под присмотром.

Без пяти десять, и вот наконец едет вторая машина.

Белая.

Дорогая.

Естественно.

Она нашла кого-то получше, но это не важно. Не сейчас.

Томас ощутил, как его бросило в жар и вспотели ладони, когда он пошел встречать их.

– Нет, нет, подождите.

Женщина из опеки остановила его рукой.

– Да, конечно, прошу прощения.

Шаг за шагом. На условиях мальчика.

Мартин.

Это был он.

Томас широко улыбнулся, когда дверь машины открылась.

Темные волосы.

Коричневый свитер.

Потерянный взгляд. Мальчик стоял у машины, и никто из сидящих на переднем сиденье ему не помог.

Тупые кретины.

Вы что, не видите, что он?..

К счастью, специалист органов опеки немного понимала детей. Она быстро перешла парковку и, держа мальчика за худые плечи, подвела его к Томасу, и вот сын вдруг оказался рядом. Томас Боркгренвинк едва сдерживал слезы.

– Привет, Мартин.

– Привет…

Его красивые голубые глаза смотрели не на отца, а куда-то вниз, на ботинки.

– Как у тебя дела?

– Что?

И он поднял глаза с небольшим любопытством.

– Классный у тебя свитер.

– Э-э… спасибо.

Мальчик посмотрел на женщину, словно чтобы спросить, кто она такая и что здесь делает.

– Это робот?

– А? Нет, это Бионикл.

Томас осторожно сделал шаг вперед.

– Бионикл. Крутой.

Мальчик слегка посмеялся.

– Это не его имя, он один из «Биониклов».

– А, вот оно что. А как тогда зовут?

– Этого?

– Да.

Блондинка немного отступила назад.

– Этого – Макута.

– Круто. Это твой любимый?

Мальчик осторожно посмотрел на отца.

– Э-э… нет. Мой любимый – Элек, но свитера с ним не было в магазине.

– Обидно.

– Ага. Но у меня есть его фигурка.

Мартин бросил взгляд на белую машину.

– Жалко, я не знал, что тебе тоже нравятся Биониклы, я бы тогда захватил фигурку с собой.

– Да ничего страшного.

Мальчик сдул челку со лба и с любопытством посмотрел на лежавший у лестницы пакет.

– А что в пакете?

– Ничего особенного, увы. Я надеялся, что сегодня будет ветер.

– Ветер? Зачем?

– Чтобы мы могли запустить воздушного змея. Но я не знаю, ты, наверное, решишь, что это скучно?

– Почему скучно, – улыбнулся сын. – Давай запустим.

Кроны деревьев снова зашевелились, значит, кто-то сверху все-таки за ними наблюдает.

– Правда? – улыбнулся Томас. – Попробуем запустить?

– Давай, – кивнул мальчик.

– Наверное, лучше пойти подальше на поле. Думаю, там ветер сильнее.

Он достал змея из пакета и посмотрел на сотрудницу опеки.

– Можно мы…?

Она кивнула.

– Почему ты спрашиваешь ее разрешение? – спросил мальчик, когда они отошли от старого здания и положили змея на землю.

Апрель в Норвегии.

Запах свежевскопанной земли.

Скоро посеят зерно, и за лето колоски пожелтеют.

Томас замешкался.

Но сдержался.

– Она приглядывает.

– За кем?

– За тобой. Ну что, ты первый? Ты беги, а я буду держать.

– Ладно.

Мальчик еще раз улыбнулся и поднял змея в воздух.

Теперь уже ничто и никто не имели значения.

Те люди в машине.

Чиновница со своими бумажками.

Все эти годы.

Все это исчезло.

Есть только маленький мальчик, с широкой улыбкой бежавший за змеем, наконец взмывшим в воздух и гордо парившим высоко в облаках.

– Смотри! Офигеть!

Всего двадцать секунд, и змей опустился на землю в конце поля.

И тут случилось то, что Томас Боркгренвинк не забудет никогда.

Мальчик вернулся с совершенно другим взглядом.

– Что такое, Мартин?

– Там кто-то лежит.

– О чем ты?

Маленькой ручкой сын стыдливо пытался прикрыть мокрое пятно на штанах.

– Они не двигаются.

Холгер Мунк сидел в «Ауди», из динамиков звучала сюита для виолончели номер один соль мажор, и он опять мучился угрызениями совести за то, что в очередной раз ушел посреди воскресного семейного завтрака. И не то чтобы домашние возмущались. Они никогда ничего не говорили. Когда бы ему ни позвонили. Поздно вечером. В разгар отпуска. В рождество, когда на стол только что поставили свиные ребрышки. Что бы ни было – к нему всегда относились с полным пониманием. Сорокатрехлетний Холгер Мунк вот уже почти двадцать лет работал следователем по делам об убийствах, и все это время она была рядом. Марианне, его одноклассница из старшей школы. Любовь с первого взгляда, они поженились, как только сдали выпускные экзамены. И лишь через девять лет у них родилась желанная дочка, Мириам. Теперь ей четырнадцать, и с ней было вовсе не так трудно, вопреки бытующему мнению о сложностях подросткового возраста. Семья всегда поддерживала Холгера, как бы часто он ни отсутствовал дома. Они даже отметили его продвижение по службе прошлой осенью, хотя и понимали, что это означало для него еще бо́льшую занятость. Вновь созданный отдел по расследованию убийств обосновался в самостоятельном корпусе. Удаленно от центрального отделения полиции в Грёнланде. Холгеру Мунку не только доверили руководство новым проектом, но и дали полную свободу в подборе сотрудников. Впервые за много лет у него выдалась отличная зима. Раньше он ходил на работу в полной темноте с заиндевевшей бородой и проклинал все и вся, особенно дебилов, обожавших снег и лыжи. Но в этом году в голове Мунка были совсем другие мысли. Он – руководитель. В общем-то, основатель – вот как он себя ощущал. И все-таки что-то промелькнуло во взгляде Марианне, правда?

Толстяк-следователь стряхнул с себя чувство вины и показал пропуск служащему, стоявшему у ограждения, но по виду этого юного полицейского уже все было понятно.

Случилось что-то из ряда вон.

Встревоженный взгляд при внешней суровости парня в униформе спустя минуту после того, как Мунк припарковал машину около белого здания школы.

– Нильсен, дежурный полиции.

Мунк кивнул, доставая сигареты из нагрудного кармана бежевого пальто с капюшоном.

– Из моих людей кто-то уже на месте?

– Э-э, да… блондинка. Она вроде бы адвокат?

– Голи.

– И еще тот в костюме. Фредрик?

– Риис, – сказал Мунк, закуривая.

– Первым приехал криминалист, он тут уже давно, – сообщил мускулистый полицейский, показав на поле.

– Судмедэксперт?

– Тоже прибыл. Некоторое время назад.

Полицейский снял одну перчатку и приложил палец к карте.

– Мы перекрыли дорогу вот здесь и здесь. Лусбювейен. Тут людей немного. Несколько домов, доступ пришлось оставить открытым, поэтому мы протянули ограждение вдоль улицы Волервейен. Что думаете?

– А периметр земельного участка?

– Там наши люди, – кивнул Нильсен. – Все должно быть в порядке.

– Что еще тут у вас?

Мунк с любопытством посмотрел на карту и поднял взгляд на лес вокруг.

– Какой-то кошмар, – пробормотал Нильсен. – Тела мальчиков лежат там, вот точка на карте. Как видите, со всех сторон участки, а за ними лес. Мы предполагаем, что преступник мог зайти здесь и уйти тем же путем. Как по мне, свободный путь, нам очень повезет, если кто-то его видел.

– А это что? – спросил Мунк, ткнув в точку на карте.

– Стрельбище.

– Его оцепили?

– Э-э… нет, оно же неблизко…

– Перекройте его, – удрученно сказал Мунк. – И отправьте туда людей. А это что?

– Огромный гравийный карьер, – ответил Нильсен, указав рукой на даль леса. – Нам тоже?..

– Если вы еще этого не сделали, то да. Еще…

Мунк посмотрел на полицейского – у того был виноватый вид.

– Отправить туда людей? – наконец спросил он.

– Хорошо, – кивнул Мунк и пошел к Анетте Голи – та только что вышла из белого здания.

Его первый сотрудник.

Он не сомневался ни секунды в ее кандидатуре.

– Ты уже ходил туда? – спросила профессиональный адвокат, проведя рукой по светлым волосам.

– Еще нет. Как там?

– Плохо. Только что звонил Вик – спрашивал, накрыть ли их или ты сначала так посмотришь?

– Пусть не трогают, – ответил Мунк, прикуривая новую сигарету от предыдущей. – Кто их нашел?

– Там просто цирк, – вздохнула Голи, устало кивнув на здание. – Я пытаюсь разобраться в их отношениях.

– И что там?

– Насколько понимаю, дело об отцовстве. Парень пришел встретиться с сыном. Мать с новым мужем в сопровождении женщины – наверное, из опеки. Но я не уверена. Пока пришлось их разделить. Отец в одной комнате, остальные в другой, поговоришь с ними?

– Пока нет, позаботься, чтобы они дали полные показания.

– Хорошо, Катья займется этим.

– Она здесь? – Мунк слегла улыбнулся. – Я думал, она…

– Ну, видимо в Крипосе[1] все же оказалось не так круто, – подмигнула Голи. – Я подобрала ее по пути сюда. Ты же не против?

– Конечно нет, – ответил Мунк с улыбкой.

Сотрудник номер два.

Катья ван ден Бург.

Этот выбор был очевиден, как и первый.

– Ну что, пойдешь?

– Да, где они лежат?

– Иди туда, – указала Голи. – Я бы на твоем месте надела другую обувь, там довольно сыро.

– Ладно.

Мунк бросил сигарету на гравий и пошел к машине за резиновыми сапогами.

Двадцатиоднолетняя Миа Крюгер сидела за задней партой маленькой аудитории в подвале Высшей школы полиции, с трудом удерживая глаза открытыми. Она опять бродила всю ночь по улицам. Коснулась головой подушки только в… шесть, вроде? Она сдержала зевок, когда лектор с ежиком на голове и в начищенных ботинках переключил слайд на проекторе. Твою мать, ну почему было не уйти пораньше? Она ведь так ждала эту лекцию. Информационная встреча об отряде быстрого реагирования «Дельта». Это же поэтому она пошла сюда. Несмотря на предостережения родителей. Какой у мамы был скорбный взгляд, когда Миа сообщила, что изучение литературы в Университете Осло ей не подошло. Что она уже забрала документы. Что решила немного попутешествовать и осенью все начать заново.

Но, Миа, полиция? Послушай…

Да какая теперь уж разница. Миа прочла статью в журнале о том, как невероятно сложно поступить туда, что еще ни одна женщина не подошла под требования, и сразу же решилась. Да. «Дельта». Туда ей и надо.

Так что идите все к черту.

Миа Крюгер снова подавила зевок, когда на экране появился список. Предварительный, конечно. Минимальные требования. Далее ее ждали адские недели физических и психологических тестов, тут-то и отсеивались те немногие девушки, кто пробовал попасть в отряд. Но не она. Конечно нет. Легко. Она будет номер один. Она им всем покажет раз и навсегда, правда же? Этим сраным шовинистам, которые окидывают ее насмешливым взглядом, не понимая, какого хрена она тут забыла. Единственная девушка в аудитории.

На первом ряду кто-то ухмыльнулся, какой-то блондин, считавший себя венцом творения. На первом курсе он к ней подкатывал в спортзале, всего через пару недель учебы, и Мию тошнило от одной лишь мысли о нем. Эти пикаперские приемчики из какого-нибудь сборника для неудачников – он перекатывал мускулы перед зеркалом с неандертальской уверенностью в том, что ее это привлечет.

Какие у тебя красивые глаза…

Синие, как самый прекрасный океан…

Да что ты говоришь?

Да ты у нас поэт.

А у тебя они слишком близко расположены. Знаешь, вообще между линией волос и глазами должен быть лоб.

А какие у тебя необычные черные волосы… Как они красиво ниспадают на твои хрупкие плечи… Какая ты необыкновенная. Любишь немного повеселиться?

Господи.

Серьезно?

Неудачник сраный.

Она срезала их тем же вечером у себя в общежитии на Торшов. В ярости встала у зеркала и работала ножницами, пока все ее волосы не оказались в раковине.

На экране появился список требований, которые Миа знала как свои пять пальцев. Как жаль, что она не купила себе кофе по дороге. Пусть он из кофе-автомата и на вкус дерьмо. Что угодно, только бы не ощущать, что можешь отрубиться в любую секунду.

Она собралась с силами и посмотрела на экран.

Три тысячи метров меньше чем за двенадцать минут тридцать секунд.

Есть.

Еще дома в Осгорстранне она пробегала эту дистанцию за одиннадцать минут пятнадцать секунд, а мерзкий тренер, любивший отпускать комментарии про фигуры девочек в обтягивающих лосинах, каждый раз чесал затылок, смотрел на секундомер и просил Мию пробежать еще раз – «здесь какая-то ошибка».

Да ладно?

Пошел ты в жопу.

Пятьдесят приседаний.

Серьезно?

Есть.

Пятьдесят отжиманий.

Тренировка этого упражнения заняла бы у нее больше времени, но нет. Она прикрутила турник к потолку маленькой квартирки в общежитии, которую делила с двумя однокурсницами, больше заботившимися о своем внешнем виде и о том, кто чем и с кем занимался в пятницу вечером после пивной вечеринки, устроенной студсоветом. Каждое утро, пока не проснулись соседки, Миа подтягивалась, пока не отказывали руки.

Десять подтягиваний с перехватом.

Одним ударом двух зайцев.

Есть.

Проплыть четыреста метров.

Серьезно, что ли?

Есть.

Подводное плавание на глубине четырех метров.

Миа улыбнулась самой себе.

Два года назад, летние каникулы после окончания школы, мексиканское побережье. На волнах под облаками покачивался белый корабль, те милые люди, фридайверы, и он, тот голубоглазый мускулистый француз…

Ты почувствуешь такую свободу на глубине, Миа.

Она никогда еще этого не пробовала.

Нырять.

Ни с кислородным баллоном, ни без него.

Темнота в глубине, тишина – как потрясающе красиво.

Их испуганные лица на палубе, когда она наконец вынырнула на поверхность.

Боже мой, да ты с ума сошла.

Вскоре тот француз пропал, но это было совершенно неважно, ведь Миа уже нашла свою большую любовь.

Темнота.

Одиночество.

Морская глубина.

Нырнуть на четыре метра?

Да без проблем.

Смешно.

Есть.

Боец из отряда «Дельта» в начищенных берцах заметил ее – она увидела это.

Что ты тут вообще забыла?

Миа всегда была такой. Словно чувствовала то, что чувствовали другие.

Ты видишь то, что не видят другие. Правда, дружочек?

Бабушка. Она не была ей родной, и все-таки они были так похожи. Обе отличались от других… Иногда даже вели себя как сумасшедшие. В свои восемьдесят бабушка выходила сидеть в саду, повыть на луну, как она говорила, до поздней ночи, курила трубку, пила виски и плевать хотела на то, что о ней думают люди.

Мобильный пискнул, и, машинально отреагировав, Мия быстро вынула его из сумки.

Сигрид?

Нет.

Естественно.

Она не получала вестей от сестры уже много месяцев.

Поэтому она и ходила по городу ночами.

Бродила по улицам с напечатанными листовками.

Вы не видели эту девушку?

Сигрид Крюгер.

Пожалуйста, позвоните, если что-нибудь узнаете!

Сигрид и Миа.

Белоснежка и Спящая красавица.

Близнецы.

Одна светлая, другая темная.

Их родила шестнадцатилетняя девочка, которая не могла и не хотела оставить детей у себя. Сестер удочерили Эва и Кюрре Крюгер, учительница и торговец красками из Хортена. Миа инстинктивно положила руку на браслет на левом запястье. Подарок на конфирмацию. Якорь, сердечко, буква «С» на браслете Сигрид и «М» на браслете Мии. Однажды ночью, лежа под одеялом на чердаке, они договорились.

Давай ты возьмешь мой, а я твой?

С тех пор Миа его не снимала.

Сигрид, мать твою.

Где тебя носит?

Миа отбросила гнетущие мысли и убрала телефон в сумку. Вдруг дверь открылась, и заглянула женщина из офиса.

– Извините, что прерываю вас, но Миа Крюгер здесь?

По аудитории пронеслось бормотание.

Вдруг все взгляды обратились к ней.

– А, да, я тут.

– С вами хочет поговорить ректор.

– Ладно…

Жещнина продолжала стоять на месте.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

С первого ряда донесся ехидный смех, когда Миа собрала свои вещи. Она как можно быстрее стала спускаться по лестнице.

– Что случилось?

Дверь закрылась, и они с женщиной остались на лестнице одни.

– Я не знаю, – ответила седая дама. – Но, видимо, что-то важное. Вы знаете, куда идти?

– Знаю, – кивнула Миа, закинув сумку на плечо.

На лифте наверх и через площадь в главный корпус.

Что на этот раз?

Она уже бывала там.

Маленькая девочка стояла, склонив голову у стола директора средней школы, смотря на нее взрослым взглядом, который та не могла принять всерьез…

Дисциплина, Миа. Мне поступают жалобы от учителей…

Ну да, ну да.

Я не виновата, что они тут считают, будто мы живем в пятидесятых.

Ты что, спишь в школе, Миа? Вендельбаум сказал, что нашел тебя спящей на полу в классе…

Да наплевать.

Она ходила во Фрогнерпарк. Искать Сигрид. За Монолитом[2], где обычно зависают наркоманы, всего в паре сотен метров от школы. А долгую дорогу домой не осилила.

Постучав в дверь и открыв ее, она увидела совсем другое лицо и услышала мрачный голос.

– Добрый день, Миа. Проходите, проходите.

Она переминалась на пороге, не вполне понимая, что происходит. Ректор, Магнар Иттре, встал с места с распростертыми объятиями.

– Хотите чего-нибудь? Может, кофе?

Мунк сидел в кофейне на углу Бернт Анкерсгате и Марибуэсгате, всего в нескольких сотнях метрах от нового офиса, выключив звук на обоих мобильных. Следователь был старой закалки и до сих пор не привык к бесконечному писку телефонов в карманах. Он предпочитал спокойную обстановку, когда нужно подумать, а сейчас для этого не было никакой возможности, с постоянными звонками в последние двадцать четыре часа. Мунк ответил только на один – от его бывшего коллеги, который теперь занимал пост ректора Высшей школы полиции, – только чтобы сказать, что у него нет времени разговаривать. Но Иттре пребывал в таком возбуждении, что даже не дал Мунку договорить. Кажется, я нашел для тебя кое-кого, Мунк. Совершенно не вовремя, но Мунк нехотя согласился.

Иттре уже рассказывал ему об этом тесте, разработанном учеными из Калифорнийского университета. Обычно его проводили старшекурсникам в форме игры, чтобы те не ощущали давления. Пара фотографий с места происшествия. Что вы видите? Эта девочка, кажется, побила все рекорды.

Ну что ж, полчаса ничего не решат. Заодно можно перекусить. Недавно звонила Марианне – как всегда переживала, поспал ли он и поел ли что-нибудь.

Она немного необычная, Мунк.

Просто дай ей шанс, ладно?

Мунк только успел поставить на стол поднос с булочкой и кофе, когда открылась дверь, и он увидел ее.

Двадцать один год.

Молодая, но по опыту Мунк знал, что это ничего не значит. Нескольким сотрудникам в его команде, на самом деле самым способным, было меньше тридцати. Не то чтобы он собирался нанимать еще людей, но обычно спокойный Иттре был таким восторженным в разговоре с ним. Мы никогда не видели ничего подобного, Мунк. Даже близко. Эта девочка – нечто особенное.

Конечно, это всколыхнуло в следователе любопытство.

Она была одета в черную водолазку, черные узкие джинсы, черные «конверсы», а через плечо висела черная сумка, но прежде всего Мунк обратил внимание на ее глаза.

Ослепительно голубые, удивительно ясные. Смугловатая кожа, как у индианки. Угольно-черные волосы средней длины, словно обрезанные тупыми ножницами, но, кажется, ее это особо не беспокоило. Молодая студентка подошла к нему с прямой спиной, словно их встреча была чем-то совершенно обыденным, и протянула руку.

– Миа Крюгер.

– Привет, Миа. Добро пожаловать.

– Спасибо, – сказала она и села, не собираясь снимать сумку с плеча.

– Хочешь что-нибудь поесть? Или попить?

Она бегло взглянула на меню за стойкой.

– Нет, спасибо.

– Может, ты не пьешь кофе?

– Пью, но не здесь.

– Вот как? – удивился Мунк. – Ты, наверное, настоящий знаток кофе?

Это была шутка. В последнее время Осло заполонили разнообразные кофейни, одна моднее другой – там сидели юные жеманные хипстеры, для них это стало какой-то новой религией, но его замечание ее совершенно не затронуло.

– Вы это хотели мне показать? – она кивнула на две коричневые папки, лежавшие под телефонами Мунка.

– Да. Иттре тебе что-нибудь говорил?

Она покачала головой.

– Хорошо, – кивнул Мунк. – Я хочу, чтобы ты посмотрела на эти фотографии и сказала, что думаешь. Ладно?

– Ладно.

– Вот здесь, – продолжил Мунк, достав первую папку, – фотографии с места преступления, где мы были вчера утром. А здесь… – он положил вторую папку рядом с первой, – фотографии с места преступления в Швеции. Восьмилетней давности. Я хочу, чтобы ты посмотрела обе папки и сказала мне, что думаешь.

– О том, один ли был преступник?

– Этого я не говорил.

– Но имели в виду?

Она нахмурилась и вопросительно посмотрела на Мунка, и он слегка улыбнулся. Иттре был прав, эта девочка и правда нечто особенное. Он же сам Холгер Мунк. Руководитель отдела по расследованию дел об убийствах на Марибуэсгате, 13. Он привык к тому, что люди смотрели на него чуть ли не с подобострастием, но у этой студентки не было на него и намека.

– Да, я имел в виду это.

– А почему не сказали?

– Потому что это могло бы ограничить ход твоей мысли. А я хочу, чтобы ты ничем себя не ограничивала, насколько это возможно. Вдруг ты увидишь то, чего не заметил я.

– Хорошо, я поняла, – сказала Миа, повернув к себе папки.

Не открывая, она выжидающе на них смотрела.

– Можно я побуду одна? – произнесла она и подняла взгляд на Мунка, когда он все еще не понял намек.

– Конечно. Сколько времени тебе нужно, как думаешь?

– Не знаю. Минут двадцать?

– Само собой. Я буду на улице, если тебе что-нибудь понадобится.

Мунк встал, взял с собой булочку, вышел и сел на лавку на другой стороне улицы.

Девять неотвеченных, большинство от Анетте.

– Привет, это Холгер. Что там у вас происходит?

Адвокат на другом конце вздохнула.

– Спроси лучше, чего у нас не происходит. Драйер хочет брифинг. Видимо, на нее давит министерство, она считает, надо созвать пресс-конференцию…

– Я же сказал, подождите.

– Я так ей и передала, но действия это не возымело.

– Не возымело? – раздраженно переспросил Мунк.

– Не ори на меня, ты отлично знаешь, какая она.

Ханне-Луисе Драйер. Новый начальник Управления полиции в Грёнланде. Управление сильно сопротивлялось, когда стало известно о том, что отдел по расследованию дел об убийствах переезжает. Начальство, недовольное его работой, махало шашкой, и Мунк очень надеялся, что смена руководителя ему поможет, но не в этот раз. Видимо, такова участь – никогда не будет у него хороших отношений с начальником. Да и ладно. Сейчас карты в руках у него, и ничего с этим поделать они не могут – это их и бесило.

– Попроси ее подождать, – сказал Мунк. – Мы не станем обнародовать имена, пока не поговорим с обеими семьями, что ей тут непонятно?

– Я попросила – хватит на меня кричать. Мать Томми прилетает в час дня, я отправила Катью забрать ее в аэропорту. Что это за мать, черт бы ее побрал: улететь в Испанию в отпуск, оставив одиннадцатилетнего ребенка дома одного?

– Может, у нее были причины, пока не будем осуждать.

– Попросила соседей присмотреть за ним, а те даже не знали об этом.

– Займемся этим, когда она приедет. Что по фургону?

Пока что это их единственный след. Кто-то видел белый фургон в лесной роще у Лусбювейен.

– Уксен сейчас в транспортном управлении. На дороге нет съездов до гольф-клуба, значит, туда фургон уехать не мог. Сосредоточимся на шоссе 159 в обоих направлениях и на пункте оплаты дороги на E6. Они сейчас ищут фотографии, нам удалось найти семь камер, если я не ошибаюсь. Он на другой линии и сообщит, как только будут новости. Но послушай…

– Да?

– Белый фургон? Сколько таких в Осло?

– Это было утром в воскресенье, – успокаивающе сказал Мунк. – Будем надеяться, что нам повезет. Что там семья Лундберг?

– Очень помогают следствию, – продолжила Голи. – И очень спокойные, на самом деле. По-моему, они не до конца понимают, что произошло. Фредрик сейчас там, он должен мне скоро позвонить. Бриф в четыре, как договорились?

– Да, предупредишь всех?

– Хорошо. Слушай, мне пора, опять Драйер звонит.

– Никаких пресс-конференций, пока… – начал Мунк, но Анетте уже положила трубку.

Чертовы кретины.

Почему нельзя оставить их в покое?

Словно ему больше заняться сейчас нечем.

Выкурив три сигареты, Холгер Мунк предположил, что студентка в кафе, судя по всему, закончила. Он наблюдал за ней в окно все это время. Миа почти не шевельнулась, только закрыла папки.

– Ну как дела? – спросил Мунк, вернувшись за столик.

Она словно не заметила его прихода. Ее голубые глаза были широко раскрыты, но мыслями она находилась где-то далеко.

– Сорри, – наконец произнесла девушка, проведя рукой по черным волосам.

– Все в порядке, – заверил Мунк, бросив взгляд на часы.

Он ушел из офиса уже почти сорок минут назад. Пора заканчивать. Все это, бесспорно, очень интересно – этот тест. Просьбу Иттре Мунк выполнил скорее из любопытства, и все-таки у него есть дела поважнее. И конечно, у него те же мысли, что и у Анетте.

Что за мать поедет одна в Испанию, оставив одиннадцатилетнего мальчика одного дома без присмотра?

– Тут не хватает нескольких снимков, – осторожно сказала студентка.

– Что-что?

Она приложила палец к одной из папок.

– В этой папке.

– О чем ты?

– Я же сказала. Не хватает фотографий.

Мунк нахмурился.

– Я не совсем понимаю тебя…

– Он же должен был как-то забраться повыше, правда?

– Кто?

– Преступник.

Девочка посмотрела на него странным взглядом.

– Должен же он был на чем-то стоять?

Фредрик Риис припарковал машину около дома на Тимотейвейен и стал смотреть на низенькие домики на той стороне участка. Финстад – посередине между Лиллестрёмом и Осло. Недалеко от Лёренскуга. И не город, и не деревня. Сам двадцатисемилетний полицейский с рождения жил в Брискебю, в самом сердце Фрогнера, в доме с видом на знаменитую старую пожарную станцию. Его родители переехали в Бэрум еще десять лет назад, когда отец сократил врачебную практику. Он был одним из самых признанных пластических хирургов Скандинавии. Родители отдали Фредрику квартиру, когда ему было семнадцать, и с тех пор виделись они с сыном нечасто. И не то чтобы его это беспокоило. Он не особенно скучал по ним. Когда его спрашивали о детстве, Фредрик никогда не знал, какими словами его описать. Он чувствовал, что его словно не замечали. Как будто на самом деле родителям не было дела до сына. Ему казалось, что они испытали облегчение, когда он наконец дорос до того возраста, что можно было отделаться от него, преподнеся подарок. Смотри, вот тебе квартира. Теперь справишься сам. Да какая уже разница. В детстве Фредрику пришлось многому научиться, и он был намного сильнее, чем казался со стороны.

Фредрика охватило яркое воспоминание – это было тем немногим приятным из его детства. Поездки сюда. В Финстад. Тут жил его двоюродный брат, и пока отец по какой-то причине не поссорился с дядей, они часто здесь бывали. Жизнь в Финстаде тогда завораживала Фредрика. Тут все было так непохоже на тишину их городской квартиры. На улицах с идиллическими названиями – Тимотейвейен, Клёвервейен, Тюлипанвейен, Конвалиевейен[3] – стояли рядами большие разноцветные дома с великолепными зелеными садами. Когда мальчику было десять, он с завистью смотрел на то, что здесь было у детей: спортивные стадионы, детские площадки, цветущие поля, а главное – волшебные леса, куда можно было отправиться за приключениями. Каждый раз, когда они въезжали в городок, Фредрик с замиранием сердца сидел на заднем сиденье, потому что родители всегда вели один и тот же разговор, а не переехать ли им сюда. Мама была настроена позитивно – она сама выросла в такой местности, но отец, конечно, постоянно был против. Мы не будем жить в деревне. И все на этом. Фредрик помнил свое разочарование, когда разговор родителей от раза к разу заканчивался одним и тем же. Помнил, как он хохотал под струями воды из шланга в роскошном саду. Как они с братом играли в пиратов в лесу, разукрасив себе лица, с саблями и пистолетами, которые сами сделали в дядиной мастерской. Помнил время, проведенное в семье дяди. Казалось, что там все действительно любят друг друга и любят проводить время вместе.

Пейзаж, который открылся ему сейчас, напомнил и о другом. Бедные. Так их называл двоюродный брат. У них не было своих домов, и они жили в бараках за забором, всего в нескольких сотнях метров от дома дяди. Когда Мунк спросил, сможет ли Фредрик быть главным связующим с семьей мальчика, того охватило странное чувство. Тимотейвейен, 18? Я же там уже бывал, да? Там жил мальчик, с которым играли они с кузеном, Фредрик, конечно, не помнил его имени, давно это было. Теперь в большом сером доме жила другая семья. Четыре незнакомых имени на яркой табличке на двери. Здесь живут Санна, Рубен, Вибеке и Ян-Отто Лундгрен. Вдоль дороги припаркованы машины, рядом – фотографы с длинными объективами стараются быть деликатными, и тем не менее. Имена мальчиков еще не обнародованы, но, естественно, пресса уже все знала. Один из мизантропских аргументов отца против переезда сюда был: здесь тебя никогда не оставят в покое любопытные соседи и идиоты, всюду сующие свои носы.

Рубен Лундгрен.

Одиннадцать лет.

Найден голым меньше чем в километре от дома.

Рядом с другим мальчиком.

Томми Сивертсеном.

Из бараков по другую сторону забора.

Фредрик нажал кнопку звонка и отошел на пару шагов назад.

– Да?

Из дверного проема полуоткрытой двери высунулось чье-то лицо.

– Здравствуйте. Ян-Отто?

– Да.

Мужчина странно посмотрел на следователя, словно не до конца понимая, что на пороге кто-то стоит.

– Фредрик Риис. Я вам звонил.

– А, да-да. Здравствуйте. Проходите.

Совершенно обычный дом. Обычая металлическая лестница, дрожащая под их шагами. Совершенно обычный коридор. Сапоги и ботинки, рядами стоявшие на стеллаже из «ИКЕИ». Куртки различных размеров и цветов на разноцветных крючках, под ними – полочка с корзинами, подписанными Шапки, Шарфы, Варежки витиеватым шрифтом на наклейках. Мама, Вибеке Лундберг, тридцать восемь лет. Начальник продаж в компании по программному обеспечению, в главном офисе около торгового центра «Стрёммен». Папа, Ян-Отто Лундберг, сорок два года, системный инженер в «Теленоре». Санна, пять лет, ходит в детский сад «Лёкен» в паре сотен метров от дома.

Совершенно обычная семья.

Совершенно обычная жизнь.

До тех пор, пока им не позвонили.

Двадцать четыре часа назад.

Мужчина с отсутствующим взглядом попытался изобразить на лице улыбку, когда Фредрик разулся и прошел за ним в гостиную к столу, накрытому у окна, выходившего во двор. Термопот, маленькие кофейные чашечки, миска с печеньем. Мама, Вибеке, сидела на одном из венских стульев с таким же мертвым взглядом, как у мужа. Когда они вошли, она медленно поднялась со стула.

– Вибеке Лундгрен.

Ладонь Фредрика пожала ее почти безжизненная рука.

– Фредрик Риис. Отдел по расследованию дел об убийствах.

Худенькая женщина дернулась, когда он произнес это, и он тут же пожалел о своих словах. Надо было представиться как-то более нейтрально, просто полиция, но он сказал так на автомате, а ведь он должен быть связующим звеном между семьей и полицией, и он настраивал себя на эту роль.

Конечно, он бы никак не мог подготовиться к такому. В большом доме было так тихо, что слышалось тиканье овальных часов, висевших у входа на кухню. Скрип стула по паркету, когда Фредрик выдвинул его, чтобы сесть. Звон чайной ложки по дну чашки, когда он размешивал кусочек сахара, предложенный ему дрожащими руками женщины.

Он услышал, как кто-то шикает на стоявшего в коридоре ребенка. Бабушка, кто там? Это Рубен? Рубен вернулся?

– Прошу прощения за то, что пришлось вас побеспокоить, – сказал юный следователь, когда оба родителя сели за стол. Я знаю, что к вам уже приходила полиция вчера, но мы должны подтвердить все детали. С этого момента я буду вашим контактом, и если вам что-нибудь понадобится, я всегда на связи, в любое время, хорошо?

Засунув руку в нагрудный карман пиджака, он вытащил визитку и аккуратно подвинул ее через стол.

– Есть какие-то новости?

У нее был тоненький, но в то же время хриплый голос, будто воздух из слабых легких попадал на наждачную бумагу в горле. Вибеке явно пыталась собрать волосы в узел, но они все равно свисали с одной стороны. Кремово-желтая блузка была застегнута неправильно и сидела криво на согнутых плечах.

– Пока что нет, увы…

– Но вы же…работаете?..

Небритый, с темно-карими глазами, отец мальчика говорил очень тихо. Словно робот с севшими батарейками, не знавший, как и чем заканчивать предложения.

– Сейчас для нас важнее всего отследить все перемещения Рубена, – объяснил Фредрик, открывая блокнот. – Я знаю, что вы уже давали показания сотруднику полиции вчера, но мне необходимо прояснить также некоторые детали, чтобы быть уверенным, что все сходится.

Ян-Отто Лундгрен медленно кивнул.

– В последний раз вы видели Рубена в субботу вечером около десяти, верно?

– Знаю, мы сказали в десять. – Вибеке провела рукой по лбу. – Но, кажется, было ближе к половине одиннадцатого. Мне…

– Нет, было десять часов, – сказал муж, накрыв ее руку своей. – После «Встречи выпускников», помнишь?

– «Встречи выпускников»?

– Да, ну, знаете, по телевизору идет. Большая встреча выпускников.

Фредрик Риис редко смотрел телевизор, но конечно же знал, о чем идет речь. Субботние развлечения на NRK. Вся страна собиралась перед экранами. Двое знаменитостей встречались со своими бывшими одноклассниками из старшей школы, чтобы попытаться вспомнить их имена.

– Он разозлился на меня, – сказала Вибеке, снова погрузившись в свои мысли, на этот раз со слабой улыбкой. – Хотел, чтобы я положила на пиццу фарш. Но Санна так не любит, ей нужно только с ветчиной. Потом я сходила за колой в подвал, хотя вообще-то мы больше ее не пьем. Вредно для зубов, слишком много сахара, да?

Муж снова погладил ее по руке.

– Мы поели, и Рубен пошел к себе в комнату играть в компьютер. До одиннадцати часов, таков был уговор.

– Вы к нему не заглядывали? – продолжил Риис. – Может, позже? Видели, что он спал?

На секунду в воздухе повисла тишина.

– Я даже не помню… – начала Вибеке Лундгрен. – Наверное, заглядывала?.. Я всегда так делаю…

– У Санны болел живот, – как бы извиняясь, кивнул муж. – Она никак не могла уснуть. Я читал ей книгу в кровати и, видимо, сам отключился. Когда я проснулся, было… половина первого?

– Вы были с Рубеном весь вечер? Смотрели телевизор? А потом он пошел к себе в комнату? У него не было никаких планов, о которых вы знали?

– Планов? – удивилась Вибеке. – Каких таких планов?

– Я просто спрашиваю. Он не собирался встретиться с друзьями? Или, может, с девушкой?

– Девушкой? – фыркнула худая женщина. – Ему всего одиннадцать. Он был дома с семьей. Потом пошел спать. Как обычно. Какие тут могут быть планы?

Она в недоумении подняла взгляд на мужа, и тот крепче сжал ее тонкое запястье.

– Окно было наполовину открыто, – сказал Ян-Отто и встретился взглядом с Фредриком. – Когда я пошел разбудить его к завтраку утром в воскресенье. Должно быть, он вылез через него.

– И вы не знаете, когда…

– В какой-то момент ночью. Видимо, так и случилось.

– А он уже делал так раньше? Убегал из дома?

– Нет, нет, нет.

Вибеке тихо забормотала и притянула руку к себе.

– Он никогда никуда не уходил. Рубен всегда дома. Это самый милый мальчик на свете. Он не вылезает из окон. Он всегда в своей кровати. С чистым постельным бельем. С Покемоном. Это его любимое. Я купила два одинаковых комплекта, чтобы он всегда на нем спал. Только что постирала второй.

У Фредрика зазвонил телефон. Достав его из кармана, полицейский быстро бросил взгляд на дисплей.

Анетте Голи.

Выключив звук, он положил мобильный на стол.

– А что насчет этого Томми Сивертсена? Они с Рубеном дружили? То есть они часто?..

Вибеке Лундгрен встала из-за стола и вдруг в растерянности застыла посреди комнаты. Все ее тело дрожало, взгляд выражал замешательство.

– Рубен?

– Думаю, нам нужно… – осторожно кивнул Фредрику муж, обняв жену одной рукой.

– Конечно, – кашлянул Фредрик, убирая блокнот в карман.

Он вернулся на улицу, на гравий, и сделал все что мог, чтобы не слышать крик.

Отчаянный вопль донесся из дома.

Снова зазвонил телефон.

Откуда-то издалека.

– Фредрик слушает.

– Это Анетте. Где ты?

– У Лундгренов.

– Можешь прерваться? Ты нужен мне.

– Хорошо, что…

– Мы кое-что нашли у стрельбища. Колодец. Кажется, там побывали мальчики. Сможешь подъехать туда? Прямо сейчас?

– Конечно, – кивнул Риис и убрал телефон обратно в карман пиджака.

И побежал по гравиевой дорожке к машине.

Старик с белесыми волосами знал, что некоторые из тех, чьи портреты висели на стене, скорее всего будут крайне недовольны, что их не позвали на большой праздник, но сегодня особенный день, и прийти должны только люди из его ближайшего окружения. Он запланировал все заранее. Даже скатерть с кружевами расстелил. Подарок бабушки на Рождество. Или мамин, на конфирмацию? Старик уже не помнил, да и какая разница. Сегодня эти посторонние мысли не должны ему мешать. Ведь сегодня двойной праздник. Семьдесят лет, подумать только. И что самое главное, новая работа. Что они там говорили? Что он ушел из актерства? Как бы не так. Дед улыбнулся, сбросил полотенце на землю и вошел в холодную воду.

Он дебютировал еще в возрасте восемнадцати лет, в гимназии Оддевала в постановке евангельской истории о Рождестве. Конечно, он хотел играть Иосифа, но роль стражника оказалась вовсе не так плоха, как думали люди. И кто же главный герой? Просящий пристанище путник? Который даже ребенка жене сделать не смог? Или тот, кто решал, кому можно зайти и переночевать, а кому нет? Вот именно. Ответ напрашивается сам собой. Старичок с белесыми волосами снова улыбнулся, намылил щетку, обмакнул в воду и стал тереть себе спину. Ах, до чего же красиво озеро Лилла Хёпперёдшон при этом свете. Он жил тут шестьдесят четыре года из своих вот-вот семидесяти. Сначала с мамой и бабушкой. Потом только с мамой. Потом один.

Хотя…

Нет, он даже думать об этом не мог. Скоро начнется праздник. Лилла Хёпперёдшон – озеро с береговой линией в одну целую шесть десятых километра. В самом глубоком месте – девять метров, а не пять и одна десятая, как утверждали в автосервисе «У Рэя», когда он заходил к ним узнать, во сколько обойдется вернуть к жизни старую «Вольво», которая стояла в гараже. Пять целых одна десятая – это средняя глубина, то есть если взять все ее значения, сложить и поделить на количество. Как они разозлились тогда, проехав весь этот длинный путь по лесу и не обнаружив «Вольво» на месте. Как они ругались матом и какие гадости делали. Да что один из них себе позволил? Этот идиот покачал головой и сплюнул в ноги старику. Очень жаль, что так вышло. Машина ему бы пригодилась. С ней намного проще добираться в некоторые места. А так ему приходилось тащить на себе велосипед через лес, а потом крутить педали до самого квартала Систем в Уддевалле, только ради него. Аквавита «Халландс Флэдер». О да. Здесь экономить не стоит. Тридцативосьмиградусный, со вкусом цветков бузины и корицы. Старик закончил тереться мочалкой и полностью окунулся в воду, чтобы смыть пену.

Ну и что такого в вашем Стокгольме?

Нет, не о городе он думал.

Аллан Эдвалль[4].

Вот о ком.

Эдвалль, без сомнений, на первом месте. Старик мысленно составлял список тех, кто будет сидеть за столом, а кто останется висеть на стене.

Нет, не Стокгольм со своими соленой водой и блудницами, которым платили за танцы в маленьких комнатушках, где пахло смертью, после того как перепьешь крепкого алкоголя.

Уж лучше лес около Оддеваллы.

Тут хоть жить можно.

Вторая роль старика – наверное, ей он гордился больше всего, – арестант в тюрьме под номером 112-452311. Осужден за эксгибиционизм в парке «Васа» и укрывательство краденых вещей. Эту пьесу долго не снимали с афиш. Четырнадцать месяцев. Вот какой популярности он достиг в этой роли.

Ингмар Бергман[5]? За столом?

Слегка покачав головой, старик усмехнулся, оделся и пошел по тропинке к дому.

Бергман не в его планах.

Ни за что.

Этот идиот даже на стене уже не висит.

Старик, дойдя до кухни, тут же забыл, на чем надо сосредоточиться, и опять спустился к воде. Озеро Лилла Хёпперёдшон, с береговой линией один и шесть десятых километра, с наибольшей глубиной девять метров, а не пять и одна десятая, как говорили в автосервисе.

Что это за тень там около мыса?

Что?

Это опять он?

Как его там звали?..

Водный монстр…

Надо снова позвонить тому журналисту из «Бухюслэнинген»?

Нет, ему сложно дозвониться.

Ладно. Сосредоточься.

Кто будет сидеть за столом?

На стене было тридцать шесть портретов. Все они – знаменитости Швеции, которых он лично видел. Иногда лишь во сне, но какая разница?

Черт возьми, вот он поднялся к двери дома и опять забыл, о чем нужно подумать. Ничего не оставалось, как вновь спуститься к воде.

Как живописно оранжево-желтое апрельское солнце отражалось в прекрасной водной глади Лилла Хёпперёдшон. С береговой линией один и шесть десятых километра. Самая большая глубина девять метров, а не пять и одна десятая, как говорили в автосервисе.

Так, ладно.

Тридцать шесть на стене.

Только шесть мест за столом.

Шесть человек.

Каждый на своем стуле, ведь у него всего шесть стульев.

Ну ладно, ящик для дров за стул не считается, крохотная табуретка, на которую он садился, чтобы постричь ногти на ногах, наверное, тоже.

Я что, сказал «стулья»?

Что?

Нет, я сказал «мест».

Он погрозил кулаком.

Что ты там говоришь, Аллан?

Хочешь лишиться своего места за столом?

А?

Висеть на стене как посмешище, пока мы тут угощаемся аквавитом?

О, да.

На хороших вещах не экономят.

Он тут же пожалел о сказанном и поспешил добавить: «Шутка, я просто шучу. Конечно, ты будешь за столом».

Тебе достанется желтый стул.

На этот раз старик вошел в кухню и в глубокой задумчивости остановился перед портретами на стене.

Корнелис Вресвик.[6]

Да?

Хорошо.

Да.

Он аккуратно снял фотографию с кнопки и торжественно отнес ее к столу.

Красный стул.

Томас фон Брёмссен[7].

Хм-м-м-м-м…

Ну ладно.

Может быть.

Где он снимался?

Точно.

Альберт и Херберт[8].

Конечно же да.

Томас фон Брёмссен.

Синий стул.

Еще трое, еще трое…

Уже можно пить?

Аллан Эдвалль уже открыл бутылку аквавита и собирался немного налить себе, черт меня побери, начинаем вечеринку, но в последний момент старик запретил ему.

Еще рано пить, ясно?

Как это, по-твоему, будет выглядеть?

Старик с грустью покачал головой и поставил бутылку так высоко, как только мог достать – в шкаф над плитой.

Только он вернулся к портретам, чтобы продолжить выбор, комнату огласил звон.

Старик вздрогнул, сначала не поняв, откуда идет звук, но потом до него дошло.

Это же новый телефон.

Мобильный.

С работы.

Он быстрыми шагами подбежал к ящику комода.

Синий.

Такой маленький и симпатичный.

На экране высветилось сообщение:

Лист 1. Сцена 1. ОК?

С улыбкой старик набрал ответ.

ОК!

Он подошел к полке под окном, достал черную папку на кольцах, открыл первую страницу и сделал глубокий вдох.

И сел за стол перед вторым своим телефоном.

Маленькое крыльцо с колоннами, две раздвижные двери из стекла и серого металла, затем открытое свежеотремонтированное фойе. Она видела, что бородатый следователь со светло-рыжими волосами всю дорогу старался не выдавать свои эмоции, но у него это не совсем получалось. Его обычно спокойное умное лицо выражало и любопытство, и радость одновременно, словно он не мог поверить в то, что только что произошло, и в то же время не понимал, что теперь ему с этим делать.

Это не всегда тебе на пользу, Миа. Видеть то, чего не видят другие.

Так сказала бабушка в один из своих не лучших дней – она долго болела, но к врачу идти, конечно, отказывалась. Худенькая, с черными кругами под глазами, она, скорчившись, лежала на матрасе на полу. В кровать, само собой, не хотела, эта прекрасная упрямая женщина. Как же сильно Миа ее любила.

Это может вызвать в тебе страх. И принести одиночество. Другие не понимают того, что понимаешь ты. Жизнь, людей. И то, как все связано между собой. Не забывай меня, когда меня не станет, обещаешь, Миа? Если тебе станет одиноко.

Как это похоже на бабушку. Это ведь она была больной, а не Миа, и все равно хотела помочь. К счастью, через несколько недель она выздоровела, и на выходных ей должно было исполниться восемьдесят лет. Как Миа ждала этого. И волновалась. Ведь она знала, что будет с мамой, если не придет Сигрид.

Но Сигрид, конечно, не придет.

Где ты, Сигрид?

Миа украдкой бросила взгляд на телефон, когда добряк-следователь улыбнулся и вызвал лифт.

– Мы сидим на третьем этаже. Формально сюда наш отдел переехал прошлой осенью, но ремонт еще не закончен. Ох уж эти рабочие.

Он сразу же ей понравился.

Холгер Мунк.

Первого впечатления достаточно, чтобы понять это.

По крайней мере, у Мии всегда было так.

На такого человека можно положиться, он честный, надежный и придет на помощь, когда она тебе понадобится.

Миа не всегда могла увидеть все отчетливо, иногда ее оценка происходила на уровне ощущений, предчувствие хорошего, тепла, исходящего от человека, в противоположность однозначному неприятному чувству. И не помогут никаких уловки. Особое чутье всегда было присуще Мии, и она никогда не любила ложь. В детстве она думала, что все вокруг такие же. Не внешне, само собой, тут она понимала, что не все выглядели как маленькие индейцы с ярко-голубыми глазами, но внутри. Впервые она почувствовала себя другой в подростковом возрасте.

Скоро ей двадцать два.

Через полгода.

В ноябре.

Сигрид и ей.

Прошлый день рождения она праздновала одна.

В этот раз они должны быть вместе.

Миа пообещала это себе.

Я найду тебя.

Несмотря ни на что.

Миа подавила зевок, когда двери лифта открылись и показалась табличка.

«Полицейский участок Осло».

Отдел по борьбе с уголовными преступлениями.

Марибуэсгате, 13.

– Ну, вот тут мы и обитаем, – улыбнулся Мунк, набрал код на панели на серой стене и придержал дверь перед Мией.

Самый обычный офисный опенспейс, даже скучный. На полу в проходах лежали остатки ковролина – теперь его меняли на паркет. Рабочие места со стеклянными перегородками – попытка создать современный открытый офис, как стало модно в больших компаниях: синергия, близость, но идея так себе. Очевидно, что здесь есть потребность в приватных беседах, но это не вписывается в концепцию дизайнеров интерьера – кремового цвета прямоугольные вертикальные пластиковые полосы декорировали окна почти всех рабочих мест, кроме парочки тех, что стояли пустыми, места для взрослых, как назвал их Мунк еще в кофейне. Он посмотрел на Мию полным любопытства взглядом.

– Ну что же, сколько ты хочешь в месяц?

Задав этот вопрос, Мунк посмеялся сам над собой. Она тоже слегка улыбнулась, но, конечно, поняла, что он спрашивает всерьез.

Хочешь работать у нас?

Он выбрал другую тактику. Показал ей их офис. Познакомил с командой. Ну что, понравилось?

Начать работу посреди расследования дела об убийстве.

Когда постоянно обрывают телефоны.

Почти тридцать часов, как найдены тела убитых.

Два мальчика одиннадцати лет.

На земельном участке.

Первые сорок восемь часов важнее всего, так ведь?

Она где-то прочитала это.

Она же не дура. С каким напускным безразличием вел себя лектор, когда студенты собирались выполнить тест Калифорнийского университета. Да нет, ничего особенного. Просто игра. Чтобы вы немножко потренировались работать на месте преступления. Не переживайте.

Миа и не переживала, но те фотографии ее поразили. Мальчики на них были как живые. Словно сейчас заговорят. Она огляделась вокруг: вдруг у кого-то в аудитории такие же ощущения, но, похоже, никто ничего подобного не испытывал. С рвением, как у маленькой девочки, которой купили первую книжку с картинками, Миа с головой ушла в работу и пришла в себя, только когда лектор, положив руку ей на плечо, дал стопку бежевых листков для заполнения.

– А тут сижу я.

Мунк продолжал проводить экскурсию по участку, все еще пребывая в приподнятом настроении, но вскоре оно сменится на серьезное.

Еще несколько стеклянных кабинетов, огороженных в большинстве длинными белыми панелями. За ними Мунк и Миа завернули за угол и пришли в действующий опенспейс. Два напряженно работающих сотрудника оторвали взгляды от больших мониторов – всего их было четыре, они образовывали квадрат на большом столе посреди комнаты.

– Это Анья и Людвиг, – кивнул Мунк.

Мужчина в возрасте, немного за пятьдесят, привстал и протянул Мии руку. На нем были овальные очки в стальной оправе, бордовый жилет и красный галстук. Мии вспомнился анекдот: Алло, это семидесятые, мы хотим вернуть свою одежду, но вообще-то повода для этого не было – мужчина показался ей очень приятным. С доброй улыбкой и теплым рукопожатием он посмотрел Мии прямо в глаза.

– Людвиг Грёнли.

– Здравствуйте. Миа Крюгер.

– А это Анья.

– Привет.

Молодая девушка в очках в роговой оправе не поднялась с места, только быстро бросила взгляд на Мию, после чего вздохнула и, вернувшись к своему монитору, стала молниеносно печатать на клавиатуре, словно играя на фортепьяно.

– Ты это серьезно, Мунк?

– Анья Беличек. Наш неугомонный компьютерный гений. Прямо из Гарварда.

– Нет. Опять мимо. Гарвард для глуповатых снобов – они поступают туда только потому, что у них богатые родители. Я закончила Массачусетский университет, – вздохнула девушка, почесав голову под короткими каштановыми кудряшками.

На Анье были клетчатая юбка и унылая белая блузка, словно из пятидесятых, а на запястье маленькая татуировка с красным сердечком.

– У нас пятьдесят тысяч страниц, – продолжила девушка, наконец повернувшись к ним.

– Все так, – подтвердил Грёнли.

Сняв очки, он протер их полой голубой рубашки, торчащей из-под жилета.

– Нам нужны люди.

– Мы попросили шведских коллег прислать все документы по делу, – кивнул Мунк.

– И теперь они не могут остановиться, – пробормотала Анья.

Она наморщила нос под мощными очками и изобразила нечто похожее на грустную улыбку, наконец заметив присутствие Мии.

– А ты кто?

– Это Миа Крюгер, – ответил Мунк.

– И?

– Я серьезно. Холгер, – сказал Грёнли, вернув очки на нос.

– Ясное дело. Я уже все уладил. Попросил Вилкинсона собрать для вас команду в Грёнланде, семь-восемь человек, пойдет?

– Все лучше, чем ничего, – вздохнула Анья.

– Не хочешь отправить меня туда? – продолжил Грёнли. – Чтобы проконтролировать их. А то будут искать не там, где надо. Тут страшное количество материала.

– Вилкинсон разберется, ты нужен мне здесь.

Мунк проводил Мию из комнаты, но в дверях остановился.

– Забыл еще кое-что. Напишу ему список задач в порядке приоритета.

– Ладно.

Грёнли достал блокнот и ручку.

– Следы. Подозреваемые. Допрос свидетелей. Семьи. В этой последовательности. Все красные флаги посылай мне напрямую. Жду отчет в письменном виде каждый день до полуночи.

– Ты что, шутишь?

Анья повернулась к ним, но Миа увидела по ее лицу, что шутка была дружеской.

– Бутылка «Дворека[9]», если что-нибудь накопаешь, – подмигнул ей Мунк.

– Ящик, и договорились, – парировала девушка, снова погрузившись в экран.

– Она из Польши, – пояснил Мунк, когда они с Мией вышли в коридор.

Он провел ее в новый большой кабинет, и Миа наконец увидела серьезность во взгляде следователя. Где-то в его голове тикали часы. Улыбка была показной, он нацепил ее ради Мии.

Тридцать часов.

Она уже видела обложки газет.

И прочитала достаточно книг, чтобы понять, о чем идет речь.

Это уже не игрушки.

Она сделала это после теста. Пошла в публичную библиотеку прямо около академии и проводила там все вечера несколько недель подряд. Читала про места преступления, серийных убийц, криминологию, судебную медицину, работу криминалистов в попытке понять, а надо ли ей все это. И там, среди пыльных полок, ей открылся увлекательный мир, словно она…

Нет, нет.

Отряд быстрого реагирования.

«Дельта».

К этому она готовилась.

Туда она хотела.

Первая женщина.

Она покажет этим козлам.

Веселое и мягкое выражение исчезло с лица толстяка-следователя, он включил свет, и в эту секунду Мунк и Миа оказались в окружении материалов дела, над которым работали. Газетные статьи и фотографии, которые он ей показывал, были прикреплены на одну стену, и там же висела еще куча разных материалов. Миа как зачарованная обводила их взглядом.

– Вот комната для брифингов, тут мы все обсуждаем, – объяснил Мунк с отсутствующим взглядом на серьезном лице.

Вдруг Мие стало нехорошо. Да, она видела несколько фото, но теперь ей открылась вся полнота реальности. Больше всего захотелось извиниться, спуститься на лифте вниз и выйти на улицу, оставив этих людей заниматься работой, но комната была такой притягательной, что Миа не сдвинулась с места.

– Должен напомнить тебе, что то, что ты видишь, конфиденциально.

– Конечно.

– Наверняка я уже миллион правил нарушил, просто приведя тебя сюда.

– Понимаю.

– Но то, что ты сказала мне…

Он посмотрел на Мию. С его круглого лица полностью исчезло шуточное выражение. Теперь все как никогда серьезно. Глазами, полными боли, он смотрел на Мию, и она словно читала его мысли.

Две семьи потеряли детей.

Они никогда больше не увидят своих мальчиков.

И я обязан найти его.

Чтобы восстановить справедливость.

За нами наблюдает весь мир.

Понимаешь?

– Я понимаю, – тихо произнесла Миа.

– Что?

– Сорри, я просто…

Она не договорила, когда дверь в комнату открылась и туда быстрыми шагами вошла женщина чуть за тридцать. Строгий взгляд, блондинка, волосы средней длины, одета так, что Миа скорее бы отправила ее работать в банк, а не в полицию.

– Где ты был? Я сто раз тебе звонила. Кажется, у нас есть совпадение по фургону…

Мунк прервал ее.

– Анетте, познакомься с Мией Крюгер.

Опешив, блондинка остановилась и странно посмотрела на нее.

– Миа, это Анетте Голи. Моя правая рука.

– Добрый день, – осторожно произнесла Миа.

– Что тут происходит? – удивилась женщина, с легким раздражением разведя руками. – Мы зафиксировали проезд одного и того же фургона в двух местах, первый около торгового центра в Лёренскуге, второй прямо около порта Лиллестрёма, нам нужно…

– Дай нам две секунды, – снова перебил ее Мунк, повернувшись к Мии. – Сможешь взглянуть еще раз, для Анетте? И повторить то, что ты сказала мне?

Его взгляд снова стал добродушным.

– Сейчас? – спросила Миа.

– Да.

Мунк слегка улыбнулся, показав на висевшие на стене снимки.

Фредрик Риис показал удостоверение, его пропустили за ограждение, и он припарковался у вывески с надписью «Стрельбище Лёренскуга. Основано в 1891 году», которую украшал овальный логотип с двумя коричневыми винтовками старой модели, напомнившие ему об отце, питавшем слабость к старому оружию и имевшем целую коллекцию в подвале в Бэруме. Конечно, мальчика туда не пускали. Отец никогда не звал его чем-нибудь заняться вместе. Не то чтобы Фредрик мечтал стрелять по птицам из старых «Винчестеров», но все-таки. В раздражении он отмахнулся от воспоминаний и вышел из машины.

Он увидел знакомое лицо идущего к нему полицейского, от встречи с которым, честно говоря, Фредрик предпочел бы отказаться. Эрик Брюн. Его одногруппник из Высшей школы полиции. Хотя одногруппником его назвать язык не поворачивается, скорее идиот из его группы.

Бесцеремонный полицейский вразвалку переходил дорогу. Увидев Фредрика, он резко приобрел унылый вид.

– Ага, а вот и наш сноб подъехал.

Потерев подбородок, Брюн намеренно не протянул руку товарищу.

– Привет, – кивнул Фредрик, сделав вид, что ничего не заметил.

С такими людьми лучше вести себя так. Один из семестров они вместе патрулировали улицы, поэтому Брюн сейчас так почернел. От зависти, естественно. Вакансия в отделе по борьбе с уголовными преступлениями. Работа мечты. Фредрик знал, что Брюн тоже отправлял резюме, но работу получил Риис.

Вижу, ты все патрулируешь?

Но он не стал произносить это вслух. Надо быть вежливым и здравомыслящим. Единственная истина, которой его научили дома.

Сноб.

Осло – небольшой город. Фредрик Риис отлично знал, когда и за что его наградили этим прозвищем, ставшим общепринятой шуткой в полиции. Получив место в отделе, Фредрик был весь на нервах и в свой первый рабочий день позвонил дежурному, чтобы спросить про дресскод. Дежурный решил подшутить над неопытным новичком. Костюм и галстук. В отделе по борьбе с уголовными преступлениями с этим строго. Фредрик, конечно, должен был учуять подвох, но он был молод, наивен и страшно волновался. Он явился на работу в своем лучшем костюме и идеально выглаженной рубашке и потратил на подготовку несколько часов, пришлось даже за новым утюгом сходить. Начищенные до блеска итальянские ботинки. Маленький платочек в нагрудном кармане пиджака. Даже булавка на галстуке из настоящего золота, доставшаяся в наследство от деда. С гордо поднятой головой – ведь сегодня его первое совещание на работе – Фредрик вышел из лифта на четвертом этаже, где его встретила группа новых коллег, едва сдерживая смех. Он чувствовал себя клоуном. Ему было крайне неприятно и очень гадко на душе. В помещении тогда воцарилась мертвая тишина, слышен был лишь скрип подошв ботинок Фредрика по линолеуму, словно новичка ментально высекли розгами, пока он шел к столу, где было написано его имя, и только тут все разразились хохотом.

Ну ладно.

Все улеглось.

Коллеги оказались приятными.

А теперь Брюн, в порыве злости, решил воскресить в воспоминаниях Фредрика это прозвище.

А действительно, почему бы и не сноб?

С того дня каждое утро он с прямой спиной приходил на работу красиво одетый. Для Фредрика это было единственным способом заткнуть их. Он и сейчас так же одевался. Конечно, чуть посвободнее, без галстука, но неизменно в костюме.

– Что у нас тут?

– Там колодец, – указал Эрик Брюн. – Работают криминалисты, нам сказали пока не подходить. И где равноправие? Криминалисты, мол, разбираются, а нам надо отойти, чтобы не загрязнять? Да за кого они нас держат?

Брюн засунул большие пальцы под ремень и сплюнул в гравий.

Видимо, за команду дебилов.

– Рад тебя видеть, Эрик.

Фредрик похлопал мощного полицейского по плечу и продолжил путь к стрельбищу по направлению к трем криминалистам в белых защитных костюмах.

Наконец наступила весна. Деревья вдоль гравиевой дороги окрасились в разные оттенки зеленого. С крыши огневой позиции вспорхнули две чайки и с криками исчезли в небе над участками. Фредрик Риис терпеть не мог зиму. В этом они с Мунком были похожи. Наверное, потому, что выросли в центре города. Здесь на окраине зима, конечно, совсем другая, все в белом снегу, можно кататься на санках с горок, даже сделать маленький трамплин. В центре Осло же только темная слякоть и мокрые улицы с дрожащими от холода людьми. Фредрик где-то слышал, что в некоторых школах перестали говорить детям, что снег белый. Ведь все видят, что он серый. Если он вообще выпал. Друзья каждый год звали Фредрика на юг. В Альпы, Санкт-Мориц, Зеефельд. Заниматься слаломом. Или кататься на сноуборде. Но ему это было не по душе. Зимой он предпочитал оставаться дома, у камина. С марками и своим попугаем, в ожидании, пока небо снова посветлеет. Тогда и дышать легче. В кармане пиджака запищал телефон, и Фредрик остановился на полпути, чтобы проверить сообщения.

Черт.

Увидимся вечером?

Фредрик задумался на мгновение, хотя уже знал, что ответит.

Нет.

Подождал несколько секунд, пока придет предсказуемый ответ.

Почему?

Угрюмо покачав головой, он вернул телефон в карман.

– Это вы из отдела?

К нему подошла женщина чуть за тридцать.

– Да, Риис.

– Добрый день, я Янне.

Сняв синюю перчатку, она пожала ему руку.

– Что у нас тут?

– Старый колодец. Один из наших поисковиков нашел его несколько часов назад, и я боюсь, что они тут все затоптали, но мы сделали все возможное, чтобы спасти хоть какие-нибудь остатки следов.

Сняв капюшон, она кивнула в сторону полицейских, с одним из которых он только что виделся.

– Я думала, их нормально учат в академии.

Криминалист знаком показала Фредрику следовать за ней в лес.

– Но сейчас вы закончили? Я могу войти?

Она кивнула.

– Мы сняли отпечатки с замка и со всего остального, где нашли их.

Перед старой красной будкой с колодцем внутри лежал маленький золотого цвета навесной замочек.

– Он был заперт?

– Нет, замок висел на проушине.

– О’кей, – сказал Риис, надевая перчатки.

– Вам он понадобится. – Криминалист протянула ему большой фонарь. – Там кромешная тьма. Странно, такой старый колодец, я думала, что доски пропускают свет, но кто-то изолировал будку изнутри черным кровельным толем. Похоже, ее использовали для…

Криминалист достала из кармана пачку сигарет.

– Для чего?

– Не знаю. Для чего-то. У меня редко бывают мурашки по телу от места преступления. А, кстати…

Она подошла к большому чемодану и достала прозрачный пакетик для улик.

– Трусы?

– Мы не знаем, принадлежали ли они кому-то из мальчиков, но шансы велики, правда?

Она покачала головой и кивнула коллеге – тот подошел с зажигалкой и дал Янне прикурить.

– Ну, я пошел.

– Пожалуйста.

Фредрик Риис включил фонарь, пригнулся и аккуратно пролез через маленькую дверку.

Твою мать.

Щелк. И мир вокруг исчезает. Остаются только эти фотографии. Не торопись. Здесь больше никого нет. Только ты и они. Разложи их как нужно: по вертикали и горизонтали так, чтобы образовали на столе квадрат. Не надо брать все сразу – выбери те, что составят наиболее полное впечатление. Не меняй снимки. Сеанс должен пройти непрерывно, без остановок. Отобрала нужные? Составила свое мнение? Учла все необходимые детали? Скажи предложение, звук или просто почувствуй вкус во рту, чтобы избавиться от последних отголосков окружающей реальности. Тот, кто медитирует, поймет тебя. Пусть это кому-то и покажется абсурдным. Главное, чтобы твои тело и голова знали, что важно. Готова? Начинаем.

Вспомни бабушку.

Миа ушла в себя и полностью сосредоточилась на фотографиях, которые определенным образом разложила на столе. На этот раз вышло лучше. Она только что уже побывала в них, оставив страх того, что может обнаружить. Нужно как следует погрузиться. Еще глубже, чем в прошлый раз. Ведь тогда она увидела не все, правда? Дело не в том, что не хватало каких-то снимков. Нет, дело в другом. Есть некая прореха в том, что она увидела на тех фотографиях. Что-то не так. Что-то она упустила. Оно лежало на поверхности, но увидеть не получалось. На мгновение Миа закрыла глаза, пытаясь не злиться на блондинку, которая выключила звук на телефоне по ее просьбе, а вибрацию отключить забыла. Мобильный гудит в кармане пиджака, женского пиджака. Сшитого вручную, уж точно не купленного в каком-нибудь дешевом сетевом магазине. Небесно-голубого цвета нежного приятного тона. Никаких импульсивных решений. Я спокойна. Я все обдумываю. Опять эта вибрация. Шерсть с вискозой. Три пуговицы. Карманы с обеих сторон на бедрах.

– Сорри, вы не могли бы…

Миа повернулась к женщине по имени Анетте и кивнула на ее вибрирующий телефон.

– Конечно, извини.

На узких губах застыла улыбка, и Анетте бросила быстрый взгляд на Мунка, слегка покачав головой.

Что за хрень, Холгер?

Ты в курсе, что скоро настанет конец света?

Ладно, Миа.

Спокойно.

Вспомни бабушку.

На земле двое мальчиков. У одного из них, полностью голого, короткие светлые волосы, он лежит на спине, положив руку на грудь. Вторая покоится на земле и слегка отстранена от тела. Его лицо кажется умиротворенным. На маленьком носике веснушки. На первый взгляд он напоминает ангелочка. Таких раньше рисовали на глянцевых открытках. Ангелочки, опирающиеся на облака. На мальчике нет одежды. У него маленький пенис, над которым едва начали расти волосы. Светлые, как и на голове. На мошонке волос нет. Сейчас ты знаешь его возраст, но, если бы спросили, сказала бы десять. А ему одиннадцать. Высокий, худой, хрупкий. Ему, с его уязвимым телом ребенка, можно было бы дать даже меньше, девять. Его ноги слишком длинные по отношению к телу. Представь, как он бежит. Быстро. Он как ветер, улыбается и тяжело дышит, обгоняя других. Вычеркни это. Ты не знаешь, сможет ли он обогнать других. Но он точно бегает быстро. Вокруг шеи синяя полоска. Его задушили. Сзади. Чем-то тоненьким. Не стальной нитью, она бы оставила другие отпечатки на коже. Может, рыболовной леской? Ты чувствуешь, как ему трудно дышать. Грудь поднимается, пока он ищет воздух. Почему он не поднимает руки, чтобы защититься? Ни на одном из пальцев ни царапины. На руках тоже. Нигде на теле ничего нет. Нет, несколько синяков все же есть. Один на локте, другой на левой коленке. Снимок пальцев. Неплохо было бы посмотреть и поближе, под микроскопом, но и этого достаточно. Потому что первое, на что здесь обращаешь внимание, – убийца долго возился с ним. У мальчиков никогда не бывает таких чистых ногтей. Он постриг их, почистил, аккуратно сложил пальцы красивым веером, как на какой-то картине, портрете с руками в стиле Рембрандта. Или Караваджо. Ты знаешь, что мальчика зовут Рубен. Его рука, сложенная на груди, в белом гипсе. Пальцы едва торчат из отверстия в нем, но и они тщательно обработаны. Рубен сидит в классе. Он повредил руку. Перелом? Как это случилось, Рубен? Упал с велосипеда? Ударил кулаком в стену? Нет, это на тебя непохоже. Твои плечи немного ссутулены. Наверное, ты стесняешься своего роста. А может, и нет. Но что-то тут есть. Тебя унижали? Долгое время? Взрослые? Ты часто испытывал страх? Только у таких детей так ссутулены плечи, это своего рода защита от мира вокруг. Другие дети любят тебя. Они пишут на твоем гипсе разноцветными фломастерами. Тебе нравится одна девочка, ну или как минимум ты нравишься ей. Сильвия. Ее имя обведено красным сердечком на гипсе. Что же случилось с твоей рукой, Рубен? Это как-то связано с сутулыми плечиками? Одно ясно – ты главный герой на сцене. Протагонист. Второй мальчик, в одних трусах, – второстепенный персонаж. Он не так красив, как ты. Не так ухожен. Даже не полностью раздет. На нем старые темно-синие трусы с растянутой резинкой, которые еле держатся на теле – их явно стирали бессчетное количество раз. Его просто бросили рядом с тобой, Рубен. Даже не повернули лицом к небу. Отсылка к тем мальчикам из Швеции. Те же позы. Один голый, другой – нет. Мальчиков убили не здесь. Их зачем-то сюда поместили. Выбор места неслучаен. Все тщательно спланировано. Все, до мельчайших деталей. По центру между телами – животное. Маленький лисенок. Вид у него умиротворенный. Словно спит. Глаза закрыты, лапы вытянуты вперед. Мордочка смотрит на красивого мальчика. Почему те, кто сделали эти снимки, не поняли, как это важно? Видеть всю сцену? Что именно это самое главное?

Вдруг Мии Крюгер стало нехорошо, ее затошнило, и ей пришлось оторваться от фотографий, откинуться на спинку стула, одной рукой прикрыв лицо. Ее дыхание сбилось.

– Все нормально?

Мунк обеспокоенно посмотрел на нее откуда-то из другой реальности. Часы около белого экрана на стене показывали, что прошло всего три минуты. А Мии показалось, что миновала целая вечность.

– Да-да, я в норме, – пробормотала Миа и размеренно задышала носом, пытаясь успокоить стук сердца.

Зачем она согласилась на это?

Цирк какой-то.

Фрикшоу.

Сидеть под наблюдением двух незнакомцев?

Да ну нахрен.

Хватит с нее.

Домой.

К своей обычной жизни.

Спать.

Ходить по темным улицам.

Искать Сигрид.

– И?.. – пробормотала блондинка.

Женщина по фамилии Голи сидела на столе, сложив руки на груди поверх голубого пиджака – поза явно говорила о том, что Анетте считала это пустой тратой времени.

– Вкратце, – сказал Мунк, подойдя к копиям фотографий на стене. – Миа считает, что где-то здесь…

Он показал на один из снимков.

– Должен был стоять стул. Или стремянка. Да, Миа?

Миа кивнула.

– И почему это важно? – вздохнула Голи.

– Мальчиков убили не здесь. Их сюда переместили, верно, Миа?

– Да.

– Убийца действовал очень тщательно, – продолжил Мунк уже более активно. – Обработал пальцы, разположил тела по своему плану. Убил мальчиков, не оставив на телах ни царапин, ни синяков, ни крови. Они чисты настолько, насколько это было возможно, кроме линий вокруг шей. И еще…

Бросив взгляд на Мию, Мунк хотел передать слово ей, отдавая должное ее открытию, но она отмахнулась, почувствовав, что опасность со стороны Голи миновала.

– Преступник создал картину, – с триумфом произнес Мунк. – Как художник. Из двух мертвых мальчиков на земле. И чтобы впечатляться своим творением, ему необходимо было подняться на возвышение.

– Так?.. – вопросительно протянула Голи, отбросив первоначальный скепсис.

Она с любопытством взглянула на Мию, затем снова на снимки.

– А животные? Лиса? А заяц из Швеции?

– Не знаю, – кратко ответила Миа.

– Вы говорите он, – сказала Голи. – Есть уверенность, что это мужчина?

Мунк бросил взгляд на Мию.

– Да, – быстро ответила она и встала. – Мне пора бежать, спасибо и удачи в расследовании.

Она пулей вылетела из комнаты и уже успела пройти полкоридора, когда Мунк догнал ее. Да, физическая форма у него так себе. От одышки его круглый живот колыхался, пока Холгер смотрел на Мию тем же любопытным взглядом, какой у него был в лифте.

– Ты уверена, что не хочешь?..

– Нет, спасибо, – решительно ответила Миа, толкнув дверь.

Он пошел за ней дальше.

– Вот. – Он всучил ей визитку. – Звони. В любое время. Если вдруг передумаешь. Или если еще что-то придет в голову. Хорошо?

– Хорошо, – ответила Миа и засунула визитку в задний карман джинс. В этот момент подоспел лифт, и двери медленно открылись.

Весенний воздух на улице показался ей свежее, чем обычно.

Миа неподвижно постояла, пока биение сердца не успокоилось.

И пошла как можно медленнее к Хаусманнсгате.

Чтобы сесть на автобус до дома на Торшов.

Она поставила будильник на половину десятого, но около девяти проснулась сама. У соседей за стеной долбила музыка, и Миа вспомнила, что сегодня понедельник. Второкурсники начинали учебу во вторник вечером, поэтому по понедельникам обычно пили пиво, устраивая вечеринки на Вогтсгате. Размалеванные студентки полицейской академии, человек десять – пятнадцать, кучковались в маленькой общей гостиной. Миа подумала, не пойти ли сказать им, чтобы были потише, но отбросила эту мысль. Они и так на нее косо смотрят. Если хотят напиться до потери пульса, пусть. Только зачем это делать там, где живет она? В общежитии, в котором и так тесно. В их блоке разместились три девушки, и этого было много. Ванная вечно занята. Туалет тоже. Невозможно спокойно приготовить себе еду. Миа жила на Торшов уже почти полтора года и, когда погода позволяла, она проводила на улице столько же времени, сколько и дома. Сидела в парке с книгой или ездила на велосипеде купаться в Маридален. Лучше так, чем в тесной общаге слушать этот гам. Пустую болтовню и разговоры ни о чем. У Мии Крюгер аллергия на такое. Уж лучше быть одной. Побродить по ночным улицам. И сразу одним ударом двух зайцев. И возможность погрузиться в свои мысли, и поиски Сигрид.

Мии очень хотелось в душ, но сегодня он ей, конечно, не светит. Поэтому она натянула темные узкие джинсы, достала черную футболку и тонкий теплый черный свитер. Вытащила большую сумку из потайного места в шкафу и переложила из нее в рюкзак все, что понадобится. Перчатки, фонарь, флайеры. Сколько взять? Пятьдесят? Оставалось мало.

Вы не видели эту девушку?

Сигрид Крюгер.

Пожалуйста, позвоните, если что-нибудь узнаете!

Придется опять зайти в офис академии, выпросить еще копий. Миа пристегнула кобуру к руке, чтобы рукоятка ножа оказалась четко в левой подмышке. Черный EKA Nordic со сквозным монтажом стального лезвия от головки рукоятки до острия клинка, а сама рукоятка прорезиненная – из-за этого нож легкий и хват надежный. Безусловно, ходить по Осло с ножом – незаконно, и если поймают, могут отчислить из академии. Но перемещаться по ночному городу без защиты Миа не собиралась. Люди такие наивные. На трамвае на работу и с работы. Ужин с семьей и друзьями в светлое время суток. Вечером посредственные развлечения по телевизору – да нормально, пойдет. Простодушные и довольные жизнью люди ложатся спать в благополучном Осло. В безопасном. В городе, где все гуляют в анораках с улыбками на лицах. Здравствуйте, здравствуйте. Как мы рады вас видеть.

Пока не наступает темнота.

И не просыпаются тараканы.

Засунув нож в кобуру, Миа завязала шнурки на своих «Доктор Мартинс», натянула черное худи и надела шапку. Выходя из комнаты, она бросила прощальный взгляд в зеркало у шкафа.

Ей это очень нравилось.

Она умышленно так одевалась. Как будто маскировалась ото всех, с кем могла встретиться на улице.

Склонив голову, она прошла мимо шумной компании в гостиной и вскоре уже сидела в трамвае, едущем в сторону центра.

Осло С.

Площадь.

Миа всегда начинала поиски оттуда.

Там обычно собирались наркоманы.

Наркотики?

Миа ушам своим не поверила, когда сестра сболтнула об этом. Не то чтобы та собиралась рассказывать, но Миа загнала ее в угол. Что за херня творится, Сигрид? Мы почти перестали видеться. Разве мы не собирались все делать вместе? Учиться, жить студенческой жизнью? В Осло. Я звонила в твою школу – да, я звонила! Они сказали, что ты давно ушла оттуда. Что почти и не ходила. Ты же хотела стать медсестрой. Что, черт побери, с тобой такое?

Я не колюсь.

Мы просто курим.

Сигрид выглядела изможденной, высохшей, с потухшим взглядом. Ее когда-то красивые длинные светлые волосы безжизненно свисали с плеч.

Колюсь?

Курим?

О чем ты вообще говоришь?

Сигрид.

Самая добрая, самая умная и правильная девчонка во всем Осгорстранне.

Она играла в гандбол, ездила верхом, хорошо училась в школе и работала волонтером в доме престарелых.

Нет.

Это какая-то шутка.

Сейчас сюда зайдут с фотоаппаратом, смоют растекшийся макияж с лица сестры, с потолка посыпятся конфетти, раздадутся аплодисменты и смех, и все это окажется простым розыгрышем.

Я хочу бросить.

Черт, Сигрид…

Конечно я брошу, но не прямо сейчас. Я должна кое-кому денег. Не очень много, всего пару тысяч. Одолжишь мне? Всего на пару дней? Пли-и-из.

Они вместе пошли в банкомат.

Миа сняла почти все, что у нее было.

Десять тысяч.

С тех пор прошло три месяца.

С тех пор она не видела сестру.

Где ты, Сигрид?

Миа Крюгер достала несколько флайеров из рюкзака и подошла к группе людей на площади Кристиана Фредерика, что между железнодорожной станцией и Биржей Осло. Свое название площадь получила в честь датского короля, который когда-то правил Норвегией, любивший попивать чай в ухоженном саду королевского замка. Площадь избрали местом встреч городские торчки, и от атмосферы королевской жизни тут мало что осталось. Район наводнили отбросы общества. Лузеры. Туристы жалуются, ведь именно сюда прибывает аэроэкспресс, и они, выходя из него, чтобы посетить прекрасный город Осло, вынуждены видеть первым вот это зрелище – тощие грязные пальцы трясущихся рук, дырявые спортивные штаны и старые потертые куртки. Когда Миа впервые учуяла этот странный резкий запах, ее чуть не стошнило. Кто-то прикурил прямо около нее. Молодые девушка с парнем. Не больше пятнадцати-шестнадцати лет. Господи. Мие стало так плохо, словно все хорошее, что было в этом мире, перестало существовать. Все доброе и прекрасное улетучилось в одно мгновенье, как только она увидела этих детей на улице. Они в шаге от смерти. Это настоящее самоуничтожение. И вдруг на их лицах появились улыбки – их торкнуло и на короткое время заставило забыть все ужасы этого мира.

– Привет, Полли, как дела?

Миа уже много раз тут бывала. Сначала ее обходили стороной. Срабатывал инстинкт наркоманов. Они читали по ее глазам – она пришла не за дозой. Она – чужая. Но постепенно к ней привыкли и подпустили ее к себе. Да это та чувиха, которая ищет сестру. Слушайте, кто-нибудь видел ее сестру? Как ее там звали? Никто ничего не слышал? У тебя не найдется пару десятков крон, а? На автобус или на кофе? Всего пару монет? Сигрид, вы знаете Сигрид? Новенькая из Хортена.

Изможденная девушка перед Мией медленно кивнула, она с трудом держала глаза открытыми, но на ногах еще как-то стояла. Эти торчки просто мастера спорта по выносливости. Без еды. Без сна. Без какой-либо подпитки организма. Но они держатся день за днем, как самоходные моторчики, не заряжаясь ничем, кроме укола время от времени.

Увидев Мию, девушка чуть шире раскрыла глаза.

– О, привет, это ты! Что здесь делаешь?

Наркоманка по имени Полли украдкой огляделась, плотнее укутываясь в вязаный кардиган. Еле слышный заторможенный голос донесся изо рта с потрескавшимися губами.

– Мы же с тобой договорились, – осторожно произнесла Миа. – Что я приду, принесу тебе подарочек. Помнишь?

В голове под грязной шапкой, видимо, медленно зашевелились извилины.

– А, точно. Черт.

Девушка вдруг расплылась в улыбке.

– Ты его принесла, да?

– Да, – сказала Миа, кивнув на рюкзак. – Ты обещала мне помочь, помнишь? Говорила, что, возможно, знаешь, где Сигрид.

Полли нахмурилась, снова оглядываясь вокруг.

– Пойдем. Не здесь, – кивнула она и поковыляла перед Мией к углу Эстбанехаллен.

Снова огляделась.

Паранойя.

Да, тут уж точно не самое безопасное место на свете.

– Можно мне посмотреть на подарок? – с любопытством улыбнулась Полли, почесав лицо.

– Конечно, – сказала Миа, снимая рюкзак. – Но ты ведь поможешь мне, правда?

– Конечно-конечно, – нервно закивала девушка. – Какого она цвета?

– Ты вроде бы хотела розовую? – Миа достала маленькую куклу из рюкзака.

Полли из Бергена. Она была первой, кто подошла к Мии, держащей флаеры в руках.

Я знаю ее.

Сигрид.

Я ее видела.

С того дня прошло три недели, Миа приходила сюда каждый вечер, но безуспешно. Наркоманка с всклокоченными волосами как сквозь землю провалилась. И вот она наконец появилась.

Я помогу тебе.

Верь мне.

Но я хочу себе одну вещь.

Подарочек.

Сможешь купить?

Счет Мии был снова почти пуст. Она вела себя наивно и глупо, раздавая им деньги, чтобы получить наводку. Да, я ее знаю. Дай мне триста крон, и я позвоню кое-кому. Эти наркоманы уж точно не добрые самаритяне, им надо выживать, и им все равно, кого обманывать. Поняв это, Миа завязала с пожертвованиями, повзрослела. Но у Полли был какой-то особенный взгляд, и Миа не смогла ей отказать.

Кукла Cabbage Patch.

У меня была такая в детстве.

Она за мной присматривала.

Как думаешь, сможешь мне такую принести?

Миа Крюгер плакала редко, почти никогда, но тем утром по пути домой не смогла сдержать слез. Как же она устала. Как мало спала. Сигрид нигде не было. Весь этот ужас. А эта бедная девочка хотела себе куклу.

Господи.

Ну конечно.

Конечно, я куплю тебе куклу.

Только проснувшись, Миа сразу пошла в магазин игрушек, даже не поела, и потратила последние деньги. Теперь ей не хватит на оплату общежития, ну и черт с ним, подождут.

Полли взяла в руки куклу, прижала к щеке, и словно кто-то зажег яркий свет в ее усталых глазах. Две секунды, и потухший взгляд вернулся. Девушка быстро задрала кардиган и засунула куклу под него.

– Большое спасибо.

– Пожалуйста. Ты сказала, что что-то знаешь.

Осторожно кивнув, девушка снова нервно огляделась.

– Если что, я тебе ничего не говорила.

– Само собой.

Полли заговорила почти шепотом, так что Миа ее еле расслышала.

– Говорят, что она одна из новеньких. Кто путешествует.

– Путешествует? Что это значит?

Полли вдруг вздрогнула: на площади начались какие-то беспорядки, оттуда доносились громкие споры и стук подошв по асфальту, там что-то мигало.

Стало явно небезопасно.

Наркоманы на площади посмотрели на Полли с Мией.

Эй, Полли, ты что там делаешь?

– Маркус Скуг, – пробормотала девушка и, склонив голову, еще плотнее завернулась в кардиган, после чего побежала в темноту и исчезла.

Что?

Миа почувствовала, как закипает от ярости. Пришлось отвернуться от вопросительных взглядов, чтобы наркоманы поняли, что она их не тронет.

Маркус Скуг.

Маркус мать его Скуг.

У Мии выступила пена вокруг рта, когда она ушла с площади и, тяжело дыша, остановилась у входа в торговый центр «Бюпортен», пытаясь успокоиться.

Спокойно, Миа.

Не злись.

Пусть тебе и хочется его убить.

Пусть он и заслуживает сгореть в аду.

Сигрид этим не поможешь, верно?

Сняв капюшон, Миа сделала глубокий вдох.

Вдруг на нее навалилась такая усталость.

Она почувствовала упадок сил.

Хотя только недавно проснулась.

Мимо нее проехала машина с открытыми окнами, в которой молодежь, размахивающая бутылками, подвывала музыке из динамиков. Деревенские приехали в Осло потусить вечером. Услышав, что играет у них в машине, Миа вдруг словила флешбек.

Weezer.

Музыкальная гик-группа из Калифорнии. Сигрид тогда так настаивала, чтобы Миа послушала их.

Тогда она впервые задумалась: тут что-то не так.

Милая Сигрид.

Которая слушает Селин Дион и Уитни Хьюстон.

У которой на стене постеры Backstreet Boys и NSYNC.

– Послушай, Миа, классная музыка, да?

Это было летним вечером в саду в Осгорстранне. Тогда они еще были вместе. Мама с папой уехали, и весь дом был предоставлен девочкам. Вечеринка сестер. Шампанское, клубника и розовый рыбный суп, который любила готовить Сигрид. На вкус – не лучший в мире, но он всегда был на столе.

Машина с вопящими людьми исчезла на Фред Ульсенсгате, а музыка так и осталась звучать в ушах Мии.

Weezer.

В саду под светом фонарей.

Тогда Сигрид впервые рассказала о нем.

О Маркусе Скуге.

Что она влюбилась.

В музыканта из Хортена.

И Миа должна пообещать ничего не рассказывать маме с папой, потому что он им не понравится.

Потому что он другой.

Потому что у него трудная жизнь.

Но скоро все наладится.

Потому что Сигрид обещала помочь ему.

Он столько всего знает.

Он такой глубокий человек.

Вот, например, эта музыка.

Разве не крутая?

Смотри, это их логотип…

Сигрид в белом платье босиком танцевала на теплой траве, улыбаясь так, как Миа никогда раньше не видела, словно мыслями она была не здесь, такая счастливая, скрестив пальцы в форме буквы «W».

Weezer.

Чертов Маркус Скуг.

Сукин сын.

Торчок сраный.

Все это из-за него.

Накинув капюшон на голову, Миа тяжелым шагом пошла к светофору и уже собиралась нажать на кнопку, как вдруг ее осенило.

Твою мать…

Дрожа, она достала визитку с телефоном из заднего кармана джинсов и дрожащими пальцами набрала номер.

– Мунк слушает.

– Кажется, я знаю.

– Кто это?

– Миа. Миа Крюгер. Мне кажется, я поняла, что пропустила.

– Так-так?

– Гипс. Его гипс. Он же сломал руку, да?

– Ну да…

– Он подписался на нем.

– Кто?

– Преступник. Он его подписал.

– Как?..

– Все остальные надписи – имена целиком, – продолжила Миа. – Но не его имя. Только одна буква. Сами посмотрите. Какая же я дура, что сразу не поняла.

– Давай обсудим это завтра? – У Мунка был сонный голос. – У нас общий бриф в девять. Ты придешь?

– Я подумаю.

– О’кей, хорошо.

Улыбнувшись про себя, Миа убрала телефон в рюкзак, и тут на светофоре загорелся зеленый свет.

1

Центральное управление уголовной полиции Норвегии.

2

Центральная скульптура в парке Вигеланда.

3

Улица тимофеевки, клевера, тюльпанов, купены.

4

Шведский актер, композитор, кинорежиссер.

5

Известный шведский кинорежиссер.

6

Шведский исполнитель авторской песни, поэт и актер.

7

Шведский актер.

8

Шведский комедийный сериал.

9

Польский безалкогольный напиток.

Подняться наверх