Читать книгу С открытым сердцем. Истории пациентов врача-кардиолога, перевернувшие его взгляд на главный орган человека - Сандип Джохар - Страница 4

Однажды, когда мне было пятнадцать лет и я учился в старшей школе, мне нужно было подготовить доклад по биологии. Я решил измерить электрический сигнал сердца живой лягушки. Чтобы провести этот эксперимент, мне нужно было лягушку обездвижить – не убивая, рассечь позвоночник, чтобы она была жива, но парализована, и лишь затем проводить вскрытие. Для измерения силы электрического сигнала я одолжил осциллоскоп, усилитель напряжения и несколько красных и черных проводов с электродами. Мой учитель биологии, мистер Крэндалл, сказал, что для ученика младшего класса старшей школы я задумал очень серьезный проект.

Для начала мне нужно было добыть несколько лягушек. С сачком в руке, сжимая в другой руке руль моего велосипеда, я направился в лес неподалеку от моего дома в Южной Калифорнии. Пятничный день клонился к закату; на улице царила ранняя весна и пронзительно щебетали птицы. Дорога была мокрой. Колеса моего велосипеда глухо шуршали по каменистой грязи.

Я приехал к маленькому пруду, размером не больше обычного бассейна на заднем дворе. На его поверхности, покрытой листьями и спутанными прядями зеленой растительности, роились стрекозы. Я прошлепал вдоль берега, прилипая к грязи кроссовками. Внезапно сквозь окно в ряске мне открылась удивительная жизнь стремительных головастиков и мечущихся вокруг древесных лягушек. Я опустил туда свой сачок – белую сетку на метровой палке – и запустил его в вязкий ил на дне водоема. Я вытащил его и увидел, что в сетку попалась маленькая желтая лягушка. Вместе с несколькими листиками я уложил ее в мусорный пакет. Еще несколько раз запустив сачок в пруд, я выловил еще штук пять лягушек. Я завязал пластиковый пакет, предварительно проколов в нем дырочки для дыхания лягушек карандашом. Потом я закинул пакет в рюкзак и поехал домой.

Оставив велосипед у дома, я откинул деревянную задвижку на калитке, ведущей на задний двор. Сквозь щели в бетонной дорожке пробивались ростки сорной травы. У патио росло небольшое лимонное дерево. Благодаря этому дереву мой дворик всегда казался мне гораздо более приятным и свободным местом, чем был на самом деле. К тому моменту уже начинало смеркаться, желтушное небо меркло, уступая небосвод темноте. Мать позвала меня ужинать на кухню. Я оставил пакет с лягушками в патио; когда я зашел в дом, она спросила меня, собираюсь ли я их кормить. Я ответил ей, что в этом нет смысла, ведь они все равно скоро будут принесены в жертву науке.

От мистера Крэндалла я узнал, что кровообращение в теле животных было плодом миллионов лет эволюции. У моллюсков и червей было низкое давление и незамкнутая система кровообращения. У более крупных существ в результате эволюции развились трубкообразные сосуды и все более сложные насосы, позволявшие их крови циркулировать под более высоким давлением, доставляя кислород и питательные вещества на куда большие расстояния.

У лягушек сердце трехкамерное. Человеческое сердце сложнее, у него четыре камеры: два предсердия (в которые поступает кровь) и два желудочка (насосы). Лягушкам требуется меньше кислорода, чем людям, потому что они не пытаются поддерживать постоянную температуру тела. Лягушки, в отличие от препарирующих их людей, существа холоднокровные.

На следующий день, в субботу, я взял мусорный пакет с лягушками и, прихватив с собой необходимое электрооборудование, скальпель и поднос для препарирования, уселся на пластиковый табурет под нашими ржавеющими качелями. Ста двадцатью семью годами ранее, в 1856 году, анатомы Рудольф фон Кёлликер и Генрих Мюллер измерили электрический заряд удара сердца лягушки, пропустив его через электроды, подсоединенные к магниту. Магнит реагировал на ток и отталкивал иголку. По сути, я должен был воспроизвести их эксперимент, но уже при помощи современного оборудования. Я подсоединил электроды к источнику питания, чтобы проверить целостность цепи, и осциллоскоп показал стабильные 60 герц. Электроды были толстыми и тупыми, и у меня не было уверенности, что они хорошо подсоединятся к сердцу лягушки, если оно окажется слишком маленьким. Тем не менее эти выходные были самым удобным временем для проведения эксперимента, а потому я продолжил, невзирая на терзавшие меня сомнения.

Я вытащил из глубин пакета лягушку. Крепко придерживая ее рукой, я осторожно прикоснулся скальпелем к бежевой коже ее спинки. Она яростно дергала ногами, пытаясь вырваться. Когда я на мгновение невольно ослабил хватку, она выскользнула и запрыгала от меня по сухой траве, пока я снова не поймал ее. К тому моменту мое собственное сердце рвалось из груди, колотясь изнутри в солнечное сплетение. Я воткнул кончик скальпеля на несколько миллиметров в мягкое затылочное отверстие и надавил на основание черепа. Лягушка сопротивлялась, а я продолжал давить, чувствуя, как жесткий хрящевой панцирь постепенно поддается моим усилиям. Наверное, я задержал дыхание или, напротив, мое учащенное дыхание привело к гипервентиляции легких, и у меня перед глазами запрыгали черные точки. Я грубо пошевелил кончиком лезвия туда-сюда, едва не обезглавив амфибию. Когда я положил ее обратно на поднос, она попыталась отползти к краю. Вяло подпрыгнув в последний раз, она обмякла.

Я сделал прямой вертикальный надрез на ее груди, и из него потекла прозрачная, вязкая жидкость. Похоже, ее сердце по-прежнему билось, но мне сложно было его рассмотреть сквозь иные структуры грудной клетки. Чтобы очистить себе место для работы, я пальцами вырвал мешавшие мне органы. К этому моменту у меня из глаз струились слезы. Зажимы электродов оказались слишком большими, каждый из них был размером почти с само сердце. Я запаниковал, но все равно направил электроды на крошечное, размером с горошинку, сердечко, абсолютно забыв о том, что они по-прежнему подсоединены к питанию. Электроды замкнули цепь и заискрили, подпалив грудную клетку лягушки изнутри. Запах был омерзительным, даже хуже, чем от залитых формальдегидом препаратов и образцов в лабораторном шкафу мистера Крэндалла. Когда моя мать вышла на улицу, я уже ревел во весь голос. Я пытал это несчастное создание и к тому же ничего этим не добился – я не получил нужных мне результатов. Мать внимательно осмотрела результаты моей деятельности и с присущей ей дружелюбной укоризной сказала: «Сынок, тебе стоит попробовать какой-нибудь другой эксперимент. Для этого у тебя слишком маленькое сердце».

На следующий день я собрался с духом, чтобы попробовать еще раз. Я пошел на задний двор за следующей лягушкой, но обнаружил, что в пакете никого нет, – лягушки пропали. Я так и не узнал, как им удалось сбежать, не знала этого и мама. Я не получил никаких экспериментальных данных и составил доклад на основе данных из учебников. Я получил за него «В»[4] и был раздосадован. Когда я спросил у мистера Крэндалла, чем я заслужил заниженную оценку, он ответил, что при выполнении проекта я не узнал ничего нового.

* * *

Сердце не только дарует жизнь или смерть – оно словно сосуд, наполняющий жизнь смыслом. Увидев, что мне не хватает храбрости довести эксперимент до конца, моя мать не просто так сказала про «маленькое сердце» – сердце всегда ассоциировалось с отвагой. В эпоху Возрождения герб с сердцем символизировал отвагу и преданность. Само английское слово «отвага» – «courage» – происходит от латинского «cor», означающего «сердце». Человека с маленьким сердцем легко напугать. Уныние и страх приводят к утрате сердца.

Эта метафора используется во многих культурах. После смерти моего деда мой отец, которому было всего четырнадцать лет, поступил в Канпурский сельскохозяйственный колледж – он стал первым человеком в нашей семье, получившим высшее образование. Каждое утро он проходил шесть километров до своего учебного заведения, потому что наша семья не могла позволить себе велосипед. По дороге домой он с сумкой, полной взятых взаймы книг, встречался в означенном месте у пыльной дороги со своей матерью. Когда он жаловался ей, что устает или не справляется, она увещевала своего расстроенного сына словами: «Dil himmauth kar!» – «Соберись с духом!»

Шекспир поднимал эту тему в своих трагедиях. В пьесе «Антоний и Клеопатра» Дерцет описывает самоубийство воина Антония от руки, что «в сердце обрела // решимость уничтожить это сердце»[5]. Антоний пребывал в смятении от предполагаемого предательства Клеопатры, и, описывая его разбитое сердце, Шекспир писал, что оно оплот еще одного чувства – романтической любви. «Я воевал ведь только для нее, – признается Антоний, – и думал, что она, по крайней мере, хоть тут со мной, как я всегда был с ней». Как пишет литературовед Джоан Лорд Холл, Антоний разрывается между двумя метафорическими значениями сердца. В конце концов его жажда доблести на поле боя затмевает его стремление к объекту своей страсти и приводит его к саморазрушению.

Разнообразие и широта охвата эмоций, пожалуй, и отличают нас от животных. Во многих культурах исторически сложилось мнение, что именно сердце порождает наши эмоции. Английское слово «emotion» произошло от французского глагола «émouvoir», который означает «расшевелить», – пожалуй, логично соотносить эмоции с органом, постоянно пребывающим в движении. Сердце воспринималось как оплот эмоций со времен глубокой древности. Этот символизм сохраняется и поныне.

Если спросить у людей, какой символ они соотносят с любовью, первое место определенно займет сердечко, какое рисуют на валентинках. Значок Y называется «кардиода», и такая форма часто встречается в природе. Ее можно увидеть на листьях, цветах и семенах многих растений, в том числе сильфия, или лазера. В раннем Средневековье это растение использовалось как контрацептив, – возможно, потому сердце и стало ассоциироваться с сексом и романтической любовью (а может, на это повлияло внешнее сходство сердца с вульвой). Какой бы ни была изначальная причина, с тринадцатого века сердца фигурируют на картинах, изображающих любовников (изначально на таких картинах рисовали исключительно аристократов и придворных, отсюда и термин «courtship», означающий «ухаживание»[6]). Затем картины стали дополнять красным цветом, символизирующим кровь и страсть. Позже символом вечной любви стал славящийся долгожительством, растущий на могильных надгробьях обыкновенный плющ, обладающий сердцевидными листьями.

В Римско-католической церкви символ Y почитался как Пресвятое Сердце Иисуса Христа – обвитое терновыми шипами и излучающее неземной свет, это сердце было знаком чистой монашеской любви.

Поклонение Пресвятому Сердцу было особенно распространено в Европе в Средние века. К примеру, в начале XIV века монах-доминиканец Генрих Сузо в минуту религиозного экстаза (и в припадке жуткого самокалечения) пером вырезал у себя на груди имя Христа, желая запечатлеть его на сердце. «О Боже всесильный, – писал Сузо, – дай мне ныне силу и власть исполнить мое пожелание, ведь ныне Тебе надлежит втечь в основание моего сердца». Он добавил, что причастность к единственному истинному объекту так одухотворила его, что он «почти не чувствовал боли»[7]. Когда его раны зарубцевались, святое имя было вырезано «буквами шириной с кукурузный стебель и высотой с сустав мизинца». Сердце ассоциируется с различными формами любви по сей день. Первого декабря 1982 года в Солт-Лейк-Сити пожилой стоматолог Барни Кларк, страдавший от терминальной стадии сердечной недостаточности, стал первым человеком, которому пересадили искусственное сердце. Первое, о чем спросила его супруга, с которой они состояли в браке уже тридцать девять лет: «Он по-прежнему сможет любить меня?»

Сегодня мы знаем, что эмоции возникают не в сердце, но по-прежнему воспринимаем его любовный символизм. Метафоры и отсылки к сердцу фигурируют в повседневной жизни и речи. «Собраться с духом», «найти силу в своем сердце» означает храбрость. «Сказать от всего сердца» – быть искренним. «Выучил наизусть»[8] в английском буквально – «понял и запомнил то, что изучал». «Принял близко к сердцу» выражает тревожность и озабоченность. Если вы всем сердцем сочувствуете кому-то, то вы сопереживаете его или ее проблемам. Когда человек пересматривает свою точку зрения или раскаивается в чем-то, то он так поступает «по велению сердца».

Как и материальное воплощения сердца, метафорические сердца бывают разных форм и размеров. Человек с огромным сердцем щедр и великодушен, а обладатель маленького сердца – эгоистичен (однако, когда моя мать говорила, что у меня маленькое сердце, она скорее подразумевала, что я был излишне чувствителен). В метафорах сердце также сравнивают с материальными субстанциями – оно может быть золотое, каменное и даже жидкое, если мы «изливаем душу». Сердце может быть разной температуры – теплое, холодное и горячее – и обладает собственной географией. Центр, середину чего-либо называют его «сердцем». В «сердце сердца», как говорил Гамлет Горацию, таится самое сокровенное чувство. «Добраться до самого сердца» – до самой сути чего-то, – значит понять, что действительно важно. Монументы или статуи, украшающие «сердце» какого-либо города, нередко символизируют любовь, храбрость, отвагу; те же качества относятся и к сердцу человеческому.

* * *

С годами я понял, что полноценный уход за пациентами зависит от того, насколько хорошо я понимаю (или хотя бы распознаю) их душевное состояние – их эмоции, то, что вызывает у них стресс, страх и беспокойство. Кардиология не приемлет иного подхода. Пусть сердце и не является оплотом эмоций в нашем теле, оно тем не менее остро на них реагирует. История наших переживаний действительно написана на нашем сердце. К примеру, страх и горе могут привести к серьезным повреждениям миокарда. Управляющие непроизвольными реакциями нервы, реагируя на стресс, способны не к месту запустить в организме инстинктивную реакцию «бей или беги»: сосуды сжимаются, давление подскакивает, а сердце рвется из груди. Это и вызывает повреждения.

Очевидно, что наше плотское сердце феноменально чувствительно к нашему сердцу метафорическому, то есть к эмоциональному состоянию.

В начале XX века специалист по биологической статистике по имени Карл Пирсон, изучая надгробья, обратил внимание на то, что мужья и жены, как правило, умирали в течение года после смерти супруги или супруга. Его открытие впоследствии было обосновано – сейчас достоверно известно, что разбитое сердце и правда может привести к инфаркту, а брак без любви способствует развитию хронических и тяжелых кардиологических заболеваний. В ходе исследования 2004 года, в котором приняли участие почти тридцать тысяч пациентов из пятидесяти двух стран, было установлено, что психологические факторы, такие как депрессия и стресс, являются не менее серьезными факторами риска развития инфаркта, чем высокое давление, и почти таким же серьезным, как диабет. Возможно, сердце и является насосом, но насос это непростой и очень эмоциональный.

Несколько десятилетий назад впервые была выделена болезнь сердца под названием «кардиомиопатия такоцубо», известная также как «синдром разбитого сердца». Это заболевание возникает тогда, когда сердце серьезно ослабевает в результате очень сильного стресса или горя, такого, как разрыв отношений с романтическим партнером или смерть «второй половинки».

У пациентов (а это, по неустановленным причинам, почти всегда женщины) развиваются симптомы, очень напоминающие сердечный приступ. У них могут появится боли в грудной клетке, одышка и даже может отказать сердце. На эхокардиограмме сердце выглядит «оглушенным и раздувается, принимая форму такоцубо – японского горшка с узким горлышком и широкой округлой нижней частью, используемого для ловли осьминогов.

Никто не знает наверняка, почему это происходит, но аномальная форма дублирует расположение рецепторов адреналина в здоровом сердце. При высоком уровне адреналина в клетки сердца выбрасывается огромное количество кальция, который наносит ущерб тонким клеточным механизмам. Больше всего страдают наиболее восприимчивые части сердца с наибольшей плотностью рецепторов (например, перикард, то есть самая нижняя часть сердца). Несмотря на то что кардиомиопатия такоцубо чаще всего проходит за несколько недель, в острой фазе она может вызвать сердечную недостаточность, опасную для жизни аритмию и даже привести к смерти. Первые исследования этого заболевания основаны на изучении в начале 80-х годов XX века эмоционально или физически травмированных людей (ставших жертвой ограбления или покушения), которые умирали не от нанесенных им травм, а из-за болезни сердца. Вскрытия показали ярко выраженные признаки поражения тканей сердца и отмирания клеток.

Кардиомиопатия такоцубо является типичным нейрокардиологическим заболеванием, вызванным взаимодействием эмоций и плоти нашего тела. Ни одно другое заболевание так наглядно не демонстрирует связь физического воплощения и метафорического значения сердца. Заболевание может возникнуть даже у пациентов, не осознающих своего горя. У одной моей пациентки двумя неделями ранее умер супруг. Она, разумеется, была расстроена, но смирилась с его кончиной и, возможно, даже чувствовала определенное облегчение – он долго болел, у него была деменция. Через неделю после похорон она посмотрела на его фотографию, расплакалась, а потом у нее появились боль в груди, одышка, вздулись вены на шее, вспотел лоб; она тяжело дышала, даже неподвижно сидя в кресле, у нее были все признаки застойной сердечной недостаточности. УЗИ показало, что ее сердце функционирует вполсилы, но все остальные анализы и обследования не выявили признаков закупорки сосудов. Через две недели, когда ее эмоциональное состояние стабилизировалось, повторное УЗИ подтвердило, что и ее сердце функционирует нормально.

Кардиомиопатия такоцубо возникает при различных стрессовых ситуациях, она может начаться из-за публичного выступления, проигрыша в азартной игре, бытовой ссоры или даже внезапно устроенной вечеринки в честь дня рождения. «Вспышки» этого заболевания соотносят с масштабными потрясениями в обществе, например природными катастрофами. Как пример можно привести землетрясение мощностью 6,8 балла по шкале Рихтера, произошедшее 23 октября 2004 года в префектуре Ниигата на самом большом острове в Японии, Хонсю. Тогда пострадали свыше трех тысяч человек, из них тридцать девять погибли. Сошли с рельсов поезда, обвалы перекрыли две трассы национального значения, отключилось электричество, нарушились телефонная связь и водоснабжение. На фоне этой катастрофы исследователи обнаружили, что в течение месяца после землетрясения случаев кардиомиопатии такоцубо в префектуре Ниигата было зафиксировано в двадцать четыре раза больше, чем за аналогичный период годом ранее. Частота возникновения заболевания коррелировалась с мощностью толчков. Почти все заболевшие проживали рядом с эпицентром землетрясения.

При помощи общенациональной базы данных ученые Арканзасского университета составили список почти 22 000 пациентов в США, у которых в 2011 году диагностировали кардиомиопатию такоцубо. Наибольшее количество больных, почти втрое больше, чем в среднем по стране, проживало в штате Вермонт, где недавно прошел самый разрушительный тропический циклон почти за сотню лет. На втором месте по заболеваемости оказался штат Миссури, в котором через город Джоплин пронесся огромный торнадо, убивший как минимум 158 человек. Несмотря на то что в тот год не только эти территории пострадали от природных катаклизмов, ученые отметили, что живущие в этих местах люди могли быть менее подготовлены к подобным потрясениям и непривычны к катастрофам подобных масштабов, а потому более уязвимы к стрессу от последствий.

Исследователи не обнаружили ничего, выбивающегося за рамки понимания. Сердечные заболевания, в том числе внезапная остановка сердца, и раньше отмечались у индивидов, находящихся в состоянии крайнего эмоционального возбуждения – в их метафорическом сердце царил раздрай. Особенно сильные потрясения могут вызвать настоящий шок. В своей книге «Утерянное искусство врачевания» кардиолог Бернард Лоун рассматривает случай из индийского медицинского журнала, где рассказывается о заключенном, приговоренном к смерти через повешение. Врач уговорил представителей власти заменить повешение на относительно безболезненную казнь кровопусканием. Заключенному завязали глаза и привязали его к койке. Потом его царапнули по рукам и ногам, внушая ему, что казнь началась и он истекает кровью. Лоун пишет:

«К четырем углам кровати подвесили емкости с водой. Вода из них по каплям стекала в тазы, стоящие под емкостями. Кожу на руках и ногах приговоренного слегка оцарапали, после чего вода начала капать в тазы, сначала быстро, а потом все медленнее и медленнее [имитируя кровотечение]».

«Заключенный слабел с каждой минутой, а врач подкреплял его заблуждение, постепенно разговаривая все тише и тише. Хотя это был здоровый молодой человек, в конце эксперимента, когда вода перестала капать, всем показалось, что он потерял сознание. Осмотр показал, что заключенный умер, не потеряв ни одной капли крови»[9].

Так называемые «эмоциональные смерти» наблюдаются уже как минимум век.

В 1942 году гарвардский физиолог Уолтер Б. Кеннон опубликовал работу «Смерть вуду», в которой он описывал случаи смерти от страха примитивных людей, веривших в то, что их прокляли. К примеру, на них показал костью шаман или они считали, что должны понести кару за то, что съели «запретный» плод. В своей книге 1925 года «Аборигены Австралии» антрополог Герберт Баседов писал:

«Человек, обнаруживший, что враг указывает на него костью, представляет собой воистину жалкое зрелище. Он в ужасе выкатывает глаза на прицелившегося в него подлеца и поднятыми руками ограждает себя от смертельной незримой угрозы, которая, как он считает, вливается в его тело. Его щеки бледнеют, глаза стекленеют, а лицо жутко перекашивается. Он пытается завизжать, но чаще всего звук умирает, не успев вырваться из его глотки, и можно заметить разве что пену у рта. Его тело дрожит, а мышцы начинают непроизвольно сокращаться. Он покачивается и падает на спину, и какое-то время валяется в небытии. Когда он наконец-то приходит в себя, он уходит в свою хижину, где вскоре умирает от беспокойства».

В этих смертях прослеживается общая черта – все жертвы были абсолютно уверены, что их убивает некая внешняя сила, которой они ничего не могут противопоставить. Кеннон предполагал, что в таких ситуациях мнимая утрата контроля над происходящим вызывала физиологическую реакцию, при которой кровеносные сосуды сужались настолько, что объем крови в теле резко падал, а давление стремительно повышалось; это приводило к ослаблению сердца и обширному гипоксическому поражению внутренних органов из-за того, что к ним не поступала в должном объеме насыщенная кислородом кровь.

Кеннон полагал, что «смерть вуду» свойственна только примитивным народам, которые «настолько суеверны и дремучи, что чувствуют себя растерянными чужаками в жестоком мире». С годами выяснилось, что похожие внезапные смерти случаются и в современном обществе, с самыми разными категориями людей.

Сейчас установлен целый спектр синдромов внезапной смерти, в том числе синдромы внезапной смерти у мужчин среднего возраста (как правило – вследствие инфаркта миокарда), синдром «смерти в колыбели» (затрагивающий детей грудного возраста), внезапной ночной смерти, внезапной смерти во время природных катаклизмов, внезапной смерти в связи со злоупотреблением легкими наркотиками, внезапной смерти у диких и домашних животных, внезапной смерти при алкогольном абстинентном синдроме, внезапной смерти после тяжелой утраты, внезапной смерти при панических атаках, а также внезапной смерти во время войны. Почти все эти смерти происходят от внезапной остановки сердца. На внезапные смерти сегодня приходится около половины всех смертей от сердечно-сосудистых заболеваний, и почти для половины погибших внезапная остановка сердца стала первым и единственным сбоем в работе сердца.

Именно это и произошло с моим дедом. Его внезапная смерть наверняка была вызвана испугом, который он испытал при виде укусившей его змеи. При этом стоит учитывать, что стресс может вызвать как острые, так и хронические состояния. Я полагаю, что эмоциональная подоплека его смерти была заложена гораздо раньше, в 1947 году, во времена раздела Индии. Мой дед жил в той части провинции Пенджаб, которая сегодня находится в Пакистане, и владел бизнесом по управлению земельными хозяйствами. Он занимался наймом людей для работы на больших земельных участках. В августе 1947 года, когда Британия сложила свои управленческие полномочия как в Пенджабе, так и на всей остальной территории Индии, вспыхнули застарелые распри между индуистами и мусульманами. В тот год, за шесть лет до смерти моего деда, страну разделили на Индию, Западный и Восточный Пакистан (который теперь называется Бангладеш), в основном ориентируясь на сферы наибольшего влияния той или иной религии. Результатом стала самая обширная задокументированная миграция населения в истории человечества. Миллионы индуистов, в том числе семья моего деда, направились в Индию. Миллионы мусульман отправились в противоположную сторону. И с той, и с другой стороны были те, кто творил невообразимо чудовищные вещи – совершались массовые убийства, изнасилования, похищения людей, их насилием склоняли к отказу от своей веры. В числе жертв оказался и священник семьи моего отца – банда мусульман перерезала ему горло за то, что он отказался произнести: «Аллаху Акбар». «У нас был символ „Ом“, – пояснил мне отец, указывая на серую татуировку на руке. – Они бы нас точно убили».

Мой дед и его семья добирались до границы по разбитым дорогам на повозках, запряженных волами, прихватив с собой то, что смогли унести. По пути они были свидетелями ужасного кровопролития. Деревни были охвачены огнем; семьи уходили, бросая маленьких детей, которых не могли унести. Правительство Индии выделяло вооруженное сопровождение девушкам-подросткам. Некоторые тогда даже убивали своих дочерей, чтобы уберечь их от изнасилования.

В тот год, когда страну разорвали на части, погибло свыше миллиона человек, а пятьдесят миллионов индийцев, мусульман и сикхов были вынуждены покинуть родные места. Пенджаб стал эпицентром разразившейся бури жестокости, но ее отзвуки разнеслись по всему континенту. Мой дед и его семья выжили, но долгие месяцы были вынуждены ютится в приграничном лагере, где бушевали холера и дизентерия; там оборвались жизни матери моего деда и его годовалого сына.

Тяжелые обстоятельства и напряжение лета и осени 1947 года, безусловно, способствовали преждевременной смерти моего деда, настигшей его шесть лет спустя. Пытаясь прийти в себя от утраты своего бизнеса, дед и его семья переехали в однокомнатную квартиру на окраине Канпура. У них не было ни мебели, ни электричества, ни водопровода. Мой отец делал домашние задания при свете уличного фонаря; моя бабушка готовила еду на дровяной печке. Дед постепенно накопил достаточно денег для открытия маленького магазинчика, продающего рис и прочие продукты; он проводил на работе все свое время, кроме того, что вынужденно тратил на сон. Именно в этом магазине он работал в тот день, когда умер.

* * *

Физиологические реакции на такие эмоции, как испуг, страх и радость, в теле моего деда управлялись его вегетативной нервной системой, которая отвечает за непроизвольные реакции организма, в том числе сердцебиение и дыхание. Вегетативная нервная система подразделяется на две части: «симпатическую», которая отвечает за реакцию «бей или беги», с помощью адреналина ускоряя пульс и повышая давление; и «парасимпатическую», отвечающую за противоположную реакцию, – она замедляет дыхание и пульс, понижает давление и стимулирует пищеварение. Нервы обеих систем тянутся вдоль кровеносных сосудов и заканчиваются в нервных клетках сердца, что позволяет им управлять реакцией сердца на эмоции. Следовательно, вегетативная нервная система является важным посредником между головным мозгом и сердцем.