Читать книгу Желтый ценник - Сания Шавалиева - Страница 4

Это был воистину самый неудачный день в их жизни. Едва сквозь выгоревшие зеленые шторы в комнату проникло пятно солнечного света, во входную дверь громко забарабанили: «Бам! Бам! Бам!» И так раз десять. Ася поднялась, стала искать тапки, но Руслан опередил. Чтобы стучать с такой силой, надо иметь крепкие мышцы и кулаки. Ожидая увидеть соседа или, может быть, гостя Алевтины, Руслан старательно, до хруста выпрямил спину и, разрабатывая плечевые суставы, двинулся встречать непрошеного гостя. Но за дверью стоял Саша Костырко.

Словно не видя Руслана и не сказав ни слова, Саша протиснулся боком в щель между стеной и вешалкой Алевтины, занимавшей полкоридора. На вешалке висели зимнее пальто, шуба, пуховики, и это было удивительно: все-таки на дворе теплая весна. Наверное, Алевтина знала, что весна с летом не задержатся, и поэтому не утруждала себя лишними хлопотами. В одном из карманов пальто лежал ключ для мужа Алевтины. Он иногда появлялся, пожимал руку Руслану и, называя Алевтину «богиней», брал ключ из кармана пальто и скрывался в комнате. Он всегда приходил только во время ее отсутствия, словно выжидал на улице, когда она благополучно свалит.

Дальше перед Сашей оказались две двери: одна в комнату, другая на кухню.

Саша выбрал кухонную – толкнул, сел на табурет, еле сдерживаясь, чтобы не начать орать, но не орал, потому что боялся разбудить весь дом.

Он сидит на табурете, и в узкую щель между дверьми и столом вряд ли кто протиснется, не зацепив его. И Алевтина цепляет. Нарочно. Демонстративно. Всем своим широким тазом, выцветшим халатом и всей сотней хвостов под ним. Саша уверен, что Алевтина злая стохвостая ведьма, но она так искусно прячет хвосты под халатом, что со стороны это выглядит роскошным бабским задом.

Однажды Саша поделился с Русланом своим наблюдением. Руслан долго смеялся и в бане рассказал мужикам. Много тогда было подколов, и эти забавные страхи стали достоянием всего товарищества. Саша в притворной ярости выпивал лишний стопарик и продолжал бояться Алевтины. Сам же Руслан, хоть и подшучивал над Сашей, но порой после очередного скандала с Алевтиной ненароком присматривался к ее формам – вдруг Саша действительно прав. Алевтина этот взгляд улавливала и, расценивая его на свой удобный лад, начинала еще больше флиртовать с Русланом.

– Прив-е-т… – протискиваясь между стеной и Сашей, пропела Алевтина.

– Ну… да… – невпопад отозвался он и громко позвал. – Руслан, ты где?

– Бреется, – вышла на кухню Ася и, увидев Алевтину нахмурилась.

С утра еще скандала не хватало. Обычно Алевтина просыпается к обеду и надолго заполняет ванную своим рыхлым телом. Бережно мизинцем трогает воду, определяет температуру. В зависимости от настроения ей каждый раз требуется разная, по принципу: чем грознее, тем холоднее.

Асе полагается вскочить пораньше, помыться, постирать, приготовить завтрак. Горе ей, если не успеет до пробуждения соседки.

– Чай, кофе, – предлагает Ася в надежде, что Саша откажется.

Он мотает головой.

Алевтина со стаканом воды протискивается обратно.

– Я пойду, – вскакивает Саша, – на улице подожду.

Руслан уходит следом.

Ася притворяет дверь, опирается о нее спиной. Страшно. Страшно, если сегодня все не получится. В комнате душно, как в парилке, нос щиплет, воздух отравлен выбросами пожара. Значит, завод продолжает гореть, значит, продолжают гореть все ее надежды на квартиру.

В тот день, когда Ася сказала Алевтине о перспективе получения трехкомнатной квартиры, та немного успокоилась и ослабила хватку, ведь после ухода семьи Загребиных у нее появлялся шанс закрепить их комнату и стать полноправной хозяйкой всей квартиры. Ради этого можно потерпеть, решила Алевтина и стала ходить по квартире с мученической скорбью, будто ее лишили любимой игрушки.

Что теперь будет? Что будет, если завод не выполнит свои обязательства и Руслан с Сашей не получат свои пять автомобилей? Это была плата за выполненную работу. Один КамАЗ полагался Руслану, второй – Саше, а три решили оставить на развитие бизнеса.

Год назад Саша нашел выгодный заказ, предложил Руслану партнерство. Руслан согласился. Всей душой вложились в это предприятие: занимали деньги на металл, покупали доски, меняли на краску, нанимали сварщиков, кормили рабочих. Выкручивались как могли. Порою даже сами сменяли сварщиков и варили поддоны. Так как у завода не было оборотных средств, то сторговались на бартере: две тысячи поддонов на пять КамАЗов. Руслан с Сашей выполнили свои обязательства, и теперь настала очередь завода. Дирекция завода не отказывалась, но постоянно возникали препятствия: то печать не в том месте, то конвейер пуст. А теперь главная причина – горит завод двигателей.

В этой цепочке пострадают все, кроме хозяина трехкомнатной квартиры, с которым Ася договорилась обменяться на автомобиль и уже внесла залог. Небольшой, правда, но все равно двести долларов на дороге не валяются. За эти деньги нянечки в детском саду два месяца опорожняют изящные детские горшки с веселыми бабочками и грибочками на боку.

Ася вышла на балкон, стала снимать белье, попались большие розовые трусы. Ася тихо выругалась, стала внимательнее. Балкон тянулся вдоль комнаты Загребиных и кухни, но дверь на балкон была только в комнате, а на кухне – окно. Алевтина приноровилась вылезать на балкон через окно и развешивала свое белье. Трусы, трусы, трусы – восемнадцать штук, подсчитала Ася. Совсем совесть потеряла. Но с трусами еще можно разобраться, а вот с детскими колготками совсем беда. Ася для дочки старалась купить яркие, но не всегда получалось, иногда покупала и синие, если они были дешевле. На веревке они висели вперемежку с Алевтиниными, а та выбирала не по цвету, а по качеству. Просто снимала новые, оставляя Асе старые и дырявые. В ответ на Асины замечания Алевтина, естественно, с огромным удовольствием устраивала скандал, выходила во двор, рассказывала соседям, ходила жаловаться к старшей по дому. И так каждый раз. Благодаря стараниям Алевтины за Асей потянулась дурная слава. Соседки судачили, бухтели, а потом не чурались обращаться за помощью: то молока попросят, то сметаны, то в деревню отвезти, то ночью в больницу. Во всем сорокаподъездном доме машины были только у четырех семей. Если все остальные часто отказывали, то Руслан старался откликнуться и никакой платы за это не брал.

Ася сложила вещи стопочкой и почувствовала, как изнутри ее сжигает пламя ожидания. Каждое движение отдавалось болью, словно она наступала босиком на раскаленные угли. Она чувствовала, что у нее не хватит сил дождаться вечера. Быстро собралась в Елабугу.

Домой к свекрови заходить не стала, в такую теплую погоду она обязательно с внуками на даче.

Это недалеко, от остановки направо через парк. Высокие березы, вытоптанная трава, прошлогодние листья – все побуревшее за зиму. Проявились первые нити травы, с нетерпением дождавшиеся солнца. Болезненные рахитики, тянущиеся к свету, чтобы насытиться теплом, отмыться от талой грязи и ожить новыми всходами. За парком небольшой овраг, перехваченный цепью дачных домиков. Теснясь и наползая друг на друга, распластались кусты малины, вишни, смородины. Им уже не хватает места внутри, они захватывают новые территории во все стороны от домов и заборов. Кажется, что овраг вгрызается в горизонт и исчезает в голубом небе, но это обманчиво.

Совсем скоро, за башней Чертового городища – глубокий обрыв. Здесь надо аккуратнее. Голову кружит, как ветряную мельницу. Отсюда горизонт растворяется в белесой дали: смотришь-смотришь и никак не разберешь, где кончается земля и начинается небо. Внизу разлилась Кривуша и затопила заливные луга. Каждую весну из извилистой мелкой речки она ненадолго превращается в полноводную реку. Но придет жара, Кривуша пересохнет, и можно будет пешком добраться до острова. Сейчас остров похож на шляпу, которую оставили посреди реки. Вокруг него стелется широкая ярко-желтая лента песка, которая меняет цвет в зависимости от захода или восхода солнца.

Ася пытается по солнцу определить восток. Немного путается. Кажется, что солнце поднималось сзади из-за города, а может, наоборот, шло навстречу. Со вчерашней ночи вопрос востока стал Асю интересовать.

Вспорхнула птица, испуганная Асей, из травы выскочила кошка, фыркнув на нее, тихо скатилась на дно оврага и пропала в траве. Разноцветным «тр-р-р» ожили кузнечики и сверчки.

Приближался полдень. Еще одно утро уходило. В светлеющем зеленоватом сумраке парка постепенно вырисовывались ворота, как решетчатое светящееся окно в облаке тумана. За воротами была другая жизнь: спокойная, размеренная. Здесь – упорный рокот машин, шторм вскипающих эмоций, бушующие людские судьбы. Стоит шагнуть за дачные ворота, время дышит другим воздухом, словно речная вода тихим плеском наплывает на песок, и от их соприкосновения теплым паром клубится летучая морось. И так во всем дачном поселке, на протяжении всех неровностей берега.

Ася подергала ворота – заперты. Надо лезть, а это настоящая опасность для брюк. Двое уже порваны, одни валяются на даче, вторые ушли на шорты. Ася ухватилась за два железных прута – они высоченные, как трубы теплостанции, – ногой прицелилась к перекладине, попала в какую-то кривую щель, качнула тело вверх. Все в том порядке, в каком учил Руслан.

Из-за деревьев появился сосед – дед Василий. После укуса клеща хромал на правую ногу. Узнав Асю, ругаться передумал, сразу простил. Долго тыкал кривым ключом в черный амбарный замок. Злился, доставал из глубины памяти пятиэтажные обороты матерного фольклора. Ася вслушивалась в нагромождение слов, пыталась запомнить и осознавала, какой она младенец в этом виде искусства.

При каждом вдохе он издавал странный звук, похожий на визг тормозов: «Ж-з-з… ж-з-з…», это невозможно воспроизвести, а звучит пугающе жутко. Возможно, с таким присвистом проходит воздух в дыры между его зубов.

– Ваша вишня… ж-з-з… ж-з-з… ко мне в сад лезет.

Щелчок – и замок открывает пасть.

– Какая вишня? – не понимает Ася.

Дед тянет ворота на себя.

– Давеча хмырь приходил к вашим, выкопал пару кустов.

Ася пожимает плечами, мол, ей какое дело.

Он смотрит на нее с прищуром, замечает ее настроение, как она ерзает от нетерпения. Теплеет взглядом – «эх, молодежь, молодежь», но улыбку в углах запавшего рта подавляет сигаретой. Нельзя было открывать улыбку человеку без настроения. Не ради забавы, видать, приехала, на ворота полезла. Мы уйдем, а им еще останутся долгие годы. Ася ему нравилась: не пустобреха какая-нибудь, а крепкая, дельная, в самой силе. Когда-то его жена Валюша была такой. Василия много любило женщин, но он только про Валюшу и думал. До свадьбы думал, а после свадьбы обижать стал. Принято так было: раз мужик бабу бьет, значит, любит. Думал – век нескончаем. Только поздно узнал, что это не так. Ушла Валюша, как-то совсем быстро угасла. Ну да ладно.

Ася бежит по тропинке скоро, руками машет, вроде как на лыжах катит.

Свекровь возится в кустах малины. Мерно щелкают кусачки, ветки летят за забор. Детей не видно.

Ася зашла в дом: дочка спит на топчане в ворохе старых курток и тряпок, сын пьет чай.

– Мамка! – вскакивает он, бежит обниматься.

Он красивый и крепенький, лицо испачкано грязью, на левой руке у основания кисти видна глубокая свежая царапина.

– Что это? – хватает она сына за руку.

– Ай, – пытается он увернуться.

– Рома!

– Какая разница. В овраг с Алькой бегали.

– Алька как? – вздрагивает Ася.

– Ма, все норм. Ну че ты?

– Дай посмотрю. Надо перевязать.

– Скатился неудачно, ну вот – пропорол. Абийка уже помазала.

– Тише, – цыкнула Ася, – Альку разбудишь. Пошли, умою.

– Сам.

Они вышли на улицу. Рома наступил на кирпичи перед бочкой с водой, не спеша вымыл руки и принялся за лицо. Ася порадовалась – большой стал, вроде совсем недавно со схватками сидела на автобусной остановке и молила Аллаха не родить прямо на улице. Прошло уже семь лет. За это время и Альку выносила, и институт окончила.

Ромка тер щеки, лоб, оглядывался на мать.

– Вот тут грязно, – подсказывала она и порывалась помочь.

– Ма, хватит, вода холодная.

Свекровь, услышав разговор, показалась из малины.

Увидев Асю, улыбнулась.

– Как дела?

– Нормально, – ответила Ася, стянула с ветки яблони полотенце, протянула сыну.

Ромка утерся и, заметив прутья малины, стал собирать их в охапку.

– Что-то случилось? – пыхтя и отдуваясь, свекровь села на землю.

Она сидела прямо, широко раздвинув ноги, приготовив место для большого живота, и положив большие руки на колени.

Ромка хлестнул прутом об угол дома так, что поднялась прошлогодняя трава и поднялась пыль.

– Уф! – пробормотала свекровь и стала елозить задом, чтобы повернуться спиной к внуку и отгородиться от пыли.

– Ром, – прикрикнула Ася, – ну опять весь в пыли.

Мальчишка сбежал к забору. Скоро там ходуном заходили кусты смородины и жимолости.

– Уф! – переживала свекровь за кусты ягод, потом похлопала по земле, приглашая Асю сесть.

Ася на земле сидеть не умеет. Во-первых, апрельская земля еще холодная, во-вторых, ей обязательно нужен табурет, а лучше складное кресло со спинкой.

Свекровь это знает, подсказывает.

– Там, под вишней.

Ася расправляет кресло, вытягивает полосатый брезент, чтобы получилась удобная плоскость. Свекровь то и дело вытирает припухшие глаза рукавом платья и задумчиво кивает, наблюдая, как сноха устраивается: тонкие руки – на подлокотник, спина – меж металлических перекладин. Ощущение, что располагается на всю жизнь, но это не так; посидит минут пятнадцать, потом начнет наводить весенний порядок: разбросанные тряпки – в стопку, мусор – за ворота на помойку. Здесь главное – уследить, чтобы заодно не вынесла пустые баллоны, пакетики с семенами, рваные платья, которые еще можно пару раз надеть, а потом пустить на тряпки.

– Что с квартирой? – потирая колени, спокойно спрашивает свекровь.

Она даже не подозревает, что этот вопрос – укол в самое сердце. Поддавшись печали, Ася начинает путано рассказывать. Свекровь внимательно слушает, не перебивает, иногда только не сдерживается и с разной интонацией повторяет: «Уф, Аллам».

Ася нисколько не сомневается, что своим выдохом она немного облегчает свою душу. С другой стороны, все, что она сейчас излагает, завтра будет известно всей Елабуге. Особенно быстро это произойдет, если предупредить свекровь стандартной фразой «только, пожалуйста, никому не рассказывай». Все! Сарафанное радио в эфире.

Непонятно, чем объяснить такое стремление поведать миру новое знание, может, отсутствием удивительных событий в собственной жизни, может, нереализованной общительностью и разговорчивостью.

Если свекрови попадалась какая-то новость, то пятнадцатиминутная дорога от дачи до дома превращалась в нескончаемое путешествие. Она умела ладить с людьми и поэтому знала всех женщин старше сорока и заодно их мужей, детей, родителей. Новость встреченным соседкам передавалась неторопливо, долго, с понижением или повышением голоса, трагическими взмахами рук. Неожиданно в ее характере проявлялись какие-то театральные черты, что-то игривое и порой даже пафосное. Пересказ самого мелкого события превращался в моноспектакль. Соседки внимательно выслушивали и разносили весть по городу с новыми подробностями. Бывало так, что Ася с Русланом еще не успевали выехать из Елабуги, а в городе уже знали, что Ася в институте завалила все экзамены, хотя по первоначальной новости была не сдана только информатика.

– Сагадат апу с бабой Верой в пятницу похоронили, – вдруг огорошила Ася свекровь.

– А-а-а! – вырвалось у свекрови из груди, и она сразу накидала кучу вопросов. – Как? Когда? Почему? Зачем?

Естественно, у Аси не на все были ответы. Как, к примеру, ответить на вопрос: зачем умерли? Ася только знала, «как умерли», потому что сама видела, сама при этом присутствовала.

– В мечети было много народу, – рассказывала Ася. – Старушек любили. Они, наверно, мечтали, чтобы люди шли к ним бесконечным потоком. Два часа мулла ждал. Говорят, когда старушек увезли на кладбище, люди продолжали приходить и переживать, что опоздали. Похоронили по татарскому обычаю в тот же день около деревни Камаево, на родине Сагадат апы. Муж Сагадат апы Нурислам абый держался молодцом, с трудом сдерживал слезы. После тряс Руслану руку благодарил, что не бросили его одного, помогли, сам бы он один не справился, ноги совсем чужие. Просил Руслана и его не бросить в случае чего. Уж после Сагадат апы он долго не задержится, быстро к ней соберется. Руслан пугался, всматривался в старика.

С упреком в глазах из домика вышла заспанная Алька.

– Солнце, – выпрыгнула Ася из кресла, схватила дочь на руки.

Алька скуксилась для плача.

– Что такое? – удивилась Ася. – Не выспалась?

– Аби…

– Что аби?

– Аби… – хныкала Алька и тянула руки к свекрови.

– Я ей ежика обещала показать, если спать ляжет.

– И мне, – материализовался из-за кустов Ромка.

Свекровь относилась к тем людям, которые не ищут популярности у детей обманчивыми обещаниями. Асе самой стало интересно, где свекровь возьмет ежика.

Свекровь начала подниматься. Для этого она легла на бок, перевернулась на живот. Сперва высоко вверх пошел зад, потом, передвигая руки и ноги навстречу друг другу она сложилась в подобие треугольника, легонько оттолкнувшись руками, оторвалась от земли и затем выпрямила спину в полный рост.

– Уф, Аллахаем! – шепчет бесконечно и идет за домик, ищет корзину, завязанную выгоревшим платком. Внуки хвостиком тянутся следом.

В корзине кто-то шевелится, фыркает, копошится.

– Език, език, език, – пританцовывает Алька и пытается заглянуть под платок.

– Тише ты, – по-взрослому строго останавливает ее Ромка.

– Откуда? – взглядом спрашивает Ася у свекрови.

– Утром в малине нашла, – отвечает она и обращается к внукам. – В овраг пустите.

– Аби, – канючит Ромка, – давай оставим.

– Не. Ему деток надо растить. Погибнут без него.

– Откуда ты знаешь? – недоверчиво прищуривает левый глаз Ромка.

– Так его жена приходила, за мужа просила.

– Аби, врешь?

– Вру, – без тени улыбки соглашается она.

Ася копала грядку под морковь, дети ползали за ежиком, свекровь через забор разговаривала с дедом Василием. Процесс передачи новостей уже начался.

Ася копала с каким-то облегчением. Порадовалась, что удержалась от рассказа о сне. По пророчеству Сагадат апы именно сегодня приснится мать и скажет что-то важное. Глупость, конечно, ожидать чего-то сверхъестественного, но чуда хотелось. О чем это она? Сегодня только одно желание – получить КамАЗ и поменять его на квартиру.

А что, если не получится?

Нет. Об этом думать не хотелось.

Прихрамывая на больную ногу в огороде появился дед Василий.

– Про Сагадат апу правда?

– Да!

– Я не поверил, – честно признался он. – Я думал, она будет жить вечно.

Зачем он это ей говорит?

– Мы с ней на танцы бегали, женихались. Она моей мамке не понравилась. Зачем, говорит, мне невестка такая. Малявка, без году неделя, как школу закончила, а языком так и молотит! Ни тебе уважения, ни тебе стыда! А я как раз за это ее и любил: за правду в глаза, открытость и честность. Зачем мне тихоня? Они как протухшие яйца: снаружи чисто и гладко, а изнутри – нос заткни.

Дед выглядел абсолютно раздавленным, Ася сомневалась, сумеет ли он вернуться в свой домик. Но свекровь подобрала его за руку и потащила обратно.

Пока свекровь провожала соседа, Ася практически докопала грядку.

– Брось, – велела свекровь.

– Немного осталось.

– Ромка, Алька, – позвала свекровь так, чтобы было слышно во всем дачном поселке.

Дети появились, но ежесекундно норовили сбежать к ежику. Выдержали минут пять.

– Езику езику… – Алька складывала в тарелку хлеб, картошку, огурцы.

– Сама ешь, – делала строгий голос свекровь и одергивала гарцующего рядом Ромку. – Сядь нормально, подавишься.

Ромка хватал яйцо, целиком пихал в рот, запивал чаем.

– Уф! – сердито пыхтела свекровь.

У нее был властный и суровый характер, но все равно никто ее не боялся. Потому что ругалась она как-то неумело, путалась в словах, переходила на визг и широко шлепала руками по своим тыквенным бокам – выглядело это все не страшно и смешно. Обычно, когда она начинала кричать, Руслан улыбался, обнимал ее за плечи, тискал, мял, разминал, как подушку перед сном. Свекровь от такого натиска терялась и, признавая поражение, обреченно махала рукой. Ася относилась к свекрови по-доброму, любила ее и желала одного – чтобы она не вмешивалась в их семейную жизнь и не болела.

– Вы куда? – ухватила Ася Ромку, когда он с набитым ртом собрался улизнуть из домика.

– У-б-р… – чуть не подавился Ромка.

– Език, – помогла брату Алька.

– Я за вами. Собирайтесь домой.

– Нехосю… – захныкала Алька.

– Да ладно. Пусть остаются, – вступилась за внуков бабушка. – В Челнах дышать нечем. Дым даже здесь.

Довод серьезный.

– У тебя и работы, наверное, много?

К сожалению, работы было невпроворот. После поминок в однокомнатной квартире родителей осталась немытая посуда, груда грязного белья. Обещала отцу вернуться на следующее утро, но отсутствовала уже два дня. Отцу восемьдесят шесть, и он абсолютно не приспособлен к жизни. Бесы усталости кружили над Асей и нашептывали шутку – было бы вежливо со стороны отца уйти первым, так как он был старше матери на шесть лет. Ася ужаснулась своей мысли, пошла к детям.

– Ну что, домой? Или здесь останетесь?

– Ма, пошли к Чертову городищу, – откликнулся Ромка.

Все понятно. Ну вот не дура ли она, предлагая детям поменять просторы дачной жизни на духоту комнаты на пятом этаже.

– Если вы не поедете, то я отправляюсь к отцу.

– Иди, – кивнул Рома, – мы тут с аби.