Читать книгу Умение не дышать - Сара Александер - Страница 9

Часть первая
Глава восьмая

Оглавление

Фортроуз – самый крупный город на Черном острове, но все равно он маленький. В нем даже нет ни кинотеатра, ни боулинга. Посередине города извивается главная улица с убогими магазинчиками, притиснутыми друг к дружке. Летом в них продают лопаты и ведра, а зимой – зонтики. Из нормальных магазинов у нас только «Супердраг», «Ко-оп» и булочная.

Люди здесь хотят знать все про каждого. И почти все в Фортроузе знают, кто я такая.

«Ты ведь Элси Мэйн, да? – спрашивают меня. – Малышка Колина?»

У моего отца куча знакомых – в основном женщины.

Иногда я вру и говорю: «Вы, наверное, ошиблись». В ответ эти люди сочувственно кивают головой.

Кроме общего убожества и уймы любителей сунуть нос в чужие дела, в Фортроузе есть масса укромных местечек. На одном краю города находится пляж Роузмарки. Там вдоль берега торчат острые скалы и из воды высовываются морские выдры. А на другом краю есть маленькая бухточка, которая не видна с главной дороги. В бухточке причалены к берегу несколько рыбацких лодок. Мы с Диллоном не должны одни подходить к воде – ну, по крайней мере, нам этого никогда не разрешали. Иногда мне хочется думать, что этого правила больше не существует, потому что мама с папой особо про это не говорят, но время от времени кто-нибудь из них психует, если мы приходим домой поздно, и ругают нас за то, что мы купались. Запрет дурацкий, если задуматься, – как мы можем не подходить к воде, если мы окружены ею со всех сторон? У меня свое правило: подходить к воде – нормально. Главное, не входить в нее.

После школы Диллон уходит с Ларой – может быть, чтобы не слушать мои вопросы, – а я отправляюсь прямиком к бухте, к лодочному сараю. Сарай притулился у деревьев, растущих вдоль узкого галечного пляжа. Это высокая деревянная постройка с большими арочными дверями, выкрашенными красной краской, и крышей, покрытой металлическим шифером. Впритирку к лодочному сараю на покосившихся деревянных сваях стоит здание бывшего яхт-клуба. Яхт-клуб несколько лет назад перебрался в новенькое, с иголочки, здание в Инвернессе. Бухта там блестит и сверкает. Так что этот клуб заколочен, а лодочным сараем давно никто не пользуется. И это мое секретное укромное местечко. Мое убежище.

Когда я иду по берегу, в меня чуть не врезается чайка, и мне приходится свернуть к воде.

И тут я замечаю лодку. Лодка маленькая, с оглушительно громким мотором. Мотор чихает и выбрасывает облако черного дыма, когда лодка подтягивается к скалистой стене бухты, где рядом с каменным уступом стоят на якорях другие рыбацкие лодки. В лодке четверо парней. Они веселятся, толкают друг дружку плечами. Парни постарше меня, им лет по семнадцать – восемнадцать. Я сажусь на гальку и делаю вид, будто смотрю на море. На троих странная одежда – поначалу я принимаю ее за легинсы, но, приглядевшись, понимаю, что это гидрокостюмы со спущенными с плеч рукавами. Рукава болтаются и походят на добавочные ноги. Один из парней голый по пояс. Даже издалека видно, какой он крепкий, мускулистый. Двое в футболках, а четвертый одет в черное с головы до ног – черные джинсы, плотная толстовка с капюшоном, солнечные очки. Такое чувство, что все четверо одеты для разной погоды. Они выбираются на вырубленный в камне причал по ржавой металлической лесенке. Первым идет парень, который с ног до головы в черном. Он с тяжелой на вид сумкой через плечо, в другой руке у него ласты. Смех парней наполняет сумерки, и мне грустно из-за того, что у меня нет компании друзей, в которой я могла бы проводить время. Парень в куртке с капюшоном смотрит в мою сторону, и я отвожу взгляд. Когда парни поворачиваются ко мне спиной, я на корточках забираюсь под помост покосившегося здания яхт-клуба и ползу по кучкам мусора и гальке к оторванной доске в стене лодочного сарая. Ширины щели хватает ровно для того, чтобы я могла протиснуться.

Внутри лодочного сарая лежит одна-единственная лодка – заплесневелая байдарка. Наверное, раньше она была оранжевая, а теперь выцвела и стала персиково-белой. Байдарка лежит рядом с закрытыми арочными дверями – так, словно не может дождаться, когда ее снова опустят на воду. Больше в лодочном сарае нет ничего. Только деревянные столбы вдоль стен и потолка. Наверное, когда-то к ним были подвешены другие байдарки.

Сегодня внутри сарая темно, но лучи закатного солнца проникают через щели в дверях, и на полулежат бледно-желтые треугольники. Пахнет затхло – так пахнут старое дерево и мох, но за два последних месяца я успела к этому запаху привыкнуть, он мне стал родным. На полу лежит пара одеял, есть и еще одно, в которое можно закутаться, когда холодно, как сегодня. Еще тут есть маленький шкафчик. Я его нашла на берегу и смогла затащить в сарай. В шкафчике я храню свои сокровища – колу, конфеты, спички, сигареты (когда они у меня есть), ручки, бумагу, игральные карты. Когда мне скучно, я раскладываю пасьянсы, но чаще просто сижу и слушаю, как шумят за стенами сарая дождь и ветер. Иногда внутрь прокрадывается туман.

Припасы пора бы пополнить. Я разрываю обертку последнего батончика «Марс» и ем его как можно более медленно, ем и пытаюсь вспомнить флешбэки – вспышки из путешествия в прошлое, которые случились на Ханури-Пойнт. Вспоминаю и гадаю, не узнала ли я чего-то нового о том, что произошло в тот день, когда пропал Эдди.

Не то чтобы я не знала, что случилось: я отлично помню весь тот день, от начала до конца, – но у меня в памяти нечто вроде цепочки черных дыр. Я не могу вспомнить, о чем мы с Эдди говорили прямо перед тем, как он исчез, – о нашем последнем разговоре, о его самом последнем разговоре. А мгновения после того, как я поняла, что его нет, – они какие-то туманные. Весь тот год, когда я мучилась ларингитом и не ходила в школу, я пыталась разложить все случившееся по полочкам – я даже нарисовала несколько карт Ханури-Пойнт и попробовала всех на этих картах расставить, но только еще сильнее запутывалась. Даже не знаю, почему мой мозг так хочет все вспомнить теперь, но, наверное, это как-то связано с тем, что Эдди так часто мне является.

Я составляю перечень фактов:


Диллон плавал с дельфинами.

Мы с Эдди шлепали по мелководью у самого берега.

Только что Эдди был рядом, а в следующий миг исчез.

Отец был на берегу, но я его не видела.

Мама была дома, пекла пирог. Она приехала потом, после того как ей позвонили из полиции.

Я потеряла сознание, и отец прибежал и поднял меня.

Все мои воспоминания подернуты голубой пеленой.


Я помню то утро. После завтрака мы распаковывали наши подарки. Эдди получил вертолет с дистанционным пультом. Игрушку он разбил за пару минут. А мне достался новенький футбольный мяч – настоящий, кожаный. На улице моросил дождь и дул ветер, поэтому мы стали гонять мяч по гостиной, и Эдди разбил стекло на журнальном столике. Мама психанула не на шутку. Эдди закатил истерику, потому что не хотел надевать синюю футболку. Синий цвет он разлюбил, а на красной футболке была здоровенная дыра. А потом мама сказала отцу, чтобы он отвез нас всех на пляж Роузмарки, чтобы глаза ее нас не видели.

Роузмарки – это деревушка рядом с Фортроузом. Красивая, старинная, и там самый лучший пляж и самое вкусное мороженое на всем Черном острове. Но Эдди ужасно хотелось поехать на Ханури-Пойнт и посмотреть на дельфинов. Диллон его поддержал, потому что любил плавать вокруг этого мыса – наверное, тамошние сильные течения были хороши для тренировок. Предстояли соревнования, и Диллон был твердо намерен победить. Он уже имел титул чемпиона Черного острова на дистанции один километр на открытой воде. Ему хотелось стать еще чемпионом Хайленда.

Мы уже были на выходе, когда зазвонил телефон. Трубку взял отец. Звонила мать моей подружки Эмили, чтобы сказать, что Эмили заболела и в гости к нам прийти не сможет. Я села в машину расстроенная, и мне стало уже не до мороженого. Да и холодно было слишком.


Я еще немного сижу, погрузившись в воспоминания, и гадаю, заметил ли кто-то дома, что меня там нет. Порой я чувствую себя невидимкой, дуновением ветерка, касающимся чьей-то шеи. Человек это чувствует, встает и закрывает окно, чтобы не дуло.

Я собираюсь уйти домой, когда со скрипом отодвигается доска в стене. Задерживаю дыхание и отползаю подальше в угол. Хоть бы это не был мой отец.

– Эй! – слышится голос снаружи, он звучит молодо. – Есть тут кто?

Появляется лицо. Парень с растрепанными каштановыми волосами и короткой щетинкой на щеках. Изо рта у него торчит неприкуренная самокрутка.

– Ага, я так и знал, что тут кто-то есть.

Парень пролезает в щель и направляется ко мне. У меня бешено колотится сердце. Я торопливо собираю свои вещи.

– Из-за меня не уходи, – говорит он, усаживается рядом на бетонный пол и вытягивает ноги. Его черные джинсы снизу подвернуты, в руке он держит солнечные очки, и я догадываюсь, что это парень из лодки, на котором была куртка с капюшоном.

– Кто ты такой? – спрашиваю я, надеясь, что дрожь в моем голосе не слишком заметна.

Парень закуривает. Нет, это не просто сигарета. Расстояние между нами заполняется дымом, дым касается моей глотки, и он тошнотворно сладкий.

– Тэйви Маккензи, – отвечает парень, выдыхая дым. – Можешь звать меня Тэй. Покурить хочешь?

Он протягивает мне косяк и улыбается. Его плечо прижимается к моему плечу, мой дождевик шуршит. Жаль, что я его раньше не сняла. Мне вдруг становится жарко, и почему-то нет сил пошевелиться.

Раньше я травку никогда не курила, а мои ровесники и ровесницы то и дело покуривают за школьным полем. Во второй половине дня они всегда ко мне добрее – похлопывают по плечу, улыбаются. Иногда даже сигаретку предлагают. Но я никогда не беру. Не хочу ни у кого одалживаться.

– Ага, конечно, – отвечаю я и протягиваю руку. Гадаю, как мне отсюда выбраться.

Он не похож на ребят из моей школы. У него не стриженные и уложенные гелем волосы, как у них, а растрепанные и длинные, закрывающие уши. У них гладкие и круглые физиономии. А у него угловатое лицо с темной щетиной. Красавцем я бы его не назвала, но у него симпатичные карие глаза и длинные ресницы, притягивающие взгляд. Он напоминает мне парня, которого я видела несколько месяцев назад в документальном фильме про тюрьмы для несовершеннолетних преступников. И хотя тот малый из тюрьмы подрался, и драка закончилась плохо (просто очень плохо), я помню, что мне было жаль его, потому что я знала – его неправильно поняли. Мне были знакомы нахмуренные брови того парня из тюрьмы. Я такие нахмуренные брови каждое утро в зеркале вижу. И у Тэя тоже такой вид, будто мир его не принимает.

Затягиваюсь косяком и чувствую едва заметный привкус клубники. Клубничный бальзам для губ. Гадаю – может быть, он только что целовался со своей подружкой? У меня сжимается горло, я стараюсь не закашляться. Осторожно отодвигаюсь от парня, чтобы не прикасаться к нему, но при этом краешком глаза слежу за ним. Я хочу показать ему, что мне не страшно, что я с такими, как он, каждый божий день встречаюсь.

– Ну, а ты кто такая? – спрашивает парень и поворачивает голову ко мне.

Я смотрю на его блестящие губы и гадаю, кто его подружка, только бы не Эйлса, только бы не она послала его помучить меня.

– Меня зовут Элси. Ты – друг Диллона? – спрашиваю с надеждой.

Парень удивленно моргает:

– Кого?

– Ладно. Как, ты сказал, тебя зовут?

– Тэй, – медленно произносит он. – У тебя плохая память.

– Тэй. Это как река?[6] – говорю я. – А знаешь… как-то раз из-за землетрясения изменилось русло Миссисипи.

Я много знаю про реки благодаря тем энциклопедиям, которые в каком-то году подарила Диллону бабушка. Когда я была помладше, я прочла про все подземные реки в мире. Я гадала, не подземная ли река унесла Эдди.

– Ага, как река, – кивает Тэй. Похоже, он удивлен. – А про Миссисипи не знал. Спасибо, просветила. Так стало быть, ты и есть таинственный захватчик. Неслабо ты тут обосновалась.

– Ты трогал мои вещи? Между прочим, это мое место.

Хотя с виду он очень даже ничего и имя у него, как название реки, все равно здесь – мое секретное убежище. От травки у меня немного кружится голова. Я возвращаю Тэю косяк, но вкус дыма мне понравился.

Тэй запрокидывает голову, затягивается и выдыхает колечки дыма. Они поднимаются вверх и долго не тают. Я смотрю на них, пока у меня не затекает шея.

– Думаю, ты убедишься, что это место было мое, прежде чем стало твоим, – произносит Тэй, когда колечки рассеиваются. – Просто меня тут давно не было.

– Правда? А где же ты был?

– Не здесь, и все.

– Ну, значит, здесь ты не был год, как минимум, – откликаюсь я.

Когда я впервые оказалась здесь, я не нашла никаких признаков того, что тут раньше кто-то бывал.

– Больше пяти лет. Я уехал, когда мне было двенадцать.

Пять лет. Тюрьма. Можно не сомневаться. Интересно, что он натворил? Правда, двенадцать лет – это слишком рано, чтобы угодить в тюрьму. Может быть, это было что-то вроде интерната? Вот это было бы лучше, потому что тогда, скорее всего, он ничего не слышал про Эдди.

– Честно говоря, – говорит Тэй, – я думал, что в мое убежище забрался малыш. – Он показывает мне фантик от конфеты.

– Я здесь не только конфеты храню, – возражаю я и показываю на пачку сигарет «В&Н» на полу у нас под ногами.

Почему-то Тэя эти мои слова, похоже, развеселили.

– В конфетах ничего плохого нет, – говорит он и бросает фантик себе за спину. – Так ты ходишь в школу в Форт-роузе?

– Ага, только я ее ненавижу. Там такие девчонки есть, они просто жутко ко мне относятся.

– И я школу терпеть не мог. И ко мне девчонки жутко относились, вот я и бросил ее, – говорит Тэй, смеясь. – Теперь я хожу в школу жизни.

– А школа смерти есть?

Тэй наклоняется вперед и усмехается, глядя на меня. Его длинные ресницы трепещут, и из-за этого угловатое лицо немного смягчается. Зубы у него ослепительно-белые, а губы гладкие. Жаль, что я не могу подкраситься помадой.

– Школа смерти? Чтобы там научиться умирать?

Похоже, эта мысль кажется Тэю интересной. Только бы он не заметил, как у меня покраснели щеки.

– Может быть, – бормочу я, пытаясь придумать, что бы еще сказать.

– А ты очень прикольная.

Какое-то время мы сидим молча и курим. Я исподволь слежу за тем, как Тэй подносит косяк к губам и опускает руку к полу, как он скрещивает, а потом вытягивает ноги, как вертит в пальцах растрепавшийся кончик шнурка. Он рассказывает мне, что когда-то обежал весь Черный остров за день и на него напали собаки какого-то фермера. А я ему рассказываю, как однажды спряталась в павильоне автобусной остановки во время школьного кросса, отсиделась там, а к толпе бегунов присоединилась только на последнем рывке. Тэй хвалит меня за находчивость, но советует все же упражняться в беге – на тот случай, если за мной погонятся собаки с какой-нибудь фермы. Я ему говорю, что собак не боюсь. А чего боюсь – не рассказываю. Когда косяк докурен, Тэй говорит, что ему пора.

– Надо будет как-нибудь еще вот так посидеть, – добавляет он. – Я загляну.

Он плавно выскальзывает в щель в стене, и я вдруг жалею о том, что, когда мы сидели рядом, я от него отодвинулась. Ложусь на спину и курю с закрытыми глазами, вдыхаю сигаретный дым, аромат конопли и терпкий запах лосьона после бритья Тэя. Меня больше не удручают ни Эйлса Фитцджеральд, ни гадская школа, ни даже флешбэки. Эдди глубоко внутри меня, он смеется. Я вспоминаю одну из любимых им шуток.

«Что делают рыбки на дне?» – спрашиваю я у него.

«Урок плавания прогуливают», – отвечает Эдди.

6

Тэй – шестая по длине река в Великобритании и самая длинная в Шотландии. Впадает в Северное море у города Данди.

Умение не дышать

Подняться наверх