Читать книгу Тени нашего прошлого. История семьи Милтон - Сара Блейк - Страница 13

Чуть старше Китти и, возможно, чуть старше Огдена, и вовсе не красавица, решила Китти. Невысокая. Вьющиеся волосы и подвижное, живое лицо, полное невысказанных эмоций, задумчивые темные глаза и смеющийся рот. От такой ничего не скроешь, отметила Китти. Пожимая ей руку, женщина окинула ее оценивающим взглядом.

– В точности, как они вас описывали, – улыбнулась ей Эльза.

– Кто «они»?

– Милтон, – Эльза покосилась на Огдена, – и Гарри.

– Мы с Эльзой старые друзья, – заметил Огден. – Я веду дела с ее отцом.

– Когда вы приехали? – спросила Китти.

– На прошлой неделе, – ответила Эльза, наблюдая, как Огден крепко обнимает Китти.

– Надолго?

– Нет.

– На сколько? – спросила Китти.

– Пока не выполню поручение отца, – сказала Эльза и перевела взгляд на скопу, парящую высоко в безоблачном небе.

– Не ожидал ее увидеть, – ответил Огден Данку, когда они вчетвером, уже вечером, удалялись от причала на яхте. Гарри и Эльза с сыном отплыли раньше. – Забыл, что Гарри ее знает.

Казалось, он полностью взял себя в руки. Того шока, который Китти ощутила, стоя в дверях, словно и не было. Китти смотрела, как он уверенно держит в руке грота-фал. И все же Огден был потрясен. Это было не сексуальное или романтическое переживание, а нечто иное. Эта женщина занимала какое-то место в сердце ее мужа.

– Рассказывай, – поторопила Присс Огдена. – Почему она здесь одна?

Огден повернул к себе румпель и склонился ниже гика, чтобы посмотреть на воду.

– Она замужем за евреем. Думаю, это связано с ее мужем… – объяснил Данк.

– Его арестовали, – сказал Огден.

– Постой. – Данк резко повернулся и посмотрел на него. – Бернхард Вальзер член партии. Он глава «Немецкой стали».

Огден достал из кармана рубашки трубку и выбил ее о корпус яхты.

– Совершенно верно.

Парус трепетал над ними.

Китти наблюдала за Огденом, который с помощью румпеля пытался поймать ветер.

– В таком случае Хоффман должен быть в безопасности, – в голосе Данка явно сквозило беспокойство.

– Значит, этот маленький мальчик – еврей? – спросила Присс.

Огден кивнул:

– Чистокровный.

– Чистокровный? – Присс удивленно посмотрела на него. – Эльза еврейка?

– Ее мать была еврейкой. Но Вальзер ариец, – объяснил Огден. – С деньгами. И влиянием. Так что она защищена.

– Этого недостаточно, Огден, – возразил Данк. – Эльза Mischling[19].

– Будем надеяться, что все не настолько мрачно. – Огден сунул мундштук трубки в рот и посмотрел на Данка, явно встревоженный.

– Где теперь Хоффман?

– В Заксенхаузене, – ответил Огден.

– Что это? – нахмурилась Китти.

– Центр предварительного заключения. Рядом с Берлином.

Данк посмотрел в глаза Огдену, и на его лице появилось страдальческое выражение.

– Этого будет недостаточно, Огден, – повторил он.

Китти нахмурилась. Ее кузен всегда любил драматизировать, даже слишком.

– Послушай, Данк. Ты всегда видишь черное там, где на самом деле всего лишь коричневое.

– Ты совершенно права. – Он с усмешкой повернулся к Китти. – Но в данном случае я предпочел бы коричневому черное.

– К повороту! – скомандовал Огден и повернул яхту к ветру. Они неслись вперед, рассекая волны, пока на мысу за деревьями не показалась крыша летнего дома Лоуэллов, окруженного другими коттеджами поселка на острове Норт-Хейвен.

Когда они, умывшись и переодевшись, вышли на большую веранду летнего дома Лоуэллов, уже смеркалось. Со стороны залива доносились гудки береговой сирены, а на вершинах елей повисли первые завитки вечернего тумана. Гарри помогал смешивать напитки своему отцу, Гарри-старшему, бодрому, полному жизни мужчине с широким лицом и подвижными бровями, которые разлетались в стороны и вверх, демонстрируя искренний интерес к собеседнику. Эльзы нигде не было видно.

– Что вам налить? – крикнул мистер Лоуэлл.

– Вермут. – Китти улыбнулась. – Со льдом.

– Огден? – спросил хозяин дома.

– Что-нибудь коричневое… – Огден взял Китти за руку. – И побольше.

– Настоящий мужчина, – одобрил мистер Лоуэлл и радостно повернулся к тележке с напитками.

Они образовали нечто вроде полукруга, лицом к морю: женщины – сидя в ротанговых креслах, мужчины – стоя возле них. Солнце опустилось еще ниже, прохладный ветерок теребил рукав платья Присс, поднимая и опуская его, словно мечтательный поклонник. Данк стоял рядом, положив ладонь на спинку ее кресла. За широкими водами залива виднелся материк.

Такой же широкий и многообразный, как фасад его летнего дома, Гарри Лоуэлл-старший лично раздобыл для Гарвардской библиотеки один из шести сохранившихся экземпляров Библии Гутенберга, первые сборники исторических пьес Шекспира, а совсем недавно – превосходно сохранившийся экземпляр первого издания «Анатомии меланхолии» Бертона. Теперь, оценив размах коллекции Вальзера для летней выставки, он пребывал в крайнем воодушевлении. Именно ему Эльза должна была передать библиотеку отца – и поэтому находилась в тот вечер в его доме, объяснил мистер Лоуэлл, передавая Китти вермут.

Китти удивленно подняла брови. Эльза приехала сюда вовсе не за этим. Даже она это понимала.

– Библиотеку ее отца?

– Боже мой, коллекция Вальзера – одно из лучших в Германии собраний редких рукописей. Разумеется, я о ней слышал, но никогда не видел. Нацисты очень толково делают себе рекламу перед летними Олимпийскими играми. Чтобы покончить с рассказами о зверствах.

– А почему они не устраивают это представление ближе к дому?

– Демонстрация коллекции – способ обезопасить ее, – сказал Огден.

– И поделиться ей со всем миром, – великодушно прибавил мистер Лоуэлл. – А, вот и вы, миссис Хоффман… и Вилли.

– Эльза, – поприветствовал ее Гарри, когда она вышла на веранду, держа Вилли за руку.

После ванны мальчика завернули в синий хлопковый халат, а на ноги надели мягкие кожаные шлепанцы такого же цвета. Приглаженные волосы, слабый запах мыла, исходивший от его тела, сияющая от тепла и мочалки кожа – все это было так знакомо, что Китти пришлось отвести взгляд. Эльза села в свободное кресло и взяла сына на колени, притягивая все взгляды, словно пламя костра.

Это было необычно. Неслыханно. Время коктейлей – не для детей.

– Вам неудобно, – заметила миссис Лоуэлл.

– Думаю, это самое удобное место на веранде, мама. – Гарри протянул Эльзе стакан. Она улыбнулась ему и взяла напиток.

– Но мальчику лучше лежать наверху, в постели, – не сдавалась миссис Лоуэлл. – Уже, наверное, пора.

– Пора, – согласилась Эльза, устремив взгляд на пожилую женщину. – Но он слишком напуган.

– Прошу прощения?

– После ареста отца, – Эльза откинулась на спинку кресла, – он не может заснуть один.

– Бедняжка.

– Знаете. – Мистер Лоуэлл покачал головой. – Будь я евреем, я сбежал бы оттуда как можно скорее…

– О боже, евреем!

– Ты бы не сбежал, папа, и ты это знаешь. Ты бы остался, чтобы сражаться.

– Мне хотелось бы так думать, – ответил мистер Лоуэлл. – Хотелось бы думать, что я поступил бы правильно.

– Правильным было бы, – впервые подал голос Данк, – надавить на Халла, чтобы открыть квоту для евреев.

– Совершенно верно, – согласился Гарри.

– Не получится, – покачал головой Огден. – Меньше пяти процентов нашего населения согласны с повышением квот.

– Но они же беженцы, а не иммигранты.

– Они евреи.

– Не все.

– Большинство, – сказал Огден. – А девяносто процентов коммунистов в Америке – евреи.

– Но при этом нельзя сказать, что девяносто процентов евреев – коммунисты, – возразил Гарри.

Огден покачал головой:

– Я знаю. И ты тоже. Но это не имеет значения, разве ты не понимаешь? Люди в это верят.

Вилли теснее прижался к матери, прислушиваясь к звукам чужого языка; его взгляд, словно мячик, перескакивал между говорящими, голова лежала на плече матери, шлепанцы свисали с ног.

– Зачем этим несчастным людям снова ехать в страну, где их встретят недружелюбно? – подала голос миссис Лоуэлл.

Гарри посмотрел на нее, словно не веря своим ушам:

– Недружелюбно?

– Знаю, дорогой, я просто хочу сказать, что им следует ехать туда, где им будут рады. Это несправедливо по отношению ко всем, а к евреям особенно.

– Я согласен с Гарри. – Данк сделал большой глоток и отставил стакан. – И я знаю, что, когда бизнес хочет чего-то добиться, когда нечто ему выгодно, он это получает. Я всего лишь маленький винтик в правительстве. В отличие, – он посмотрел на Огдена, – от тебя.

– Независимо от того, что хочет или что решил бизнес, в нашей стране люди настроены так. – Голос Огдена звучал бесстрастно. – Мы не гостеприимны. Рузвельт это знает. И не будет давить.

– Тогда вы должны надавить на него, – сказала Эльза.

Звон льда у Китти в бокале подчеркнул наступившую тишину.

– Никто не может надавить на Рузвельта. – Мистер Лоуэлл тяжело переступил с ноги на ногу. – Этот человек не будет плясать под чужую дудку.

– Как вы думаете, что может заставить вашего президента сменить мелодию? – спросила Эльза, глядя на Огдена.

– Ощущение угрозы, – задумчиво произнес Данк. – Для обычного американца.

– В этом нет нужды. Безумие скоро закончится. – Мистер Лоуэлл опустил кубик льда в свой стакан и повернулся к Эльзе. – В вашем правительстве слишком много хороших людей. Ваш отец – один из них. Мне он всегда нравился.

– Гитлер играет со всем миром, мистер Лоуэлл, – покачала головой Эльза. – Одной рукой подписывает мирные соглашения, а другой толкает нас к войне. Мы все это видим. Прямо перед собой. Он превосходный фокусник. – Ее голос дрогнул. – И мы не отводим глаза. Наоборот, мы пристально вглядываемся, не в силах поверить тому, что видим. Мы думаем, что зрение нас подводит.

– Как же так получается? – спросил Данк.

– Мы хотим обмануться. У людей снова есть хлеб. И работа. – Ее голос стал тише: Вилли закинул руки за голову и притянул щеку Эльзы к своей. Она негромко прибавила: – В этом его гениальность.

– Гениальность Гитлера: занять Рейнскую область, все время декларируя мирные намерения, – заключил Гарри.

– Тем не менее войну удалось предотвратить, – заметил Огден.

– Да, – согласилась Эльза, пристально глядя на него. – А теперь все сталелитейные заводы Рура в его руках.

Огден не отвел взгляда.

– Никто не хочет войны, – ответил он после секундной паузы.

Эльза аккуратно поставила стакан на столик.

– Значит, нам конец.

Внезапно Огден покинул собеседников и удалился в глубь веранды, присоединившись к мистеру Лоуэллу у тележки с напитками.

– Я не могу понять, почему люди не протестуют, – нахмурился мистер Лоуэлл.

– Есть много способов протестовать, – ответила Эльза, глядя на Огдена, стоявшего к ним спиной.

Огден не повернулся, но Китти показалось, что между ним и Эльзой словно натянулась струна. Что она имеет в виду?

– Фюрер говорит: «Я не диктатор. Я лишь упростил демократию», – процитировала Эльза.

– Блестяще, – выдохнул Данк рядом с Китти.

– Да, блестяще, – признала Эльза. – И в этом беда. Очень многие видят в нем только головореза. И не замечают гения. И поэтому все происходит быстро, без остановки. За несколько месяцев. Прямо у вас перед носом.

– Боже правый! – взволнованно воскликнула миссис Лоуэлл. – Вы же не хотите сказать, что это может случиться здесь?

– Прошу прощения, миссис Лоуэлл. – Эльза повернулась к ней со слабой улыбкой. – Но неверно думать, будто новости происходят где-то в другом месте. С другими людьми. Новости – это всегда о вас. Вы просто должны поставить себя на их место. Должны понять, как… вы должны быть бдительны.

– Миссис Хоффман, у нас есть законы, которые защищают слабых. – Миссис Лоуэлл не собиралась сдаваться.

– Защищают. – Эльза помолчала, пристально глядя на пожилую женщину. Потом продолжила, и голос ее звучал тихо: – Кто защищает тех негров, которых выволакивают из тюрем и вешают на деревьях?

С таким же успехом она могла бы швырнуть бомбу, подумала Китти. Наступила потрясенная, внезапная тишина. Ужасная картина, непроизносимая – и вот она, прямо у них перед глазами.

– Но ведь это другое, совсем другое, – запротестовал мистер Лоуэлл.

– Разве? – спросил Гарри.

– Не надо поддевать собеседников, – с достоинством сказала миссис Лоуэлл. – Ты знаешь, что другое.

– Оставим это, – перебил ее мистер Лоуэлл. – Но, миссис Хоффман, человеку с вашим положением, с положением вашего отца не о чем беспокоиться…

– Нет, – печально улыбнулась Эльза. – Мой отец не беспокоится. Он верит в хороших людей.

– И это к добру, верно? – не отступала миссис Лоуэлл.

– В наши дни добро напугано, миссис Лоуэлл.

Огден наконец повернулся к ним, внимательно прислушиваясь.

– Слишком много разговоров, – сказала Эльза. – Так много разговоров. Но никто не действует.

На лице Огдена промелькнула тень раздражения. Наблюдая за ним, Китти впервые пришло в голову, что ему, возможно, вовсе не нравится Эльза. Ее захлестнуло чувство облегчения. Это было чересчур. Эта женщина, обнимающая своего сына и рассуждающая о войне, явно переходила границы. Было совершенно очевидно, что Огден тоже так считает.

– И с каждым днем все становится проще, – тихо продолжала Эльза. – Теперь стало совсем просто. Повсюду только разрозненные, единичные акты героизма или трусости.

– А не может быть чего-нибудь без крайностей? – спросила Китти, переводя взгляд на Эльзу. – Промежуточного?

– Промежуточного? – с едва скрываемой насмешкой переспросила Эльза.

– Вы должны уехать, моя дорогая. Почему вы не уезжаете? – вступил в разговор мистер Лоуэлл, прежде чем Эльза успела ответить.

– Мы не можем оставить Германию нацистам.

Гарри вышел из тени и прислонился к арке веранды.

– Сейчас самое подходящее время, – сказала Эльза. – Сейчас, в разгар подготовки к Олимпиаде, когда призывы против евреев убираются с улиц, особенно вокруг стадиона, мы должны доказать его лживость, мы должны…

– Мы? – От волнения и неловкости Китти расплескала вермут на деревянный пол.

Эльза кивнула ей:

– Вы должны действовать.

– Действовать. – Китти раздраженно встала и покинула полукруг кресел, направившись к балкону. Солнце, подрагивая, висело прямо у гладкой поверхности воды. Эта женщина, сидящая там, и мальчик у нее на коленях, словно уголек, пылающий так настойчиво и жарко, – они угрожали беседе, веранде и этому часу, предназначенному для того, чтобы просто выпить коктейлей перед ужином.

С ножки Вилли соскользнула тапка, и Эльза не глядя молча надела ее обратно. Этому мальчику место наверху. Мальчику нужно лежать в постели. Он явно устал. И слишком мал. Китти заставила себя отвести взгляд.

– Не секрет, что Гитлер намерен вооружить страну, – продолжала Эльза. – Но понимаете ли вы, что это делается уже много лет? Отцовский завод давно выпускает спусковые механизмы для гаубиц.

Теперь все внимание было приковано к ней.

– А лафеты? – Огден скрестил руки на груди.

– В Дюссельдорфе.

– Стволы?

– В Эссене.

Что-то между ними решается, это очевидно, подумала Китти.

– Но как это возможно? – с удивлением спросил Данк.

– У Гейдриха есть система предупреждения, – объяснила Эльза, глядя на Огдена. – Перед приездом французских инспекторов на конвейеры запускают шпильки для волос и краны.

– Так-так, – сказал Огден.

– Хуже того, – она подалась вперед, – в прошлом месяце на заводе начали отливать маленькие пропеллеры для самолетов, которые приводятся в движение потоком воздуха и издают ужасающий звук.

– Для чего они?

Она умолкла, подбирая нужные слова.

– Каждый бомбардировщик «Штука» над Англией будет завывать…

– Англией? – переспросила Присс.

– Англия, – подтвердила Эльза. – Потом Россия.

– Есть доказательства? – спросил Огден.

Эльза медленно кивнула, глядя ему прямо в глаза.

Огден поморщился и отвел взгляд.

– Слышали? Жаль, я не могу добыть такие доказательства, – сказал Гарри. – Тогда бы мы приступили к делу, и началась бы эта война. Было бы правильным…

– Правильным, – сказала Китти, решительно шагнув к ним с края веранды, – будет прекратить разговоры и посмотреть на небо. Просто посмотрите, – настаивала она, заметив недовольство на лице Данка, охваченная желанием стереть его, спрятать в карман, как носовой платок. – Посмотрите вокруг.

Солнце замерло, перед тем как окончательно скрыться, и за верандой на краю лужайки над темной синевой вечернего моря разливалось золотое сияние, выплескиваясь на скалы. Гранит сверкал.

Китти почувствовала на себе взгляд Огдена, оглянулась и одарила его ослепительной улыбкой. Она не понимала, какую битву он ведет, но она будет сражаться вместе с ним. Эльза просила у него чего-то, что он не мог ей дать, что шло вразрез с его убеждениями. И Китти будет рядом. Она вернулась к нему. Она с ним – здесь и сейчас.

Огден улыбнулся, явно тронутый.

– Китти права, – сказал он и шагнул ей навстречу из глубины веранды.

– Китти не права, – добродушно заметила Присс, вставая и потягиваясь. – Но Китти сделала то, что она умеет лучше всего: увидела благо и красоту. А все остальное сейчас неважно.

– Внимание! – воскликнул Данк, поднимая бокал. – За благо и красоту. – Он одним глотком осушил бокал, поставил его на низкий столик, взял Присс за руку и повел на широкие ступени веранды, чтобы полюбоваться закатом.

Все молчали. Солнце медленно опускалось в черную бездну. Еще секунда – и оно исчезло. Солнце скрылось за морем, но оставило после себя такой горячий яркий шлейф, что казалось, будто небо пламенеет розовым огнем, жарким и пышным, как роспись купола в барочном соборе.

Оглянувшись, Китти увидела, что Эльза положила руку на голову Вилли и что-то шепчет ему, почти касаясь губами его щеки.

Руки маленького мальчика обмякли, и он заснул на коленях у матери. Как же Китти тосковала по тяжести ребенка на своей груди. Как же ей хотелось обнять его.

– Пора приступать к омарам, Гарри, – сказала миссис Лоуэлл, вставая с кресла и направляясь в столовую. – Повар машет мне из коридора.

Мистер Лоуэлл принялся собирать бокалы и ставить их на тележку. За его спиной столовая постепенно наполнялась светом: миссис Лоуэлл обходила вокруг длинного и широкого стола, зажигая свечи. Служанка принесла огромную дымящуюся миску и поставила ее на край стола. Другая расставила хрустальные чаши с растопленным маслом. На блюде подрагивало томатное заливное. Над столом нависал деревянный сводчатый потолок, купол из соединенных в шпунт досок, словно комната находилась на верхней палубе шхуны. Большое зеркало в глубине столовой еще больше расширяло пространство вокруг стола.

– Гарри? – донесся голос миссис Лоуэлл из открытой двери.

Гарри с неохотой отлепился от стены.

– Я помогу, – предложил Огден и вошел в дом вслед за ним.

Эльза и Китти продолжали молча сидеть. Китти с трудом различала темные фигуры Присс и Данка, прижавшиеся друг к другу на неосвещенном краю веранды.

Служанка внесла дымящееся блюдо с красными омарами, поставила на приставной столик, и Гарри с Огденом надели фартуки, которые подала им вторая служанка. Огден что-то сказал, и Гарри повернулся к нему с одобрительной улыбкой. Двое мужчин были отчетливо видны в проеме застекленной двери. Гарри надел кухонные рукавицы и принялся отрывать хвосты от туловища. Огден молотком разбивал клешни.

– Это место идет Милтону, – задумчиво произнесла Эльза. – Только сейчас заметила.

Китти присела на низкую ограду веранды. Огден и правда хорошо вписывался, подумала она, хотя ей не понравилась непринужденная фамильярность Эльзы.

Какой-то человек с фонарем появился из-за дома, пересек темную лужайку и прошел сквозь зеленую изгородь. Китти смотрела, как между деревьями мелькает маленький огонек, удаляясь в сторону пристани. Она чувствовала, что Эльза за ее спиной тоже смотрит. Фонарик несли, судя по всему, до самого конца пристани. Потом вспышка – и над темным мерцанием воды появился второй огонек. Первый луч света двинулся в обратный путь, а второй остался сиять на дальнем конце пристани.

– Как здесь мирно и спокойно, – тихо сказала Эльза.

Человек с фонарем появился в дальнем конце сада и прошел по дорожке за дом. Фонарь на пристани продолжал гореть.

Тени на веранде стали еще гуще, и Эльза подвинула спящего у нее на коленях мальчика, теснее прижимая его к груди.

– Вы верите, что у каждого из нас есть только одна-единственная история, которой мы должны следовать? – спросила Эльза.

– Что-то вроде судьбы? – Китти повернулась к ней.

– Если хотите.

– Нет, – ответила Китти. – Не верю. Это слишком жестоко.

Эльза окинула ее взглядом и в задумчивости откинулась на спинку кресла.

– Хорошо, – прошептала она. – Это хорошо.

Китти смотрела на нее.

– Тогда Бог? – продолжила Эльза. – Всевидящее око сверху? Которое присматривает за всеми нами?

Китти покачала головой.

– Не верю, – призналась она.

Эльза с сочувствием посмотрела на нее:

– Из-за вашего ребенка?

– Моего ребенка? – Китти оцепенела.

Эльза кивнула.

– Никто не смотрит за нами. Нет заботливой руки. Никого нет. Только мы. Мы с вами это понимаем, правда?

«Нет, – возмущенно подумала Китти. – Вовсе нет». И что она имеет в виду, когда говорит мы? Не могло быть никаких мы с этой женщиной, которая все напирала и напирала, заставляя Огдена сделать что-то такое, чего он не хочет, – и держа маленького сына на руках.

Эльза продолжала испытующе смотреть на нее:

– Между тем вы весь вечер не спускали глаз с Милтона и с меня. Что же, по-вашему, вы увидели?

– Что вы опасны, – ответила Китти, вскинув голову.

Она совсем не то хотела сказать. А Эльза, вероятно, совсем не то ожидала от нее услышать, потому что у нее вырвался тихий понимающий смешок. Тем не менее Китти стало стыдно.

– Опасна? Я не опасна. Я не… нисколько.

Китти покраснела, невидимая в темноте.

– Омары готовы, – объявила миссис Лоуэлл, появившись на пороге веранды. – Все за стол.

Присс и Данк разомкнули объятия и вышли из тени к освещенной двери.

– Идете? – спросила Присс.

– Через минуту, – ответила Китти и, пытаясь взять себя в руки, повернулась спиной к Эльзе.

– Китти? Миссис Хоффман?

– Идем! – отозвалась Китти, но не двинулась с места.

За ее спиной скрипнуло кресло – Эльза наклонилась вперед.

– Я видела, как вы смотрели на Вилли.

У Китти перехватило дыхание. Потому что там был сонный Недди, который поворачивал голову на подушке в своей кроватке. Недди говорил: «Спокойной ночи, мама». Это он спал у нее на руках.

– Возьмите его, Китти, – произнесла Эльза быстрым шепотом, подбросив эти три слова в тишине.

– Прошу прощения? – Китти повернулась к ней.

– Возьмите его. – Эльза протянула руку поверх своего сына и сжала локоть Китти. У нее было совершенно белое лицо. – Защитите его. Вы можете уберечь его от войны?

Войны? Потеряв дар речи, Китти стояла перед Эльзой.

– Но никакой войны нет, – услышала она свой голос.

– От войны, которая приближается и которая заберет нас всех, – настаивала Эльза. – Он такой же, как ваш.

Такой же? Китти замерла. Недди был белокурым и высоким, с улыбкой, которую он бросал в мир, словно монету, а этот мальчик совсем другой, темноволосый, худенький… и еврей.

– Но он не такой. Совсем не такой.

Две женщины смотрели друг другу в глаза.

– Где он будет спать? – спросила Китти.

– Где он будет спать? – растерянно повторила Эльза.

Китти вспыхнула.

– Мы с Огденом не смогли бы понять, как с ним себя вести. Наверняка вы предпочли бы отдать его людям, которые лучше знают, как воспитывать…

– О. – Эльза вздрогнула, как от удара. – Вот оно что. – Она крепче обхватила мальчика, словно Китти могла причинить ему боль, словно она была опасной.

И весь идиотизм прошедшего года, все ее ответы людям, которые воображали, что понимают, все, что она складывала, прятала и задвигала подальше, вместо того чтобы достать, вытряхнуть, выставить напоказ, – все это всколыхнулось в Китти, пока она смотрела на эту женщину, посмевшую вообразить, будто хоть что-нибудь знает о ней.