Читать книгу Долго и счастливо - Сара Дессен - Страница 4

Итан тоже пригласил меня потанцевать на свадьбе, и я отказалась. В первый раз.

Но это было позже и в той части истории, которую я когда-то охотно рассказывала другим, а теперь лишь прокручивала в голове. Мне всегда казалось: чем больше проходит времени после случившегося, тем лучше все раскладывается по полочкам. Вот только на сей раз этого не произошло, и постоянно складывалось ощущение, будто я пересказываю одну и ту же историю, неважно, есть слушатель или нет.

Но сейчас я понятия не имела, как приступить к рассказу. Ведь бывает так трудно начать, когда заранее знаешь, чем все закончится.

Мы познакомились на свадьбе Марджи Лав прошлым летом. Мама не любила проводить церемонии за городом и редко бралась за их организацию: считала, ее услуги так хороши отчасти потому, что все поставщики местные. Но дедушка Марджи Лав был близким другом матери Уильяма. И поскольку именно на деньги мисс Мэй – как все ее называли – мама и Уильям открыли бизнес, отказать этой женщине мало в чем могли. К тому же в свои восемьдесят лет она жила в доме престарелых и просьбы от нее поступали не столь часто. Так что, если это случалось, мисс Мэй всегда слышала в ответ «да».

Поэтому в августе, после десяти месяцев планирования свадьбы с Марджи (в Вашингтоне) и ее матерью (в Калифорнии), мы отправились на выходные в пляжный городок Колби (где Марджи отдыхала с семьей каждое лето всю свою жизнь). Стоит добавить, что он находился всего в трех часах езды от нашего дома и оказался совсем не мрачным и не безлюдным местом, где не так часто играли свадьбы. Но мама все равно нервничала и заставила нас загрузить три фургона всевозможными вещами (и в итоге каждый из нас ехал за рулем), дабы убедиться, что у нее будет под рукой все самое необходимое для проведения торжества. Как правило, мама всегда так себя вела, по крайней мере, когда дело касалось работы. Но даже мне редко доводилось видеть ее настолько нервной и придирчивой, поэтому я молча радовалась, когда мы наконец-то выехали из дома и я оказалась в машине наедине с радио.

Правда, мне все же недоставало Джилли, которая собиралась поехать со мной, чтобы потусоваться на пляже или посидеть в номере, пока я работаю. Она впервые в жизни собиралась провести выходные вдали от семьи, и мы обе с нетерпением ждали этого момента. Бейкерам нелегко приходилось без ее помощи управляться с двумя фургонами для «Сырной терапии» (они продавали наивкуснейший жареный сыр и самый насыщенный, самый сливочный томатный суп, который я когда-либо пробовала), поэтому Джилли обычно таскала за собой одного или всех братьев и сестер. Но в те выходные родители пообещали обойтись без нее в благодарность за то, что она все лето возила близнецов на гимнастику, таскала с собой Кроуфорда и каждые два часа меняла подгузники Бин. Вот только за два дня до этого «Сырную терапию» отобрали в число двадцати участников родео фургонов с едой, проходившее в столице штата среди местных компаний. Это было такое значимое событие, что они попросили выйти на смену всех сотрудников, что поставило крест на наших с Джилли планах на выходные.

Поэтому подруга вновь проводила эти дни, присматривая за братьями и сестрами, принимая заказы для «Сырной терапии» и строя глазки симпатичным парням в столице штата. А я ехала в Колби, где должна была провести вечер пятницы, помогая маме и Уильяму с репетиционным ужином в стиле гавайской вечеринки, а субботу – на самой свадьбе (в отеле с видом на океан, серфингистов и газон, по которому пойдет невеста).

Если бы я была кем-то из гостей, вероятно, порадовалась бы возможности побывать здесь. Но в тот момент я думала только о еде и песке (которые не очень хорошо сочетались), а также о важной свадьбе, проходившей в месте, где мне еще не доводилось бывать. Дома мама составляла подробные описания каждой локации, где мы устраивали церемонии и приемы, с указанием недостатков: труднодоступных входов, скрипучих полов или грохочущих скамеек. Но за городом все было нам незнакомо.

Несмотря ни на что, я предвкушала хорошие выходные. Обещали теплую, солнечную погоду и ясное небо, к тому же большую часть времени мне предстояло провести на пляже. Зная об этом, я в начале недели разорилась на новый черный сарафан и сандалии с золотым кольцом.

Пока мы ехали на восток, городки и шоссе уступали место сельскохозяйственным полям и двухполосным дорогам, отчего напряжение, сковавшее плечи, потихоньку отпускало. И оставалось лишь надеяться, что виды за окном так же повлияют на маму, которая ехала в фургоне впереди.

Перебравшись через мост в Колби, мы свернули на главную дорогу, забитую машинами туристов. Один из указателей, мимо которых мы ползли в пробке, гласил: «СВЕЖИЕ КРЕВЕТКИ!». На другом значилось: «НУЖЕН ТРАНСПОРТ? ВОЗЬМИТЕ НАПРОКАТ ВЕЛОСИПЕД У ЭЙБА!», а ниже была изображена стрелка, направленная на прибрежную прогулочную дорожку. Через час, наполненный выхлопными газами, загорающимися стоп-сигналами и редкими взглядами на синий и необъятный океан, мы наконец свернули на стоянку многоэтажного отеля под названием «Пирс». Главное здание было таким белым, что в свете яркого солнца от одного взгляда на него начинала болеть голова. Стоило мне припарковаться и выйти из машины, как я услышала мамино ворчание. Что ж, мои надежды на расслабляющую поездку не оправдались.

– Солнце! – воскликнула она вместо приветствия, когда к нам подошел Уильям.

Как обычно, он был невозмутим и безупречен в брюках цвета хаки, клетчатой рубашке с короткими рукавами и ослепительно-белых кроссовках «адидас». Я же после трех часов, проведенных за рулем, выглядела так, будто всю дорогу мяла одежду в руках. Я во многом завидовала Уильяму (почти во всем, на самом деле), но главным было то, что он всегда казался спокойным и безупречным, даже при самых ужасных обстоятельствах. «Старые добрые подавление и отрицание», – объяснял он, и это звучало не так, как мне хотелось бы. Хотя я старалась.

Сейчас же Уильям смотрел через свои очки-авиаторы на маму, которая, размахивая руками и напоминая ветряную мельницу, продолжала:

– Примерно в это же время завтра начнется вечеринка на шестнадцать персон в официальных нарядах. И нам очень повезет, если все не попадают в обморок.

– Ты забываешь о беседках, – напомнил он. – Мы настаивали на них и развевающемся тюле не только для красивого вида.

– Развевающийся тюль не поможет нам справиться с этим, – проворчала мама, вытирая лоб (на котором я не заметила и капельки пота). – Но будем думать об этом завтра. А сейчас давайте найдем представителей кейтеринговой компании и узнаем, все ли готово к сегодняшнему ужину. Луна, можешь начать разгружать фургоны? Дверь в бальный зал должна быть где-то за мусорными контейнерами и не заперта. Нас уже ждут.

«Класс», – подумала я, но кивнула. Они отправились в помещение с кондиционером, чтобы обсудить факелы для гавайской вечеринки, а я должна была таскать коробки с очень важными вещами: подобранными мамой скатертями и стеклянной посудой – на парковке под палящим солнцем. И при этом жаловалась на погоду она.

В тот вечер репетиция прошла хорошо, не считая нескольких проблем: цветочница раскапризничалась, тетя невесты вдруг решила покомандовать, а священник все время что-то тараторил. Кстати, последняя проблема встречалась довольно часто. Никто не любил торопливых священников. Так что к тому времени когда Марджи и ее жених Джозеф, взявшись за руки, миновали проход под россыпью лент, имитировавших лепестки роз, все уже мечтали о выпивке. Как только гости вышли на пляж, их уже поджидали мама и официанты с бокалами шампанского в окружении гавайских факелов. И вечеринка началась.

– Что ж, репетиция окончена, – сказала она Уильяму и уважительно, но не особо сердечно кивнула властной тетушке, проходившей мимо. – Будем надеяться, что и завтра все пройдет гладко.

– Хочешь сказать, что сегодня все прошло гладко? – спросил он, провожая взглядом подружку невесты в шортах и сандалиях на высокой платформе, которая пыталась преодолеть ступеньки на пляж. – Мне бы так хотелось, чтобы хоть раз свадьбу проводил священник, которому нравится его работа!

– А тебе-то всегда нравится твоя работа?

– Конечно, – ответил он.

На мгновение повисла пауза, а затем они рассмеялись так, будто у них вот-вот случится истерика. Я закатила глаза и повернулась к двум шаферам, проходившим мимо нас. Один из них был, наверное, моим ровесником, с телом как у футболиста, короткими темными волосами, голубыми глазами и настолько милым лицом, что его легко можно было представить маленьким ребенком. Поравнявшись со мной, он подмигнул, и я почувствовала, что краснею, хотя и постаралась в ответ уважительно кивнуть, как до этого сделала мама. Когда они спустились на пляж, я почувствовала на себе насмешливый взгляд Уильяма и вновь смутилась.

После ужина гости переместились в бар отеля, что, к счастью, уже выходило за рамки наших обязанностей. Я помогла маме, Уильяму и официантам поднять стулья, а затем отнесла в отдел найденных в отеле вещей сумку, телефон и фляжку с монограммой. (Когда-нибудь я напишу целую книгу о том, что люди оставляют на свадьбах, потому как меня не покидало чувство, что это было неспроста.) К половине одиннадцатого я вернулась в свой номер, съела пачку крекеров из автомата со снеками и написала сообщение Джилли, которая торчала в гостиничном номере с Кроуфордом и смотрела двадцать пятую по счету передачу о рыбалке на болоте, пока «мелочь» (это ее слово) спала.

«КАК ЖЕ СКУЧНО, – ответила она. – ЕСЛИ УВИЖУ ЕЩЕ ХОТЯ БЫ ОДНОГО СОМА, ТО ЗАКРИЧУ. СКАЖИ МНЕ, ЧТО ХОТЬ ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ ПОЙТИ И СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО ГРАНДИОЗНОЕ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ!»

«НУ КОНЕЧНО», – написала я.

«ТАК Я И ПОВЕРИЛА. ДЕРЖУ ПАРИ, ТЫ УЖЕ В КРОВАТИ».

Я скомкала обертку от крекера и бросила ее в ближайшую мусорную корзину, но промахнулась.

«СДЕЛАЮ ЧТО-НИБУДЬ ГРАНДИОЗНОЕ ЗАВТРА. ОБЕЩАЮ».

«ЛОВЛЮ НА СЛОВЕ. ЕСЛИ УЖ Я НЕ МОГУ, ТО ТЫ ТОЧНО ДОЛЖНА ЭТО СДЕЛАТЬ!»

Я скривилась. Джилли не в первый раз высказывала мне это, потому что считала, будто я впустую растрачиваю свободное время, которое не обременено братьями и сестрами, а также постоянно пропадающими в фургонах с едой родителями. А затем добавляла: «Будь я на твоем месте, то не отсиживалась бы в углу, а стремилась бы навстречу приключениям». (Вот только она никогда не объясняла, какие приключения искала бы, потому что от неопределенности любая фантазия становилась лишь привлекательнее.) Более того, она считала, что я впустую трачу не только свою жизнь, но и ее, потому что не гуляю по пляжу, а сижу в постели, усыпанной крошками от крекера, и смотрю специальный выпуск новостей про какое-то таинственное убийство. Но я не была Джилли и никогда ею не буду, хотя и поделились бы с ней частью своего свободного времени, если бы могла. Она действительно это заслужила.

На следующее утро, после ранней пробежки и заплыва в бассейне отеля, я приняла душ и отправилась на наш стратегически важный и заранее запланированный завтрак с мамой и Уильямом. Усевшись за стол с булочками, кофе и фруктами, мы сверяли расписание, распределяли обязанности на день и просматривали шпаргалки, распечатанные мною в бизнес-центре отеля. В половине одиннадцатого я уже колесила по Колби в своем фургоне в поисках фактически ненужных вещей. Согласно моему (пуленепробиваемому) списку, мне предстояло отыскать Библию в твердой и привлекательной, но не слишком рельефной обложке (потому что родители забыли экземпляр, принадлежавший семье, дома), четыре черных галстука-бабочки и «кучу пенни, желательно блестящих и отполированных».

Эти предметы было бы сложно отыскать даже в Лейквью, несмотря на несколько торговых центров и район с различными процветающими лавочками в центре города. А в Колби оказалось не так уж много магазинов, поэтому через час мне удалось раздобыть только галстуки-бабочки. В единственном месте, где продавали официальную одежду, «Все для важных событий у Лилли», не слишком-то обрадовались покупке аксессуаров в последнюю минуту. Мне пришлось пообещать, что верну галстуки-бабочки в полдень воскресенья, заплатить за них двойную цену и сунуть еще сорок баксов владелице, чтобы она разрешила мне их забрать. Но даже после этого я ощущала на себе прожигающий спину взгляд, пока шагала до машины. Поэтому к тому времени, когда мне удалось отыскать Библию в местном книжном магазине, чувствовала себя выжатой как лимон и беззастенчиво умоляла дать мне хотя бы несколько пенни, которые мне в итоге вручили просто из жалости.

– Ты вернулась, – сказала мама, когда я наконец-то зашла в отдельное обеденное помещение рядом с бальным залом, которое мы использовали как командный штаб. На соседнем столе выстроились в ряд все цветочные композиции, а рядом с ними стопкой лежали программы. – Ты достала пенни?

– Да, правда, всего несколько, – сказала я. – И они не блестящие.

А затем достала мелочь из кармана и высыпала ее рядом с мамой, которая сидела во главе стола, разложив перед собой веером папки. В каждой из них хранились задания, которые было необходимо сделать до начала церемонии, и она перебирала их, проверяя готовность.

– Это не так важно, главное – у нас будет что положить вместе с карточками.

– С карточками?

Вместо ответа она потянулась за желтой папкой и положила ее прямо перед собой. В «Свадьбах от Натали Барретт» каждому заданию соответствовал свой цвет. Поэтому, даже не взглянув на надпись (сделанную почерком Уильяма), я знала, что в ней хранятся все последние указания будущих молодоженов. Открыв ее, мама достала лист и протянула мне.

– Мать Джозефа звали Пенни. Она умерла от рака, когда ему было десять. Поэтому жених и невеста решили почтить ее память, раздав гостям карточки с ее именем, датами рождения и смерти, а также ярким и предпочтительно блестящим пенни.

– И это они придумали за последние два часа? – спросила я, потому что не помнила, чтобы слышала о чем-то подобном за последние месяцы.

– Они решили это вчера вечером, после ужина.

Это так ужасающе часто случалось, что у нас даже была своя аббревиатура для таких случаев: РПВБ, что означало «Решение, принятое в баре».

– Пожалуйста, скажи мне, что ты шутишь.

– Мне бы очень этого хотелось, – с усталым видом вздохнула мама. – Знаю, ты меня возненавидишь, но мне нужно, чтобы ты вернулась в город и забрала карточки из типографии. Я уже заказала их, оплатила срочную печать, и они готовы.

– Ты серьезно?

– Я же сказала, что ты меня возненавидишь, – ответила она, будто от этих слов мне должно было стать легче.

К тому же я в любом случае ее не возненавидела бы, ведь это не она натолкнула невесту на РПВБ. Мама была слишком организованной для этого.

– Просто помни, – продолжила она, – следующим летом ты уедешь отсюда в колледж. И больше никто не будет придумывать что-то еще в последнюю минуту. Ты сможешь найти нормальную работу, например, продавцом в продуктовом магазине.

Она не так давно начала говорить мне подобное в такие моменты, словно перспектива взвешивания огурцов могла смягчить любой удар. Хотя меня удивляло, что она вообще упоминала о моем окончании школы, ведь это вызывало целую бурю эмоций. Пока.

– Я прекрасно понимаю, что ты пытаешься сейчас провернуть, но идея поработать на фермерском рынке меня сейчас совершено не прельщает, – ответила я.

– Нет? – Она жалостливо посмотрела на меня. – А как насчет такого: привези карточки, и я обещаю, что, если не случится каких-либо непредвиденных катастроф, ты сможешь уйти пораньше.

– Уточни, что ты подразумеваешь под катастрофами.

– Нет, я не стану этого делать. Не стоит искушать судьбу. – Мама захлопнула папку. – Просто согласись на мое предложение. Вечер на пляже! И перспектива работы в овощном бизнесе.

– Это совершенно не смешно, – проворчала я.

– Может, и нет. Но я в отчаянии. – Она бросила извиняющийся взгляд на ключи от фургона, которые я только что положила рядом с монетами. – И это не шутка. Я бы не стала настаивать на поездке. Но…

– …клиент всегда получает то, чего хочет, – закончила я еще одну из ее излюбленных мантр и взяла ключи. – Но пенни начищать не стану. С этим разбирайтесь сами.

– Отлично. Это сделает Уильям.

– Погодите-ка, – ответил мужчина, входя в комнату, – что я должен сделать?

Мама притворилась, будто не услышала его вопроса.

– Только подумай о том, сколько огурцов ты взвесишь следующим летом! – крикнула она мне вдогонку, когда я вышла в коридор. – Такая простая работа! И такая расслабляющая!

Я ничего не ответила, лишь махнула на прощание рукой, а Уильям ошарашенно переспросил: «Огурцы?»

Ровно в шесть часов вечера отец Марджи вел ее по проходу к алтарю. Невеста выглядела великолепно: в платье с короткими рукавами и украшенным драгоценными камнями лифом, от счастья на ее лице блестели слезы. Нам невероятно повезло с погодой: было тепло, но не очень жарко, а с моря дул ветерок, который был недостаточно сильным, чтобы теребить вуали и подолы платьев. Единственным недостатком оказался вертолет береговой охраны, который пролетел над головами гостей, как раз когда молодожены начали давать свои обеты. Но даже мама не могла контролировать военных, хотя, уверена, у нее бы прекрасно это получилось.

После церемонии я сидела на ЗРС, пока свадебная процессия, а за ней и гости шли в бальный зал, где в рюмках уже плескался алкоголь. Диджей поставил пляжную музыку, которую заранее выбрали бывшие жених и невеста. На местах остались скомканные программки, несколько оброненных бумажных салфеток и, на мой взгляд, слишком много карточек с пенни, которые мы с Уильямом подготовили за несколько часов до начала. Ну и ладно.

Как только церемония заканчивалась, мама слегка расслаблялась. Поэтому я не особо удивилась, что она во время ужина подошла ко мне. Я как раз стояла около стола с кексами, на которых красовались надписи «М. и Д.». Обычно гости не слишком обращали внимание на свадебный торт, но при этом всегда тянули свои загребущие руки к кексам. И не только дети. Однако, пока с ними не сфотографировались молодожены, их нельзя было трогать. Поэтому я защищала кексы собственной грудью, то и дело повторяя веселым, но уверенным голосом: «Пока нет!» Мне совершенно не нравилась эта обязанность, в отличие от Уильяма. Но он сейчас заменял заболевшего бармена, пока не прибудет его сменщик, так что у меня не оставалось выбора.

– Ты видела, сколько человек оставило карточки с пенни? – спросила мама, оглядывая толпу. – А как же уважение к мертвым?

– РПВБ всегда ошибочны, – сказала я. – Потому что мы уже обдумали все хорошие идеи.

Тут девочка-цветочница с полной тарелкой стейка и пасты направилась к столу с кексами. Когда я перекрыла ей путь, она развернулась и зашагала обратно, волоча по ковру шлейф платья.

– Послушай себя. – Мама посмотрела на меня с гордой улыбкой. – Ты говоришь как настоящий организатор свадеб.

– Или как будущий продавец огурцов, – ответила я. – Или тот, кто сегодня пораньше отправится спать. Ты обещала.

– Знаю, знаю. – Она протянула руку, взяла скомканную салфетку и сунула ее в карман. – А еще знаю, как мне повезло, что ты работаешь с нами последние несколько лет. Хотя я не оставила тебе выбора.

– Я найду другую работу, как только поступлю в колледж, – напомнила я.

– Боже, очень на это надеюсь! – Мама старательно поежилась. – Не хотелось бы нести ответственность за то, что втянула в этот бизнес кого-то еще. Мне и так плохо из-за Уильяма.

Я посмотрела в сторону бара, расположенного в другом конце зала. Мужчина, которого мы сейчас обсуждали, обсыпал солью бокал «маргариты» и болтал с двумя старушками в усыпанных драгоценными камнями платьях, ловившими каждое его слово.

– По-моему, он не так уж сильно возражает.

Мама посмотрела в ту же сторону и улыбнулась.

– О, он возражает. Просто, как и я, больше ничего не умеет делать.

Я привыкла к таким разговорам «по душам». Мама и Уильям часто обсуждали бизнес, словно это были плохие отношения, которые им не терпелось разорвать. И все же они вновь и вновь принимали заказы, спорили из-за запросов клиентов и смеялись над только им двоим понятными шутками. В жизни их обоих самые долгие и прочные отношения были связаны с бизнесом и друг с другом. И они это знали. Может, это была и не настоящая любовь, но пока все шло хорошо. Вроде бы.

Наконец Марджи и Джозеф разрезали торт, а затем аккуратно покормили им друг друга (мы всегда были против того, чтобы молодожены макали друг друга лицами в торт). Закончив свою вахту у стола с десертами, я отправилась в ванную, где проверила, все ли туалеты чистые, везде ли есть бумага, и вытерла столешницу вокруг умывальника. А затем пересекла бальный зал и вышла во внутренний двор, где несколько детей бегали по танцполу, а диджей готовился утроить настоящую дискотеку. Далее подошла к ближайшему бару, взяла две бутылки воды и отнесла одну ему, а после уточнила, не нужно ли что-то еще. Когда он покачал головой, я направилась к ступенькам, ведущим на пляж, где кто-то оставил пару блюдец и бокал из-под вина со смятой салфеткой внутри. В тот момент моя находка перекочевала на поднос, воздух наполнили первые ноты мотауна[3], а когда я повернулась к танцполу, его уже заполняли люди.

На всех приемах наступает время, когда гостям хочется танцевать. Обычно первыми чувствуют этот позыв пожилые люди и дети, ведь их мало что сдерживает. Ко второй песне к ним обычно присоединяются несколько подвыпивших девушек (зачастую), которые сбиваются в группки. Затем выходят молодые пары и одинокие парни, которым требовалось на это немного уговоров. В конце концов, если бармен оперативно подливает напитки, а диджей угадывает с музыкой, то мало кто остается в стороне от танцпола. Уильям говорит, что лучшая часть свадеб – это танцы, и трудно с ним не согласиться. В такие моменты людей мало что заботит. Они понимают, что могут расслабиться и провести это вечер так, как им хочется, среди людей, которых практически не знают или и вовсе видят впервые. И мало кому этого бывает недостаточно.

Я протиснулась мимо крутивших бедрами подружек невесты, собравшихся в круг, затем обогнула лихо отплясывавшую пожилую пару. В этот момент каждая клеточка моего тела стремилась к небольшому выступу, заставленному пустыми бокалами. Так что молодого шафера, который одарил меня улыбкой несколько часов назад, я заметила, только когда он оказался рядом.

– Хочешь потанцевать?

Я повернула голову и скользнула по нему взглядом: по коротким волосам, голубым глазам, черному галстуку-бабочке, купленному мной утром и несуразно болтавшемуся на шее.

– Спасибо, но нет.

На его лице мелькнули удивление и, к моему ужасу, смущение.

– Ой, ладно.

– Я на работе, – поспешно выпалила я, отчего покраснела вслед за ним. – Помощник организатора свадьбы, так что не могу.

– А, понятно. – Его лицо расслабилось. – Я и не подозревал, что…

– Знаю. Все в порядке. – Я опустила взгляд в пол и заправила волосы за ухо. – Но все равно спасибо.

Шафер расплылся в улыбке, и она так преобразила его лицо, что за мгновение он превратился из милого в невероятно обаятельного парня, отчего мне тут же захотелось сказать «да» ему и совместному танцу, а еще понадеяться, что однажды мне удастся провести вечер подальше от работы. Мы простояли так не больше минуты, пока подружки невесты не заметили его и не утянули в свой круг. Я же направилась к выступу, откуда переставила стаканы на поднос. Под одним из стульев я заметила еще одну карточку с пенни и подняла ее, потирая монетку. А когда повернулась к танцполу, ни подружек невесты, ни шафера там уже не оказалось.

Возможно, это было к лучшему. Иногда, в самые ужасные ночи, когда слезы лились из глаз, заливая подушку, мне хотелось, чтобы на этом наше общение и закончилось. Потому что тогда Итан так и остался бы простым парнем, которому я отказала в танце на одной из свадеб того лета. Ни больше, ни меньше. И ничего бы не потеряла.

Но все вышло по-другому. Через несколько минут я наткнулась на маму с Уильямом, которые стояли неподалеку от танцпола, наблюдая, как одна из тетушек Марджи вытанцовывает перед толстым мужчиной в спортивном пальто.

– Вот что шампанское делает с людьми, – сказал Уильям, когда женщина повернулась и прижалась своим широким задом к бедрам мужчины. – Она дважды за сегодня говорила мне, что не пьет, при этом сжимая пустой бокал в руке.

– Свадьбы – словно другой мир, – произнесла я одну из его любимых фраз.

– Так и есть. Но как же мне хочется отправиться домой!

Парочка тем временем принялась откровенно тереться друг о друга.

– Как же теперь это забыть? – прошептала мама, притворно ужасаясь увиденному. – Я слишком стара для подобного зрелища.

– Они же пенсионеры, – сказал Уильям, и они с мамой дружно захихикали.

– Кто-то обещал отпустить меня пораньше, – напомнила я, сверля взглядом маму. – Надеюсь, я свободна?

– Подождите-ка, почему это Луна уходит? Где справедливость? – воскликнул Уильям.

– Потому что ей семнадцать и ей мало платят, – сказала мама. – У нее ужасное начальство.

– Да, я тоже это слышал, – согласился он, а затем улыбнулся мне: – Что собираешься делать?

– Не знаю, – честно ответила я. – Все, чего захочется!

– Посмотри на нашу девочку. Она одинока и готова слиться с толпой на пляже. Прямо как настоящий подросток! – Он улыбнулся мне, а затем перевел взгляд на маму. – Я уже и не верил, что этот день настанет.

– Прекрати, – сказала мама, показательно обмахивая лицо ладонью. – Я сейчас расплачусь.

– Да заткнитесь уже, – выпалила я, а они в ответ лишь рассмеялись. – Увидимся завтра.

– Ты молода, так же как этот вечер. Carpe diem![4] – крикнул мне вслед Уильям, когда я пересекала патио.

– Это означает «день», Уильям, – сказала мама.

– Тогда Carpe night![5]

А затем последовал еще один взрыв смеха.

«Отлично», – подумала я, проходя через патио в вестибюль.

Что, если я вернусь в свой номер и ничего грандиозного, по определению Джилли, не случится? Хоть на календаре и выходной, это был трудный день, и я устала. У меня впереди еще целый год в выпускном классе и учеба в колледже для приключений, если мне захочется. И, возможно, я отправлюсь на их поиски, если на пути не встанет бизнес мамы и Уильяма. Ведь, по сути, я была той, кого они из меня сделали.

Как только эта мысль возникла в голове, диджей поставил другую мелодию, на этот раз медленную. И я отошла в сторонку, наблюдая, как люди покидают танцпол, а парочки, наоборот, его заполняют. Сквозь толпу я видела, как мама с Уильямом все еще о чем-то болтали, смеясь время от времени. Наконец путь в бальный зал оказался свободен, но мне уже не хотелось туда. Вместо этого я направилась к ступенькам, ведущим на темный пляж. Позже я буду вспоминать то мгновение как действительное начало того вечера, момент, когда все началось. Может, именно поэтому где-то на середине лестницы я сняла сандалии и на песок ступила уже босыми ногами.