Читать книгу Ночь пламенных воспоминаний - Сара М. Андерсон - Страница 2

– Зрителей сегодня много, – сказал Кайл Морган, проходя по узкому коридору, который в кафе «Синяя птица» считался кулисами. Он подмигнул Брук Боннер: – Не думаю, что они все пришли ради меня.

Брук неуверенно улыбнулась старику, при этом не перестав напевать себе под нос. Зал в «Синей птице» всегда был полон. В это небольшое заведение, расположенное в Нэшвилле, штат Теннесси, приходили авторы песен и певцы, чтобы представлять новые песни. Брук сюда приезжала уже на протяжении десяти лет, сначала как постоянный посетитель, а потом как исполнительница. Однако последние полтора года она не появлялась.

Она нигде не появлялась после рождения Бина.

И сегодняшний вечер ознаменовывал ее официальное возвращение на сцену. Семь месяцев она провела, образно выражаясь, под домашним арестом и была рада снова оказаться в центре внимания. Она решила перестать прятаться.

Лишь некоторые были осведомлены о существовании Джеймса Фрейзера Боннера, которого Брук продолжала называть Бином, хотя он уже и вырос из этого прозвища. В три месяца малыш уже ворковал с ней и улыбался папиной улыбкой.

Кайл ничего не знал о Бине, отчего Брук чувствовала неловкость: ведь Кайл был практически для нее отцом. Он присутствовал на ее первом концерте в «Синей птице», и это он учил ее писать песни. Он был рядом на всех этапах ее пути от «девочки с гитарой» до «феномена кантри-музыки», всегда давал дельные советы и при необходимости мягко подталкивал вперед.

– Я скучал по тебе, – сказал Кайл, – без тебя было тихо.

Если бы Брук могла выбирать отца, то Кайл был бы на первом месте. К сожалению, Крисси Боннер категорически отказывалась назвать имя того, от кого она родила дочь. Брук всегда переживала из-за того, что не знала своего отца, и понимала, что, скрывая имя отца Бина, повторяет ошибку матери и создает большие проблемы для своего сына.

Брук не хотела идти по стопам матери. И ради Бина она собиралась открыть имя его отца, однако сначала ей нужно было вернуться на музыкальную сцену.

От улыбки у Кайла образовались морщинки в уголках рта. Чертовски жаль, что он отказывается даже разговаривать с матерью, подумала Брук. Из них могла бы получиться хорошая пара. Более того, ей сыграло бы на руку, если бы у матери появился ухажер или муж – это отвлекло бы внимание Крисси Боннер от дочери. Правда, те несколько раз, когда ей удалось затащить их в одно помещение, моментально разрушили все ее мечты о полноценной семье: уж больно сильна была плохо скрываемая ненависть, отталкивавшая этих двух человек друг от друга.

С другой стороны, если бы Кайл и Крисси сошлись, Брук не смогла бы получить «Грэмми» и занять верхние строчки в музыкальных чартах. И тогда она не выступила бы на родео «Все звезды», в котором участвовал Флэш Лоуренс, и тогда Бин не появился бы на свет.

– Ну что, шоу означает, что перерыв окончен? – спросил Кайл, укладывая гитару в чехол.

– Да. Я гастролировала почти четыре года, прежде чем ко мне в прошлом году пришел большой успех. Все это просто вымотало меня.

Это была официальная версия, придуманная руководством студии и семьей. Брук понадобился перерыв, чтобы поработать над новым материалом. И дать отдых голосовым связкам.

Все это было полным враньем.

Никто не отдыхает последние три месяца беременности. Молодые мамочки с беспокойными детками совершенно не знают отдыха.

Брук уже не раз пожалела о том, что они не объявили о ее беременности. Да, пресса с ожесточением набросилась бы на нее, но понятия «плохого пиара» не существует. Брук настаивала на том, что неожиданная беременность сделает ее второй альбом «Чудеса белой шелупони»[1] трижды платиновым. В конце концов, неожиданная беременность в моде.

Но к ней не прислушались по одной-единственной причине: она наотрез отказалась называть имя отца Бина. Мать до сих пор не простила ее за то, что она осмелилась скрыть от нее такой важный факт – как будто сама Крисси не сделала того же самого!

Кайл встал и неловко обнял Брук.

– С возвращением, – сказал он и пошел к выходу. – Если что-то потребуется, звони.

Брук снова начала напевать, чтобы разогреть связки. К ней по узкому коридору протиснулась Алекс Эндрюс, телохранитель и подруга, и протянула кружку горячего чая.

– Они даже нашли капельку меда, – сообщила она.

Брук сделала глоток.

– Спасибо.

Несмотря на то что Алекс была крупной и с грубоватой внешностью, внутри она была наимягчайшим созданием с золотым сердцем. Они дружили со средней школы, когда Брук только начинала играть в группе, а Алекс была первой девушкой-нападающим в футбольной команде. Задолго до того, как «Чудеса белой шелупони» стал хитом, Алекс следовала за Брук по всем барам и ярмаркам, защищая ее от пьяных придурков. Тринадцать месяцев назад Алекс простудилась и осталась дома, поэтому Брук отправилась в Форт-Уорт на родео «Все звезды» одна. Если бы Алекс поехала, вряд ли то выступление Брук закончилось бы страстной ночью с Флэшем. Алекс стала бы голосом разума, который удержал бы Брук от общения с самоуверенными ковбоями.

– Переживаешь? – спросила Алекс.

Черт, ничего не скроешь от этой женщины.

– Все в порядке. Он дома, с мамой, – сказала Брук.

– Они отлично справятся. Крисси знает, что ему во благо, – кивнула Алекс, вероятно желая успокоить Брук, и тут же поняла, что ляпнула глупость.

Ведь любимой присказкой Крисси Боннер было «во благо». Брук начала ходить на вокал в пять лет – это ей во благо. В шесть стала посещать уроки гитары – это ей во благо. Изо дня в день часами репетировать – тоже ей во благо. А вот пижамные вечеринки, дни рождения, домашние животные и мальчики – вот это не во благо.

И знать, кто твой отец, – определенно не во благо.

Брук продолжала напевать. Этим вечером ей предстояло выступать во втором отделении концерта. Она с удивлением осознала, что нервничает. В последний раз она появилась перед публикой семь месяцев назад, когда просторные платья и длинные свободные кардиганы не могли больше скрывать ее округлившийся животик.

Свою музыкальную карьеру Брук начинала с выступлений в барах Музыкального ряда[2] и на ярмарках, от местных до федеральных, потом она выступала на разогреве у самых именитых певцов кантри. Годы тяжелого труда окупились, когда ее альбом «Чудеса белой шелупони» стал хитом, а ее саму официально признали новой восходящей звездой в кантри-музыке.

И она все испортила, залетев от Флэша Лоуренса.

Она победила в номинации «Лучший новый исполнитель», но ей пришлось пропустить вручение «Грэмми», так как у нее начались роды.

Брук вдруг захотелось оказаться дома, рядом с сыном. Она почувствовала, что не готова снова окунуться в выматывающие переговоры, утомительные гастроли с одинокими ночами в гостиницах, а самое главное, в постоянное внимание прессы. Но у нее не было выбора. Ее дядя и бывший менеджер, Брентли Гиббонс, присвоив почти все ее деньги, а также деньги его клиентов, вложил их в финансовую пирамиду Престона, которая, конечно же, рухнула у него на глазах именно в тот момент, когда Брук вынуждена была прервать свои выступления.

Конечно, Брук с матерью не нищенствовала – она получала гонорары за свои два альбома и смогла сохранить большую часть прибыли от последних гастролей. Что до дяди, то он перебрался в Мексику, спасаясь от уголовного наказания. После рождения Бина Брук поняла, что ей больше нельзя оставаться в тени, что пора выходить на сцену и ковать железо, пока горячо.

– Дамы и господа! – начал ведущий. – Наш последний исполнитель на сегодня не кто иной, как победитель конкурсов «Грэмми» и «Ассоциации кантри-музыки» Брук Боннер!

Брук сделала глоток уже остывшего чая. Ей было четырнадцать, когда она впервые выступила на сцене «Синей птицы». Испуганная маленькая девочка с акустической гитарой. Было нечто символичное в том, чтобы выступать заново там, где все началось.

Брук вышла из-за кулис под бурные аплодисменты. Она улыбалась и кивала, пока шла к микрофонам в центре зала. Когда она уселась на высоком стуле, у нее возникла твердая уверенность в том, что Флэш Лоуренс здесь. Она попыталась убедить себя в том, что это нелепость. За тринадцать месяцев, прошедших с той ночи, от него не было никаких вестей. Она сама тоже с ним не связывалась, когда поняла, что беременна. Правда, она периодически гуглила его и видела ужасные заголовки о его драках в барах и судебных процессах.

По спине Брук пробежала дрожь. Черт, там, у стойки, на последнем табурете сидит высокий, худой ковбой. Лица его не видно, так как его закрывают поля черного стетсона. На нем были джинсы, кожаная куртка поверх черной рубашки.

«О нет. О черт», – думала она, чувствуя, что ковбой смотрит на нее.

Возможно, она ошибается. Разве в Нэшвилле мало высоких ковбоев в черных шляпах?

Ковбой изменил позу и поднял голову. Их взгляды встретились. Брук поняла, что не ошиблась.

Свет погас, и воцарилась тишина.

Что ж, сказала себе Брук, шоу должно продолжаться.

– Я рада вернуться к вам, ребята. Я работала над новым альбомом, он выйдет через несколько месяцев. Мы подумываем назвать его «Ваши корни обнаружились».

Толпа одобряюще засмеялась.

– Вы, ребята, замечательные.

Брук отчаянно хотелось посмотреть на ковбоя. Если это Флэш, что он подумает, услышав название песни? Она заиграла, а потом сказала:

– Итак, первая песня с нового альбома, которую я хочу для вас спеть, называется «Мимолетная ночь».