Читать книгу Возлюбленная герцога - Сара Маклейн - Страница 8

Бой – вот чего она ждала.

Она стояла на верхнем этаже здания, которым владела, в мире, в котором царствовала, – в мире, когда-то являвшимся его миром, – смотрела прямо в глаза своим братьям и говорила им, что жаждет отмщения.

Это было единственное, чего она желала, если быть честной.

Все остальное – все, чем она владела, и все, чем она была, служило лишь средством к достижению цели. В конечном счете, это было то единственное, что полностью принадлежало ей. Все прочее – дом, дело, братья, люди из Трущоб – все это было общим. Но месть принадлежала только ей.

С момента рождения ей не принадлежало ничего. У нее украли имя. Будущее. Мать, которую она любила. Отца, которого она так и не узнала. А после она нашла добро в мире. Те самые вещи. Счастье. Любовь. Тепло. Безопасность. И все это исчезло. Отнято у нее. Единственным человеком, которого она когда-либо любила. Ведь взамен он мог получить целое герцогство.

Именно такое обещание дал мальчикам их отец, когда привез своих сыновей, единокровных братьев, в загородное имение. Они будут, как собаки, биться за титул, не принадлежавший никому из них. Титул, который даст им огромное состояние и власть – достаточно, чтобы полностью изменить их жизнь.

Сначала состязание было даже приятным. Танцы и светская беседа. География и латынь. Атрибуты аристократии. Причем о существовании братьев знали только герцог, бесконечная череда слуг и наставники. Но затем все поменялось к худшему, и речь пошла уже не столько об учебе, сколько о страданиях. О том, что герцог называл «душевная стойкость».

Вот тогда мальчиков от нее отделили… их держали в темных комнатах. В холоде. В изоляции.

А потом их заставили драться друг с другом. Ценой победы была власть. Богатство. Будущее. Имя, данное при крещении ей: Роберт Мэтью Каррик, граф Самнер. Будущий герцог Марвик.

Мало кто знал, что младенец на руках у кормилицы – девочка. А те, кто знал… их слишком запугал герцог, чтобы они могли проговориться о том, как он нарушил законы Бога и страны.

Но это не имело никакого значения, ведь в конце концов имя перешло к мальчику. Мальчику, который победил, хотя Грейс, Уит и Девон сбежали раньше, чем он успел выполнить последнее задание.

Они пытались все забыть, строя свою семью и свою империю без него. Но никто из них не мог найти покоя, во всяком случае до тех пор, пока Дьявол и Зверь не встретили любовь.

Но Грейс покоя так и не обрела.

Однако он придет к ней сегодня ночью, когда она выполнит обещание, данное братьям, и поставит его на колени посреди улицы. И взамен него клятву, что он никогда их больше не тронет. Он потратил годы, разыскивая их (ее), а они провели годы, скрываясь от него. Настало время понять – того, что он ищет, не существует. Уже двадцать лет…

Вспыхнуло воспоминание – Девон и Уит кричат на Эвана, который надвигается на нее с ножом в руке. В тот раз она была недостаточно проворна. Застыла, поняв, что он может по-настоящему ее ранить. Не важно, что ему пообещал чудовище-герцог, – Эван сказал, что любит ее. Они все поклялись защищать друг друга. Сколько раз все три брата дрались, как один? Сколько планов составили они вчетвером в ночной темноте?

Сколько обещаний дали двое из них?

Будущее. Семья. Безопасность. Любовь.

Ничто из этого не имело значения в ту ночь. Только не когда на карту было поставлено герцогство и он почти держал его в руках. Эван выиграл ту битву, а вместе с ней власть и привилегии, что делало остальных в лучшем случае бесполезными, а в худшем – опасными.

А самой опасной из всех была Грейс, поскольку представляла собой доказательство того, что Эван – ныне Роберт Мэтью Каррик, граф Самнер, герцог Марвик – фальшивка. Мошенник.

Когда Грейс, Уит и Девон стали сильнее, когда создали себе имена из сажи и копоти Трущоб, где жили до сих пор и где каждый из них сумел построить бизнес, дававший работу сотням и приносящий сотни тысяч, они поняли, что сделали себе не просто имена. Они воздвигли стену могущества, чтобы защитить себя от неизбежного – появления этого человека, их врага, ведь они знали, что однажды он явится за ними, единственными людьми на земле, кто знал его тайну… тайну, которая приведет его на виселицу как государственного преступника.

Решающая точка будет поставлена сегодня. Сейчас. От руки Грейс, под внимательным взором братьев.

Но прежде, чем покарать, она к нему прикоснулась.

Она не знала, почему.

Не потому что хотела.

И поцелуй… этого она тоже не хотела.

«Ложь».

Она не хотела желать этого.

Но там, в темноте подвальной комнаты, под приглушенные звуки бушующей наверху вечеринки, она не смогла устоять. Когда-то он был красивым мальчиком – выше других, худощавым, выносливым, с внимательными янтарными глазами и неторопливой, непринужденной улыбкой, способной увлечь любого пойти за ним хоть на край земли. И все они только этого и желали.

Эван. Мальчик-король.

Улыбки больше нет. Она спряталась в великолепных угловатых чертах его лица. Все трое – Дьявол, Зверь и Эван – глазами и формой подбородка напоминали отца, но Дьявол вырос высоким и щеголеватым, а Зверь стал массивным борцом с лицом ангела. В Эване не было ни того, ни другого. Он превратился в аристократа – орлиный нос, подбородок с ямочкой, впавшие щеки, благородный лоб… и губы – чистый соблазн.

Грейс была владелицей и хозяйкой дома номер 72 по Шелтон-стрит, самого скрытного, не привлекающего к себе внимания, элитного борделя для дам в Лондоне: места, известного тем, что здесь привередливым клиенткам на выбор предлагались мужчины, каждый из которых казался совершенным образцом мужественности. Она считала себя знатоком и ценителем красоты. И торговала ею.

А он был самым красивым мужчиной из всех, кого ей доводилось встречать. Чуть более худой для своего роста. С излишне запавшими щеками. С чрезмерной дерзостью во взгляде.

Разумеется, она поддалась искушению. На одно мгновение. На секунду. На долю секунды. Ей бы захотелось поцеловать любого с таким лицом. Прикоснуться к любому с таким телом.

«Опять вранье».

Она прикасалась к нему, потому что больше у нее никогда не будет возможности прикоснуться к мальчику, которого она когда-то любила. Заглянуть в его глаза и, возможно, увидеть в них его, спрятанного внутри холодного, жестокого герцога, каким он стал.

И может быть, если она его там увидит, то сумеет все это остановить. Может быть. Но она ничего не увидела, а значит, никогда и не узнает. А когда отпустит его, уже не будет шансов узнать.

– Развяжи меня, и сразимся, ведь ты этого желаешь.

Слова повисли в воздухе между ними. Она рассматривала его лицо, утратившее все мальчишеские черты – все исчезло в жестких углах мужественности, украдено временем.

Он всегда знал, чего она хочет.

А сегодня ночью она хотела драться. Длинные льняные полоски ткани, плотно намотанные на костяшки пальцев, ощущались не так удобно, как обычно. Они не казались второй кожей, как это было годами, ночь за ночью, когда Грейс выходила на усыпанный опилками пол импровизированных рингов в самых темных, самых грязных помещениях с самой сомнительной репутацией в Гардене.

Они мешали, как двадцать лет назад, когда она впервые перебинтовала костяшки пальцев. Непривычные. Лишние. Она потрясла рукой, обойдя его, наклонилась, вытащила из сапога кинжал и перерезала веревки у него на запястьях.

Высвободившись, он легко поднялся на ноги, словно отдыхал в шезлонге, а не стоял на коленях среди опилок в клубе Ковент-Гардена. Выпрямился с легкостью и мастерством боксера, и этому следовало бы удивиться. В конце концов, герцоги не двигаются, как гладиаторы. Но Грейс отлично знала, что Эван всегда двигался, как боец.

Он всегда обладал живостью и быстротой… лучший боец среди них – умел нанести удар, который, казалось, мог сломать кость, но при этом чудесным образом останавливал кулак так, что он прикасался к тебе, словно перышко. Она видела, что он не утратил своего мастерства. Но сама Грейс… она его только отточила.

Он тренировался там, где тренируют джентльменов. Итон, и Оксфорд, и Брукс, и где там еще учат драться франтов по их аристократическим правилам.

Эти правила не помогут ему в Гардене.

Она следила за его движениями – он, пританцовывая, отступил назад, вышел из круга света, разминая руки, чтобы кровь прилила к пальцам.

Грейс Кондри была ловким уличным бойцом с детства, но победу ей приносила не сила – девочки редко конкурировали в этой области – и не быстрота, хотя, Господь свидетель, она ею обладала. У Грейс имелась способность замечать малейшие недостатки соперника, даже надежно спрятанные. А у этого герцога недостатков хватало.

У него слишком широкий шаг, и при ударе он выскочит за пределы ринга прежде, чем сообразит, откуда прилетел удар.

Он чрезмерно расправляет широкие плечи, излишне раскрываясь для нападения. Ему бы следовало наклоняться, прикрывать широкую грудь.

И еще правая нога, которую он слегка подволакивает… настолько слегка, что замечает только она. Это практически неуловимо – так, легкий намек на хромоту… Рана на бедре, полученная, когда он взорвал половину лондонских доков и невесту своего брата; сейчас уже почти полностью исцеленная.

Она заживет полностью, потому что Грейс искусно ее зашила. Но сегодня ночью ранение будет помехой, и Грейс без колебаний воспользуется своим преимуществом. Два десятка лет назад – час назад! – она пообещала себе и братьям, что отомстит, и теперь отмщение рядом, только руку протяни.

Он обернулся к дальнему углу комнаты, где в темноте, незаметные, сидели Девон и Уит.

– И вы позволите ей драться вместо себя?

– Ага, братец, – отчетливо произнес Дьявол. – Мы бросили жребий. Ей всегда везло.

Эван взглянул на нее.

– Правда?

Она вскинула подбородок и покачалась на пятках.

– Ну я же стою на ринге, верно?

У Эвана на шее задергалась жилка; похоже, он обдумывал, что делать дальше. Грейс ждала, стараясь не обращать внимания на его высокую фигуру, на то, как темно-русые волосы падают ему на лоб, как его руки и ноги остаются расслабленными, хотя он смотрит прямо на нее, готовясь к бою.

В детстве он был прирожденным бойцом. Таким, каким мечтает стать каждый уличный оборванец Лондона, включая Грейс.

Она глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Сколько раз ей приходилось драться до сих пор? И практически без проигрышей.

Сердцебиение замедлялось вместе со временем в этой комнате. Он подошел, и она подняла кулаки, готовая начать бой сразу же, как только он сделает последний шаг.

Но он не сделал этого шага. Вместо этого он выбрал другой способ нападения. Такой, к которому она не была готова.

Он начал раздеваться.

Она застыла, когда он поднял руки, взялся сзади за воротник льняной рубашки, вытащил ее из брюк, сдернул через голову и без колебаний отбросил в сторону, прямо в пыль. Она взглядом проследила за упавшей рубашкой.

– Очень дурное обращение с единственным оставшимся у тебя предметом одежды.

– Я заберу ее потом.

Когда Грейс снова взглянула на него, он стоял гораздо ближе, чем ей думалось. Она подавила инстинктивное желание отступить, пытаясь скрыть то, как реагирует на его присутствие на ринге.

Если его лицо не слишком изменилось за последние два десятилетия, то тело преобразилось радикально. Он стал высоким – выше шести футов; широкие плечи, сухощавый, мускулистый торс, слегка поросшая волосами грудь, узкие бедра. Дорожка волос темнела, спускаясь ниже пупка, и пропадала за поясом брюк. Если теплый оттенок кожи о чем-нибудь и говорил, это значило, что свое мастерство он оттачивал на свежем воздухе. Под солнцем.

Занимаясь чем?

Она бы спросила, если бы не отвлеклась на шрам на его левой грудной мышце. Три дюйма длиной, четыре неровные, ломаные бледные линии на гладкой загорелой коже. Шрам ее словно загипнотизировал – доказательство того, что этот мужчина и есть мальчик, которого она когда-то знала. Она была там, когда это случилось.

Его отец оставил ему этот шрам в наказание за то, что он защищал ее. Как напоминание о том, что по-настоящему ценно. Она помнила вкус своего кулака, плотно прижатого к губам в отчаянной попытке сдержать крик, когда острие ножа рассекало его кожу. Но ее крики не остались безмолвными. Он кричал от дикой боли в унисон ее немому воплю.

Через несколько дней, несмотря на то, что буква «М» на коже еще оставалась совсем свежей, он уже не страдал от боли так сильно.

И пришел за ней.

Эта мысль вернула ее в настоящее. К схватке. Взглядом она окинула его грудь, сухожилия на шее, линию подбородка, высокие угловатые скулы – и наконец перешла к глазам, следившим за ней. Но ничего не выдававшим.

И тут он насмешливо улыбнулся.

– Что, нравлюсь?

Она прищурилась.

– Нет.

– Врушка.

От одного этого слова ее обдало жаркой волной. Двадцать лет назад этот жар мог означать удовольствие или смущение. Ясное понимание того, что он разглядел ее сокровенную суть. Но сейчас его вызвал гнев. Досада. И отказ верить, что он по-прежнему видит ее насквозь. Что она, возможно, все еще оставалась той девочкой, какой была много лет назад.

Что он все тот же мальчик.

– Я тебя чувствовал, – произнес он так тихо, что только она одна его расслышала. – Знаю, что ты ко мне прикасалась.

Невозможно. Он находился под действием опия. И все же она не сдержалась и сказала:

– Не я.

– Ты. Это была ты, – настаивал он тихо, надвигаясь на нее с медленной, хищной грацией. – Думаешь, я забыл твои прикосновения? Думаешь, я не узнал бы их в темноте? Я узнаю их и в бою. Пройду ради них сквозь пламя. Узнаю их по пути в ад. Узнаю их в аду, где я томился после того, как ты ушла.

Она проигнорировала сердце, лихорадочно забившееся после этих его слов. Пустых. Бессмысленных. Взяла себя в руки.

– Ты имеешь в виду, после того, как пытался меня убить? – выплюнула она, вскинув голову. – В этом здании, на верхних этажах, полно порядочных мужчин. Мне не нужен умалишенный герцог.

По его лицу пробежала тень и мгновенно исчезла. Ревность? Она сосредоточилась на его приближении. Его уже можно было достать.

Он широко раскинул руки.

– Ну давай же.

Возможно, думал, что она этого не сделает. Может, вспоминал девочку, которую когда-то знал, которая никогда бы его не ударила. Никогда не сделала бы ему больно.

Он ошибался.

Она замахнулась правой, вложив в удар всю свою силу. Кулак с мерзким хрустом соединился с плотью, голова Эвана резко откинулась назад. Она танцующим шагом отскочила, давая ему возможность восстановить равновесие.

Грейс выдохнула, медленно и ровно.

Трость Дьявола дважды одобрительно стукнула об пол в темноте.

Эван поймал ее взгляд.

– Ты всегда умела нанести отменный удар.

– Меня учил ты.

Он помнил. Дни, проведенные на поляне в имении неподалеку от Бергси-Хауса, когда они вчетвером готовили заговор против герцога, поклявшегося украсть у них не только детство, но и будущее. Дни, когда они давали свои обещания – тот, кто победит в турнире герцога, защитит остальных. Тот, кто станет наследником, оборвет этот род.

Их собрали там вместе, потому что других вероятных наследников не было – ни братьев, ни племянников, ни дальних кузенов. После смерти последнего Марвика его многовековое герцогство должно вернуться Короне. Трое мальчиков были единственным шансом продолжить род.

И они задумали лишить его этого.

Он никогда не победит, поклялись они. Даже в далеком будущем.

Грейс видела, что он вспомнил эти дни, когда они так усердно трудились, чтобы продумать и прорепетировать хореографию боев – идея Эвана, позаимствованная на театральных подмостках, которые драила его мать на Друри-лейн. Так они собирались провести бои, которые навязывал им отец. Он знал, что не сможет уберечь братьев от всех козней герцога, но хотя бы мог защитить их друг от друга.

И Эван это делал. До поры…

Эта мысль заставила ее снова пустить в ход кулак. Годы ярости и бессильной досады вылились в удар под ребра – и сразу за ним второй. От третьего удара он отлетел назад, за пределы ринга, туда, куда не доставал свет.

Только тут Грейс сообразила, что он не блокирует ее удары. Она остановилась. Отступила назад. Провела носком сапога черту в опилках. Подняла кулаки.

– Подойди к черте, герцог.

Он шагнул вперед, встал напротив, но кулаки не поднял.

Вспыхнул гнев.

– Бейся.

Он помотал головой.

– Нет.

Она опустила руки, отвернулась от него и пересекла ринг, отойдя подальше. Из темноты послышалось грязное, грубое ругательство. Зверь рвался в бой. Она схватилась за стенку ринга – шероховатая поверхность деревянных планок, царапнувшая голые пальцы, показалась приятной.

На сколько таких рингов она выходила? На скольких побеждала, причем благодаря этому человеку? Сколько ночей плакала, думая о нем, пока ею не овладевал сон?

– Я ждала этого двадцать лет, – сказала она. – Этой расплаты. Моего отмщения.

– Знаю. – Он стоял сзади. Ближе, чем она могла предположить. – И я дарю его тебе.

Она повернула голову, взглянула на него через плечо.

– Думаешь, ты мне его даришь? – Она засмеялась безрадостным смехом и повернулась к нему лицом. – Думаешь, ты способен подарить мне то, чего я хочу? Думаешь, можешь предложить мне отмщение? Твое собственное наказание? Твое уничтожение? – Она толкнула его обратно на ринг. – Какая чушь. Ты, укравший у меня все. Мое будущее. Мое прошлое. Мое чертово имя. Что, воображаешь, если ты проведешь ночь на ринге, не сопротивляясь моим ударам, то получишь прощение? Думаешь, прощение – это приз?

Она вышибла его из равновесия и видела это. Он застыл, и она ударила его.

– Вот тебе за то, что ты сделал с Уитом, угрожая его леди. – Еще раз. – А это за саму леди, и тебе повезло, что она не погибла, или я бы позволила ему убить тебя. – Сильный удар в живот, и он вновь не стал его блокировать. Грейс было плевать. – А этот за леди Дьявола, которую ты хотел обесчестить. – Еще два быстрых, один за другим. Она дышала чаще, на лбу выступили бисеринки пота. Жаркая ярость поддерживала ее. – Эти за Дьявола. Один за то, что ты оставил его умирать на холоде в прошлом году, а второй за шрам, который оставил на его лице двадцать лет назад. – Она помедлила. – За мной – такая же отметина.

Он принимал все ее удары. Снова и снова, и она подпитывалась его бездействием, распаляя свое пламя. Еще удар, и у него из носа пошла кровь.

– А этот? Этот за мальчишек, которых больше нет в Трущобах по твоей вине. Их нет, потому что твои прихвостни жаждали крови. Потому что ты вышел на свою безумную охоту ради собственной безопасности.

Он насторожился. Поднял янтарные глаза, мгновенно поймав ее взгляд.

– Что ты сказала?

– Что слышал. – Она сплюнула. – Ты долбаный монстр. Заставил всех нас прятаться от тебя, потому что тебе было мало получить от нас все, чего ты хотел. Тебе требовались еще и наши жизни.

Она отвернулась от него, пошла на другую сторону ринга.

– Сзади!

Крик Зверя заставил ее круто повернуться. Эван летел на нее через ринг, и прежде, чем она успела дать отпор, он схватил ее за талию, поднял, отнес к стенке и прижал к ней. Не с силой – примени он силу, она бы даже обрадовалась. Возможно, пришла бы в восторг, почувствовав достойного противника.

Они застыли в немой сцене, дыша быстро и тяжело, почему-то синхронно. Его губы почти прижимались к ее уху, так близко, что она не только слышала, но и ощущала его прерывистый шепот:

– Я пришел не ради себя. Я пришел за тобой. Я поклялся, что отыщу тебя? Сколько раз я тебе обещал, что найду тебя?

«Я найду тебя, Грейс. Ты только береги себя, а уж я тебя найду».

Клятва, которую через десятилетия прошептал мальчик, которого больше не было.

– Я никогда не переставал тебя искать, – сказал он, скользя губами по ее виску. По волосам.

Она ахнула. Как он умудряется по-прежнему пахнуть кожей и черным чаем? После стольких дней, проведенных в запертой комнате наверху? Почему она по-прежнему так его ощущает? После стольких лет, пока она считала его врагом?

Почему он распаляет в ней пламя?

– Я всегда, всегда тосковал по тебе, – прошептал он, обдавая ее жарким дыханием.

Заставляя ее желать.

«Нет». Она этого не допустит.

Грейс начала извиваться, пытаясь ослабить его хватку. Руки оставались достаточно свободными, чтобы лупить его кулаками по голове и плечам, но из этого положения особого вреда она ему нанести не могла.

– Они сказали мне, что ты умерла.

Грейс почувствовала боль в его словах, и на какой-то дикий, необъяснимый миг ей захотелось его утешить.

– Нога! – проорал Дьявол из темноты, вырвав ее из безумного оцепенения.

Он заметил то, что она знала с самого начала. Слабость. Пнуть как следует по ране на бедре, и она поставит Эвана на колени. Он ее отпустит. И все закончится.

Она опустила руку к шарфу на талии. Намотала его на кулак.

– Они сказали тебе правду. Та девочка умерла. Убита мальчиком, которому она доверяла, а он накинулся на нее с ножом, готовый на все, лишь бы победить.

Она дернула шарф, вытащив его из колец, и, удерживая утяжеленный конец, взмахнула шарфом, и другой его конец широкой алой дугой взмыл над их головами. Она поймала его второй рукой и натянула. В одно мгновение прочная ткань оказалась у Эвана на горле, столь же опасная, как кинжал в руках опытного воина.

Годы напролет Грейс постигала этот прием.

Он потянулся к шарфу – движение естественное и очень ошибочное. Она крутанула запястьями, и его руки оказались замотанными в шарф, обездвиженные, как в наручниках. У него не оставалось выбора, кроме как отступить и опустить руки.

– Отпусти меня.

Вместо этого она затянула шелковый узел, зная, что теперь он не сможет двигать руками.

– Я бы никогда тебя не убил, – сказал он. – Никогда бы не сделал тебе больно.

Она прищурилась.

– Какое вранье.

– Это правда.

– Нет. – Она сплюнула. – Ты уже сделал мне больно.

Говорила она о прошлом или о настоящем?

Он прорычал что-то бессвязное. Грейс не обратила на это никакого внимания.

– Но самое главное, ты сделал больно им. Полдюжины сломанных ребер у Уита и Девон с раной на лице, которая могла его убить. Он бы умер если не от потери крови, то от горячки. Забыл, что я тоже была там? И видела, как ты превратился в это? – Она смерила его взглядом с ног до головы и обратно. Так смотрят на крысу или таракана. – Я следила за тобой, Эван. Я следила, как ты превращаешься в это. Видела, как ты становишься герцогом. – Она почти выплюнула это слово. – Я видела, как ты выбрал проклятый титул, а не нас, людей, которые должны были стать твоей семьей.

Пауза. Он поймал ее взгляд.

Но заговорить не успел, она его опередила:

– Ты выбрал титул, а не меня. И этим ты меня убил. Девочку, какой я была. Все, о чем я мечтала. Это сделал ты. И уже никогда не сможешь получить все это обратно. – Она помолчала, не давая ему отвести взгляд. Желая, чтобы он услышал все до последнего слова. Чувствуя, что ей самой необходимо это услышать. – Ты никогда ее не вернешь. Потому что она умерла.

Грейс увидела, что ее слова попали в цель.

Увидела, что правда этих слов пронзила его насквозь.

Увидела, что он поверил ей.

Отлично.

Она отвернулась, сосредоточившись на боли в костяшках пальцев – доказательстве того, что столь желаемое отмщение состоялось.

Отказываясь признавать другую боль – ту, что доказывала нечто иное.

Ее братья, как часовые, стояли за пределами ринга; двое мужчин, которые будут защищать ее без малейших колебаний. Двое мужчин, что защищали ее все эти годы.

«Они сказали мне, что ты умерла».

Отчаяние этих слов эхом отдалось в ней.

– Грейс! – закричал он, стоя в центре ринга, и она повернулась, чтобы посмотреть на него, залитого золотистым светом, невероятно красивого даже сейчас, даже потерпевшего крах.

Из теней позади него материализовалась Вероник, по бокам которой стояли две женщины с мускулами, способными посоперничать с любыми мужскими бицепсами Ковент-Гардена. Они подошли и схватили его. От их прикосновения он словно взбесился, начал яростно вырываться, не отводя глаз от Грейс.

У него не оставалось ни единого шанса. Женщины были куда сильнее, чем казались, и не его первого выкидывали из дома номер 72 по Шелтон-стрит.

И не последнего.

Эван выругался и выкрикнул ее имя второй раз.

Она проигнорировала свое имя, сорвавшееся с его губ. Проигнорировала свою память о них.

– Тебе следовало выбрать нас.

Она имела в виду их троих – себя, Зверя и Дьявола, верно?

Тут он замер, каким-то образом сумев отыскать ее взгляд в темноте.

– Я и выбрал нас, – сказал он. – Ты должна была стать герцогиней.

«Мы поженимся, – пообещал он ей целую жизнь назад, когда они по юности своей не знали, что этому не суждено было случиться. – Мы поженимся, и ты станешь герцогиней». Наивное обещание, данное девочке, которой больше не существует, мальчиком, которого и вовсе никогда не было.

Воспоминание об этих двоих могло бы опечалить Грейс, но она уже столько грустила об Эване, что этого хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Пусть печаль останется в прошлом.

Она повернулась к нему, вся в настоящем. Больше нет никакой Грейс. Есть только Далия.

– С чего бы мне соглашаться на герцогиню? – спросила она. – Я родилась герцогом.

Слова попали в цель.

– Не возвращайся, – посоветовала она. – В следующий раз тебя будет ждать не столь теплый прием.

С этими словами она повернулась спиной к прошлому и ушла.