Читать книгу Весь этот свет - Сара Пэйнтер - Страница 4

Сидя на работе, я всматривалась в изображения, сканируемые на мониторе. Волосы свисали вперед и щекотали мне щеки. Я стянула их в хвост и завязала одной из резинок, что носила на запястье. Контрастное вещество хорошо справилось, изображения получились четкими: яркое белое пятно в правом полушарии было видно на МРТ с осевой нагрузкой ясно, как на свету. Прогноз для несчастного владельца мозга был, конечно, неутешителен, но я была рада тому, что новая технология сканирования, которую я отстояла, работала как надо. Почесав затылок, я принялась заполнять медкарту.

Дверь в лабораторию со стуком распахнулась, и ворвался Марк. Перемещаться с другой скоростью он не умел, и когда-то, давным-давно, я находила эту манеру невозможно привлекательной. Он был таким высоким и мощным, что не нуждался в элегантно скроенном костюме и итальянских кожаных туфлях, чтобы подчеркнуть свои влиятельность и авторитет. Как всегда, он подошел слишком близко к моему стулу, и я чуть отодвинулась, чтобы увеличить расстояние между нами.

– Все хорошо?

– Нормально, – сказала я. – Много дел.

– Хорошо, хорошо, – заметил он, потирая ладони. Марк Фейрчайлд был главой отделения радиологии и медицинской физики, но уже давно оставил практические, научные интересы ради организации расчетных таблиц и собраний по финансовым вопросам. Чуть помолчав, я спросила:

– Тебе что-нибудь нужно?

Со мной в кабинете работали еще два физика, Парвин и Пол. Сейчас они склонились над своими заданиями, делая вид, что не подслушивают.

Марк покачал головой. Оглядел комнату, будто только что вышел из оцепенения. Чуть приподнял руку, как бы отдавая честь, и ушел. Я выдохнула.

– У вас опять проблемы? – спросил Пол.

– Да, видимо, – я неестественно рассмеялась.

– Он следит за тобой, – заметила Парвин.

Мы с Полом удивленно посмотрели на нее. Парвин редко отпускала шутки. Она была хорошей английско-бангладешской девочкой. Ну, как я понимала. Она так мало говорила, что, вынуждена признать, я понятия не имела, какая она на самом деле. В свободное время она вполне могла быть буйной наркозависимой нимфоманкой. Но она приходила в больницу, усердно трудилась, отклоняла все приглашения на корпоративные мероприятия и каждый день уходила домой ровно в шесть. У меня было неясное чувство, что она живет с родителями, но если бы на меня надавили, призналась бы, что оно было вызвано чудовищным стереотипом.

Парвин кивнула, уголки рта чуть приподнялись в неясной улыбке.

– Да, ты уж поосторожней. А то будешь плохо себя вести, заявится и задаст тебе порку, – она подняла брови, как бы намекая, и я чуть не свалилась со стула. Пол расхохотался.

– Фу, как грязно! – с одобрением заметил он, отсмеявшись, и вернулся к работе.

Вот что нужно понимать: нельзя основываться на своих представлениях о людях. Они меняются. Они отказываются следовать правилам. Я вновь повернулась к изображениям на МРТ, стала рассматривать неестественно белую область. Она была мертвой, да, но тем понятнее для меня. Я всегда любила конкретику. Правое или левое. Да или нет. Те школьные предметы, что требовали обсуждений и интерпретаций, были для меня настоящим проклятием, и никто из учителей не удивился, когда я выбрала науку. После того как я защитила диссертацию, меня убедили остаться здесь, чтобы всю оставшуюся жизнь заниматься научными исследованиями, но у меня было и другое желание. Помогать. Чувствовать себя полезной.

Нет, это неправда. Я нажала на иконку, чтобы открыть новую медкарту. Я хотела быть хорошей. Налаживать баланс. Если вас спрашивают, чем вы занимаетесь, а вы отвечаете, что вы врач, помогающий диагностировать и лечить рак, вам нужно быть хорошим. Нужно.

После работы я отказалась от вялого предложения выпить и сразу поехала домой. Я действовала на автопилоте, и сторонний наблюдатель не увидел бы ни одной причины полагать, будто бы я не готовлюсь к предстоящему свиданию. Вплоть до последнего момента, когда я уже должна была выходить. Но я не вышла. Я села на диван и сбросила туфли.

Отчасти мне хотелось включить телевизор, выпить вина и сделать вид, что ничего не происходит, порвать с Марком путем бездействия, а не действия, но остатки силы духа были во мне еще живы. Я представила, как он сидит один в ресторане, вспомнила, как однажды бросила мужчину, просто уехав из города посреди ночи. Я знала, что не люблю Марка, но он был добр ко мне и не заслужил такого. Посмотрев на часы, я поняла, что уже поздно и что он наверняка уже в пути. Нажав кнопку вызова, я скрестила пальцы и стала ждать ответа.

– Ты опаздываешь? Ничего страшного, я пока схожу в бар и чего-нибудь выпью.

Его голос был таким счастливым, таким уверенным, а я собиралась все разрушить. Вернее, я знала, что все разрушено, но он-то не знал. Я ненавидела себя. Я ненавидела все это.

– Я не приеду, – лживые слова о том, что я плохо себя чувствую или слишком устала, чуть было не вырвались, но я сжала губы, не давая им выйти на свободу. – Прости меня. В последнее время все не так, и…

– О чем ты?

– Мне кажется, нам нужно сделать перерыв.

– Не говори глупостей, – сказал Марк сухо. – Жду тебя в ресторане через час, – и он сбросил звонок.

Так типично для Марка. Когда все только начиналось, меня притягивала его уверенность в своих силах, в себе и в нас. Впервые я почувствовала, что он мне нравится, в пятницу на вечеринке после работы. Коллеги решили повеселиться, втянули и меня. Я помню, как, болтая с Полом, ощущала на себе взгляд Марка, сидевшего за соседним столиком. Когда я собралась уходить, он пошел за мной следом. Моросил мелкий дождь, и Марк раскрыл зонт-трость. Я помню, как подумала – до чего смешно, до чего по-взрослому нудно и так непохоже на мужчин, которые мне нравились, что его можно было бы отнести к другому виду. Мне всегда нравились длинноволосые плохие парни с проблемами по части гигиены и любовью к марихуане, а не мужчины на двенадцать лет старше меня, которые любят классическую музыку и играют в крикет.

– Думаю, нам стоит узнать друг друга получше, – сказал он, укрывая меня зонтиком. – Позволишь угостить тебя ужином?

– Когда? – я тянула время, ища вежливый способ отказать начальнику.

– Сейчас. У меня такое чувство, что потом ты сама себя отговоришь.

– Ты прав, – сказала я. – Ты же мой начальник. Это противозаконно, – и этими словами я практически дала самой себе понять, что ночь проведу с ним. Я надеялась, что бунтарский дух во мне ослаб к тому времени, как мне исполнилось двадцать пять, но, видимо, до моего либидо это не дошло. Той ночью, глядя на него, чуть захмелевшая от джина с тоником, я думала – вот черт, я переспала с начальником. Ужасно, но весело. Что такого страшного может случиться?

Да, я была идиоткой.

К девяти часам на моем телефоне было семь пропущенных от Марка. Я сидела на диване в состоянии возбужденного паралича. Я знала, что нужно поступить по-взрослому, по-человечески – пойти и поговорить с человеком, с которым сплю вот уже полтора года, но мозг отказался меня слушаться. У меня всегда хорошо получалось раскладывать все по местам и держать под контролем, и поэтому разум отказывался участвовать в этой маленькой драме, интересуясь вместо этого тем, что показывали по телевизору.

Ненавидя себя, я сделала то, что делаю всегда, когда мне плохо, – включила запись автоответчика и вновь услышала голос Джерейнта.

– Мина…

Первое слово каждый раз было для меня словно удар в живот. Я сглотнула, вслушиваясь в его голос. Я прослушала это сообщение столько раз, что могла пересказать наизусть, и все же оно по-прежнему не утратило своей власти надо мной. Ужас пополам с облегчением. Чувство вины пополам с любовью.

– Мина, перезвони мне. Сейчас. Или ладно, через пять минут.

Откинувшись на диван, я накрыла глаза руками, надавила на веки.

Мне не хотелось думать о том, как я в последний раз видела Джерейнта, поэтому я обрадовалась, когда в памяти всплыло другое воспоминание. Это было еще до того, как я переехала в Брайтон. Я училась в Клинике университетского колледжа и снимала квартиру с Алекс. Она была идеальной соседкой. Разделяла мое пристрастие к алкоголю и придерживалась тех же сомнительных стандартов ведения домашнего хозяйства. Единственным ее недостатком была любовь к валлийцам. Алекс считала их самыми сексуальными, самыми восхитительными. Сочетающими в себе задумчивость Ричарда Бертона [1] и бьющую ключом поэтичность Дилана Томаса [2]. Алекс мечтала о таком. Я же, как только перебралась в Лондон, сбросила, как старый свитер, все валлийское, что во мне было. Я избегала прежних знакомств и избавлялась от акцента. Я меняла свой лексикон, вычеркивала все диалектизмы города Суонси и сглаживала гласные, как все современные лондонцы. Но, вопреки здравому смыслу, в день Святого Давида согласилась пойти с ней в валлийский паб.

– Место счастливой охоты, – сказала Алекс.

Помещение было битком забито, и я стояла в уголке, надеясь, что меня не обольют пивом. Было совсем неплохо, прислонившись к стене, наблюдать за толпой. Алекс блуждала по бару, то и дело возвращаясь, чтобы, опрокинув очередной стакан, прокричать мне в ухо несколько слов.

Снова и снова ставили Stereophonics, Catatonia и Тома Джонса, лишь изредка прерываясь на национальный гимн. На особом меню, так называемом счастливом, над списком коктейлей с такими названиями, как «Красный дракон» и «Луковое дыхание» [3], были крупными буквами напечатаны слова.

Алекс, указав на толпу, что-то прокричала, потом повернулась ко мне и, придвинувшись поближе, сообщила:

– Я хочу с ним пообщаться.

Ее дыхание на сто процентов соответствовало установленному градусу крепости спирта и оставило на моей щеке мокрый след. Я была не в силах перекричать музыку, поэтому кивнула и махнула рукой, показывая свою воодушевленность, согласие… что она там хотела от меня получить.

Она стала прокладывать себе путь через толпу. Я выпила. Приземистый мужчина, напоминавший карикатуру на любителей регби, – короткошеий и накачанный, – попытался меня охмурить.

– Скучаешь, милая?

– Нет, спасибо.

– Что? – взревел он, пытаясь перекричать навязчивую песню «Что нового, киска»?

Вербальное общение было бессильно, поэтому я помотала головой.

– Сучка, – любитель регби произнес это слово так четко, что я без труда прочитала его по губам, и повернулся к другой близстоящей женщине.

Я выпила еще.

Чуть позже, когда меня вытошнило в такой грязный унитаз, что рвота его, можно сказать, отчистила, Джерейнт пропел мне в телефон «Лондон зовет» [4]. Вот так я впервые за полгода услышала его голос.

– Привет, Джер, – зажав телефон между плечом и подбородком, я мыла руки.

– Я в поезде.

– Ну хорошо, – сказала я, ожидая дальнейшей информации.

– Я к тебе приеду. Сегодня. Хотя я не очень хорошо знаю Лондон. Может, это займет целую вечность. Надо было взять другой путеводитель.

– А где ты сейчас?

– Понятия не имею. Тут какой-то тип мочится с платформы. Это что-нибудь дает?

– Не особо много.

Удивительный мозг Джера, возможно, потянул его взламывать коды в Центр правительственной связи. Если это так, то я примерно представила себе его маршрут.

– Поезд следует до Паддингтона, – сказала я. – Позвони, как доедешь.

– Господи, как же я люблю железнодорожные термины! Следовать. Проводник. Воздушная стрелка…

– Звони, – перебила я. – Приду и встречу тебя.

Кончилось тем, что он приехал на такси, и мы встретились возле бара.

– Туда я не пойду, – заявил он, сделав сложный финт всем туловищем и повернувшись в направлении ближайшего отеля. Я пошла искать Алекс, чтобы сообщить ей, что ухожу. Она затесалась в толпу мужчин; сидя совсем близко, они казались многоруким чудовищем.

– Я пошла домой, – завопила я, пытаясь перекричать музыку. – О’кей?

Алекс протянула мне обе руки, и я помогла ей подняться.

– Я с тобой, – ответила она, придвинувшись ко мне и брызжа в лицо слюнями.

Я не хотела знакомить ее с Джерейнтом, но выбора не было. Пожав плечами, я повернулась и вышла, пока Алекс прощалась с новыми друзьями, один из которых писал на ее руке свой номер.

Ожидая ее у бара, я вдыхала туманный воздух города и пыталась справиться с паникой. Что такого, если моя соседка познакомится с моим братом? Ну, выпьем вместе.

Бар в отеле был самым обыкновенным, битком набитым людьми в костюмах. В углу сидел Джерейнт. Под пальто на нем была толстовка с капюшоном, и я не могла понять, похудел ли он. Поднявшись, он сжал меня в объятиях. Алекс прыгала вокруг, как взволнованный щенок.

– Я Алекс, соседка Мины, – сказала она и оскалилась, показав все зубы. Джерейнт улыбнулся в своей ленивой манере, и интерес Алекс тут же резко взлетел. Я отвернулась, не в силах на это смотреть, и пошла заказывать слишком дорогие напитки. Когда я вернулась к столу, она уже разошлась не на шутку. Джер лениво развалился на стуле, вытянув одну руку вдоль обитого сиденья, другой играя с зажигалкой. Алекс рассказывала ему запутанную историю о коллегах по работе. Пока она рылась в сумочке в поисках мобильника, Джер успел одарить меня быстрой, очень интимной улыбкой, и я почувствовала прилив любви к нему.

– А ты чем занимаешься? – спросила Алекс, наконец закончив сагу о Фрэнсис из бухгалтерии.

– Если он расскажет, ему придется тебя убить, – сказала я. Просто чтобы снова увидеть улыбку Джера.

Алекс наклонилась вперед, и я заметила, что мой брат смотрит на ее грудь. Его вины в этом не было, ведь она, можно сказать, вывалила на стол все свои прелести. Я хорошо понимала, что Алекс сделала это ненамеренно, но все равно разозлилась. Еще больше я разозлилась, когда, вернувшись из туалета, обнаружила, что Джер успел засунуть язык ей в рот, а руку под топ – в этой позе я видела его несчетное количество раз.

Алекс любила пофлиртовать, но обычно не переходила так быстро от знакомства к обжиманиям в публичном месте. Это Джер оказывал на женщин такой эффект. Я поставила сумку на стол, и она тут же пропиталась разлитой водкой с тоником. Джер оторвался от Алекс. Вид у него был чуть невинный, но в то же время весьма самодовольный. Мне внезапно захотелось съездить ему сумкой по голове.

– Уже поздно. Пора спать, да? – сказала Алекс и посмотрела на меня. Я заметила, как она положила руку Джеру на бедро, и поняла – ей меня не одурачить. Этот вопрос был не ко мне.

– Ну да, – я стала искать в сумке проездной, просто чтобы не видеть ладонь Алекс на бедре Джера и его руку, обвившую ее плечи.

Выйдя из бара, Алекс стала ловить такси.

– Не так уж и поздно, можем и на метро добраться, – я помахала проездным. Как обычно, денег у меня было немного, и весь свой бюджет я спустила на напитки в баре. Джер обхватил меня рукой и сжал в объятии. Он знал, что я злюсь. Всего одно объятие. Кривая полуулыбка. Сосредоточенный взгляд и несколько шуток по дороге домой, и он был прощен. О чем, конечно, знал и сам.

Следующим вечером, вернувшись с работы, Алекс сразу же скрылась в ванной. Джерейнт, конечно, уже ушел – на секретное задание, тайное собрание или узкоспециализированные курсы, куда его отправили по работе. Алекс этого не знала, поэтому выплыла из ванной в благоухающем облаке парфюма. Я хотела осторожно вернуть ее с небес на землю, но она закрыла дверь в спальню и включила нашу песню подготовки к парадному выходу так громко, что я решила ее не беспокоить. Я хлопотала на маленькой кухне: приготовила пасту, выпила пива. Когда Алекс появилась вновь, сногсшибательная, в черном шелковом топе и таких обтягивающих джинсах, что она могла бы просто покрасить ноги в синий – эффект тот же, а расходов меньше, – я подняла в воздух бутылку.

– Хочешь?

– Нет, спасибо. – Алекс улыбнулась, но я знала, что улыбка предназначалась не мне. Это была таинственная улыбка. Улыбка ожидания и предвкушения. Алекс была моей подругой, а я злилась на нее за эту радость. Что было особенно гадко и эгоистично с моей стороны, учитывая, какой недолговечной она будет. В плане отношений Джер был еще хуже меня. Как только он начинал над чем-нибудь работать (а он всегда над чем-нибудь работал), он забывал обо всем остальном. Я могла бы, конечно, предупредить Алекс, но не видела смысла. Все это я наблюдала уже сто раз.

Джер явился вечером. Он пропустил всю выпивку и ужин, который организовала Алекс и ради которого нарядилась, и пришел, когда уже пора было ложиться спать. Он очаровал Алекс до такой степени, что стало ясно – ему не придется спать на диване, в то время как я, скрючившись, насупившись, сидела в углу, не в силах участвовать в их беззаботном флирте, но не в силах и вырваться отсюда.

Алекс, поджав ноги и вытянув руку вперед, гладила шею Джера. Я старалась не смотреть, но чувствовала прикосновения ее пальцев, как если бы это была моя кожа. Алекс прилично выпила в ожидании Джера, и теперь ее глаза блестели и плохо концентрировали взгляд. Она отпускала шутки, вне всякого сомнения, считая себя звездой.

– Вы двое, – она по очереди показала на нас пальцем, – просто на одно лицо. Это так пугает.

– Ничего и не на одно, – сказала я на автомате. Уже не в первый раз я слышала подобный вердикт. Волосы Джера, достававшие до плеч, были стянуты в низкий хвост. Темные и прямые. В точности как у меня. Тот же оливковый цвет лица, та же худая фигура.

– Даже уши одинаковые, с ума сойти. Ты только посмотри. – Алекс гладила ухо Джера, изучая и сравнивая.

– Вот и нет, – сказала я, бессознательно дотронувшись до мочки уха.

– Точно такой же формы и цвета. А глаза! Если скосить глаза, – Алекс сощурилась, – тебя можно принять за Джера.

– Можно и не принимать, – ответила я, чувствуя легкую обиду.

– Вы, получается, идентичные близнецы?

Я подождала немного, дав тем самым Джеру шанс ответить. Он мог сказать что-нибудь остроумное или чудовищно глупое, но лишь отхлебнул еще пива.

– Нет, – сказала я осторожно. – Мы не идентичные, – выдержав еще паузу, добавила: – Он мужчина.

– Я знаю, – ответила Алекс. – Но, не считая этого…

– Ты не понимаешь, что означает слово «идентичные»?

– Что ты имеешь в виду? – перестав щуриться, она начала хмуриться.

– Да так, ничего, – я махнула рукой и встала с дивана.

Я не знала, стоит ли продолжать пить, пока не обнаружила, что у меня в руке бутылка и я вскрываю ее новым штопором с Симпсонами.

Когда я вернулась в гостиную, Алекс и Джерейнт страстно целовались. Он повис на ней скорее пьяно, чем эротично, но, наверное, не мне было об этом судить.

– Я иду спать, – сказала я. Джер оторвался от Алекс, вытер рот рукой и этой же рукой отдал мне честь.

– Увидимся на рассвете, – сказал он.

– У нас много дел?

Он кивнул.

– Очень.

– Каких? – Алекс почуяла особую интимность нашего разговора.

– Никаких, – одновременно ответили мы с Джером.

От выпитого у меня чуть кружилась голова. Я лежала в кровати, комната вертелась, в наушниках играла музыка, позволяющая не слышать, какие звуки издает мой брат во время секса. Я чувствовала себя абсолютно расслабленной. Как бы меня ни бесили все эти стереотипы по поводу близнецов, когда он был рядом, я чувствовала себя другой. Я чувствовала себя в безопасности. Будто я была гладкой, цельной, а не сломанной половинкой с зазубренными краями.

Не знаю, сколько я просидела, думая о Джерейнте, но, видимо, долго, потому что уже стемнело. Поднявшись с дивана, я прошлась по квартире, задвинула шторы, включила свет. Я любила свою квартиру. Пусть маленькая, зато в ней недавно сделали ремонт, а ванная была самой очаровательной в мире. Гостиную открывало эркерное окно, а закрывали застекленные двери, которые вели в маленький четырехугольный двор. Пат всегда говорила мне – не надо снимать квартиру на первом этаже! – но в доме, где я жила, к входной двери вели ступеньки, так что люди под окном не ходили.

И к тому же я так и не смогла избавиться от привычки поступать не так, как говорила Пат.

Я поправляла диванные подушки, собираясь ложиться спать, когда услышала шум. Глухой стук и сдавленный стон, как в фильмах про зомби. Я схватила телефон, набрала две девятки, потом, сжимая его в руке, пошла на звук. К застекленным дверям. Лучше бы я не закрывала их плотными шторами – тогда было бы сразу видно, что за окном. Это вполне могла быть кошка, собака или ветка дерева, но все же нужно было удостовериться. Я заставила себя отодвинуть штору и увидела Марка. Я сразу его узнала, и только это удержало меня от крика.

Он стоял, прислонившись к двери, и я испугалась, что он может выдавить стекло своим телом. Представила осколки, испуганного соседа, который стучит в стену, может быть, даже звонит в полицию, и открыла.

– Я пришел к тебе, – сказал Марк, провел рукой по лицу и нетвердым шагом прошел в гостиную, оставляя на полу грязные следы.

– Тебе нечего здесь делать, – сказала я, скрестила руки и попыталась заслонить собой диван в надежде, что, если я не позволю Марку сесть, долго он не пробудет. Но это было все равно что блокировать полузащитника. Проскользнув мимо меня, он тяжело плюхнулся на диван.

– Почему ты не приехала?

– Я же сказала, – ответила я. – Прости меня, но между нами все кончено.

– Из-за того, что случилось сегодня?

Вид у него был недоумевающий, но я ощутила лишь раздражение.

– И поэтому тоже. Ты никогда не уважал мои чувства. Ты постоянно заявляешься ко мне на работу. Люди говорят…

– Ну и пусть говорят, – сказал он. – Не вижу проблемы.

– Я понимаю, – я глубоко вздохнула. Я всегда расставляла все по местам, чтобы был порядок. В самом начале отношений я сразу ясно дала Марку понять – никто на работе не должен знать о них. Он охотно согласился. – Но у нас ведь был договор…

– Договор? – Все лицо Марка вспыхнуло. – Вот что нас, по-твоему, связывает?

– Это всего лишь слово.

– Оно говорит обо всем, – сказал он. – Для тебя это просто бизнес. Бесчувственная деловая операция, которая проводится в определенное время и строго конфиденциально.

Он уже не казался жалким.

– Если ты не уйдешь, я вызову полицию, – предупредила я, в самом деле собираясь звонить.

– Не вызовешь. – Марк вытянулся на диване, провел рукой по подушкам, по-видимому, успокоившись. – Ты не любишь драм. Садись. Давай поговорим. Ты же понимаешь, когда-нибудь нам придется все обсудить. Можно и сейчас.

– Ты пьян, – я надеялась, что являю собой рассудительность, а не готовность к ссоре. – Завтра поговорим. Выпей кофе.

– Я выпил, – согласился Марк. – Но я не пьян, – он расставил пальцы, – разве только чуть-чуть.

– Ты себя слышишь? – спросила я, уже не пытаясь казаться рассудительной. – Прекрасная иллюстрация пьянства. В том числе безграничная уверенность в том, до чего ты очарователен в нетрезвом состоянии – что, к слову сказать, совсем не так.

– Мне нравится, когда ты так со мной говоришь, – Марк ухмыльнулся. Вряд ли эта ухмылка предвещала что-то хорошее.

– Как? – Я направилась к кухне. Мобильник лежал на столе. Вызову полицию, пусть сами разбираются.

– Строго, как учительница. Это сексуально.

– Я серьезно, – сказала я, стараясь говорить как можно серьезнее, но при этом не как учительница. – Если не уйдешь, я позвоню в полицию.

– Ладно, ладно. – Марк кое-как поднялся на ноги, я шагнула в сторону. Он помолчал, по его лицу прошла судорога боли. Потом, как бы сдаваясь, он поднял руки вверх. – Ухожу.

– Спасибо.

– Отвезешь меня домой? – Его плечи опустились. – Я так устал. Мне очень, очень плохо, – он поднял глаза, – ты разбила мне сердце, Мин.

Я терпеть не могла, когда он сокращал мое имя, но вид у него в самом деле был несчастный: спина согнута, голова опущена. И, по правде сказать, он заслуживал немного хорошего отношения. Немного доброты.

– Что ж, – сказала я. – Но сегодня мы не будем об этом говорить, хорошо? Мы все обсудим, когда ты протрезвеешь. Встретимся и обсудим, обещаю.

– Идет, – Марк кивнул.

Он был грустен, но спокоен, выходя из квартиры, обходя здание, садясь в мой древний «Пежо». Уже по пути, под скрипучий звук дворников, сметающих со стекла капли дождя, он вновь заладил:

– Я просто хочу понять, что я сделал не так.

– Все ты сделал так, – ответила я, сосредоточившись на дороге. Видимость ни к черту не годилась; хорошо, что машин было мало.

Он сменил тактику и принялся меня уламывать:

– Ну если я сделал что-то не так, скажи мне, и я больше не буду. Хочешь, на работе буду вести себя по-другому? Мы можем держаться порознь, я же не против.

– Нет, ты против, – сказала я, вновь вступая в надоевшую полемику, несмотря на все свои благие намерения. – И в этом проблема.

Одна из множества.

– Значит, это все-таки я виноват? Но мы можем это исправить, – Марк был неумолим, в его голосе вновь послышались снисходительные нотки, услышав которые я каждый раз сжимала зубы. – Это одна из задач людей в отношениях. Исправлять ошибки.

Меня так и тянуло ответить: я тебя не люблю, и это не исправить, – но я не хотела быть жестокой. Или, если быть совсем точной, мне не хотелось его злить. Трезвый Марк был удивительно спокойным и разумным человеком, но, напившись, и в лучшие времена начинал буянить, а сейчас были явно не лучшие.

Не обращая на него внимания, я следила за дорогой, а он тем временем размышлял, какие аспекты наших отношений нуждаются в исправлении.

– К сексу это, само собой, не относится, – сказал он. Как бы это ни злило, он был прав.

– Я не хочу сейчас об этом говорить. Уже поздно. Я устала и… – я с трудом удержалась, чтобы не повторить «ты пьян».

Он немного помолчал, потом спросил:

– У тебя кто-то есть?

– Нет, – ответила я, сворачивая в сторону, чтобы не утопить машину в луже. – Мне и на тебя времени с трудом хватает. Когда мне, черт возьми, заводить романы?

Голос Марка был напряженным и злым.

– Стало быть, не позволяет график, а не отсутствие интереса?

– Я не то хотела…

– Тогда почему, Мин? Почему ты так поступаешь с нами?

– Сейчас я об этом говорить не буду, – сказала я, глядя в залитое дождем окно. – И не называй меня Мин.

– Ты очень давишь на меня, ты знаешь об этом? Почему не сейчас? Почему ты вообще все за нас решаешь? – он снова глотал слова, и я поняла, что он не начал трезветь, мне просто так показалось. – Ты говоришь – мы не можем быть вместе на работе. Ты говоришь – мы должны скрывать наши отношения. Ты говоришь – мы не будем съезжаться. Ты говоришь – не станешь знакомить меня с семьей. Ты говоришь – мы расстаемся. Как насчет того, что скажу я?

Я чувствовала только холод. Я знала, обычно люди чувствуют что-то еще. Мы были вместе больше года и пережили много приятных моментов. Марк был любящим, внимательным, весьма компетентным в сексуальном плане. Ну вот опять, подумала я, прибавляя скорость дворников, чтобы было видно хоть что-то. Весьма компетентный в сексуальном плане. Да кто вообще так выражается? Что со мной не так?

Марк продолжал разглагольствовать, и у меня возникло чувство, что сейчас он тихо расплачется. Но его настроение пошло по другому пути. Он схватил меня за руку.

– Слушай меня, мать твою! Ты меня не слушаешь! Какого хрена ты не слушаешь?

Машину резко повело вправо, и я вцепилась в руль, пытаясь помешать ей вылететь на разделительную полосу.

Я хотела сказать Марку, что он идиот, но мне не удалось: он схватил руль обеими руками и резко дернул. Я хотела удержать его, но он был слишком сильным, а движение – слишком внезапным. Я нажала на тормоз, в зеркале заднего вида вспыхнули огни, и машина покатила по мокрой глади дороги. Ее кружило, задние колеса кренило влево. Во мне поднималась паника, но не сковывала. Мир за окном машины был смазанным пятном размытых огней и пугающих контуров, но вместе с тем вызывал не страх, а любопытство. Мне казалось, я сейчас не в машине, а снаружи и не чувствую ни ужаса, ни адреналина, а лишь наблюдаю с расстояния, как она кружится. Это было медленнее, грациознее, чем я представляла себе автокатастрофу. Зачарованная, я смотрела на огни подъезжавших автомобилей, которые становились все ярче, больше, ближе. Внезапно они приблизились так, что стали ослепительными, в глаза ударил обжигающий белый свет. В следующую секунду я не видела уже ничего, только тьму.