Читать книгу Семь дней в искусстве - Сара Торнтон - Страница 3

«Семь дней в мире искусства» – это описание замечательного периода в истории искусства. За последние восемь лет[1] рынок современного искусства пережил настоящий бум, посещаемость музеев резко возросла, и многие позволили себе отказаться от ежедневной работы и стали именоваться художниками. Мир искусства расширялся и ускорялся, становился всё круче, моднее и дороже.

Мир современного искусства – широкая сеть пересекающихся субкультур, объединенных верой в искусство. Она опутывает весь земной шар, концентрируясь в таких арт-столицах, как Нью-Йорк, Лондон, Лос-Анджелес и Берлин. Яркие арт-сообщества есть и в Глазго, Ванкувере и Милане, но это скорее замкнутые мирки, члены которых часто решают не выходить за их пределы. И всё же мир искусства сегодня более полицентричен, чем в двадцатом веке, когда первенство удерживал Париж, а затем Нью-Йорк.

Люди, вовлеченные в мир искусства, обычно исполняют одну из шести ролей: художника, дилера, куратора, критика, коллекционера или эксперта аукционного дома. Бывают художники-критики и дилеры-коллекционеры, но они сами признают, что не так просто совмещать сразу две роли, и только одна из них обычно доминирует в восприятии обществом. Очень трудно быть уважаемым и успешным художником, но центральную роль всё же играют арт-дилеры, которые, направляя деятельность остальных игроков, занимают в мире искусства главное место. По мнению Джеффа По, дилера, который появляется в нескольких главах этой книги, «в мире искусства важна не власть, а контроль. Власть – это что-то вульгарное, контроль – более рассудочное, более точное понятие. Всё начинается с художников, потому что именно их произведения определяют дальнейший ход игры, но им нужен честный диалог с соучастником. Незаметный контроль, подкрепленный доверием, – вот реальный мир искусства».

Важно понимать, что мир искусства гораздо шире, чем рынок предметов искусства. Рынок – это люди, покупающие и продающие произведения искусства (то есть дилеры, коллекционеры, аукционные дома), но многие деятели мира искусства (критики, кураторы и сами художники) не участвуют в этой коммерческой деятельности непосредственно и на регулярной основе.

Мир искусства – область, где многие не просто работают, но и живут с утра до вечера. Это «условная экономика», где люди обмениваются мнениями и где культурная ценность – понятие дискуссионное и далеко не всегда определяется деньгами.

Мир искусства часто воспринимается как бесклассовый, в котором бывшие бедные художники пьют шампанское с высокооплачиваемыми менеджерами хедж-фондов, научными кураторами, модельерами и другими «людьми творческих профессий». Но вы ошибетесь, если подумаете, что мир искусства равноправен или демократичен.

Искусство – это эксперименты и идеи, но также и превосходство и исключительность. В обществе, где каждый ищет, с помощью чего мог бы хоть немного выделиться из общей массы, такое сочетание пьянит.

Мир современного искусства – это, по Тому Вулфу, «статус-сфера». Он построен согласно довольно размытой и часто противоречивой иерархии, основанной на славе, доверии, исторической значимости, организационной принадлежности, образовании, очевидной разумности, богатстве и различной атрибутике вроде размера коллекции. Я много путешествую по миру искусства, и меня неизменно забавляет озабоченность всех его участников своим статусом. Пожалуй, самые яркие примеры такой озабоченности – дилеры, продумывающие расположение стенда на художественной выставке, или коллекционеры, стремящиеся быть первыми в очереди за новым «шедевром», однако никто не является исключением из правил. Джон Балдессари, художник из Лос-Анджелеса, мудрые и остроумные высказывания которого вы найдете на этих страницах, однажды сказал мне: «У художников огромное эго, но его проявление со временем меняется. Меня крайне утомляет назойливость некоторых, когда они настойчиво рассказывают мне о своих карьерных достижениях. Хорошо бы изобрести какие-то знаки отличия, которые справились бы с этой задачей: выставляешься на биеннале Уитни или в галерее “Тейт” и цепляешь их на пиджак, чтобы все видели. Художники могли бы носить лампасы, как генералы, чтобы каждый видел их уровень».

Если бы можно было сформулировать единый для всего мира искусства принцип, то он, вероятно, заключался бы в том, что нет ничего важнее самого искусства. Некоторые действительно верят в это, а другие знают, что это de rigueour[2]. Так или иначе, социальное окружение искусства часто презирается как малозначимое и грязное.

Социальное окружение искусства часто презирается как малозначимое и грязное.

Когда я изучала историю искусства, мне посчастливилось ознакомиться со многими недавно созданными работами, но я не имела четкого представления о том, как они распространяются, как стали считаться достойными внимания критиков или как вообще получили признание, как их продвигали, как они продавались или попадали в коллекции. В наши дни работы современных художников составляют большую часть образовательной программы, поэтому стоит разобраться в основных понятиях искусства и процесса оценки, которую произведение проходит на пути от студии до постоянной экспозиции музея (или до мусорного контейнера, или любого другого подобного места). Куратор Роберт Сторр, главный герой главы «Биеннале», сказал мне: «Задача музеев – снова сделать искусство бесценным. Они изымают работы из рыночного оборота и помещают их в такое место, где они становятся общественным достоянием». Мои исследования показывают, что великими произведения становятся не просто так. Величие именно создается, причем не только художниками и их помощниками, но и дилерами, кураторами, критиками и коллекционерами, поддерживающими эти работы. Это не значит, что искусство недостаточно велико само по себе или что работы, попавшие в музей, не заслуживают там находиться. Ни в коем случае. Просто коллективное мнение не столь примитивное и непостижимое, как может показаться.

Оригинальность не всегда вознаграждается, но некоторые рискуют и привносят что-то новое, становясь ориентиром для остальных.

Основная мысль «Семи дней в мире искусства»: современное искусство стало своего рода альтернативной религией для атеистов. Художник Фрэнсис Бэкон однажды сказал: когда «человек» осознает, что он всего лишь случайность в большой системе из самых разных объектов, он может лишь «обманываться в течение какого-то времени». Затем Бэкон добавил: «живопись, как и искусство в целом, полностью стало игрой, с помощью которой человек отвлекается… и художник, чтобы его признали, должен погрузиться в эту игру». Для многих людей искусства и поклонников творчества других видов концептуальное искусство служит неким экзистенциальным каналом, посредством которого они привносят смысл в свою жизнь. Оно требует истовой веры, но и вознаграждает верующего ощущением собственной значимости. Более того, подобно тому, как церкви и другие ритуальные места выполняют социальную функцию, так и художественные мероприятия рождают ощущение общности, основанной на общих интересах. Эрик Бэнкс, писатель-редактор, который появится в пятой главе, утверждает, что страстные обсуждения в мире искусства имеют неожиданную пользу. «Люди действительно говорят об увиденных произведениях искусства, – сказал он. – Если я читаю, скажем, книгу Роберто Боланьо, мне практически не с кем обсудить прочитанное. Чтение занимает много времени и требует уединения, в то время как изобразительное искусство способствует быстрому формированию различных сообществ».

Несмотря на эгоизм и заботу о собственных интересах, мир искусства опирается на общее мнение в той же степени, как и на анализ каждого конкретного случая или критику. Хотя мир искусства почитает всё нетрадиционное, в нем хватает и конформизма. Художники создают произведения, лишь «выглядящие как искусство», и это закрепляет стереотипы. Кураторы потворствуют ожиданиям коллег и музейных советов. Коллекционеры носятся стадами, чтобы купить работы горстки модных художников. Критики поднимают пальцы вверх, чтобы узнать, в какую сторону дует ветер, и «сделать всё правильно». Оригинальность не всегда вознаграждается, но некоторые рискуют и привносят что-то новое, становясь ориентиром для остальных.

 Высокие цены привлекают внимание СМИ, и они, в свою очередь, популяризируют искусство как роскошный товар и символ высокого статуса.

Эта книга пишется во время бурного развития арт-рынка. Чтобы понять, почему рынок настолько оживился за последнее десятилетие, можно начать с ответа на вопрос, почему искусство стало таким популярным. В этой книге даются варианты ответа. Вот несколько простых, взаимосвязанных гипотез. Во-первых, мы стали образованнее, чем когда-либо (за последние двадцать лет процент людей с высшим образованием в США и Великобритании резко возрос), и у нас появился аппетит к более сложным в культурном отношении товарам. В идеале искусство побуждает к размышлениям, требует активных, но приятных умственных усилий. Пусть некоторые области культурного ландшафта и кажутся «примитивными», значительная зрительская аудитория всё равно тянется туда, где бросают вызов набившим оскомину, традиционным подходам. Во-вторых, хотя мы и лучше образованны, но меньше читаем. Наша культура стала телевизионной или даже ютьюбовой. Одни сетуют на «вторичность» вербальной современной культуры, другие указывают на рост зрительской грамотности и, вместе с тем, на более широкое распространение визуальных интеллектуальных удовольствий. В-третьих, в мире стремительной глобализации искусство вышло за пределы границ. Оно становится общепонятным языком и затрагивает общие проблемы, на что не способны другие культурные формы, привязанные к слову.

По иронии судьбы, еще одна причина такой популярности художественных произведений – их дороговизна. Высокие цены привлекают внимание СМИ, и они, в свою очередь, популяризируют искусство как роскошный товар и символ высокого статуса. За последние десять лет самая зажиточная часть населения планеты стала еще богаче, мы стали свидетелями роста числа миллиардеров. По словам Эми Каппеллаццо, сотрудницы аукционного дома «Кристис», «чего еще желать после того, как у вас появляется четвертый дом и самолет G5? Искусство чрезвычайно обогащает. Почему бы людям не устремиться к новому искусству?». Число людей, которые не просто занимаются коллекционированием, а накапливают запасы произведений искусства, выросло с сотен до тысяч. В 2007 году аукцион «Кристис» продал 793 арт-объекта более чем по миллиону долларов каждый. В цифровом мире клонируемых культурных ценностей уникальные арт-объекты становятся сопоставимыми с недвижимостью. Они позиционируются как надежные активы, которые не растают в воздухе. Аукционные дома стали обхаживать тех, кто ранее думал, что не может позволить себе покупку предметов искусства. Перспектива выгодной перепродажи породила относительно новую идею о том, что современное искусство – хорошая инвестиция, а на рынке появилось понятие «превосходная ликвидность».

Эффект сильного рынка вышел далеко за рамки жалоб коллекционеров на стремительный рост цен и резкого расширения площадей галерей. Богатство просачивается. Всё большее число художников очень хорошо зарабатывает на жизнь, некоторые – не хуже поп-звезд. Критики штампуют тексты для редакционных колонок. Кураторы уходят из музеев на более высокооплачиваемую работу в галереях. Однако рынок оказывает влияние и на восприятие зрителей. Многие опасаются, что установление рыночной цены затмило любые другие формы ответной реакции, такие как позитивная критика, художественные премии и музейные выставки. Они приводят в пример некоторых художников, уровень работ которых снизился в результате необузданного стремления к росту продаж. Даже самые успешные дилеры согласны с тем, что зарабатывание денег должно быть лишь побочным продуктом искусства, а не главной целью художника. Искусство нуждается в мотивах более глубоких, чем выгода, если оно хочет отличаться от других форм культуры и быть выше них.

Поскольку мир искусства разнообразен, непрозрачен и откровенно скрытен, трудно дать ему обобщенную и всеобъемлющую оценку. Более того, редко кому удается войти в мир искусства. Я попыталась рассмотреть эти проблемы в семи историях, действие которых происходит в шести городах пяти стран. Каждая глава – описание одного дня, которое, надеюсь, даст читателю ощущение, что он находится внутри событий, происходящих в мире искусства. Каждая история основана в среднем на тридцати-сорока пространных интервью и многочасовых закулисных, так называемых включенных наблюдениях – наблюдениях изнутри за участниками событий. Хотя такого рода исследования обычно называют съемкой скрытой камерой, более точной метафорой будет «кошка на охоте»[3], ведь хороший наблюдатель больше похож на бродячую кошку: она любопытна, общительна и безобидна; иногда становится навязчивой, но ее легко проигнорировать.

В первых двух главах описываются противоположные явления. «Аукцион» – это подробный отчет о вечерней распродаже дома «Кристис» в Рокфеллер-центре в Нью-Йорке. Как правило, на аукционах вы не увидите художников. Эти мероприятия служат конечной точкой, а некоторые даже говорят – моргом для произведений искусства. В главе «Критический разбор», напротив, описывается легендарный семинар в Калифорнийском институте искусств – своего рода инкубаторе, в котором студенты превращаются в художников и изучают основы профессии. Нет ничего более далекого от погруженной в размышления и малобюджетной жизни художественной школы, чем быстрота принятия решений и богатство аукционного зала, но и то и другое играют важную роль в понимании того, как устроен мир искусства.

Точно так же противопоставляются «Художественная ярмарка» и «Визит в мастерскую»: в первой говорится о потреблении, во второй – о производстве.

 Мастерская – лучшее место для внимательного изучения работы конкретного художника, а художественную ярмарку можно назвать роскошной торговой выставкой, где клубится толпа, разглядывает множество работ и не дает сосредоточиться на каком-либо конкретном произведении.

В главе «Художественная ярмарка» описывается день открытия ярмарки «Арт-Базель» в Швейцарии. Она внесла большой вклад в интернационализацию и сезонность мира искусства. Художник Такаси Мураками, который играет яркую эпизодическую роль в Базеле, и есть главный герой главы «Визит в мастерскую», действие которой происходит на трех его рабочих площадках и в литейном цехе в Японии. Студии Мураками, по масштабам превосходящие «Фабрику» Энди Уорхола, служат не просто помещениями, в которых художник создает произведения искусства, а сценой для воплощения его художественных замыслов и площадкой для переговоров с кураторами и дилерами.

В главах четыре и пять – «Премия» и «Журнал» – излагаются истории, сюжет которых вращается вокруг дебатов, судейства и публичных выставок. В «Премии» рассказывается о британской премии Тёрнера[4]. Действие происходит в день, когда ее жюри под руководством директора галереи «Тейт» Николаса Сероты решает, кто из четырех номинированных художников поднимется на подиум, чтобы получить чек на 25 тысяч фунтов стерлингов во время телевизионной церемонии награждения. В этой же главе рассматриваются конкуренция между художниками, роль наград в их карьере и взаимодействие средств массовой информации и музеев.

В главе «Журнал» я исследую различные точки зрения на значение и непредвзятость арт-критиков и начала наблюдения с редакции «Артфорум интернешнл», глянцевого журнала о мире искусства, а затем перешла к беседам с влиятельными арт-критиками, такими как Роберта Смит из «Нью-Йорк Таймс». Потом с целью изучить разные мнения я ворвалась на собрание историков искусства. Также здесь рассказываю, как обложки журналов и обзоры в прессе способствуют карьере художника, как именно искусство и художники входят в анналы истории искусства.

Действие заключительной главы – «Биеннале» – разворачивается в Венеции, среди хаоса старейшей международной выставки. Венецианская биеннале, казалось бы, должна быть праздником, но на самом деле это весьма напряженное профессиональное мероприятие, которое настолько сильно социализировано, что на нем трудно сосредоточиться на искусстве. Этой главой я отдаю дань уважения кураторам, способным организовать всё это. В «Биеннале» также приводятся размышления о существенной роли памяти в осмыслении современности, а также о том, как ретроспективы помогают определить истинное величие явлений.

Хотя временные рамки повествования книги сжаты до одной недели, работа над ней была долгим и достаточно медленным процессом. В прошлом, при работе над другими этнографическими проектами, я погружалась в ночной мир лондонских танцевальных клубов и работала под прикрытием в качестве «разработчика бренда» в рекламном агентстве. Меня очень интересовали все подробности подобной жизни, но со временем мне это всё надоело. Тем не менее, несмотря на всесторонние исследования, я всё еще нахожу мир искусства захватывающим, и одна из причин этой симпатии, несомненно, заключается в том, что он чрезвычайно сложен. Другая причина моей привязанности в том, что в этой сфере стираются границы между работой и игрой, местным и международным, культурой и экономикой. Прихожу к мнению, что мир искусства выступает прообразом социальных моделей будущего. Пусть представители мира искусства и любят демонстрировать нелюбовь к нему, я должна согласиться со словами издателя «Артфорума» Чарльза Джуарино: «Именно в мире искусства я нашел больше всего родственных душ – довольно странных, невероятно образованных, анахроничных, анархичных, – и я счастлив».

Впрочем, когда затихают разговоры и толпы расходятся по домам, настоящее блаженство – остаться в зале в окружении прекрасных произведений искусства!