Читать книгу Джем и Дикси - Сара Зарр - Страница 5

Этой ночью я снова проснулась. Почему снова? Да потому, что почти каждую ночь что-то будто выталкивает меня из сладких объятий сна. Шум на улице, дурной сон, возвращение мамы с работы или гулянок – причина не так уж и важна. Стоит только городу погрузиться в темноту, и что-то обязательно случается, заставляя меня высунуть нос из-под одеяла.

Оглядевшись, я обнаруживаю, что кровать Дикси пуста. Сестра всегда имела обыкновение тихонько слоняться по дому ночью, но что-то подсказывает мне, что это не тот случай. Навострив уши, я слышу два голоса, Дикси и мамы, доносящихся из нашей гостиной.

Поднявшись с кровати, я крадусь по коридору и замираю в темноте, совсем рядом с гостиной. Они сидят на диване, почти вплотную. По плечам мамы небрежно рассыпались светлые, с темными кончиками волосы.

Когда до меня доносится еле слышный хруст, я приглядываюсь и замечаю в руках Дикси пачку чипсов. К хрусту присоединяется еще один шелестящий звук, в котором я не сразу узнаю воодушевленный, явно с трудом сдерживаемый шепот сестры. В какой-то момент мне чудится, что она говорит обо мне, но я тут же прогоняю эту мысль. Мне и раньше казалось, что мама и сестра частенько обсуждают меня за моей спиной, особенно с тех пор, как Дикси перешла в старшую школу. Только с вторжением сестры в мою отшельническую школьную жизнь я почувствовала что-то новое, но очень неприятное: нас не сравнивал только ленивый. Конечно же все замечали, что у меня нет друзей, как будто в этом было что-то плохое. На самом деле это очень удобно: я могу заглядывать к мистеру Бергстрому, школьному психологу, в любой момент, не боясь, что кто-то станет совать в это свой нос. С появлением Дикси весь мой привычный мир рухнул, и мне пришлось смириться с тем, что теперь я находилась под неусыпным наблюдением сестры, всегда готовой настучать на меня маме.

Интересно, что она может говорить обо мне сейчас?

«Джем – изгой».

«Джем вечно сидит в кабинете психолога».

«Джем берет деньги у младшеклассников, чтобы купить себе равиоли».

Меня передергивает от этого шепота внутреннего голоса, и я делаю шаг назад, в темноту коридора, чтобы видеть и слышать все, что происходит, но оставаться незамеченной. Я практически перестаю дышать, чтобы разобрать шепот Дикси.

– …так что я не стала переодеваться. И уж точно не собиралась после его мерзкой фразы: «Ох, когда же я снова увижу тебя в шортах, Дикси?» Придурок. Я пожаловалась мисс Моузер, но она все еще считает это прогулом. Поэтому они тебя и вызвали.

А, она говорит о Джиме с физкультуры, а не обо мне.

Облегченно выдохнув, я нервно почесываю руку, совершенно забыв о том, что хоть меня и не видно, но слышно прекрасно. Мама и сестра поворачиваются в мою сторону почти синхронно. На груди мамы, скрытой под черным топом, висят многочисленные подвески и кулоны на кожаных шнурках. На выглядывающей из-под ткани ключице виднеется краешек татуировки с русалкой. Мама всегда притягивала взгляды, точно так же, как и Дикси. В ее лице сквозило то, чего не найти ни у моделей, ни у актрис: завораживающая, притягательная харизма. Внутренняя сила, не заметить которую было просто невозможно. Даже здесь, на этом потрепанном временем диване, мать и сестра составляют такой убийственной силы тандем, что я почти физически начинаю ощущать, как моя невзрачность на их фоне становится очевидней вдвойне.

Мама подает голос первой:

– А вот и ты. Мы тебя разбудили?

Она натягивает одну из своих самых искусственных улыбок. Натягивать улыбку для Дикси ей никогда не приходится. Мистер Бергстром как-то спросил, не надумываю ли я. К несчастью, он ошибался – и явно изменил бы свое мнение, если бы увидел эту улыбку своими глазами.

Пустая пачка чипсов хрустит в маминой руке, а в голосе слышатся виноватые нотки.

– Мы только что их прикончили. Там всего-то полпачки оставалось.

– Где ты была?

Эти слова вырываются неожиданно для меня самой.

Глаза Дикси в один момент возмущенно округляются: она ненавидит эти моменты. Моменты, когда только я могу напомнить маме, кто она для нас, и разрушить хрупкую иллюзию сестры. Сломать эту глупую картинку, где мама – всего лишь еще одна из ее подружек, тех, что приходят домой пожаловаться на своих парней, лишний вес и пустой кошелек. Из тех, кто никому не позволяют указывать, как справляться со всем этим и выживать. Конечно, присматривать за мамой – далеко не то, о чем я мечтала. Но я, в отличие от сестры, понимаю, что кто-то определенно должен это делать. Если не Дикси, то я.

Я делаю шаг в гостиную. Мама зачем-то касается черных кончиков своих волос, перед тем как смять пустую упаковку из-под чипсов. Она вряд ли догадывается о том, что я все знаю. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы заметить, что она уже полгода как пьет и что-то принимает. Ее день рождения был в сентябре. Именно тогда она снова сорвалась.

Всего один бокал вина. Всего пару затяжек. Ведь ничего плохого не случится, верно, мам? Так ты говорила? Приблизившись, я вглядываюсь в мамины глаза с единственной целью – разглядеть, что же она приняла в этот раз: бокальчик вина, косячок, а может, и то и другое?

– Ну, во-первых, я сходила и заплатила за электричество, – говорит она, не глядя мне в глаза.

– В час ночи? Серьезно, мам?

– Сначала мне нужно было снять деньги, – говорит она, поворачиваясь к Дикси, – потом тот парень никак не мог найти наш аккаунт. Пришлось продиктовать ему полный номер, мое имя, адрес, но… Мы словно испарились из их системы. Он искал наш аккаунт целую вечность, и это порядком мне надоело. – Мама наконец-то поворачивается ко мне. – А потом в город приехала Джуди. Не припомню, говорила ли я тебе об этом. Сегодня ночью у меня была единственная возможность с ней увидеться.

Дикси нетерпеливо ерзает на диване, поджав под себя ноги.

– Они ходили в «Вельвет», Джем! – Лицо сестры светится таким восторгом, как будто это величайшее событие в ее жизни. Она ждет, что я поддержу ее энтузиазм, но тщетно.

Мама бросает в ее сторону быстрый взгляд, не обещающий ничего хорошего. Она явно не рассчитывала, что я об этом узнаю.

– Ой, извини, мам, – произносит Дикси, потупив взгляд.

Это звучит так, словно в этом доме сестры – они с Дикси, а я играю роль строгой матери с замашками надзирателя.

– Всего на пару часов. – Голос мамы звучит так, словно она оправдывается.

Склонившись, она начинает изучать содержимое своей сумки, успевшей скользнуть с дивана на пол.

– Джуди, конечно, уже не такая красотка, какой была раньше… Дикси, ты брала мой бальзам для губ?

– Нет.

– Тогда почему мне каждую неделю приходится покупать новый?

Мама раздраженно копается в сумке и, не выдержав, переворачивает ее вверх тормашками, одним движением вытряхнув все содержимое. По полу разлетаются губные помады, салфетки, ручки и парочка так и не распечатанных писем.

Моментально очутившаяся на полу Дикси шарит вокруг себя руками. Округлившиеся от удивления глаза сверлят один из конвертов.

– Это же мне!

Мама пытается перехватить руку сестры, но Дикси оказывается быстрее: ее шустрые пальцы уже сжимают мятый конверт.

– Это от папы?

– Нет. Ну, не знаю. Здесь нет адреса отправителя.

Присев, мама нехотя убирает руку. На ногтях поблескивают неровные пятна темно-зеленого лака – точнее, того, что от него осталось.

– Дикси, детка, отдай конверт.

– Это точно от него. Здесь почтовая марка из Остина.

Дикси меняется в лице и прижимает несчастный конверт к груди так, словно от письма внутри зависит ее жизнь.

– Это письмо адресовано мне, мам.

Затаив дыхание, я молча наблюдаю за этой странной маленькой битвой, развернувшейся в нашей гостиной. Воцарившуюся тишину разрезает короткий вздох мамы. Ее рука бессильно опускается на колени.

– Это письмо адресовано исключительно тебе, Дикси?

Сестра вжимается в краешек дивана, подтянув колени к самому подбородку. На ногтях тонкой руки, прижавшейся к ее рту, такой же зеленый лак, как и у мамы: блестящий, аккуратный, совсем свежий.

– Ну, раз это тебе, Дикси, то открывай, – раздраженно бросает мама, запихивая обратно в кошелек все его нехитрое содержимое, включая использованные салфетки. На посеревшем после бессонной ночи лице – странная, неестественная взволнованность.

Мы с Дикси молча переглядываемся, явно подумав об одном и том же: сегодня ночью мама наверняка приняла не только бокальчик-другой. А значит, ее лучше не злить. Взорваться в этом состоянии мама может в мгновение ока.

– Открою, но не сейчас.

– Почему это? Ты же только что так чертовски торопилась выкрасть его из моей сумки. Что там, по-твоему? Деньги? Билет на самолет? Мечтай дальше, Дикси, мечтай. – Голос мамы издевательски выводит последнюю фразу на мотив какой-то старой рок-песни. Ее голос срывается, превращаясь в нервный фальцет, и я окончательно понимаю: мама точно выкурила косяк, а может, и еще что-то приняла, посильнее. В голове проносится картина, как я пытаюсь ее разбудить, а она не реагирует.

Дикси оборачивается на меня с таким странным, непривычным выражением лица, что я не сразу понимаю, чего же ищет во мне этот взгляд. Поддержки? Защиты? Пожав плечами, я отворачиваюсь. В конце концов, это ей пришло письмо от отца, а не мне.

– А, Джем, я тебе принесла кое-что! – Вскочив на ноги, она протягивает мне упаковку спичек из «Вельвета». – Смотри не подожги тут всё!

Я молча смотрю на маленький коробок в своих руках, и что-то глубоко в груди болезненно сжимается. Так было всегда, с самого детства, сколько я себя помню. Одна и та же история, начало которой громкое «Смотри, что я принесла тебе, Джем!», и конец – мама, судорожно вытряхивающая из сумки хлам, предназначающийся мне: старые ручки, мятые упаковки жвачки, чьи-то визитки. Ничего даже отдаленно не напоминает подарок.

Черкнув по коробку ногтем, я еле слышно благодарю.

– Все лучше, чем ничего, правда? – запустив руку в волосы, произносит мама, пытаясь изобразить на лице подобие улыбки. – Как прошел твой день? Как дела в школе?

Для нее это было новой увлекательной игрой. Стоило маме заметить, что Дикси недовольна хоть чем-то, что она для нее делает, мама тут же делала вид, что сестры не существует, и переключала свое внимание на меня. Поначалу мне нравилось это внимание, пока я не поняла его причину. Даже разговаривая со мной, мама вечно озиралась на Дикси, и от этого было ничуть не легче, чем в моменты полного игнорирования моего существования. Да и сестра начинала смотреть на меня так, будто это моя вина.

Я спешно вырываю свою руку из маминой ладони, но слишком поздно. Дикси вскакивает как ошпаренная и, чертыхнувшись сквозь зубы, проносится мимо нас в свою комнату.

– Нам нечего есть, – тихо говорю я маме.

– Разве? Я же совсем недавно ходила в магазин.

– Ты не могла бы заполнить бланк на завтраки в школе?

В ответ мама только закатывает глаза. Одна рука потирает шею, вторая зачем-то вцепляется в кошелек: такие разговоры всегда ее нервируют.

– Джем, я так устала. Просто заполни бланк, а я подпишу, хорошо?

Как предсказуемо. Стоило Дикси уйти – и мамин театр одного актера исчез, растворился, будто и не было. А с ним и этот фальшивый до смешного интерес – ко мне, к моим оценкам. К тому, что я практически не ем.

– Уже заполнила. Но им нужны копии чеков об оплате, помнишь?

Я говорила это ей уже сотни раз, все больше напоминая себе самой героя фильма «День сурка».

Мама молча встает и направляется на кухню, делая вид, что не замечает, что я иду следом. Положив сумку на обеденный стол, она наконец-то отвечает:

– Детка, ты сама все знаешь. Я не собираюсь предоставлять им никакой информации о себе. Тем более эта отвратительная школьная стряпня не даст тебе ничего, кроме ожирения. Я сама куплю тебе еды, договорились?

– Когда?

Она поворачивается ко мне медленно, словно нехотя. Мягкий свет кухни падает на ее лицо, и эта удивительная, магнетическая, искрящая в лице мамы сила исчезает без следа, словно дымка. И я наконец-то все вижу. Эти неестественно красные полопавшиеся капилляры ее глаз… Эти крошечные кусочки туши, затерявшиеся в тонкой паутине морщинок вокруг глаз. Эта соскользнувшая лямка помятого топа, обнажающая перечеркнутую тонкой бретелькой лифа кожу.

– Не раньше, чем я посплю, Джем. Не раньше, чем я приму душ и выпью чашку кофе. Джем, ради всего святого, сейчас же два часа ночи!

Я сжимаю зубы, с трудом сдерживая раздражение. Выбор предельно прост: либо надавить на нее, рискуя разозлить, либо сдаться и остаться ни с чем. Я выбираю первое.

– Тогда дай мне немного наличных. Хотя бы три доллара из тех твоих.

– Это из каких «тех»?

– Я видела их в твоем кошельке.

– Ах, ты имеешь ввиду мои наличные? Те, что заработала я?

Заработала, ну конечно. Так она называет свои потуги перехватить чужую смену в очередном баре, которые приносят ей не больше двадцати часов работы в неделю.

Оглядевшись, мама тянется за кошельком:

– Дорогая, а могу ли я узнать, когда ты снова начнешь работать?

– Я пытаюсь.

Я не вру. Мое резюме уже разлетелось по всем заведениям в нашем районе – и все без толку. И кажется, благодаря тому, что с прошлого места работы в сувенирной лавке меня с позором уволили за бесконечные опоздания, в которых, вообще-то, был виноват автобус.

– Делай или не делай. Не нужно пытаться. – Голосом Йоды из «Звездных войн».

Повернувшись ко мне, она сует в мои ладони несколько сильно потрепанных, измятых купюр.

– Хорошо, так и быть, я одолжу тебе денег, но лишь при одном условии: вернешь их в этом самом виде. Я лично проверю каждую складочку.

Я глупо смотрю на пачку бумажек в руке, не зная, как реагировать.

– Господи, Джем, я шучу! Нельзя же быть такой серьезной! – Ее рука шутливо отталкивает мою, и мама переходит на шепот: – Как думаешь, что в том письме? Ты не задумывалась, чем он сейчас занимается? Что за дурь продает на этот раз? Кажется, я уже сто лет о нем ничего не слышала. Впрочем, хвала небесам. Не очень-то и хотелось.

Мама смотрит на меня так долго, что мне становится не по себе. Я сжимаю деньги в ладони и опускаю руку – на всякий случай.

– А что насчет тебя, Джем? Ты с ним общалась?

Я молча мотаю головой.

– Знаю, детка, – тихо произносит мама, осторожно убирая челку, упавшую мне на глаза, – ты бы и не стала.